Ставок больше нет.

      Шёлковая простынь накрывала оголённое тело девушки. Её волосы раскинулись по всей подушке, вещи небрежно лежали на полу, а сама Би спала.       Но не так долго ей осталось быть в стране спокойствия и равновесия. Она повернулась к Чаку и неохотно открыла глаза. Ей стоило задремать на полчаса, а следов от парня уже не было. Лишь небольшая вмятина на подушке давала знак о его раннем присутствии.       Блэр оперлась руками о мягкую постель и привстала. Было тихо и одиноко. Все тело еще болело. Болело там, болело здесь, болели голова и сердце. Вспомнив то, что нельзя было забыть, она прижала колени к груди и уткнулась в них. — Черт! Дура, какая же я дура, — прошептала самой себе она.       Но слез уже не было. Было глубокое отчаяние, в которое она провалилась будто в бездну. Сейчас всю ее душу терзали церберы на серебряных цепях. Разрывали на маленькие клочки остатки самообладания. Но что сделано, то сделано. Прошлое не вернуть.       Девушка встала с мягкой постели, прикрывая все свое изящество красной материей, и подошла к зеркалу. Она встала напротив него и долго вглядывалась в свои глаза. В них уже не было Блэр, в них жил демон, поглощавший ее изнутри, хоть внешне она и была той же самой стервой с верхнего Ист-Сайда.       Оторвавшись от собственного отражения, шатенка повернула голову, где обнаружила большую коробку. В таких коробках Чак приносил ей платья. Медленными шагами она побрела к вещице.       Откинув картонную крышку, Блэр увидела необычное зелено-белое платье. Материю укрывал большой слой воздушных оборок и кружев. На самом верху лежал миниатюрный белый конверт. Аккуратно открыв его, Блэр принялась читать: «Сегодня последний выход. Надень это. Будь готова к девяти часам».       Прочитав указания, она взглянула на часы, на которых стрелки доходили до отметки восемь. Странно. Это было обычное письмо, но Блэр чуяла в нем сухость. Она представила перед собой Чака, как он монотонно, безразлично говорит ей это, без каких-либо эмоций, чувств. Даже не одна мышца не дрогнула на его безупречном лице.       Отогнав все эти мысли от себя, девушка скинула с жемчужной кожи ткань, которая грузом упала на пол, и показало в отражении всю ее красу. Налитые кровью синяки украшали ее тело. Изящными вмятинами красовались небольшие следы от ногтей и пальцев. Подняв волосы, она обнаружила на шее еще ряд красных, как огонь, следов от губ Чарльза Басса. Проведя по болезненной шее тканью, шатенка надела на себя халат и пошла в душ.       Блэр пыталась сделать все, только чтобы смыть с себя его едкий запах. Она могла бы даже содрать кожу ради этого. Но единственное, от чего не могла избавиться девушка, так это от воспоминаний, которые навечно заполнили ее голову.       Приведя себя в порядок, она вновь зашла в комнату. Полотенце на ее теле впитывало оставшуюся влагу. Блэр вытащила из коробки платье и уложила его на кровать. Шатенка любовалась им и думала, какого о ней мнения будет Чак. Возможно, ему будет нравиться, возможно, он будет пускать слюни, но, вероятнее всего, ему будет плевать.       Время пятнадцать минут девятого. Пора собираться. Уолдорф высушила волосы, уложила их в чуть объемную прическу. Она сделала это таким образом, чтобы часть ее шоколадных волос прикрывала следы этой ночи.       Девушка надела на себя новое изумительное белье, шикарное платье, сделала великолепный макияж: не вульгарный, но и не для серой мышки. И только после приведения себя в порядок она взглянула на свой образ.       Должно быть, это весьма значительное событие, если это платье шикарнее всего, что она мерила в своей жизни. Оно подчеркивало ее талию, удлиняло ее ноги. Делало ее еще более неземной, что было уже за гранью сверхъестественного.       