***
— Стабильность — признак мастерства, — фыркнул психолог почему-то совершенно беззлобно. Чужая одежда зашуршала, Арсений насчитал пять шагов. Глазами он никогда не видел кабинет, чтобы предположить, куда терпеливый «собеседник», если можно было так назвать партнёра по тишине, отошёл. Плеск жидкости о стекло заставил его ухмыльнуться. — Прямо на рабочем месте, при высшем начальстве? — Не понимаю, о чём Вы, — тот вернулся на место. Чувствительный нос защипало. — Это чай. — Заваренный в спирте, судя по запаху. — Всё равно никто не поверит. Вы слепой, — в голосе всё еще не нашлось агрессии. Врач, казалось, даже слегка улыбался — это звучало в интонации. — Аргумент, — поднял руки, сдаваясь, и надеялся, что на него посмотрели. — Не предложишь? — Нет, пока Вы не начнёте говорить по существу. «А ты хорош, не зря резюме такое блестящее». Арсений был плохим старшим товарищем для своих людей, никогда не интересовался их жизнями и не гнушался вызванивать сотрудников посреди ночи. Следовал убеждению, что не один он должен был пахать, как проклятый. Зато руководителем был отменным — точно знал, кто какую функцию выполнял, чтобы распределять задачи грамотно, наизусть помнил личные дела всех держателей крупных должностей, чем немало гордился. — Это манипуляция, — он откинулся в кресле, как бы показывая, что его таким не пронять. Слишком дешёвый приём. — Обижаете. Это банальная месть. «Да, определённо хорош», — горло просяще зачесалось, мужчина сдался: — Любой вопрос. Один. А потом будь добр делиться, как завещал Господь. Психолог взял продолжительную паузу, несколько раз показательно громко отпил алкоголь. — Вас сегодня привела секретарша. Что с Сергеем Борисовичем? Поссорились или ему просто надоело работать прислугой? — Какая глупая трата возможности, — даже не попытался скрыть разочарование, позволив лицу скривиться. — Интересующие меня темы Вы бы всё равно обсуждать отказались. Не о погоде же спрашивать. Отвечайте, не надо выёживаться. — И снова аргумент. Ничего не случилось, он отпросился по личным делам, — рука вытянулась вперёд, в неё моментально вложили невысокий стакан. Паша, видимо, точно знал, что пациент прогнётся, потому заранее приготовил лишнюю порцию. Мужчина снова ухмыльнулся. — Кстати, не подсобишь мне с одной мелочью? — Если дело не касается наших пустых разговоров, мало похожих на терапию, то нет. Мстить тот умел не менее профессионально, чем вытягивать слова — за это стоило отдать должное. — Не касается, но на то, что у тебя займёт пару секунд, я потрачу минимум час, — достал из кармана нагревшийся за бурное, полное разговоров утро телефон и отдал куда-то в пустоту. — Можешь перевести будильник на семь? Вещь приняли, послышалось копошение, в ответ на которое он облегчённо выпустил воздух из лёгких, но возвращать устройство ему не спешили. Врач, видимо, обдумывал что-то, почти ощутимо выуживал ответы на незаданные вопросы из его позы и выражения лица, а потом, уложив предмет на его колени, выдохнул как-то самодовольно, продолжительно. — Могу я дать совет? — Не зная ситуации? Попробуй, — мужчина с вызовом подался вперёд, демонстрируя готовность слушать и уже заранее подбирая едкую шуточку о том, что не так уж и легко на деле было его «читать». — Отмените все дела на завтра. Побудьте с этим человеком по-настоящему, а не в перерывах между работой. Ну, так, разнообразия ради. Арсений замер с открытым ртом, усиленно всматриваясь в черноту и не менее тщательно копаясь в себе, чтобы понять, какой именно жест его выдал. Всё ведь было, как всегда, даже внутри него самого. Он бы не заметил изменения, если бы ему и прямо на них указали. Кричал глазами «Как?!», не издавая при этом ни звука, пока не услышал новый довольный выдох, который перевёл для себя, как «попался». Может, тот был прав? Никто ведь не умрёт, если он пропустит всего одно мероприятие? — Подумаю об этом. А у нас, кажется, время закончилось. — Не смею задерживать. У Вас явно есть дела поважнее, — Павел поднялся и удалился в противоположный угол, начал громко перебирать бумаги, но всё же остановил его у дверей какой-то по-доверительному тихой фразой. — Если вдруг захочется поделиться, Вы знаете, где меня искать, Арсений Сергеевич. — Не думаю, что воспользуюсь предложением, но, наверное, спасибо. — Я думал, жизненный опыт уже научил Вас не зарекаться, — без тени обиды улыбнулись в ответ. — Всего доброго. Удивительно, как он каждый раз испытывал психолога на прочность, но ни разу так и не победил. «Зарплату ему ещё поднять, что ли?»***
