Букет чайных роз

      У Юли было ощущение, будто режиссер, включив камеру, решил записать её жизнь в режиме слоумо. Дни, действительно, словно замедлились. Если раньше она не придавала значения стрелкам на циферблате, не замечала, как быстро летит время, то сейчас, бросая взгляд на наручные часики, глубоко вздыхала, поскольку было ощущение, что время стоит на месте.       Привычные вещи больше не вызывали в ней тех ярких эмоций, как прежде. Любимая работа стала тяготить, сидеть по десять часов в редакции становилось порой невыносимо. Коллеги раздражали её, услышав краем уха их разговоры, она чуть ли не челюсти сжимала в диком напряжении. Пчёлкина при этом ясно понимала, что плохого ей они ничего не сделали, но, тем не менее, раздражалась от всего.       Она могла часами сидеть за статьей, не в силах собрать мысли в кучу. Тупо пялилась в экран небольшого ноутбука «Электроника МС 1504» и бездумно нажимала на белые клавиши клавиатуры. После, перечитывая получившееся, яростно стирала написанное и уходила на перерыв, заваривая крепкий кофе.       Она изо всех сил старается быть сильной.       Дома Юля за каждую мелочь могла сорваться на Вите. То он не так задвинул стул после себя, не так помыл чашку из-под кофе, оставил лужу воды на полу в ванной после душа.       После таких срывов она оказывалась в его объятиях, ощущала прикосновение его губ к макушке и слушала успокаивающие слова на ухо. Пчёлкин все понимал и на жену не злился.       В свободное от работы и домашних хлопот время, она пыталась найти себе занятие, научилась даже вязать и вышивать крестиком. Что угодно, только бы не оставаться наедине со своими мыслями. Девушку, помимо Вити, пытались все время приободрить Сонька с Тамарой.       Филатовой сейчас было тяжело не менее Пчёлкина. Валера стал хмурым, задумчивым, начал курить и частенько прикладываться к крепким спиртным напиткам. Точно так же как и Юлю, его раздражало абсолютно все и в офисе, хоть и появлялся он там не часто, мог даже наорать на Люду. На Люду, которая считала Филатова самым адекватным из всей четверки и единственного, кого она действительно не боялась, в отличие от того же Космоса.       Родители Юли забрали Валентину Степановну к себе домой на следующий день, как им огласили страшный диагноз. Татьяна Викторовна, сразу после того, как ей позвонил с новостями племянник, ровно, как и дочь, забилась в истерике. Хотя со стороны истерикой это было трудно назвать. Она просто осела на диван, закрыв лицо руками и медленно покачивалась, не веря в сказанные по телефону слова.       Пчёлкина старалась приезжать к бабушке каждый день после работы, покупая перед этим в продуктовом какой-нибудь гостинец, хотя мама и говорила, что это напрасно, ведь женщина к еде практически не притрагивается.       Первую неделю после выписки в душе девушки даже поселилась надежда, что, возможно, доктор просто ошибся, показал им анализы другого человека, и бабушка скоро пойдет на поправку. Она так радовалась, когда приезжая, видела, что Валентина Степановна с большим аппетитом ужинает на кухне и спрашивает у внучки, как у неё дела на работе. В такие моменты слезы счастья заполняли глаза. А потом она пыталась как можно быстрее оказаться дома, чтобы поделиться радостью с мужем.       Но болезнь, буквально через пару дней после того как Юля в очередной раз пришла домой и с радостью делилась с Пчёлкиным о состоянии бабушки, все же дала о себе знать. Аппетит опять исчез, будто его и не было вовсе, голова кружилась, и резкие приступы головной боли заставляли просыпаться по ночам. Колесникова-старшая не могла видеть, как её мать кричит от боли, которая изнутри разрывает мозг — примерно так после приступа описывала свое состояние женщина терапевту, который приходил раз в неделю, чтобы провести осмотр.       Валентина Степановна о своем диагнозе не знала. Родители Юли, коллективно посовещавшись с дочерью, её мужем и Валерой, решили, что лучше будет умолчать. Но, бытует мнение, что человек всегда чувствует приближение собственной смерти.       