Шатенка смогла уложиться в срок, и как только Би оторвала взгляд от себя, в дверь сразу же постучали. — О, я вижу, ты уже готова, — брюнетка в восхитительном черном платье стояла на пороге, — Идем, лимузин подъехал.       Блэр, оглядев себя еще раз с ног до головы, поплелась за Джи. Та, одарив ее смеренным, сдержанным взглядом, отправилась вперед.       Девушка наблюдала за ее величественной походкой, за ее изящными движениями рук. Такой Блэр видела брюнетку впервые: она будто парила над полом, раздавая знакомым спокойные и безмятежные кивки. Видимо, девушка очень рада, что это последний день, когда она видит Уолдорф. Возможно, из-за этого она пребывала в эйфории. Почему нет? Представьте, если бы вы оказались на ее месте. Человек, к которому вы питаете раздражение, через каких-то 19 часов сгинет из ваших жизни и мыслей. Все вернется на свои места. Например, Джорджи, вновь будет занята своими делами, ее не будут приставлять к Би, будто пастушку. Она будет сама по себе, и это замечательно.       Дамы спустились с последних ступенек, что вели на улицу, и сели в черный лимузин Чака. Сам парень и его родственница, видимо, уже были там. В машине тихо, практически не двигаясь, сидела Айви. Бежевое платье аккуратно обволакивало ее тело, чуть волнистые локоны спускались на плечи. В последнее время Блэр редко общалась с девушкой, пусть они и жили в одном доме. Их дружба стала гаснуть как свечка, у которой вот-вот закончиться фитиль.       Они перестали делиться секретами. Перестали вообще разговаривать. Шатенка злилась на нее больше, чем обычно. Она — ее лучшая подруга, она должна была рассказать об университете, но, вместо этого, она просто промолчала. Для Блэр это было предательством.       Айви большую часть своего времени проводила с Эс. С этой высокой, идеальной блондинкой. Но у нее не было того, что было у Блэр. У нее не было способности логически думать. Она просто светилась как лампочка, одаривая каждого своим теплом. Но не будем забывать поговорку «В тихом омуте, черти водятся». Это было точным описанием Серены. — Привет… снова, — тихим и все еще виноватым голосом произнесла Диккенс. — Привет, — сухо ответила Блэр и уставилась в окно.       Шатенка не хотела встречаться с ней взглядом, вообще не хотела ее видеть или говорить. Но ей пришлось начать разговор с Джи, ведь любопытство — сильная вещь. — Чей это прием? — монотонно, скрывая свою заинтересованность, спросила Уолдорф. — Нашей старой подруги. — Она одна из вас? — В какой-то степени — да, но она отреклась от нас, когда ее семья расправилась с кризисом, — быстро проговорила брюнетка. — И вы все еще общаетесь? — Типа того... Слушай, ты задаешь много вопросов. И это мне не нравится. Ты вообще мне не нравишься. — Хоть в чем-то я с тобой солидарна.       Девушки переглянулись меж собой недобрыми взглядами и устремили их в окно. Следующие двадцать минут дороги шли в тишине. Никто ничего не спрашивал, никто ничему не противился. Раз уж это последний день Блэр, то она просидит в машине с закрытым ртом, чтобы ничего не доломать своими колкими фразами и острыми словами. — Приехали, — проговорила Айви, увидев, что машина остановилась перед толпой фотографов и светских львиц.       Дверь машины распахнулась, и девушки по одной начали аккуратно выходить из машины, ступая на расстеленную красную полосу. Первой вышла Джи, за ней Айви и Блэр. — Делай все, как я, — проговорила Спаркс шатенке, — Будь естественной. — И это говорит мне интриганка всех времен и народов. — Шагай, — велела она и по-царски, виляя бедрами, двинулась вперед.       Эти люди ничего не боялись. Может, они были бессмертны? Скорее всего. Иного объяснения приходить туда, где за каждым углом стоит папарацци и на каждом сантиметре расставлена полиция, не было.       