Букет чайных роз

      Время лечит.       Чья-то шутка. Вранье. Блеф. Иллюзия.       Называйте, как хотите.       Нихера оно не лечит. Нихера оно не залечивает. Шрамы, оставшиеся на сердце, со временем, конечно, затягиваются. Раны перестают гнить.       Но как только решаешься предаться воспоминаниям, огненный шар боли, полыхающий огнем, начинает зиять где-то глубоко внутри, намереваясь вырваться наружу.       Именно так последнее время чувствовала себя бывшая Колесникова. После похорон, примерно на момент, ей стало легче. Но так только казалось.       Тупая боль начинала перерастать в пульсирующую, когда она вспоминала взгляд мутных глаз Валентины Степановны перед смертью. Она помнила, как держа её горячую от наступающей агонии руку, увидела слезинку, медленно катившуюся по впалой щеке.       В такие моменты хотелось выть. Истошно кричать. Кричать, чтобы разрывались связки. Боль от потери родного человека с годами не иссякает. Она лишь прячется где-то там, проникая в глубины сердца. А показывается лишь тогда, когда воспоминания об ушедшем накатывают с головой.       Вот уже как три недели Юля пыталась научиться жить с этой болью. Рана в сердце постепенно затягивалась, но небольшие рубцы иногда продолжали кровоточить.       Её мучали кошмары. Постоянно снился один и тот же сон: она стоит на каком-то заброшенном кладбище, вокруг неё убитые временем памятники и деревянные кресты. Перед собой она видит всегда белый лаковый гроб, внутри которого, тоже вся в белом, на красном покрывале лежит бабушка. Она не дышит, не подает признаков жизни. Но в момент, когда Юля начинает трясти её за плечи, чтобы та проснулась, резко распахивает глаза. Они по-прежнему мутные, не излучают красок жизни, из-за чего кажется, что зрачка не видно. Они постепенно начинают наливаться кровью, а из приоткрытого рта также вытекает тоненькая струйка, стекая по подбородку.       Поднимается сильный ветер, вороны, слетая с голых веток деревьев, начинают зловеще каркать, а листва, от сильного ветра поднявшаяся в воздух, сплетается в танце с ураганом.       А Юля стоит одна посреди этого жуткого места и не может ничего сделать. Единственное, что спасает её тогда — закрыть глаза и осесть на колени, в попытках исчезнуть.       Из-за этого сна, преследовавшего её уже несколько дней, она вскакивала в холодном поту посреди ночи. Боязливо оглядывала периметр спальни и шумно выдыхала с пониманием, что она дома, а не в холодном и темном лесу.       Витя тоже сразу просыпался. Только в его сильных руках она могла позволить себе забыться, отвлечься от душащей реальности. В его объятиях не чувствовался тот сковывающий все тело страх. Становилось тепло.       Успокаивающие поцелуи и объятия всегда перетекали в большее. За эти дни она стонала и кончала столько, сколько, казалось, не делала этого за все время их с Пчёлкиным отношений. Когда её внутренние мышцы крепко обхватывали его член, тревога улетучивалась. Он был её личным видом обезболивающего.       Время останавливало свой счет, стрелки замирали, их назойливого тиканья не было слышно. Когда волны наслаждения одна за другой расходились судорогами по телу, никого не заботило, что в раннем часу нужно просыпаться на работу. Не заботило, что утром они опаздывали, не стесняясь после пробуждения вновь окунуться в сладкие поцелуи друг друга.       Со стороны такой метод ухода от проблемы может показаться слишком изощрённым и даже отвратительным. Для кого-то. Но точно не для этих двоих. ***       Первое июня 93-го выдалось аномально жарким. Москвичи скупали все прохладительные напитки в продуктовом, в общественном транспорте обмахивались веерами и журналами. Солнце палило нещадно, превращая зеленую траву и листву деревьев в желтые засохшие растения.       В редакции газеты «Семь дней» журналисты, сидя за работой, сходили с ума, в то время как Альбертович и вышестоящие лица, совершенно не думая о сотрудниках, сидели в своих просторных кабинетах под охлаждающими волнами вентиляторов.       