В один из дней, когда Пчёлкина в очередной раз приехала к родителям домой, бабушка взяла её руку в свою и, посмотрев в глаза, заплетающимся языком, спросила:       — Что со мной?       Юля сморгнула моментально выступившие слезы, поправив свободной рукой теплое одеяло, которым была укрыта женщина. Тело все время пробивал озноб.       — Все нормально, бабуль, правда, — девушка выдавила подобие улыбки сквозь слезы. — Доктор сказал, что нужно немного подлечиться, и ты будешь чувствовать себя лучше.       Ложь во благо. Только благо, почему-то, не спешит наступать.       Ситуация ухудшалась с каждым днем.       Валентина Степановна в один момент перестала всех узнавать. Она не помнила, как зовут Юлю, называла её просто «девочка», не помнила, как зовут саму себя и какой сейчас день недели.       Однажды, когда Валера с Юлей сидели около её постели, слушая, как бабушка бормочет что-то неразборчивое себе под нос, они услышали обрывок фразы:       — У меня никогда не было детей… а внуков тем более… я всю жизнь прожила одна…       Филатов постоянно был на связи с врачом, докладывая тому о состоянии Валентины Степановны. Мужчина отвечал, что такой случай, как потеря памяти — указатель того, что опухоль распространяется по всему мозгу, разрушая сосуды.       В такие моменты Юля корила себя ещё с большей силой. Окончательно добивали мысли о том, что если бы они настояли на её лечении на несколько месяцев раньше, то этого всего удалось бы избежать.       Витя хоть и медицинского образования не имел, да и вообще разбирался в этом, откровенно говоря, херово, понимал, что даже начни они лечение парой месяцев ранее, ситуация бы не изменилась и пытался в этом девушку убедить. Но она, словно маленький ребенок, постоянно вторила, что это не так.       Юля только сейчас понимала, что ещё с осени, примерно за месяц до их с Витей свадьбы, у бабушки начались первые проявления болезни. Но она была настолько окрылена предстоящей свадьбой и медовым месяцем, что игнорировала все сигналы.       Как можно было не обратить должного внимания на то, что женщина покинула свадьбу собственной внучки сразу после ЗАГСа, не отправившись вместе со всеми на банкет? Бывшая Колесникова тогда недоумевала, что же случилось: бабушка так долго ждала её свадьбы, а теперь просто уезжает прямо после регистрации?       Она постоянно прокручивала в голове слова доктора о том, что до лета Валентина Степановна не доживет. Пару дней назад она с ужасом, оглянувшись на календарь, что был прикреплен к стенке холодильника магнитами, осознала, что время близится к середине апреля.       Часто у неё перед глазами всплывали картинки того, как ей позвонят родители и скажут, что бабушки больше нет. Представляла, что вероятнее всего, сразу рухнет в обморок. ***       5 мая, 1993 год       Пчёлкина долго не могла уснуть этой ночью. Ворочалась в постели, сверлила взглядом потолок, глядя на мужа, пыталась перенять его настрой и тоже погрузиться в сон, но не могла.       От недосыпа и усталости пару раз ей казалось, что из темноты коридора на неё кто-то неотрывно смотрит. Какая-то женщина, вся в белом, машет ей рукой, словно прощается. Образ был размытым, слишком нечетким для того, чтобы разглядеть черты лица. Юля резко встряхнула головой, и силуэт тут же исчез. Видимо, она медленно сходит с ума.       Девушка даже включила свет в коридоре, чтобы убедиться, что там никого нет. Яркими лучами, осветившими спальню, она разбудила Витю. За это Пчёлкин утянул её обратно в кровать, нависнув сверху, поцеловал и начал стягивать ночную сорочку.       Даже в момент сильного возбуждения и ощущения твердого члена внутри себя, её не покидало чувство какой-то тревоги. Витя, чувствуя её напряжение, успокаивающе шептал на ушко, чтобы та расслабилась.       