underwater

Произошедшее накануне с утра ощущается скорее приятным сном, но, когда парень открывает глаза и видит такую родную обстановку, гораздо более привычную взгляду, нежели пыльная, брошенная квартира, дыхание машинально на секунду останавливается. Восторг борется со страхом в голове, в очередной раз мешая понять, что нужно чувствовать. Прижавшийся к стенке и свернувшийся калачиком Кихен только добавляет сомнений в реальность этого мира перед глазами. Солнце ненавязчиво проникает в щель между шторками, в помещении прохладно, свежий утренний воздух приятно пробуждает. Ласково переливается в полоске света, упавшей на его лицо, серебряная сережка Кихена. Дав себе некоторое время на любование, Чангюн накидывает на него свое одеяло сверху и лениво плетется в сторону выхода. Пробуждение сегодня, конечно, приятнее, чем обычно, но курить хочется безумно. Выйдя, он тут же морщится от яркого света, но глаза довольно быстро привыкают. Достает сигарету, и с первой затяжкой вместе с дымом в легкие в голову проникает осознание происходящего, вызывая еще более смешанные чувства внутри. Если это все же не было сном, то очередной странный поступок Кихена снова остается без объяснения, а та внезапная вспышка, — была ли она реальной или это лишь иллюзия? Он бросает сигарету на половине, срываясь за секунду с места в отчаянном порыве, уверенно ощущая, что долгожданная «Эврика!» наконец случилась. Сложив в голове все поэтапно сейчас у него нет сомнений в том, что это сработает. Должно сработать, иначе он бросится под колеса первого же проезжающего мимо грузовика. — Кихен, — он одним движением разворачивает парня к себе лицом, торопится так, словно тот может исчезнуть через секунду, — Пожалуйста, вставай. — М-м-м? — Кихен потягивается, разминая затекшие конечности. Чангюна трясет от того, как это все долго. Перед глазами все словно в замедленной съемке за секунду до конца света, и он посылает ко всем чертям свой изначальный план. Ведь если задумка рабочая, то лишние приготовления тут точно не нужны. Он припадает к губам еще не открывшего до конца глаза Кихена и в отчаянии притягивает его к себе, словно хватаясь за него как за последнюю надежду. На долю секунды и так замедлившийся мир останавливается вовсе, а после, так неожиданно и одновременно совершенно ожидаемо он чувствует, как его толкают в плечо заставляя отстраниться. Чангюн распахивает глаза в предвкушении, хотя уже сейчас понимает, что затеянное явно не стоило свеч. И действительно, никаких изменений в окружающем мире, кроме вжавшегося в стенку Кихена с напуганным взглядом и поджатыми к себе ногами. Чангюн в истерике бьет со всей силы кулаком в подушку, чем только больше пугает и без того опешившего Кихена. В очередном внезапном приступе ярости он едва не задыхается, пытаясь сдержать рвущуюся наружу злобу и сползает с матраса, становясь на колени и закрывая лицо руками. — Прости меня, прости… — бормочет он себе в ладони неразборчиво, срываясь то на хрипы, то почти на плачь. — Я ничего не понимаю. Мне страшно. — Мне тоже, — находит в себе силы ответить Кихен, уже привыкший быстро приходить в себя после таких его эмоциональных всплесков. — Давай поговорим? Чангюн часто кивает, пытаясь унять рвущиеся наружу слезы. Все стало слишком сложно и от предстоящего разговора явно не стоит ждать ничего хорошего. — Мне кажется мы оба постоянно совершаем необдуманные поступки. И, наверное, я тут даже виноват больше тебя. — Он вздыхает, ловя чужой озадаченный взгляд. — В свое оправдание скажу, что это почти невозможно контролировать. Но я честно очень постараюсь. Давай не будем торопить события, пока окончательно не разберемся в том, что с нами происходит? — Необдуманные поступки… — повторяет Чангюн, опустив взгляд в пол. — Это ты о моих чувствах так? Он поднимает глаза, в которых зарождается боль всей вселенной. Он бы и рад считать, что Кихен так выразился неосознанно, случайно, да только не может, сгорая в последнем огоньке надежды. Кихен молчит, виновато отводя взгляд и размышляет