Юля, тяжело выдохнув, вытерла бумажной салфеткой маленькую капельку пота, стекающую по виску. С каждой минутой дышать становилось все тяжелее. Сейчас Пчёлкина занималась редактированием статьи, которую Фролов попросил сдать в кратчайшие сроки.       Интервью с какой-то восходящей звездой кинематографии, имени которой, если честно, девушка не запомнила. Вроде как, ту звали Аней. Или Алёной. Не важно.       Отрывок её игры, показанный Юле перед началом общения, чтобы войти в курс дела, вовсе её не впечатлил — не было в этой молодой девице изюминки, той искры, которая способна удержать зрителя. Да и речь у неё была, мягко говоря, колхозная и вовсе неподходящая для человека, профессионально работающего перед камерой.       Буквы разбегались перед её глазами, картинка была нечёткой. Вот уже как второй день подряд её мучает дичайшая тошнота, резко подкатывающая к горлу. Пчёлкина списывала это дело на невыносимую жару — ртутный столбик днем поднимался выше тридцати пяти. Ну, или же на какое-нибудь отравление. Не будет странным тот факт, что еда в кафе у редакции, куда они с девчонками ходят на обед, может испортиться от такой погоды.       — Юлёк, ну чего, пойдешь с нами? — к её столу подошла Соня, локтями облокачиваясь на мягкую спинку кресла. — Бросай ты эту актрисульку уже, пчёлка-труженица, обедать пора.       — Сонь, вы идите без меня, наверное, — повернувшись на подругу, ответила Пчёлкина. — Мне чего-то не хочется.       — А чего так? Случилось что?       — Да нет, просто не очень себя чувствую, да и работы много.       — Так это ты не очень себя чувствуешь, потому что голодная, — продолжала настаивать Брагина.       Белокурой все же удалось вытянуть Юлю из-за стола, отвлекая от работы. Кафе напротив, куда обычно сходились все работники издательства от уборщиц до журналистов, в обеденное время всегда кишело людьми. В помещении, на благо, работали кондиционеры, поэтому дышать стало гораздо легче, и тошнота девушки от прохлады сейчас слегка отступила.       Найдя в углу свободный столик, Юля, Соня и ещё две девушки, работающие с ними в одном отделе, разместились на удобные мягкие диванчики. Лениво пролистывая меню, Пчёлкина облокотилась на мягкую спинку, откидывая густые волосы, что из-за жары и ветра лезли на лицо и липли к губам, прямо на полупрозрачный клубничный блеск.       Обед проходил за оживленной беседой, в которой Пчёлкина сегодня участия не принимала. От вида Цезаря, который она заказала, затошнило с новой силой. Юля сглотнула вязкую слюну и, извинившись, удалилась в уборную, прихватив с собой сумочку.       Кисло-горький привкус вышедшего из неё завтрака стоял во рту, неприятно отдавая на кончике языка. Открутив кран с холодной водой, Юля подставила руки под струю, после аккуратно прикладывая их к разгоряченным щекам, стараясь не испортить макияж.       Взглянув в зеркало, она отметила, что выглядит сейчас так, будто её с температурой сорок заставляют полоть грядки и от изнеможения она вот-вот рухнет в обморок.       Тушь все-таки потекла, оставляя под нижним веком черный след. Лицо было бледным до такой степени, будто её обмазали мелом. А все тело ломило, словно по нему без перерыва несколько часов лупили палками.       Расческа помогла устранить беспорядок на голове, а салфетка, смоченная под краном, избавила от следов туши. Персиковые румяна придали лицу более человеческий облик, до этого бледность выделялась настолько, что с уверенностью можно сказать: Юлия Пчёлкина — ходячий труп.       — Всё нормально? — обеспокоенно поинтересовалась Соня, когда Юля вернулась за столик.       — Нормально, — горло пересохло, поэтому она вмиг осушила стакан с апельсиновым соком, ожидая, что из-за попадания хоть чего-то съестного в организм, её вновь стошнит. На удивление, кисловатая жидкость, заполнившая пустой желудок, нового приступа не вызвала. Наоборот, Юля опять заполнила стакан соком из графина, делая теперь уже маленькие глотки.       — Точно? Выглядишь не очень, — сказала другая девушка, Марина, заматывая густые рыжие волосы в пучок.       — Спасибо за комплимент, — измученно улыбнулась Пчёлкина, отодвигая от себя тарелку с любимым салатом. Аппетита не было совсем, только дикая жажда.       — Тебе может к врачу наведаться? — вновь сказала рыжая, отрезая ножиком кусочек стейка.       — Да нормально все со мной, — поясницу тянуло, поэтому девушка опять откинулась спинку. — Траванулась просто чем-то.       — Ну да, — многозначительно хмыкнула ещё одна сидевшая за столом — Лиля. — Я вон тоже думала, что отравилась чем-то. Потом к доктору прихожу, а он мне заявляет, что я на восьмой неделе уже.       Юля не придала значения этим пустым, по её мнению словам. О беременности и речи быть не может, это пока в их с Витей планы не входит. ***       — Альбертович охренел совсем уже! Теперь мы ещё и по врачам бегать должны!       Соня вот уже второй день подряд высказывала своё недовольство, которое приходилось выслушивать, конечно же, Юле.       — Да ладно тебе, Соф. Зато будешь знать, что абсолютно здорова, — идя по одному из больничных коридоров, бодрым голосом ответила Пчёлкина.       — Думаю, что психиатра я не пройду, — продолжала бурчать под нос блондинка. — С таким шефом-идиотом недолго и психическое расстройство заработать.       Пару дней назад Фролов, собрав в своем просторном кабинете почти весь отдел, заявил, что в обязательном порядке все сотрудники должны пройти диспансеризацию, после принеся на проверку медицинские книжки с заключением, что они допущены к работе и никаких заболеваний у них нет.       Что ударило старику в голову — неясно, свое внезапное беспокойство о здоровье сотрудников он никак не аргументировал. У них вроде никто никогда не жаловался на какие-то проблемы.       Юля больницы не любила ещё с детства, а после того, как в стенах одной из них ей сообщили страшный диагноз Валентины Степановны, и вовсе старалась их избегать. Будучи ребенком, девушка довольно-таки часто болела, поэтому больница была ей чуть ли не вторым домом. Она до сих пор помнила, как неприветливый здоровяк в белом халате, грубо держа за подбородок, тыкал ей какой-то палкой в горло, когда она болела ангиной. Будучи взрослой девушкой, она никак не могла понять: как таких вообще могут допускать работать с детьми?       Девушки прошли уже всех врачей, оставался лишь стоматолог для Сони и гинеколог для Юли. Договорившись после встретиться на первом этаже у входа, они разминулись, в поисках нужных им кабинетов.       Заняв очередь к гинекологу, Пчёлкина присела на удобный диванчик возле беременной девушки, срок которой, уже, видимо, подходил к концу. Юля лениво обводила взглядом плакаты, висевшие на стене.       На одном был изображен малыш, поглощающий грудное молоко, где рассказывалось, как правильно держать ребенка при кормлении. На другом плакате поэтапно показывали развитие малыша в утробе. А на третьем, с которого Юля про себя даже рассмеялась, большими красными буквами было написано: «Аборт — это убийство!». Да уж, вот тебе новая Россия, свобода выбора и слова — сам даже решить не можешь, оставлять тебе ребенка или нет? На каждом углу все пытаются рассказать, как правильно жить.       После того случая в кафе, Пчёлкина всерьез задумалась над словами Лили. А что, если она действительно беременна? Эта мысль грызла её изнутри, но, тем не менее, своими переживаниями и догадками она не спешила с кем-то делиться, тем более с мужем.       В один момент, уже не в силах мучать себя, она спустилась в круглосуточную аптеку на торце дома, купив два теста на беременность. Сидя на бортике ванны, заперев предварительно дверь, гипнотизировала тоненькую полоску взглядом, в страхе ожидая на ней появления второй полоски. Но два теста оказались отрицательными. Со временем, также, перестало и тошнить. Пчёлкина тогда, мысленно в голове поставила галочку напротив пункта с отравлением, вычеркнув возможную беременность.       Из отворившейся двери вышла пациентка и молоденькая медсестра.       — Кто следующий? — оглядывая сидевших на диванчике девушек, спросила она.       — Я, — Юля поднялась со своего места, подходя ближе.       — Давайте вашу карту, проходите, как обычно снимайте низ, и ложитесь на кресло, — провела уже известный Пчёлкиной инструктаж медсестра, пока врач — женщина лет пятидесяти, заполняла документы.       