Спалось мужчине подозрительно хорошо. Не было волнения или дискомфорта, только тихая радость, что удалось отложить дела и освободить целые сутки, не имея толком понятия, для чего именно. Он падал в сон без страха перед грядущим пробуждением в темноте, потому что точно знал, что хотя бы будет не один. Антон обозначил свой приход одним коротким жужжащим сигналом и, не здороваясь, да и вообще ничего не говоря, с готовностью шагнул в прихожую. Скрипнул пару раз обувью о ламинат, разуваясь, и перестал двигаться, подойдя к нему на близкое, по какой-то причине нормальное для них расстояние. Хозяин квартиры медлил, не понимая, чего именно ждал: разрешения? вопроса? первого касания от другого? — Ты не будешь…? — парень, видимо, не нашёл подходящего слова, так что оборвал себя на полуслове. Затем на всякий случай придвинулся ещё ближе, опалив лоб своим жаром. Упущен был момент, когда тот решился перейти на «ты», как и момент, когда его действия стали обязательным ритуалом их недолгого общения. Арсений упорно проглатывал смущение, пока оно в конце концов не встало в горле и не сорвалось с языка: — Это разве не странно? — Нет, — спокойно ответил гость. — Это же твой способ восприятия мира, так что всё нормально, — но снова ничего не произошло, и тот повторил чуть тише: — Всё нормально. Зрячие руки взметнулись к чужой одежде, лицо слабо осветила благодарная улыбка. Под пальцами оказалось нечто мягкое, похожее скорее на кошачью шерсть, чем на материал для вещей. — В чём это ты? — Интерлок. Одна из самых мягких тканей, приятнее даже кашемира. Нравится? — воздух был наэлектризован ожиданием его ответа, а мужчина только и мог, что оглаживать незнакомый материал с благоговением. Рукава у вещи были длинные не по сезону, с истончившимися местами на локтях. Пришедший не дождался слов, но вполне верно трактовал молчание, потому продолжил: — Этому свитеру минимум лет семь. Износился в труху, да так, что даже в магазин у дома выходить неприлично. Но я решил, что для тебя важнее ощущение, чем внешний вид. Было слышно, как тот смутился, под конец фразы перейдя на полушепот и задержав в груди вдох под его невидящим взглядом. Пустые глаза слепого неверующе тыкались в «ничего», всё силясь то перебороть. — Ты подбирал одежду так, чтобы мне было приятнее трогать? — Ага. А ведь даже имени твоего не знаю. Как видишь, я тоже со странностями, — резкий выдох носом обозначил смешок. Руки опустились, получив достаточно информации, хотя последнее, чего хотелось — это разрывать физическую связь. — Арсений. Но вряд ли мы когда-либо будем на людях, так что звать меня тебе не придётся. Желудок больно сжался от этого смиренно принятого факта. Любопытно было наблюдать, как сердце кочевало по организму. Всё остальное тело, опираясь на стену, прошло в гостиную и опустилось на диван, ожидая, когда гость подсядет. Однако тот не спешил, шурша вдоль комнаты, обходя её по периметру, потом подал голос снова: — У тебя удивительно богатая коллекция для того, кто не может читать. Парень имел в виду бесчисленные многоуровневые полки и стеллажи, заставленные почти всеми существующими жанрами литературы. Несмотря на резкость фразы, она не обидела. Наоборот — он гордо поднял подбородок: — Слеп я был не всегда. А теперь вот собираю разве что библиотеку аудиокниг, ей особо не похвалишься. Приглушенный перезвон колокольчиков отразился от стен — Антон смеялся так чисто, что хотелось включить тому какое-нибудь юмористическое шоу и просто сидеть рядом, пока слух отдыхал от суеты. Собеседник плюхнулся рядом, щёлкнув суставами, и снова смущённо хихикнул. Он не знал, как далеко они находились друг от друга, но сидели явно дальше, чем ему было нужно для осознания, что под боком, в вечной мгле, кто-то существовал. — Не расскажешь, что случилось, раз так? — голос посерьёзнел в секунду, от этого стало дискомфортно, и мужчина попытался улыбнуться, чтобы сгладить углы напряжения. — Думаю, не упущу ничего важного, если скажу, что просто переработал. Времена неспокойные, нервов не хватило, мозг взял передышку. Это психосоматика, когда организм сам решает, что у тебя будет что-то болеть, даже если ты полностью здоров. — Значит, всё можно исправить? — тон дрогнул лишь на секунду, выдав то ли надежду, то ли страх, но