над ответом. — То есть, все что ты до этого говорил и делал… — Чангюн зависает где-то на тонкой грани между злобой и истерикой, — Это все лишь «необдуманные поступки»? — Нет! — Кихен даже вскрикивает, удивляясь такому неожиданному обвинению и своей смелости одновременно. — Ты все понимаешь слишком буквально. Я совсем не то пытался сказать. Я буквально говорю тебе, что не могу это контролировать. Конечно, я понимаю, что это нечто большее, чем просто случайность. Но пойми, я пока не в состоянии это принять. Мой разум и чувства противоречат друг другу буквально каждый день, каждую секунду, и я тоже живой человек и очень боюсь совершить ошибку. Я не хочу делать поспешных выводов и навредить тебе еще больше. Поэтому все, о чем я тебя прошу это сбавить обороты. Ничего более. Парень молчит некоторое время, а затем один раз быстро кивает. В его глазах стыд и разочарование, а потому он отчаянно пытается спрятать свой взгляд, но понимает, что ответить определенно что-то нужно. — Я думаю, нам стоит какое-то время побыть друзьями, — опрометчиво добавляет Кихен, замечая замешательство в чужом взгляде. Гадкое предчувствие просачивается в сердце и сжимает его в тиски. Взгляд напротив становится более враждебным, но всего на секунду, прежде чем пересилив вспышку Чангюн снова натягивает безразличное выражение на лицо. — Не обещаю, что у меня это получится, — чеканит он сквозь зубы стараясь звучать как можно менее агрессивно, хотя в душе уже закипает вольфрам. Небольшое помещение каравана заполняет напряжение. Никто не знает ни как продолжить этот разговор, ни как перевести тему в более положительное русло. В эту секунду на улице окончательно потухает брошенный в спешке окурок, а сразу следом яркие солнечные лучи проникают в пространство уже более настырно, задерживаясь на лице Кихена, который тут же морщится. Он использует это как повод вырваться из пелены неловкости незавершенного разговора, и, хотя на сердце до сих пор скребут кошки, бередя болезненные раны, а разум подсказывает, что все было бы гораздо проще, встань они на одну сторону баррикад, он лишь тихонько сползает с постели мимо так и оставшегося стоять на коленях Чангюна. Мысли обоих сейчас находятся где-то в совершенно другом месте. Кихен, изучающий скудный ассортимент холодильника, сейчас в необозримом будущем, когда все наконец стало понятно и правильно. Чангюн же, завершающий свой утренний ритуал на улице с новой сигаретой в руках, в совсем недалеком прошлом, манящем устоявшимся спокойствием, идиллией без постоянных прекословий и сложностей. Ему стоило бы гордиться собой хотя бы за то, что сдержался и не устроил очередной скандал, но единственное, на что хватает ментального состояния сейчас, это обвинять себя во всем, корить за неправильные слова и действия, унижать свои собственные чувства и пытаться закрыть их как можно глубже. Тяжело уложить в голове факт, что от однажды ставшего первым человека, кто узнал обо всех его внутренних демонах, сейчас приходится скрывать даже то, что раньше не приходилось скрывать ни от кого. Кихену невыносимо находиться в тишине. Она словно поглощает, навевая тревогу. Единственное, в чем у него получается разобраться, это во встроенном радио. Работает оно плохо, с перебоями, но хотя бы создает шум, который помогает отвлечься от давящих мыслей. Слова диктора проглатываются и уловить поток его повествования почти не представляется возможным, тем не менее, он делает погромче и погружается мыслями в процесс готовки несложного завтрака на двоих. Словно надеясь хоть таким маленьким жестом сбавить обороты только и набирающего скорость потока тревог и недосказанности, что рано или поздно размозжит их обоих, размажет по рельсам несуществующего пути, не оставив ни единой надежды на спасение. Он вздрагивает, когда дверь за вошедшим захлопывается, то ли по вине ветра, то ли намеренно, со зла. Спиной ощущая каждый его шаг он замирает. Страх снова просачивается под кожу, хотя, казалось бы, неоднократно пройденный материал, да и реакция в этот раз