Букет чайных роз

      Декабрь, 1993 год       Одна из декабрьских сред, номеруемая двадцать девятым числом, выдалась чересчур морозной. Жители столицы уже, наверное, и не помнили, когда последний раз температура понижалась настолько сильно.       Пар выходил изо рта, растворяясь в прохладе последних дней зимы 1993-го года. Затоптанный снег на ступеньках около Храма Всех Святых на Соколе приятно скрежетал под ногами.       Под звон колоколов, шумная, не для таких заведений, компания, высыпалась на улицу. Первым из Храма вышел новоиспеченный отец с маленьким, только что принявшим веру, сыном на руках, которому крестик, подаренный крестным папой, был ещё слишком велик.       Маленький Ванечка Белов, в зимнем комбинезоне со смешными ушками, голубыми глазёнками рассматривал этот, пока ещё неизвестный для себя мир и мило улыбался, когда к нему подходили члены их большой семьи с улюлюканьем.       Даже Космос, с первого взгляда на которого и не скажешь, что тот способен на такие эмоции, не смог сдержаться, чтобы, когда взял Ваню на руки, не начать приторно-ласковым голосом лепетать, как бы спрашивая, «кто тут такой хороший мальчик?».       Пчёлкин, бубня себе какую-то, как поняла Юля, молитву под нос, после перекрестившись, подошел к супруге, всецело завладевая её вниманием.       — Поздравляю, милый, — прошептала бывшая Колесникова, цепляясь пальцами, которые, не смотря на теплоту перчаток все равно замерзли, за лацканы его распахнутого пальто, на мужских губах оставляя едва весомый поцелуй.       — Спасибо, — усмехнулся Пчёлкин, отвечая в той же манере — шепотом. Несмотря на церковные «правила», Витя не смог отказать себе в удовольствии, вновь примыкая к губам девушки, обдавая щечки, покрывшиеся румянцем от мороза, горячим дыханием. — Замерзли, маленькие?       Руки опустились на её уже слишком заметный живот.       — Нет, все хорошо, — улыбнулась девушка, поправляя узелок платка, покрывающего её голову.       Принял веру сегодня не только Белов-младший, но и остальные члены Бригады. Витя сегодня утром, пока они собирались, шутил, что, наконец, станет человеком. Юля лишь фыркнула на его слова, продолжая водить разгоряченной пластиной утюга по белоснежной мужской рубашке так, чтобы не осталось не единого залома: не хождение в церковь и чтение молитв делают человека человеком.       Пчёлкина, сама, будучи крещённой в четыре месяца отроду, не понимала такого стремление своего мужа и брата тоже покреститься. Мужчины, похоже, всерьез думали о том, что, будучи «под защитой Господа» смогут замолить грехи, которых на счету каждого было слишком много.       — Ну, как ощущения? — поинтересовалась девушка, кивая на шею мужа, где теперь, помимо толстой золотой цепи, висел ещё и массивный золотой крест, скрытый сейчас тканью рубашки.       — Как заново родился, — засмеялся Витя, вновь целуя жену.       — А хорошие кадры получаются! — послышался щелчок камеры совсем рядом и, когда супруги оторвались друг от друга, увидели Карельского, направляющего на них объектив.       — Ну, Макс, — смущенно протянула Пчёлкина, утыкаясь в теплую шею мужа. Охранник, качнув головой с улыбкой, удалился в другую сторону.       — Голубки, летите сюда уже, — со стороны послышался голос Холмогорова, призывающего пару подойти ко всем для совместной фотографии.       — Справа-налево, чукча, — поправил Космоса Филатов, когда тот, поклоняясь, размашисто перекрестился на другую сторону.       — Это тебе кто сказал? — с неким ужасом в глазах, будто сделал что-то запредельное, брюнет поспешил тут же исправить ошибку.       Юля, придерживаемая рукой мужа за спину, чтобы, не дай Бог, не поскользнуться, встала рядом с братом и Тамарой, а сзади, возвышаясь на одну ступень, разместился Витя.       — Ну, улыбки уже замерзли у всех, — сказал Белов, щекой прижимаясь к новорожденному сыну. «Canon» все никак не хотела делать снимок, фиксируя лица счастливый людей.       — Есть! — прокричал, наконец, Макс, когда фото все же удалось сделать.       — Поздравляю, Валерка, — поздравила брата Пчёлкина. Сегодня он, на пару с одной из Ольгиных подруг, стал крёстным для Ванечки.       — Спасибо, сестренка.       — Слышь, ты извини, что я у тебя тогда Таньку отбил.       — Да ладно. Это ты извини, что я тогда тебе нос сломал.       — И что за Танька? — с любопытством поинтересовалась Юля, услышав обрывки фраз Вити и Космоса.       — Да так, была там одна, — заговорщически улыбнулся Пчёлкин, толкая Холмогорова в плечо. — Да, Кос?       — Дааа, — мечтательно протянул брюнет. — Такую трудно забыть.       — Пчёлкин, так, может, разыщешь её и женишься, а? Будет у тебя целый гарем Тань, Марин и Свет. Как тебе идея? — с иронией спросила бывшая Колесникова, складывая руки на груди. — А я старшей женой буду.       — А чё, неплохая идея, — на полном серьёзе ответил мужчина, хотя во взгляде его плясали озорные огоньки. Он чуть поморщился, когда ему в плечо прилетел хорошо ощутимый тычок от жены. — Да ладно, а же шучу. И вообще, все это было давно и не правда, так что ты меньше проповеди этого космического чудовища слушай.       — Ты ваще первый начал, сам же Танюху вспомнил, — возмутился Холмогоров, явно упустив тот момент, когда же это он стал виноват во всех смертных грехах этого несправедливого мира.       — Вы чё орете? — вмешался в шуточный бой Филатов. — На всю улицу слышно.       — А чё он свои промашки на меня вешает? Не пойму ничё, — продолжал бубнеть Космос, когда Валера, стукнув того по плечу, повёл его в сторону выхода, по ступенькам вниз.       — Значит, Таня, да? — с улыбкой спросила Пчёлкина. — И как она тебе? Красивая?       — Ты лучше всех вместе взятых Тань на этой планете, — ответил Витя.       — Подхалим несчастный.       — Почему же несчастный? Рядом с тобой это невозможно, — Пчёла, видимо, решил вспомнить уроки флирта, которые он задействовал всегда в отношениях с девушками, ещё до встречи с Юлей.       — Поехали уже, Казанова, я замерзла, — с улыбкой ответила Пчёлкина, уворачиваясь от поцелуя мужа.       — Пчёлкины, ну где вы там? — послышался из-за угла голос Космоса, ожидающего друзей около машины.       — Щас, идем, — ответил Витя, придерживая жену за руку, помогая спуститься по скользким ступенькам.       Взгляд мужчины зацепился за идущую навстречу семью, глава которой, по всей видимости, Белову был знаком.       — С наступающим вас, Игорь Леонидович.       — И вас также, Александр Николаевич.       — Сань, а кто это? — спросил у подошедшего друга Витя, одной рукой прижимая к себе супругу, второй доставая из кармана пачку сигарет, тут же зажимая палочку никотина между зубами.       — Простой человек, такой же простой, как и мы. Из Министерства Добрых Дел.       — Чёт не слышал я никогда о таком министерстве.       — Значит, счастливый ты человек, Пчёлкин, — улыбнулся Белов. — Не кури в Храме и при беременной жене, — он шуточно выхватил у друга сигарету, направляясь к машине. ***       Зима, 1994 год       — Ну что, мои дорогие? Ничего плохого я, по-прежнему, не наблюдаю. Так что в следующий раз придешь сюда, Юль, уже только на роды.       У Пчёлкиной сегодня было последнее УЗИ перед родами, на котором они с Витей, вообще-то, должны были присутствовать вместе, но мужчина, как назло, опаздывал, поэтому в кабинет Юля зашла одна.       ПДР было назначено на четвертое февраля, до которого, к слову, оставалось каких-то десять дней. Меньше, чем через две недели она возьмет на руки своего малыша, совсем крохотное создание.       — Можно? — после раздавшего стука в дверь, в проеме показалась голова Вити, опоздавшего на целых двадцать минут.       — Можно, папаша, заходи, — ответила Екатерина Николаевна. — Чего задерживаешься, Вить?       — На сделке задержался, — подавая жене руку, чтобы та встала с кушетки, Пчёлкин поправил белый халат на плечах, без которого миловидная медсестричка категорически не хотела пускать его в отделение.       — Я же просила тебя вовремя приехать, — шепотом, с укором прошептала девушка, поправляя свитер крупной вязки.       — Извини, малыш, правда, запара на работе.       Это было, действительно, так. Витя, может, и приехал бы в назначенное время, если бы перед его уходом в кабинет не завалился Саня и не утащил бы на очередную важную встречу, на которой, по словам друга, без главного финансиста никак.       — Значит, будущие родители, хватит отношения выяснять, лучше присядьте оба, — оповестила Екатерина Николаевна, попутно что-то записывая в медицинской карте Юли.       — Что-то не так? — спросила девушка, присаживаясь на мягкий диван, стоящий в углу кабинета, напротив стола доктора.       — Я тебе, Юль, рекомендовала бы не ждать, когда схватки дома начнутся, а чуть раньше в больницу лечь.       — Зачем это? С ребенком что-то?       — Да нет, с ребеночком, слава Богу, все нормально. Вити все время дома нет, ты одна практически постоянно находишься, а так до родов побудешь под нашим наблюдением, тут осталось-то уже всего ничего.       — А это обязательно? Никак нельзя без этого обойтись?       — Родные, я для вашего же блага стараюсь. Нам ведь здоровенький ребеночек нужен, правда? Витя вон, будет с работы опять задерживаться, а ты одна дома будешь, и помочь тебе никто не сможет.       — Ну, не знаю… — неопределенно пожала плечами девушка, накрывая внушительных размеров живот ладонью.       — Вить, ну ты-то хоть скажи.       — Родная, и правда, Катя ведь права. Меня все время ведь дома нет, а роды ведь в любой момент могут начаться. Полежишь тут, а я к тебе каждый день приезжать буду, обещаю, — Витя положил свою руку на её. Где-то там, глубоко, под толщей ткани свитера, послышались шевеления малыша.       — Ну, раз надо, — с грустью в голосе согласилась Пчёлкина. — У меня есть время хоть бы вещи нужные собрать?       — Собирай все самое необходимое и в ближайшее время, желательно завтра-послезавтра, ложись. ***       Палата у Юли была, можно сказать, царской, и явно не для одного человека. Девушка пыталась переубедить мужа и Катю, что она может «временно пожить» и в палате на несколько человек, но Витя был непреклонен.       Поэтому, даже несмотря на то, что Екатерина Николаевна категорически отказывалась, Пчёлкин всунул ей в карман белого халата конверт с деньгами, сердечно попросив, чтобы уход за его женой и ребенком был соответствующим, и персонал ни в коем случае не реагировал на просьбы Юли перевести её в другую палату.       В больнице было, откровенно говоря, скучно. Даже очень скучно. Единственным развлечением служил телевизор в палате и общение с Катей, которая регулярно к ней наведывалась.       Несмотря на её первоначальные придирки, палата Пчёлкиной нравилась. Напротив кровати, рядом с которой стояла тумбочка, забитая различными фруктами и соками, расположился телевизор и большой аквариум, за живностями в котором Юля любила наблюдать перед сном. Она привыкла засыпать, чувствуя на себе сильные руки мужа, но, поскольку, тут это казалось непозволительной роскошью, приходилось концентрировать внимание на чем-то, чтобы поскорее уснуть.       Ещё ни одна роженица, пребывавшая когда-либо в этих стенах, не могла похвастаться таким количеством посетителей. Каждый день в платную палату приходили новые лица: родители Вити и Юли, Космос с Соней, Саша с Ольгой, Валера с Томой, ну и, конечно же, Пчёлкин. Последний приходил каждый день, иногда даже тогда, когда время посещения уже заканчивалось.       