Первый раз Юля попала к гинекологу на подобного рода осмотр после первого раза с Витей. Хотела тогда убедиться, что с ней все нормально и первая близость с мужчиной ей никак не навредила.       Пчёлкина, глядя в потолок, жмурилась от яркого света ламп, белый свет которых резал по роговице глаза. У неё взяли мазок на онкоцитологию — стандартная процедура в гинекологии на диспансеризации и сказали одеваться.       Когда Юля, одевшись, присела на скрипучий стул, устроив небольшой клатчик на коленях, врач начала задавать вопросы, что-то при этом вписывая в карточку неразборчивым почерком.       — У гинеколога когда последний раз были?       — Да я и не помню уже, может, в начале осени где-то.       — На учёт встали уже?       — На какой учёт? — не поняла вопроса девушка. Зачем ей становиться на учёт, если у неё, вроде как, все нормально?       — У вас матка увеличена на шесть миллиметров, — не отрываясь от писанины, ответила врач. — Что соответствует шести неделям беременности.       Юля замерла. Резко бросило в жар. Ладонь, сжимавшая ремешок сумки, вспотела, и она вытерла её об ткань белого льняного платья. Вязкая слюна скопилась под языком.       — Сколько дней уже задержка? — продолжала засыпать вопросами женщина. А Пчёлкина никак не могла осознать сказанные до этого слова. Она беременна.       — Подождите, вы случайно ничего не путаете? — спросила девушка. — Про беременность это точно?       — Точнее не бывает, милая, — отложив ручку в сторону, доктор ласково, почти что по-матерински, улыбнулась. — Вы не заметила разве, что цикл нарушился?       — Я думала, честно говоря, что это из-за стресса все, — у неё дрожал голос. — Но я ведь даже тест делала, он ничего не показал.       — Ну, тесты тоже ошибаются. Кроме врача правды никто не скажет, — поправив очки, она взяла небольшой листочек бумаги, с заранее поставленным небольшим штампиком. — Я тогда выписываю направление на анализы. Сдавайте и становитесь как можно скорее на учёт к гинекологу.       Юля дрожащими руками взяла листок.       — Замужем?       — Да, замужем.       — Ну, тогда бегите будущего папашу радовать, — и, вчитавшись в фамилию на медицинской карте, с улыбкой произнесла: — Пчёлкина.       — Девушка! — уже у двери доктор снова окликнула её. Юля обернулась. — Только аборт я вам делать крайне не рекомендую.       Пчёлкина медленно кивнула, выходя в больничный коридор, по которому из-за открытого окна гулял сквозняк. ***       Юля долго сидела в машине, нервно постукивая острыми ноготками по кожаному рулю. Отчего-то внутри поселилась тревога, которую она пыталась всеми силами от себя отогнать — нервы ей сейчас точно ни к чему.       Квартира встретила её звенящей тишиной, Витя ещё с работы не вернулся. Бросив сумочку и ключи на комод, девушка направилась в ванную, стягивая по пути платье и нижнее белье.       Несмотря на обжигающую температуру, горячая вода слегка отрезвила, до этого Пчёлкина пребывала, словно в прострации. Душистая пена мятного геля стекала по стройному телу, разнося по небольшой комнате приятный аромат.       Вытерев тело насухо махровым полотенцем и надев чистое нижнее белье в спальне, Юля подошла к большому зеркалу, висевшему около шкафа. Став чуть боком, она внимательно вгляделась в свое отражение. Тело вроде все так же оставалось стройным, но все равно что-то было словно не так.       Пчёлкина нежно провела рукой по пока ещё плоскому животу. На секунду ей показалось даже, что она почувствовала едва слышные шевеления. Но на таком маленьком строке, это, конечно, ещё невозможно.       Только сейчас до неё стал доходить весь смысл происходящего. Она беременна. Скоро они с Витей станут родителями. Теперь она понимала, почему вдруг ей стали разом малы все бюстгальтеры — грудь слегка увеличилась в размере, бедра тоже округлились. Девушка думала, что от нервов у неё разыгрывался в последнее время жуткий аппетит, вследствие чего она набрала в весе. Хотя бывали и дни, когда кусок в горло не лез и затошнить могло даже от одной мысли о еде.       