***
Хан устало опускается на пол в позу лотоса и расчёсывает мокрые от пота волосы пальцами. Из колонок доносится Silent Cry, но не очень громко, потому что последнее, что должно быть известно парням, — то, чем он тут занимается. Танцы не то, в чём он силён в последнее время, и всякий раз, когда он прямо на сцене теряется в движениях, его топит чувство вины. Чувство, что он подводит свою команду и семью, чувство, что он может стать лишним из-за такого количества ошибок. «Каждую свободную минуту я буду работать над собой». Время после отбоя идеально, потому что все спят. Единственным исключением может быть Чан, но если он не спит, то пишет песни в комнате с отличной звукоизоляцией. Хана не поймают. Немного передохнув, Джисон встаёт, включает Silent Cry и наблюдает за своими движениями. Он включает трек снова и снова и через полчаса буквально валится с ног, но продолжает заставлять себя двигаться. Наконец он устало прикрывает глаза, упершись руками в панорамное зеркало. Он так тяжело и шумно дышит, что не замечает Феликса, прислонившегося к стене в неосвещенном уголке зала. — Ты практически идеален в этой хорео, Хан. Я бы отработал пару движений на припеве на твоем месте, но в целом ты почти совершенство. Хан вздрагивает и оборачивается, широко открыв глаза. — Как… как долго ты тут стоишь? — Недолго. Я оставил здесь наушники утром. Хотел посмотреть видосики, но Хёнджин уже спит, так что мне пришлось спуститься. — Феликс поправляет на себе огромную серую футболку, смотрясь в зеркало, и переводит взгляд на Хана. — Хотя я предполагал, что ты здесь, потому что видел, как ты выходил. — Это так очевидно? — поникнув, спрашивает Хан. — Только для наблюдательных, вроде меня и Чана. Но вообще-то мы все твоя семья, и тебе стоило бы просто поговорить с нами. Ты знаешь, что каждый поддержал бы тебя. — Конечно, меня бы поддержали, но изменилось бы от этого что-либо? Я бы продолжил лажать. — Но ты бы хотя бы не грыз себя за это, — возражает Феликс. — Зачем, когда можно просто не совершать ошибки? — С тобой бесполезно спорить. Давай по-другому: я помогу тебе с хореографией, чтобы дело шло быстрее, — Феликс потягивается, разминая кисти рук. — Мне нечего предложить взамен, Ликси, — качает головой Хан, подходя к колонкам, чтобы выдернуть их из розетки. — Мне ничего не нужно. Ты ведь часть нашей семьи, ты мне как брат. И мне нравится танцевать. И то, как ты танцуешь, — добавляет Феликс без задней мысли. Внутри Хана на этих словах что-то приятно-щекотно дёргается. Он отмахивается от этих ощущений. Ему ведь просто приятен комплимент. — Врубай Silent Cry, с ней можно будет закончить сегодня, а завтра взять в работу что-то новое. У тебя, кажется, небольшие проблемы с God's Menu. Хан благодарно смотрит на Феликса, запускает песню и встаёт в исходную позицию. Следующие двадцать минут он выкладывается на полную, потому что за ним наблюдает ещё одна пара глаз. Которая, между прочим, входит в Dance Racha. — Нет, нет, тут немного интенсивнее, — прерывается Феликс. — Смотри. Он подходит к Хану, кладёт руки ему на бока и с нажимом покачивает его таз. — Ты двигаешься будто восьмёркой, выдвигая то левую, то правую сторону вперёд, а тут нужно просто крутить задницей. — Феликс опускает ладони ниже, крепче сжимая хановы выступающие от худобы подвздошные кости. Он слегка сдвигает руки вперёд, к паху, чтобы нажать сильнее и показать, как нужно выполнять движение. Хан вздрагивает всем телом. — Ты в порядке? — Феликс мгновенно отпускает его и шагает назад. — Да, я… Всё хорошо, — он продолжает стоять спиной к Ликсу, но к танцу не возвращается. — Мы можем закончить на сегодня. — Ли кажется, что Хан просто устал, а потом он замечает. — Да, пожалуй, мы можем. Я думаю, мы оба хорошо поработали, — отвечает Хан, опуская взгляд. — У тебя стояк. — Я-я думаю, мы на с-сегодня закончили, — Джисон отворачивается и поспешно идёт к колонкам, выключая песню. — Хан, у тебя стояк. Джисон замирает, стоя спиной к Феликсу и опустив голову. Он молчит, потому что отрицать — глупо, признать — страшно и стыдно. — Я просто переутомился, всё хорошо. — Нет, ты не переутомился. У тебя встал член, когда я прикасался к тебе. — Феликс, ты не мог бы прекратить? — почти плача, тихо говорит Джисон. — Мне стыдно. — Эй, маленькая квокка, всё хорошо. Мы же не незнакомцы. Тебе нечего стесняться, мы же буквально иногда все вместе ходим в общажный душ после концертов. Джисон