Яркий оргазм, накрывший с головой, сморил окончательно. Пчёлкин опять заснул, обняв рукой жену поперек талии. Юля тоже стала медленно погружаться в сон, но перед тем, как царство Морфея утянуло её в свои объятия, она, разлепив глаза, зачем-то бросила взгляд на прикроватный будильник: 04:03.       Девушка вообще последние дни страдала бессонницей. Подарить сон ей могли только снотворное, стоявшее на кухне на видном месте, либо же Витя, который своими поцелуями и сильными объятиями, перерастающими в секс, дарил чувство спокойствия и защищенности.       Мысли так и продолжали сжирать её изнутри. Это, казалось, уже перерастает в паранойю. Юля вздрагивала от каждого телефонного звонка, а если видела, что звонившими являются родители или Валера, и вовсе боялась принять звонок, нажав на небольшую зеленую кнопочку. Всему виной была фраза доктора, сказанная две недели назад: «Время дало обратный отсчет».       Ровно две недели назад, в среду, Валентина Степановна упала ночью, когда вставала в туалет и больше не смогла подняться. Сейчас она была прикована к постели. Речь отнялась полностью, она никого не узнавала, а когда кто-то заходил в комнату, то отворачивала голову в другую сторону, чтобы не встретиться взглядом.       Терапевт объяснял это тем, что лежачий человек, чувствуя себя абсолютно беспомощным, не желает тяготить родственников своей болезнью, но поскольку подняться он сам уже не в состоянии, вынужден отворачивать голову в сторону, чтобы скрыть вину во взгляде.       Эпилептические приступы стали повторяться еще чаще из-за раздражения структур мозга.       Некогда голубые глаза сейчас были мутные-мутные, в них пропала жизнь. Вчера, когда Юля приезжала к родителям чтобы помочь маме поухаживать за бабушкой, застала скорую у подъезда. Поднявшись на нужный этаж, увидела двух докторов и молодую медсестру, выходящих из квартиры.       Как оказалось, Татьяна Викторовна вызвала скорую, поскольку услышала у женщины странные хрипы. Скорая, прослушав, ошарашила тем, что одно из легких уже не прослушивается. Врачи порекомендовали лишний раз не беспокоить больную и дать ей уйти спокойно, не нужно сидеть и плакать над ней.       По словам доктора, сейчас время идет уже на минуты.       Недолгий сон прервала громкая трель мобильника. Пчёлкин, что-то недовольно пробурчал под нос во сне, перевернувшись на другую сторону. Юля медленно разлепила глаза, приподнявшись на локтях, оглядела комнату.       На улице уже серело, солнце медленно выползало из-за горизонта, но на улице было ещё недостаточно светло, поэтому в окна просачивался желтый отблеск уличного фонаря.       Пчёлкина, накинув шелковый халатик, вышла в гостиную, туда, где продолжал разрываться от противного писка телефон. Звонила Татьяна Викторовна. Юля невольно бросила взгляд на настенные часы: одна минута седьмого. И зачем мама звонит в такую рань, зная, что у дочки сегодня выходной и она, вероятнее всего, ещё спит?       — Алло? — сонно протянула девушка. — Ты чего так рано, мамуль?       В трубке, спустя несколько секунд молчания и тяжелый вздох, послышалось:       — Бабушки больше нет. Приезжай.       Звонок тут же завершился.       Витя, проснувшийся от разговора жены с кем-то по телефону и вышедший в гостиную, сразу все понял только по одному взгляду на Юлю. ***       На Садовом кольце, невзирая на столь раннее время, уже была пробка. Мерс Пчёлкина двигался, казалось, по миллиметру, резина колес еле скользила по мокрому от дождя асфальту.       Свободнее двигаться автомобиль смог лишь на Большой Пироговской, и проехав ещё около ста метров, оказался напротив третьего подъезда дома номер 19, на Абрикосовском переулке.       Из машины Юля с Витей вышли молча. Так же молча, как Пчёлкин обнял её сегодня утром. Так же молча, как они ехали всю дорогу. Молча, как они поднимались лифтом на пятый этаж.       Дверь открыл Сергей Николаевич. Он, в целом, никогда не отличался палитрой эмоций на лице, в чем с Витей они были схожи, но сегодня был хмур и сосредоточен по-особенному.       