мгновения хватило, чтобы Арсений решился лишить юношу на всякий случай и того, и другого. — Теоретически. Шансы почти равные, но в хороший исход мне что-то не верится, — самому стало стыдно за пассивность, ему несвойственную, так что он поспешил оправдаться. — Но к психологу я хожу. Мало ли. — Лучше делать и раскаиваться, чем не делать и всё равно раскаиваться, — задумчиво протянул вдруг мягкий голос из темноты, чем заставил поперхнуться слюной и закашляться. «Ты работаешь кем-то вроде строителя, но дословно цитируешь «Декамерон»? Это как? Не был я готов к такому повороту событий. Недооценил тебя, доброе создание…». Запястья объяла слабая дрожь от мысли, что Антон ему только казался, что тот — лишь отражение его самого. Нереальный, придуманный, оттого и удивительный. Его невидящие глаза заметались по «ничего», ударяясь о нематериальные глухие стены, мешавшие воспринимать мир полноценно. — Я что-то не то сказал? — шепнули изумлённо неподалёку. Но всё равно на слишком большом расстоянии, чтобы войти в круг ощущаемого как существующее. — Нет-нет. Пытаюсь вспомнить, где лежит хоть что-то, что можно трогать, пока мы разговариваем, но при этом не показаться чудиком, — его смешок не нашёл ответа. Парень упорно ждал честности, он покачал головой. — Разлюбил подобные диалоги, потому что воспринимаю на слух не так хорошо, чтобы это всё не чувствовалось, как разговор с самим собой. Обычно перебираю или мучаю в руках что-то… — Чтобы понимать, что мир вокруг ещё на месте? — понимающая ладонь вдруг скользнула ему прямо в пальцы, обдав физическим теплом. — Если вот так сделать, тебе будет комфортнее? Вырвавшийся облегчённый выдох нивелировал необходимость отвечать на вопрос, Арсений опустил голову, закапывая себя в чувство вины вместо благодарности: — Не сможешь же ты до ночи со мной так сидеть… — Почему? — щёлкнул приподнятый уголок губы. — Хотя ты прав, — и с этой фразой тепло исчезло, заставив от неожиданности потянуться следом в сторону того, чего лишили. Антон заёрзал на диване, проминая под себя поролон совсем рядом с ним, пока наконец не опёрся на его плечо, не вжался острым коленом в бедро и не вернул руку на прежнее место. — А вот так вполне смогу. Видел бы ты своё лицо, — тот щекотно рассмеялся ему в щёку. — Да уж, тут явно лучше не видеть, чем я активно и занимаюсь, — новая порция бережного церковного перезвона была ему наградой за самоиронию. Темнота помещения стала будто более мягкой на зрительную ощупь, не такой угрожающей, сглаженной чужим принятием и подсвеченной отсутствием дискомфорта от шуток про то, что люди обычно не находили забавным. Жалости он нахлебался за эти месяцы от души — хватило, а вот такой вежливой простоты в отношении ему действительно не хватало. Сочувствие, эмпатия — это прекрасные эмоции, но, переходя в снисхождение, они покрываются корочкой яда. — Ты не против посмотреть что-нибудь забавное? — с этими словами Арсений бережно сжал свой кусок реального мира. Искать темы для обсуждения было энергозатратно, а вот наслаждаться переливистым смехом хотелось очень. И его снова будто поняли с полупросьбы. Удивительно, но темы всё равно находились сами собой, так что Антон чуть ли не каждую минуту ставил включенное наобум шоу на паузу с беспроводной клавиатуры на коленях, покрывшейся за долгие недели без работы слоем пыли. Слепой не знал, но тот почти не обращал внимания на экран проектора, растянутый во всю противоположную стену. К ночи они обсудили и интерьер его квартиры, и позднее творчество Достоевского, сойдясь на том, что монологи о Боге лучше давались Толстому, и раздражающие сигналы стандартных будильников айфонов. Словом, всё, что первое приходило на ум, озвучивалось незамедлительно. Между тем юноша, как и сказал, не отодвинулся ни на сантиметр — двумя слипшимися пельменями знакомые сидели до самого чужого ухода. На прощание, которое оба оттягивали почти до закрытия метро, мужчину мягко приобняли за плечи, как старого друга, и клятвенно заверили, что они увидятся снова как можно скорее. Оставшись опять наедине с собой, он дал себе обещание отодвигать, отменять или вовсе игнорировать любые рабочие дела, выключать телефон при возможности — ради Антона, чтобы не отвлекаться от того, что было действительно важно. Уже перед сном Арсений отправил своему психологу голосовое сообщение с сухой благодарностью за совет, которого не просил, но в котором нуждался.