была явно не такой пугающей. Тихие шаги явно не направлены в его сторону, а следующий за ними шелест простыни вовсе заставляет облегченно выдохнуть, но долго спокойствию длиться не суждено. — Тебе нравится слушать это сломанное радио, или ты просто не знаешь, как включить нормальное? — доносится голос, очевидно старающийся звучать мягче, но формулировка болезненно колет. — Второе, — стараясь внушить себе нейтральность этого вопроса, он осторожно поворачивается, но все же боится посмотреть в глаза. Чангюн молча поднимается с кровати, подходит к радио, нажимает несколько кнопок и звук становится лучше. Все еще слышны редкие помехи, но уже вызванные скорее плохой связью. — Спасибо, — тихо произносит Кихен, уже отвернувшись обратно и что-то медленно помешивая в сковородке. — Почему-то с некоторыми вещами разобраться проще, а с какими-то сложнее. Вот с плитой мне сразу все было понятно. Он всего лишь пытается поддержать диалог, хочет снизить пожирающее их обоих напряжение, но Чангюн в этом слышит лишь очередной повод задуматься. Стоит ли говорить, что все его мысли двадцать четыре на семь заняты поисками ускользающих ниточек, ведущих к решению их главной проблемы. — Мы же выяснили, что у тебя неплохо сохранилась мышечная память, — так же тихо отвечает Чангюн с толикой разочарования в голосе. — А радио мы особо и не включали никогда, поэтому, наверное, ты не помнишь. Кихен не отвечает, полностью сконцентрировавшись на процессе нарезания овощей. Мелкие движения все еще давались ему тяжело, а потому отвлекаться на что-то в этот момент было непозволительной роскошью. Тем не менее, нож предательски соскальзывает, оставляя после себя ощутимый порез на тонкой коже. Он только тихо шипит, стараясь не привлекать внимания и подносит палец к губам, пытаясь остановить кровь. — Все в порядке? — голос снова разрывает пространство, заставляя почувствовать себя жалким и немощным. — Да, да… Просто рука дрогнула, все нормально, — он не слышит, как Чангюн останавливается позади, пока пытается промыть рану под холодной водой. — Давай я помогу, — в руках у него материализуются бумажное полотенце и пластырь. Он бережно забирает чужую руку из-под воды, осторожно вытирает и заклеивает еще совсем свежую рану. — Будь осторожнее. Я закончу с овощами. — Прости, из-за этих проблем с моторикой я иногда чувствую себя совершенно беспомощным, — грустно заявляет Кихен, понуро опуская голову, — Спасибо тебе. Сердце пронзает чувством вины. Вроде бы, попытка восстановить спокойствие оборачивается ощущением, словно он только спонсирует тревоги Кихена по поводу его несостоятельности. Пытаясь найти нужные слова, он лишь сосредоточенно продолжает резать овощи, чувствуя чужой пристальный взгляд на своих руках. — Не переживай, со временем все наладится, — выдает он абсолютно стандартную фразу уже давая себе мысленную пощечину. Молодец, лучше ничего не придумал? — У меня волосы так сильно отросли, — продолжает Кихен, явно приободрившись, — Я пытался подстричься незадолго до того, как мы уехали, но не смог даже челку подровнять. Руки трясутся очень сильно, чуть глаз себе не выколол. Думал, схожу в парикмахерскую, но не успел. — он уныло посмеивается, раскладывая еду по тарелкам, а затем относит их за стол. — Хочешь, я тебя подстригу? — опрометчиво брошенное предложение, исходящее только из искреннего желания помочь, но вызывающее сомнения в своей дозволенности. — А ты умеешь? — такой же опрометчивый вопрос, сеющий тревогу, уже через секунду проникая под кожу осознанием возможности воспринять его за грубость. — Не мастер, конечно, — спокойно отвечает парень, разделавшись с овощами и поставив их рядом с полными тарелками, — Но просто подровнять, думаю, смогу. В тишине завтрака атмосфера словно снова становится умиротворяюще нейтральной. За окнами каравана начинают петь ранние птицы, изредка мимо проносятся шумные, груженые фуры. Смешанные ощущения преследуют обоих до самого конца, пока они не встают из-за стола одновременно, тут же чувствуя нарастающую неловкость.