Пожав руку зятю, он крепко обнял дочь, которая по-прежнему старалась держаться, чтобы не заплакать. За последние два месяца слезы и так чересчур часто текли непрерывным потоком из глаз.       Медленно вышагивая по коридору, девушка вошла в спальню. Комната, в которой обычно витал легкий цветочный аромат, сейчас была наполнена холодом, запахом каких-то медикаментов и тоненьких церковных свечей, воск с которых медленно стекал на подставку.       В комнате находились мама девушки и Валера, который приехал минут на десять раньше Пчёлкиных. Диван, кресло и журнальный столик были отодвинуты к окну. На конструкции, состоящей из стульев, сверху на которой была прочная большая доска, лежала она. Уже переодетая в другую одежду и с закрытыми глазами, она, по мнению Юли, уже не походила на человека. Скорее на какую-то мумию, смерть которой наступила ещё несколько тысячелетий назад.       Милиция, приехавшая до этого, чтобы оформить протокол об установлении смерти, после осмотра тела заявили, что следов насильственной смерти не обнаружено, поэтому забирать в морг нет никакого смысла. Мужчины в форме предположили также и время смерти. Около четырёх утра.       Услышав это, девушка почувствовала лёгких мурашек на спине. Вот почему её взгляд так резко зацепился тогда за время. 04:01.       Подойдя ближе, бывшая Колесникова долго смотрела себе под ноги, обводила взглядом бездыханное и уже начинавшее коченеть тело. Руки были связаны на груди, кончики пальцев посинели.       Юля аккуратно дотронулась ладошкой до некогда теплой бабушкиной руки. Она помнила, что ещё несколько дней назад, когда приезжала её проведывать, руки у той были слишком горячие, будто она сгорала заживо. За несколько дней до смерти у Валентины Степановны поднялась температура, которая не спадала до момента, пока не остановилось сердце. Сейчас они были такими, словно их несколько часов продержали в ледяной воде.       Изумрудные глаза замерли на лице. Сейчас оно было умиротворенным, не выражало никаких эмоций. У Юли перед глазами всплыла улыбка бабушки. Та самая теплая улыбка, которой она всегда улыбалась своим внукам. Губы были такими же синими, как и кончики пальцев. Лицо, как и все тело, приобрело грязно-зеленый оттенок.       Витя за спиной девушки кивком поздоровался с Татьяной Викторовной, которая держала в кулаке у лица скомканный носовой платочек, утирая слезы. Мужчина крепко пожал руку Филатову, хлопая в жесте искреннего соболезнования по плечу. ***       Шестое мая в 1993 году выдалось довольно-таки прохладным. С самого утра лил проливной дождь. Гремел гром, в небе расходились белые полосы молнии. Массивные капли барабанили по подоконнику, вызывая привыкание.       Юля, облаченная в черные брюки и такого же цвета водолазку, стояла у окна, всматриваясь в непроглядную стену из дождя. Пальцы нервно теребили подвеску подаренную мужем два года назад.       Вчера вечером, вернувшись домой, она, на удивление, не плакала. На это, наверное, уже не осталось сил. Да и за весь день она едва вымолвила слово. Витя все время был рядом. Понимая, как тяжело сейчас его любимой, не отпускал её руку, переплетая пальцы, на одном из которых поблескивало обручальное колечко.       Пчёлкина почувствовала прикосновение Вити к своему плечу. Он устроил на нем руку и, приблизившись, поцеловал за ушком, без какого-либо сексуально подтекста. Своими прикосновениями он будто дарил ей силу, пронося её сквозь ладони. Силу на то, чтобы держаться.       — Родная, пора ехать, — прошептал он ей на ушко.       Она кивнула, развернувшись к нему лицом. Витя, как и положено, также весь в черном, переместил широкие горячие ладони на её лицо, запечатлев на розовых губах нежный поцелуй.       — Я рядом, слышишь? — Юля щекой прижалась ближе к его руке. — Все будет хорошо, маленькая. ***       Черный Мерс, по которому продолжали стучать капли дождя остановился у кованых ворот. За ними виднелась небольшая церквушка, какое-то административное кладбище, а далее, на большом земном участке, расстилались сотни, тысячи каменных плит и деревянных крестов.       