Медленно натягивая домашний халатик, она размышляла, как сказать об этом Вите. Какой будет его реакция? Обрадуется либо же скажет делать аборт?       О последнем Юля думать боялась. Она ещё даже не была на первом УЗИ, не слышала, как бьется сердечко малыша и прочее, но точно чувствовала и знала, что уже любит его и ни за что не позволит, кому бы то не стало навредить ему. ***       — Ты чего загруженная такая? Что-то случилось?       Филатова решила наведаться в гости к подруге, не забыв прихватить в магазине перед этим бутылочку красного полусладкого и торт. От вина, Пчёлкина, естественно, культурно отказалась, сославшись на недавно выпитую таблетку от головной боли, которую смешивать с алкоголем не стоит.       — У врача вчера была… — Юля водила ноготками по гладкой поверхности чашки, глядя, как завитками поднимается ароматный пар чая.       — И что он сказал?       — Сказал… — девушка запнулась, не зная, стоит ли рассказывать Тамаре. Она хотела, чтобы первым узнал Витя. Но выплеснуть накопившиеся внутри эмоции было необходимо.       — Что-то серьёзное? Ты заболела?       — Сказал… — Юля сглотнула противную вязкую слюну. — Сказал, что матка увеличена на шесть миллиметров. Я беременна, Том.       — Юлька! Правда что ли? — белокурая радостно подскочила со своего места, подбегая к подруге, сидевшей на диване, обнимая её. — Я тебя поздравляю! Ты Вите сказала уже? Он обрадовался?       — Он ещё не знает, я пока не знаю, как ему сказать.       Пчёлкина, действительно, ещё никому не сказала о беременности. Даже с Соней, с которой они должны были посидеть в кафе вчера после больницы, она ничего не сказала. Даже отменила встречу, ссылаясь на резко появившиеся неотложные дела.       Татьяна Викторовна, всегда отличавшаяся особой проницательностью, вчера вечером, издалека, словно почувствовав изменения в организме дочери, позвонила ей, расспрашивая о её здоровье. Юля, конечно, о беременности умолчала.       — Том, я так боюсь, — по щеке девушки побежала слеза, и она прижалась к подруге, оказавшись в её успокаивающих объятиях.       — Почему?       — Боюсь, что Витя не обрадуется, заставит аборт делать, — Юля заплакала сильнее, плечи её подрагивали.       — Ну, тише-тише, — блондинка гладила её по плечам. — С чего ты вообще взяла. Что Витя не обрадуется?       — Не знаю, — шмыгнула Пчёлкина носом, отодвинувшись и вытирая соленые дорожки, пытаясь успокоиться. Скоро вернется Витя с работы, и он не должен видеть её слезы. — Мы просто не планировали пока что.       — Ну и что с того-то? Я уверена, что он будет на седьмом небе, так что сообщи ему скорее уже.       Юля заметила, что, несмотря на радость подруги от её беременности, Филатова как-то погрустнела.       — Ты чего, Том? Все хорошо?       — Мы тоже с Валерой ребеночка хотим, — тяжело вздохнула девушка. — Только не получается пока. Мы уже всех возможных врачей обошли. Только и слышим от них, что мы полностью здоровы. Но, тем не менее, все равно не получается.       Филатова тоже пустила едва заметную слезу, но быстро стерла ту тыльной стороной ладони. Они так и сидели на диване в гостиной, Тамара, в качестве солидарности, вино сменила на чай, когда хлопнула входная дверь, оповещая о том, что Пчёлкин вернулся с работы.       — О, Томка, привет, — поприветствовал Витя жену друга. — Фила там тебя потерял уже.       — Да у меня аккумулятор сел, — ответила девушка. — Что-то засиделась я у вас, пойду уже.       — Может, хотя бы такси вызовешь? Поздно ведь, — предложила Юля, глядя как около зеркала в прихожей Филатова поправляет прическу.       — Да я ещё к родителям забегу, они тут недалеко живут, — ответила девушка. — Скажи ему, — прошептала она на ухо Пчёлкиной, обнимая ту на прощание.       Попрощавшись с Витей, Тамара скрылась в подъезде, спускаясь вниз пешком. Юля неотрывно наблюдала, как Пчёла, вернувшись голодным с работы, за обе щеки уплетает ужин в виде жареной картошки и котлеты. По-домашнему вкусно и просто, как всегда говорил мужчина.       — А ты чего не ешь? — пережевывая пищу, спросил он.       — Да нет аппетита, — ответила девушка, отпивая уже давно остывший чай.       — Опять на какой-то диете своей сидишь? Гречневая или какая там была в прошлый раз?       — Вроде того, — неопределенно пожала плечами она. — Вить, я тебе сказать кое-что хотела…       — М?       — Тут такое дело… я…       Её дрожащий голос прервала трель мобильника Пчёлы. Ирония судьбы прям, не иначе.       — Щас, секунду, — отложив вилку в сторону, мужчина потянулся за трубкой, отвечая на звонок. — Алло? Да, дома уже, только приехал недавно. Ты ж говорил вроде, что ещё неделя есть.       Витя недовольно цокнул, закатив глаза.       — Бля, Белый, ты раньше не мог сказать? — возмутился Витя. Саша продолжал что-то объяснять тому в трубку. — Да понял я тебя, ладно. До завтра постараюсь успеть, — и сбросил вызов.       — Всё нормально?       — Нормально, — буркнул в ответ мужчина, отодвигая от себя пустую тарелку. Я пойду с документами разгребусь чуть-чуть, хорошо? Позже поговорим.       Поцеловав девушку в щеку, удалился в свой кабинет. ***       Юля знала о своём новом положении вот уже как неделю, но с мужем у неё поговорить так и не вышло. Всё время что-то мешало: то телефон, прямо как в кино, зазвонит в самый неподходящий момент, то Витя приходил с работы тогда, когда девушка уже спала, так и не дождавшись его, либо же возвращался слишком уставшим для серьезных разговоров, целовал её нежно в щёку и удалялся в спальню, бросая напоследок односложное: «Завтра обязательно поговорим».       Но это завтра так и не наступало. Ждать больше она не могла, нужно было становиться на учёт и делать первое УЗИ, на которое сходить она хотела вместе с Витей.       В свой выходной она проснулась слишком рано. В шесть утра её разбудили шебуршение Пчёлкина в коридоре и негромкий разговор с кем-то по телефону. Накинув поверх ночной рубашки шелковый халатик, Юля вышла из спальни.       Обнаружила она мужа в его кабинете, достающего из сейфа какие-то бумаги.       — Доброе утро, — хриплым ото сна голосом сказала она. — Ты уже уходишь?       — Доброе, — ответил мужчина. — Да, малыш, завал на работе, нужно ехать. А ты чего так рано проснулась?       — Поговорить хотела.       — Родная, это до вечера не потерпит? Сейчас реально времени нет, — натягивая пиджак, спросил он.       — Не потерпит. Ты своей жене не можешь пять минут уделить?       — Ладно, только давай быстрее, — все же согласился мужчина.       — Иди сюда, — присев на кожаный диван, стоявший у стены, она похлопала ладонью рядом с собой.       — Случилось что-то настолько херовое, что мне сесть нужно? — Витя с некой настороженностью все же сел рядом с женой, внимательно вглядываясь в её глаза в попытке отыскать там ответ на свой вопрос.       — Не смешно, — Юля взяла его руки в свои, крепко переплетая пальцы. — Только слушай внимательно, хорошо?       — Юль, ну харе томить, говори, давай.       — Помнишь, я на прошлой неделе ходила в больницу?       — Помню. И? Что случилось?       — В общем, — Юля тяжело вздохнула, доставая из кармана халатика свернутую бумажку, вкладывая её Вите в ладонь. — У нас скоро будет ребенок. Я беременна.       — Ч-что?       Это походило на кино. На дешевую мыльную оперу, где мужчина, якобы не расслышав, переспрашивает ещё раз. И Витя будто действительно не услышал. Хотя слова Юли сейчас пульсировали в висках, эхом отдавая по черепной коробке.       — Я беременна, — ещё раз повторила девушка, развернув бумажку с заключением врача.       Витя бегал глазами по неразборчивому почерку, пытаясь вчитаться непонятные для него слова. Пчёлкин не знал, что обозначает увеличение матки на шесть миллиметров, но точно понимал, что это как-то связано с их ребенком. С их будущим ребенком.       — Ты не рад?       — Да… как-то неожиданно просто, — Витя почесал затылок.       — Что неожиданно? То, что жена забеременела от своего мужа?       — Юль, не обостряй, ладно? — положив бумажку во внутренний карман пиджака, он поднялся с дивана. — Конечно, я рад. Я опаздываю сейчас, вечером договорим, хорошо?       Не дожидаясь её ответа, Пчёлкин вышел из кабинета, а после и из квартиры, скрываясь в подъезде.