Палату окутывал приятный аромат её любимых роз, которые уже, к слову, ставить было некуда. Поэтому последние два букета, которые ей принесли Беловы и Филатовы Екатерина Андреевна забрала к себе в кабинет.       Юля, удобно оперившись спиной на подушку, читала какую-то книгу, найденную в ящике тумбы. Сегодня, по идее, она уже должна родить, но ребенок, по всей видимости, считал иначе. Если не брать во внимание факт того, что у неё дико тянуло поясницу и низ живота, можно подумать, что малыш вылезать, действительно, не собирается.       Почувствовав жажду, Пчёлкина отложила книгу, аккуратно придерживая живот, встала с кровати, подходя к столику, на котором стоял графин с водой. В то время, как приятно холодившая горло вода растекалась по горлу, девушка почувствовала ещё кое-что. Что-то слишком необычное.       По голым ногам заструилась прозрачная жидкость, похожая на воду, хлюпая на пол, чуть-чуть попало и на тапочки. Юля отставила стакан обратно, понимая, что у неё, по всей видимости, только что отошли воды. Она прочитала достаточное количество книг о беременности, и знала, что в ближайшие минуты начнутся схватки.       Действительно, буквально через секунд сорок, когда она присела на кровать, чуть зажмурившись, низ живота пронзила острая боль, такой она раньше не испытывала никогда. Тело тут же покрылось мелкой испариной. Как в тумане она дотянулась до специальной кнопке на стене, находившуюся там для вызова врача.       Спустя минуту вошла Екатерина Николаевна с медсестрой.       — Кать… — простонала Юля. — Кажется, началось…       — Главное не паникуй, слышишь? Светик, — обратилась она к молодой девушке. — Готовьте родовую палату.       Последующие тридцать минут казались ей вечностью. Но это были ещё не так ужасно как-то, что ждало её дальше.       — Дыши размеренно, так, как я тебя учила, помнишь? — когда девушка уже лежала на специальном столе, а над ней нависали несколько врачей в масках, спросила Катя. Пчёлкина кивнула, почувствовав, как медсестра кусочкам ватки утирает капельку пота, катившуюся по виску. — Все будет хорошо, да?       Все происходило как в бреду.       — Екатерина Николаевна, схваточка пошла.       — Давай, моя хорошая, тужься!       Новая волна боли пронзила все тело, пока она крепко сжимала руку медсестры. Юля не кричала, поскольку знала, что это только отнимает силы, а лишь мычала, сжимая челюсти.       — Витя… где он?       — Тебе сейчас не о Вите надо думать, а о ребенке, — ответила женщина. — Давай, моя хорошая, уже головку видно. Ещё немного осталось!       Эти мучительные часы, проведенные в родовом зале, стоили своих усилий. За очередной волной боли, которая была сильней обычной, наверное, даже самой сильной за сегодня, она не сразу почувствовала облегчение. Удивительную пустоту.       Спустя несколько секунд раздался оглушительный, надрывный детский крик, заполнивший палату.       — Ну, молодчинка ты наша! — улыбнулась Екатерина Николаевна. — Какая девочка родилась у нас! Красавица!       — Девочка? — переспросила Пчёлкина, откидываясь облегченно на подушку.       — Девочка, да, — подтвердила Катя. — Поздравляю, Юленька. Ты большая молодец.       В то время, как ребенка взвешивали и обмывали, Пчёлкиной предстояло родить ещё и послед — плаценту, пуповину и плодную оболочку. По сравнению с самой родовой деятельностью, это заняло гораздо меньше времени. Минут пятнадцать, может даже десять.       После девушке положили на грудь ребенка. Её ребенка. Их с Витей малыша. Девочка что-то кряхтела, жмуря голубые-голубые глазёнки. Такие же, как у папы.       Юля легонько погладила её по головке, по светленьким волосикам, что были словно пушок, и поцеловала невесомо в лобик.       — Моя девочка. ***       Пчёлкин удобно развалился на кожаном кресле у себя в кабинете, затягиваясь сигаретой и вчитываясь в контракт с каким-то банком, где он должен был оставить свою подпись, чтобы тот вступил в силу.       Ему нравилось это чувство. Можно это назвать чувство превосходства над кем-то. Конечно, подпись Белого имела вес больше, чем его, но это не стирало с лица Земли факта, что он, в определенный кругах, имеет свою силу. Силу на то, чтобы не заботиться о деньгах, позволяя себе и Юле все. А в скором времени появится ещё один человечек, которому он сможет обеспечить все необходимое.       Кстати, о Юле. Он звонил ей сегодня, по меньшей мере, раза три, но трубку никто не брал. Дрыхнет, скорее всего. Хотя, не может же она спать целый день напролет, время уже почти шесть вечера. Ему и в голову прийти не могло, что в то время его жена испытывала мучительную боль, производя на свет ребенка.       За дверью послышалось хихиканье секретарши и громкие голоса остальных бригадиров. Отложив от себя бумаги, от букв и цифр на которых уже начинала кругом идти голова и двоиться в глазах, Пчёла поднялся со своего места, разминая затекшую шею. Та слишком отчетливо хрустнула, и мужчина про себя отметил, что вот она — старость.       В приемной громко переговаривались Космос, Саня и Валера, последний был с большой спортивной сумкой наперевес и обычных джинсах с толстовкой, хотя в офисе он появлялся всегда, как и остальные мужчины, в классике.       — Далеко собрался, Теофило? — поинтересовался Пчёлкин, облокачиваясь об стойку Люды, попросив её сделать кофе. Глаза уже слипались.       — С Иванычем на съемки, в Красноярск, — оповестил Филатов, поправляя лямку на плече.       — Мы в аэропорт все вместе щас. Ты с нами? — спросил Холмогоров.       — Не, — отрицательно мотнул головой Витя. — Мне ещё к Юльке ехать.       В кармане пиджака завибрировал телефон. Не глядя, кто является звонящим, он принял вызов.       — Пчёлкин, слушаю.       — Ну, что, поздравляю, Пчёлкин! Ты уже час, как отцом стал! — в трубке послышался радостный голос тетки Белова.       — Что?! — Витя закричал так, что Люда, выходящая с небольшой кухоньки с подносом кофе в руках, вздрогнула от неожиданности, из-за чего горячий напиток выплеснулся из чашки, растекаясь по её краям. — Как отцом? Когда?       — Говорю же, час назад. Юля ждет тебя, приезжай.       Пчёлкин убрал трубку от уха, сбрасывая вызов, кажется, Катя продолжала что-то говорить про то, что ребеночек родился полностью здоровенький.       — Чё там? — друзья выжидающе смотрели на Витю.       — Родила, — только и смог вымолвить мужчина, расплываясь в широкой улыбке.       В помещении раздались оглушающие крики четверых мужчин. Все дружно бросились обнимать Пчёлкина.       — А кто родился-то? Кто? — спросил Белов.       — А… — Витя замялся, почесывая затылок. — Не знаю, я не спросил.       Сейчас он был похож на маленького ребенка. Того самого, который, неожиданно получив долгожданный подарок, растерялся, не в силах сказать хоть что-то.       — Пчёл, — засмеялся Холмогоров, — ну ты дурак чтоль совсем?       — Да поехали уже быстрее, на месте узнаем, — Филатов направился в сторону выхода, но его обогнал новоиспеченный отец, чуть ли не вприпрыжку побежав к машине. ***       Мужчины шумной толпой, скупив перед этим, кажется, весь цветочный магазин, завалились в приемную роддома около восьми вечера. Время посещения, естественно, давно закончилось, все роженицы и новорожденные детки уже отдыхали.       — Молодые люди! Вы, собственно, куда? — из-за стойки показалась молоденькая медсестричка. — Приходите завтра, сегодня уже нельзя.       — Девушка, смилуйтесь, у меня жена родила недавно, — Пчёлкин состроил свою фирменную улыбку, надеясь таким образом разжалобить девушку.       — Я вас сердечно поздравляю, молодой человек. Но повторяю еще раз: приходите завтра.       Мужчины разом загалдели от несправедливости. Неизвестно, сколько бы еще продолжался цирк этих четверых актеров без «Оскара», если бы в проеме не показалась Екатерина Николаевна.       — Вы чего орете тут, совсем уже? Сань, чё это за дела?       — Кать, вот эта милая особа пускать нас не хочет, — Белов, будто маленький ребенок, букетом указал в сторону медсестры, сложившей руки на груди.       — И правильно делает! Вы ещё весь офис бы с собой позвали, — покачала головой женщина. — Вить, пошли, — кивнула она головой в сторону отделения.       — До завтра, парни, — Пчёла, кивнув друзьям, пошел за Катей.       — Предатель! — шутливо бросили ему в спину трое.       — Ну, ты куда с цветами-то? И халат набрось, на, — женщина выдала ему белый халат, принимая из его рук букет и пальто.       — Кать, а кто родился-то? — Витя, уже возле входа в палату, обернулся, спросив шепотом.       — Иди уже, узнаешь.       Пчёлкин, громко выдохнув, собрался с мыслями, тихонько приоткрывая дверь.       В палате горел напольный торшер, мягким светом освещая пространство. Юля, замученная, но прекрасна, как и всегда, держала маленький комочек на руках, напевая какую-то колыбельную под нос. Малышка только-только покушала, и сейчас смешно дула губки, причмокивая, медленно погружалась в сон, пригревшись у мамы.       Девушка, услышав шорохи, подняла голову и, заметив мужа, расплылась в широкой улыбке. Витя так и стоял в двери, полностью пораженный увиденным, не решаясь сделать шаг вперёд.       Он все же осмелился пройти внутрь, бесшумно прикрывая дверь за собой. Пчёлкин осторожно присел на кровать, бегая глазами от ребенка и обратно, к Юле.       — Вить, — негромко позвала она, — я так тебя ждала.       — Я тут, маленькая, я радом, — мужчина поцеловал её в губы.       — Смотри, доченька, это твой папа.       Доченька.       — Девочка? — переспросил Витя, расплываясь в широкой улыбке. — У нас дочь?       — Да, — шепнула Юля. — Давай, подержи её.       — Я?       — Ты, конечно.       Пчёла осторожно, придерживая, как подсказывала девушка, головку, взял дочку на руки. Он смотрел на неё и не мог поверить в происходящее.       Малышка, разлепив глазенки, такие же голубые, как и у него, уставилась на папу, с любопытством его рассматривая. Она была такой маленькой и хрупкой, что он слишком боялся сделать что-то не так. Единственный ребенок, которого он держал на руках до этого — Ванюша Белов, но Пчёла тогда, признаться честно, не испытывал тех эмоций, которые переполняли его сейчас.       — Она так на тебя похожа, Вить, — прошептала девушка, прислоняясь к его плечу.       Действительно, девочка была копией своего папы: нос, губы, глазки, волосики такие же светлые. Казалось, что от Юли она не приняла вовсе ничего. Девушка, как только первый раз взяла её на руки, сразу поняла, что малышка будет целиком и полностью папиной дочкой.       Пчёлкин почувствовал, как уголки его глаз защипало и стали скапливаться слезы. Он уже и не помнит, когда плакал последний раз. Наверное, еще в детском саду.       Все чувства смешались внутри воедино, выплескивая яркую палитру красок. Прямо сейчас на руках он держал плод их с Юлей любви, их маленькую кроху.       — Спасибо тебе, родная, — Витя мягко поцеловал её в лоб. — Спасибо.       Они просидели так, казалось, целую вечность. В тишине, они рассматривали их доченьку, которая, удобно устроившись на папиных руках, заснула, смешно надув щечки, как хомячок.       — Как назовем? — поинтересовался Витя, когда Юля, забрав маленькую, переложила её в люльку, стоящую возле кровати. Девушка прильнула к нему, он обнял её одной рукой, поглаживая по волосам.       — Арина, — не задумываясь, сказал девушка.       — А ты подготовилась, — улыбнулся Витя. — Давно придумала?       — Как только взяла её на руки, сразу это поняла.       — Пчёлкина Арина Викторовна. А что, звучит ведь.       Будь их воля, они бы просидели так хоть до утра, но, к сожалению, это было невозможно.       — Родная, мне пора ехать, — Витя встал с кровати, наклоняясь над девушкой, целуя её в губы. — Я завтра приеду. Что тебе привезти?       — Сам быстрее приезжай, ничего больше не хочу.       — Хорошо, любимая, хорошо, — кивнул Витя, подходя к дочке. Она сладко спала. Мужчина аккуратно, чтобы не разбудить, провел по пухленькой розовой щечке.       Пчёла, обернувшись напоследок, ещё раз поцеловал супругу.       — Я люблю тебя. Вас люблю. ***       Витя разлепил веки, тяжело вздохнул. Вчерашняя попойка давала о себе знать сухостью во рту.       Перед глазами расплывались противного цвета обои на потолке, и он понял, что, вероятно, находится не дома. А где тогда? Вчерашний вечер он помнит плохо.       Холодный февральский воздух, врывавшийся из открытого окна, щекотал оголенный торс мужчины. Витя, приподняв голову и повернув её чуть вправо, чуть ли не вскочил с кровати, увидев на соседней подушке обнаженную девушку. Она лежала к нему спиной, а бедра, так же, как и у него, были прикрыты шелковой бордовой простыней.       Пчёлкин сразу понял, что перед ним не Юля. Конечно, это не она. Откуда же она тут возьмётся, если только вчера она родила ребенка и сейчас, пока кормит дочку, с нетерпением ждет, когда же приедет её муж.       Его будто окатили ледяной водой из шланга. Тело стала бить крупная дрожь. Бесшумно поднявшись с кровати и попутно натягивая вещи, Витя осматривал пространство. На номер в гостинице это не похоже, значит, он в квартире этой незнакомки.       Громко хлопнув входной дверью, совершенно не заботясь о том, что может разбудить девушку, он выскочил на улицу, жадно хватая ртом морозный зимний воздух. Время было около семи утра, солнце только выползало на улицу.       Пчёлкин с удивлением отметил, что его машина припаркована около подъезда. Отыскав ключи в кармане пальто, он сел внутрь, откидываясь на спинку сидения.       Дорогой кожаный салон, казалось, полностью пропах приторными духами этой девицы. Как он, блять, вообще мог тут вчера оказаться?       Он помнил, что вчера после роддома, вместе с пацанами, ожидающего его возле входа, поехал в клуб. Фила с ними не было, тот уехал в аэропорт, Витя точно запомнил, что у него сегодня съемки то ли в Красноярске, то ли в Краснодаре. Не важно.       Рождение Арины они отметили на славу. Пчёла, потирая виски, пытался уловить нить того, в какой момент он вчера потерял контроль. В голову лезли лишь развратные танцы той самой, с которой он проснулся этим утром, и слишком громкие, пошлые стоны, доносившиеся на всю прихожую, когда он, только переступив порог небольшой двушки, тут же нагнул её над комодом.       Пчёлкин хотел бы утешить себя мыслью о том, что ему это приснилось и никакого секса не было, но разбросанная одежда в спальне и использованный презерватив, валявшийся на полу, говорили об обратном.       — Сука, — прошептал в тишине салона мужчина.       Он не представлял, как после такого смотреть Юле в глаза. Не представлял, как целовать и обнимать её после того, как вчера, пока она отдыхала после перенесенных мучений, а новорожденная дочка мирно посапывала в кроватке, он трахал другую.       Нужно было срочно ехать домой, принять душ и, желательно, отоспаться пару часиков. А после поехать к тем, которые ждут его, которым он нужен. К его девочкам.       Витя старался мыслью о Юле и Арине вытолкать произошедшее из головы, но, блять, как назло, не получалось.       Противный червяк забрался глубоко в отделы мозга, давая понять, что это будет теперь сидеть в нем вечно.