Компания направилась в здание. Им не составило труда найти Серену и Чака. Они стояли и высматривали кого-то. Эс в черном длинном платье, которое подчеркивало все ее достоинства, и Чак, как всегда, в новом смокинге. Блэр не хотела к нему подходить даже за километр. Он причинил ей столько боли, что, если можно было бы раздать каждому человеку по грузовику ее чувств, весь мир бы страдал. — О, Джи, — проговорила сияющая блондинка, заставляя Чака повернуться, — Ты изумительно выглядишь. — Спасибо, я знаю, — она едва заметно улыбнулась, — Так как у нас дела? — Хорошо, Чак ищет Джульетт. Но, видимо, она слишком занята гостями.       Басс стоял и смотрел сквозь девушек и толпу. Он с пустотой в глазах смотрел на Блэр, будто ничего и не произошло. Он вел себя как в день их встречи, холодно и жестко. А чего она ожидала? Что стоит ей прийти, и он сразу же склонит ее над полом и страстно поцелует, а затем они будут танцевать и танцевать весь вечер? Да. Именно это. Но это же Чак Басс. Не для него нежности и ласки, если это только не в пределах его постели. Хотя даже там они является огромной редкостью. — Нашел, — произнес Чак и уверенными движениями направился в гущу людей.       Он подошел к какой-то девушке в длинном бордовом платье. Ее волосы были изящно уложены так, что одна часть прикрывала ее глаз, делая девушку необычной и загадочной. Дорогие ювелирные украшения светились на шее, руках и пальцах. Видимо, она была из чересчур богатой семьи. Она стояла спиной к ним, но Би все равно удалось разглядеть ее полностью.       Все они двинулись в сторону парня. Последующее поведение Басса удивило Блэр. Чак подошел к этой дорогой кукле и слегка приобнял за талию. Она резко повернулась с диким взглядом, рука уже была готова дать сильную пощечину, но она в мгновение опустила ее, увидев глаза брюнета. — Басс, черт возьми, — заулыбалась она, — Ты все такой же пошлый и эгоистичный. — Да. А ты все так же стареешь, — парочка засмеялась, — В следующий раз смени платье, ты напоминаешь мне Тильду Суинтон в не самом хорошем ракурсе. — Ради тебя — все что угодно, — она оглядела позади стоящих людей, — Я, конечно, не обижусь, если вы не поздороваетесь со мной, но это будет дурным тоном. — Джульетт. Изумительно выглядишь, а этого не слушай, он прикапывается ко всему, что движется, — блондинка сделала шаг. — Оу, спасибо. Я знаю, — далее она взглянула на Спаркс, — Джорджина, приятно тебя видеть, — сдержанным тоном произнесла Шарп. — Мне тебя тоже.       Джульетт спрятала свой взгляд в пол, но потом окинула им зеленое платье Би, которая тихо стояла в сторонке. — А это что за экземпляр? — Мое имя Блэр Уолдорф, — шатенка задрала нос, — И кто тут экземпляр, так это вы все. Прямо скопление редких образцов.       Шарп изящно подняла бровь, и Чак быстро подошел к Би, схватив ее за локоть, чем вызвал недовольство девушки. Ей хотелось выцарапать ему глаза. Ему и всем остальным. Этой пессимистке Джорджине, этой тупоголовой Серене, этой самоуверенной Джульетт. Они раздражали ее так сильно, что кожа на лице приобретала красный оттенок — оттенок ярости и злобы. Блэр вырвала свою руку из клешней брюнета и уставилась на него. — Прости, она с тяжелым характером, — произнес он, оторвавшись от жгучих карих глаз. — Это я вижу. Так что привело всех вас сюда?       Чак оглянулся по сторонам. — Ну…мы можем отойти, — правильно поняла его Эс. — Конечно. Идем. — Вы идите, мне нужно кое-что сделать здесь, — ответил Басс, прожигая взглядом Блэр, — Мы вас догоним. — Ладно, — важно промолвила она, и девушки скрылись в толпе людей.       