***
Она возвращается. В новый сезон приходит совсем другая Керро. Не та, какой ее запомнили. Она намного грубее, может запросто послать куда подальше. Ей плевать на все. Она знает, чего хочет. А Вера потихоньку тонет. Все глубже погружается в омут зеленых глаз самовлюбленной эстонки. И, признаться, восхищается ей еще больше. Возвращаться не хочет. Сейчас все стало намного проще. Мэри знает, как здесь все устроено. Знает, что нужно делать. Ей откровенно плевать на остальных участников. Впрочем, ее всегда не слишком заботило чужое мнение. Она другая. И именно это помогает ей проходить новые, все более изощренные испытания. Вера всеми силами пытается протестовать собственным чувствам. Но отрицать очевидное долго все же не выходит. Она принимает то, что так долго пыталась скрыть. Но Сотникова ясно понимает, что ни о какой взаимности речи не идет. У Мэри есть Саша. И от этой мысли хочется провалиться. Веру буквально пробивает, когда холодная ладонь Мэрилин накрывает ее собственную. На одном из испытаний, когда они сидят друг напротив друга, в каких-то десятках сантиметров. Горячая кровь приливает к щекам ведущей, а губы Мэри трогает еле заметная ухмылка. На какую-то долю секунды, дабы заметила только та, кому она предназначена. Снова второе место. И он ждет ее снаружи. Завлекает в объятия и кладет руки на спину, прижимая еще ближе к себе. Вере хочется вцепиться ему в горло. Это она должна быть на его месте.***
Керро обещает вернуться. Но ей не верят, ибо мало кто рискнет идти на Битву в третий раз, когда, кажется, шанс на победу равен нулю. И когда это случается, все прибывают в состоянии легкого шока. Кто бы мог подумать, правда? Возвращаться в третий раз и надеяться на иной исход… глупо, наверное. Но ей все равно. Никто не знает, ради чего она вернулась на самом деле. А если точнее, ради кого. Когда видит ее, Вера не может поверить своим глазам. Значит, она не солгала тогда. И когда приходит понимание, почему-то становится тепло. Атмосфера на кладбище всегда напряженная. Оно и понятно: одному черту известно, чьи души здесь покоятся. Но для Мэрилин все уже настолько привычно, что нет ничего, помимо ледяного спокойствия. Видимо, это дело времени. Чем больше она работает в таких местах, тем легче ей это дается. Но сегодня все было совсем иначе. Черная повязка ужасно раздражала, пусть надевала Мэри ее отнюдь не впервые. К тому же, еще с самого начала испытания ведьма чувствовала дикую головную боль, которая по приближению к могиле только усиливалась, становясь практически невыносимой. Ей толком не дали настроится. Сотникова начала задавать вопросы, не позволив хоть как-то прийти в себя. Вопросы эти были откровенно глупыми и при том совершенно бессмысленными. Точно такими же бессмысленными, как и нахождение здесь Керро. — Мэри, что Вы можете сказать о человеке, которому принадлежит эта могила? — вновь попыталась добиться ответа Вера. Но Мэри сомневалась уже во всем. В том, что думает, слышит и чувствует. Ее сбивало бормотание операторов, помощников и… Сотниковой, черт бы ее побрал. Керро откровенно терялась во всем этом. Удивительно, ведь раньше с ней такого не было. Она почти никогда не сомневается в собственных словах. А уж тем более, в собственных мыслях. — Вера, прошу тебя, замолчи... — полушепотом попросила ясновидящая. К ней наконец начали пробираться необходимые образы, хоть она и не совсем понимала, что именно ей нужно о них узнать. Но Вера, видимо, не осознавая, чего от нее пытаются добиться, продолжала заваливать ведьму пустыми расспросами, добиваясь большей ясности. Порой, от этой ее болтовни тошнит. И сегодня раздражение наконец достигло своего пика. Мэрилин не выдержала: — Я не буду работать в таких условиях, — с этими словами Керро поднялась с колен, потушила до этого спокойно горящую свечу, и направилась к автобусу — вон с глаз съемочной группы. Останавливать ее, на удивление, никто не спешил. Она встала чуть поодаль, достала из кармана черной меховой шубы пачку вишневого Chapman и закурила. Дым проникал в легкие, приятно согревая и успокаивая. Головная боль отступила, и поток холодного ветра помог Мэри вернуть самообладание. Как бы то ни было, но на Веру она злилась. Неужели так сложно просто подождать и позволить Керро настроиться? Что ж за день сегодня такой… — Я слишком навязчива? — послышалось вдруг за спиной. Навязчива — это еще мягко сказано, уж поверьте мне. И будь на месте Сотниковой кто-то другой — Мэрилин не стала бы себя сдерживать. Но с этой женщиной дела обстояли немного иначе. — Вы слишком дотошны, — бросила ведьма, затягиваясь. Может, это прозвучало слишком грубо… но какая к черту разница? Мэри терпеть не может, когда ее отвлекают во время испытания. Она теряет концентрацию. — Простите… — чуть тише прежнего начала актриса. Но тут взгляд ее поднялся выше. — А Вы разве не знаете, что курить — вредно? Мэри выдохнула, немного опустив запястье. А есть ли кому-то до этого дело? Курение для нее — один из немногих способов справиться со стрессом, если не считать вина и кофе. — Правда? — усмехнулась Керро, издеваясь. Может, знает, но не придает этому особого значения. Сигарета в ту же секунду оказывается брошена на снег. Мэрилин оборачивается на Сотникову; на лице все то же безразличное выражение. Подходит ближе — почти вплотную — и наклоняется, обжигая дыханием бледную кожу шеи женщины. — А мне плевать. — почти беззвучно. Но Мэри чувствует, как напрягаются плечи Сотниковой, как она отводит взгляд в сторону. К щекам подступает румянец, и Вера еле заметно прикусывает губу. Будто осознает собственную беззащитность в данной ситуации. Холодные руки Керро спускаются на ее талию, и она прижимает ближе, чтобы наконец коснуться губами особенно тонкой кожи ключицы. Сотникова вздрагивает, чувствуя, как приятное тепло растекается по всему телу. Она слишком долго прятала свои желания. А Мэри ведь давно обо всем знала. — Мэрилин, — шепчет актриса, понимая, что еще немного, и она сорвется прямо здесь. Но обе отлично знали, что здесь не место. Нельзя. И Мэри, пусть нехотя, но все-таки отстраняется от Веры, мягко убирая руки. — Поехали отсюда.