Выйдя из машины, захватив перед этим с заднего сидения букет алых роз перевязанных черной лентой, супруги двинулись по брусчатке, минуя многочисленные могилы.       Острые шипы цветов впивались в нежную кожу девичьей ладони, но боли она чувствовала. Рука от порывов холодного ветра и срывающихся капель мерзкого дождя замерзла, поэтому Витя, словно почувствовав это, накрыл её сверху своей ладонью.       Около 18 квартала Ясеневского московского кладбища, толпились люди. Вдалеке Пчёлкин заметил высокую фигуру Космоса и стоящую рядом Соню, Тома прижималась к плечу Валеры, а Белов нервно крутил между пальцев сигарету, не решаясь закурить. Родители Вити тоже уже были тут, рядом с Колесниковыми.       После продолжительной речи батюшки монотонным голосом, гроб из дорогого дерева закрылся, а рабочие кладбища, явно желающие быстрее выпить по сто грамм, стали медленно на специальных веревках опускать его в вырытую заранее яму.       Юля, удерживаемая рукой мужа, опустилась на корточки и, взяв жменьку сырой от дождя земли, кинула её на лаковую крышку гроба. Пчёлкина, вновь распрямившись, отошла на пару шагов обратно, утонув тут же в объятиях Вити.       Больше сдерживаться не было сил. Своими слезами, что стекали по щекам, смешиваясь с майским дождем, она словно прощалась со своей любимой бабушкой.       Холодные капли оставляли следы не только на её теле и рыхлой земле, но и в её душе. Есть тот самый летний дождь, который не кажется жутко холодным, но и назвать его теплым можно с трудом. Такой дождь был и сейчас.       Однако Юля не почувствовала бы его, даже будь тот ледяным, настолько сильно ей сейчас хотелось исчезнуть из этого мира. Девушка прижималась к горячей груди мужа, цепляясь замерзшими пальцами за ткань его дорогого кашемирового пальто песочного цвета.       В сырую землю работники кладбища вкопали деревянный крест. «ГРИГОРЬЕВА ВАЛЕНТИНА СТЕПАНОВНА» «1924 — 1993» ***       Пчёлкина всегда считала смерть человека каким-то необъяснимым фактором. Как такое вообще может быть: жил-жил человек и в какой-то момент жизнь просто оборвалась? Закончилась так же, как заканчивается роман или повесть. Просто ставится точка.       Поминки были организованы в одном из ресторанов, недалеко от кладбища. В один момент вынести эти разговоры о том, каким Валентина Степановна была хорошим человеком при жизни, стало казаться невыносимым. Поэтому, пока гости нешумно переговаривались между собой, она встала из-за стола, следуя на свежий воздух.       Дождь, наконец, закончился, но небо оставалось затянутым. Редкие капельки, скатываясь по листве деревьев, падали на графитовый асфальт. Девушка вдохнула этот запах. Ещё в детстве она всегда любила гулять по такой погоде.       Сейчас, когда чувство насыщенности заполнило легкие, ей, на удивление стало легче. Она словно отпустила сейчас от себя все плохие мысли, глядя как те улетучиваются в небо. Туда, где на неё с высоты птичьего полета смотрит Валентина Степановна. Юля отчего-то всегда была уверена в том, что после смерти жизнь не заканчивается, а просто приобретает другую форму.       Дверь чуть приоткрылась, выпуская на улицу Витю. Подойдя ближе, он накинул на её чуть подрагивающие плечи свое пальто.       — Ну как ты? — обеспокоенно поинтересовался он, встав рядом.       — Нормально вроде, — неопределенно пожав плечами, ответила она. Аромат парфюма Пчёлкина забрался глубоко в нос. Сильнее завернувшись в дорогую кашемировую ткань, она прижалась ближе к мужчине.       — А чего ушла тогда?       — Захотелось одной побыть. А ты?       — Решил тебя найти и покурить заодно.       Сейчас она чувствовала себя так легко и непринужденно, будто не было того моря пролитых слез за все это время.       — Вить? — тихонько позвала она.       — М?       — Я тебя люблю, — встречаясь с ним взглядом, прошептала она.       Витя улыбнулся.       — И я тебя, маленькая, люблю, — оставил поцелуй на её макушке, вдыхая аромат её излюбленных духов. — Очень сильно люблю.