Чак полностью повернулся к ней и чуть прищурил глаза. Он быстро пробежался по ее знакомым чертам взглядом и не мог найти каких-то отличий. В результате, он сдался. — Блэр, что, мать твою, случилось? — удивленно брякнул Чак. — Что случилось? Действительно, что? — саркастически крикнула Блэр, заставляя пару людей около себя повернуться, — Для тебя, естественно, ничего. А для меня многое, если ты еще не понял. — Ты имеешь в виду день? — Да! День, утро, вечер. Все. — Но ведь это был лучший день в твоей жизни! — Это был самый ужасный день. Если бы я кому-то и пожелала такого ужасного дня, так это только тебе. Потому что обрекать своих врагов на такую участь слишком жестоко, а я не тиран. А тебя мне ни капли не жалко. Даже к противникам я не питаю такую ненависть, как к тебе. — Возможно, но ты сама знала, на что идешь. И ты сама позволила мне это сделать, — он подошел к ней ближе, но наклонился не к алым губам, а к уху, — Сама поцеловала меня и сама заварила эту кашу, — он говорил это шепотом, чтобы никто кроме них не услышал этот разговор, — И ведь ты хотела этого. Так же, как хочешь и сейчас. Разве я не прав?       Она ничего не ответила, в ее горле застрял ком, который она не могла проглотить. — Конечно, прав. Ты просто не можешь принять истину. Сейчас ты напоминаешь мне типичных девушек, которые были в моей кровати ночью, а утром от них не было и следа. Они так же молили меня и так же стонали, и ты ничем не отличаешься от них, — Блэр не могла пошевелиться, он буквально давил ее своей правдой. — Но сегодня следа не было от тебя, не так ли? Ты убежал. — Я ушел, потому что мне нужно было готовиться. — К чему? К тому, чтобы вновь придумывать план, как спасти свою дешевую шкуру?       Басс схватил ее за руку, сильно сжал и притянул к себе, заставляя девушку скорчиться от боли. — Ты даже понятия не имеешь, чем я занимаюсь. — Имею. Ты ненавидишь своего врага Арчибальда, питаешь к нему злобу. Ты скрываешься от какого-то психа, который может найти и убить тебя в любую секунду. Ты лишь защищаешь своих подружек и сам же подвергаешь их опасности, когда отправляешь делать ужасную работу. И как только я выберусь отсюда, ты засядешь за решеткой. Так что видишь, я знаю многое о тебе. Я встречала одного такого парня, хотя нет, погоди, я встречала множество таких парней, которые прикидывались мужчинами, а на деле были, как картонки, которых вот-вот унесет холодный северный ветер. И знаешь, ты ни чем не отличаешься от них, — повторила Блэр последнюю фразу брюнета, пытаясь причинить ему куда больше боли.       Они вели себя как в день их встречи. Холодные и беспристрастные друг к другу. Но между ними был какой-то электрический ток, напряжение. С каждым вдохом или выдохом, каждым сердцебиением, прикосновением, их словно ударяло молнией.       Вспомнив, что нужно идти, Чак отодвинулся от нее, опустил запястье, которые уже слегка посинело от его хватки, оторвался от густых волос и одарил ее взглядом. Но последнее слово всегда было за ним, как и сейчас. — Знаешь, — он издал коварный смешок, — Кое в чем ты права: ты можешь меня сдать. И поэтому ты еще останешься у меня. Я буду держать тебя у себя до тех пор, пока ты мне не надоешь, или пока ты ничего не сможешь сделать. Ни позвонить, ни убежать. Ты сама начала это, поэтому тебе отвечать. Теперь ты будешь мучиться, и той сказки, которая была раньше, пришел конец. Как и твоей самооценке, величию и твоему королевству, — он вновь показал оскал, похоже, эта девочка задела его за живое, — Увидимся дома, — последние слова, и он чуть шатающийся походкой уходит вглубь зала, разрешая девушке выдохнуть.       Она сама развевает пепел своего счастья над головой, сама не дает прежней жизни вернуться, пусть и не специально. Но у нее появится план, такой, что все будут ползать под ее ногами, а она вновь пойдет по головам к своему новому будущему. Может это случится не скоро, но она добьется этого, ведь она — Блэр Уолдорф. А Уолдорф никогда не сдаются, даже если их жизнь разбита на тысячи осколков.