***

— Садись, — Чангюн взглядом указывает на край дивана, за которым они совсем недавно завтракали. — Наверное, будет не очень удобно, но я постараюсь побыстрее. Кихен неловко усаживается, забираясь на диван с ногами и тщетно пытается устроиться так, чтобы через пять минут не затекли ноги. Наконец приняв относительно комфортное положение, он гулко выдыхает, выпрямляясь. — Да, действительно отросли, — констатирует Чангюн, касаясь кончиков чужих волос и перетирая между пальцами, — Но тебе идет. Может, оставим? — Они мешают. В глаза лезут… — тянет Кихен почти шепотом, расплываясь от ощущения тепла на чувствительной коже шеи, — Режь, не жалей. — Как пожелаешь, — Чангюн подходит ближе и Кихен чувствует его дыхание, что растекается теплом по макушке. Он проводит по волосам несколько раз осторожно, разравнивая пробор и примеряется, случайно касаясь чужого плеча холодным металлом. Кихен дергается от неожиданности, чем заставляет Чангюна недовольно цыкнуть. — Сиди ровно и не двигайся, — Чангюн заводит руку к его подбородку и осторожно приподнимает голову, — Вот так. Чангюн принимается аккуратно состригать длинные локоны, полностью погрузившись в процесс и не думает ни о чем больше. А Кихена бросает из огня в холод от каждого случайного прикосновения. Его выдержки едва хватает, чтобы не дергаться каждый раз, когда Чангюн разочарованно выдыхает ему в шею, обнаруживая неровность. Пытаясь сконцентрироваться на чмоканье ножниц, он совершенно теряет восприятие времени, кажется, словно он просидел так не меньше часа, когда на самом деле прошло от силы десять минут. — Все, разворачивайся, — голос эхом разносится по крохотному помещению, вырывая Кихена из ступора. Конечности словно окаменели и это вовсе не из-за неудобного положения. Силы полностью покинули тело, и он неловко поворачивается, скидывая ноги на пол и при этом едва не падая вслед за ними. Когда он встречается со все таким же сосредоточенным взглядом Чангюна, то вовсе теряется, не зная куда деть свои глаза. — Тебе жарко? — задает вопрос Чангюн, снова выравнивая чужой пробор. Его взгляд устремлен куда-то поверх головы, но Кихена все равно обжигает холодом. — Нет… — ледяные пальцы, начинающие тут же заламывать друг друга только подтверждают его слова. — Даже наоборот, прохладно. — У тебя щеки красные, — констатирует Чангюн, словно не придавая особого значения своим словам. Кихен молчит, только стараясь отвести взгляд как можно дальше, избегая смущения, и проигнорировать чужую нежную усмешку. Но Чангюн снова поднимает его голову, вынуждая либо ломать глаза, либо смотреть прямо на него. Холодный металл снова касается кожи уже в районе лба, но сейчас Кихен не пугается, погружаясь полностью в изучение взглядом лица напротив. Кажется, впервые ему удается так долго и без стеснения смотреть прямо в его глаза. Впервые ему удается рассмотреть каждую родинку на смуглой коже, вглядеться в угольно-черную радужку, поймать взглядом взмах ресниц. Вопреки ожиданиям, он не видит в этих глазах чего-либо похожего на злобу. Сейчас парень слабо хмурится, сосредоточенно ровняя челку, но даже это не мешает разглядеть бесконечный океан тепла, который плещется в его взгляде и который направлен исключительно одному человеку, сидящему напротив. Погрузившийся в задумчивость Кихен времени словно не замечает, лишь удивленно глядит в глаза напротив, когда парень отходит от него, примеряясь, и наконец озвучивает, что закончил. Ему требуется несколько секунд чтобы сообразить, а следом вяло подняться с дивана, ожидаемо собрав боком угол стола. — Как смог, ты уж извини, если неровно, — наблюдает Чангюн за попытками Кихена найти недочеты, глядясь в небольшое зеркало в душевой. — Нет, все в порядке, — он тормошит свои волосы, сам не понимая зачем, словно только оттягивая неизвестно что, — Мне нравится, спасибо. Кихен не видит, но чувствует затылком нежную улыбку и снова теряется, в голове смешиваются тысячи эмоций одновременно и заставляет уставший разум работать на полную в попытках выяснить, почему простая помощь вызывает в нем такие эмоции. Откуда берутся лоснящиеся по телу нити от одного ощущения его пристального взгляда, почему в пальцах собирается жидкий азот охлаждая подушечки до мертвенного состояния. Ему кажется, найди ответы на эти вопросы и все будет гораздо проще, понятнее, яснее. С тихим писком мышкой подбираются волнующие уже так долго предположения, и, если раньше он только рад был бы их отвергнуть, отогнать, засыпать крысиным ядом, сейчас он присаживается на корточки и наблюдает осторожно, тихо, чтобы не спугнуть, постепенно подбираясь ближе. Также незаметно для самого себя он сопровождает взглядом Чангюна, когда тот проходит к выходу и вопросительно смотрит на него. Кихен не осознал, когда кивнул на предложение ехать дальше и все в такой же растерянности выходит из каравана, ожидая, пока Чангюн убирает подпорки, закрывает на ключ дверь, находя в его действиях какую-то совершенно запрещенную магию. Всем, что касалось технического вопроса их путешествий всегда занимался именно он, но сейчас парню просто необходимо куда-то себя деть и он нелепо мечется рядом, предлагая помощь, в которой Чангюн, очевидно, не нуждается. Слепящей пеленой яркое солнце восходит в зенит, когда, закончив все приготовления, они наконец трогаются с места. Бесконечно уходящий за горизонт серпантин, непроглядный лес по обе стороны от дороги и расслабляющая музыка. Предстоящая долгая дорога уже совсем не ощущается скучной мукой, скорее наоборот, становится частью приключения. И в принципе, так было всегда, а осознание этого факта вселяет в обоих надежду на лучшее.