не отвечает, так что Феликс осторожно подходит к нему сзади и бережно кладёт руку на его затылок, ласково зарываясь пальцами в волосы. Хан всхлипывает, его плечи дрожат. — Джисон-и… — Феликс разворачивает парня к себе и заглядывает ему в лицо. — Бельчонок, ну что ты… Джисон поднимает голову и смотрит Ликсу в глаза своими, полными ещё не пролитых слёз. — Прости, Феликс, прости, я устал за сегодня и я… Не хочу, чтобы ты думал, что я извращенец или… Я не хочу, чтобы ты видел меня таким, да ещё в слезах, — Джисон отводит взгляд, но на его щёку через секунду ложится ладонь Ли. Феликс возвращает его внимание, изучающе смотрит в глаза, подаётся вперёд на несколько сантиметров и замирает, словно спрашивая. Хан не успевает подумать, что происходит и как на это реагировать, переводит взгляд с феликсовых глаз на губы и обратно, сглатывает и просто прижимается к его губам своими, как отчаявшийся и напуганный тупиком ребёнок. Феликс тут же приоткрывает рот, впуская чужой язык, позволяя ему пройтись по ряду зубов. Хан целуется быстро, словно у него вот-вот отнимут этот момент, словно он отчаянно борется за что-то, и едва слышно стонет в поцелуй. Слишком бурная реакция. Слишком чувствительный бельчонок. Ли прошибает осознанием: для него это… впервые? И вдруг на его пах ложится рука. — Ты тоже твёрдый, Феликс, — шёпотом констатирует Хан, возвращаясь к поцелую. Феликс слегка давит на его грудь, отстраняя от себя. — Хан, ты… уверен, что нам стоит? — Если ты не хочешь, я… Я имею в виду, конечно, нам ещё работать вместе, и если твое впечатление… — Джисон запинается, в его голосе сквозят стыд и горечь. — Нет, нет, бельчонок, я про то, что, похоже, для тебя это в первый раз и… Ты уверен? — обрывает его Феликс. В феликсовы глаза упирается горящий взгляд. От стыда в них не осталось абсолютно ничего: уверенность в голосе Феликса и его забота рассеяли всю тревогу. Джисон кивает и приоткрывает рот, потому что его дыхание учащается. В его животе определённо самая громкая вечеринка бабочек за этот год. — Я не сказать, что совсем без опыта, но… — Неловкость повисает в воздухе, и Джисон не знает, как выразить словами то, что он хочет сказать. Как рассказать? Как вообще такое можно говорить вслух и не умереть при этом? — Я имею в виду, я… Феликс затыкает его поцелуем, помогая снять неловкость. Их языки переплетаются, и Ли на секунду отрывается от чужих губ, чтобы услышать сладко отдающие внизу звуки их влажного поцелуя. Его рука скользит ниже, оглаживая ягодицы Хана, и он сжимает упругую кожу, не в силах противостоять соблазну. Хан мгновенно отзывается мучительным стоном в рот Ликса. — Сними… сними их с меня. — Хан, очевидно, совсем потерян, потому что в здравом уме он ничего такого пошлого бы никогда не сказал. Может, и сказал бы, но только наедине с собой или максимум в анонимном чате в сети. И ему срывает крышу от простых поцелуев. Что будет дальше? Феликс кладёт одну руку на лопатки Джисона, прижимая его к себе, а второй забирается под резинку шорт, проходясь ладонью по тёплой коже ягодиц. Он обращён лицом к зеркалу и видит всё происходящее. Видит, как оттягивается ткань, вторя движениям его кисти. Его рука аккуратно скользит дальше, спускаясь ниже, и про себя Ли отмечает, что у Хана гладкая кожа. Гладкая кожа… Он делает депиляцию. В таком месте. Это может значить только одно, и Феликс осторожно прижимает средний палец к нужному месту, чтобы убедиться в своём предположении. Да. Хан Джисон гладок абсолютно везде. — Ты можешь… внутрь. Я чист, я… — Пиздец, Хани, — шокированный Феликс немного отодвигает от себя парня, чтобы посмотреть на его лицо. Хановы брови сведены, глаза полуприкрыты от возбуждения, щёки украшает яркий румянец. Он старательно избегает зрительного контакта. От вида такого Хана у него что-то обрывается в животе. — Ты… что? — голос Феликса становится ниже и приобретает лёгкую хрипоту. Хан хныкает, потому что, похоже, его сейчас заставят озвучить то, что непостижимо произнести вслух. Он делает глубокий вдох и тихо произносит: — Я… растягивал себя. Феликс довольно улыбается — он получил, что хотел. — И сейчас ты хочешь, чтобы я продолжил начатое, верно? — полушёпотом тянет он прямо в ухо Джисону. Тот мгновенно отзывается шумным выдохом и утыкается носом в ключицу Феликса. Хочешь, решает он. И проталкивает в Хана средний палец так глубоко, как может. Хана берёт крупная дрожь, он хватается за феликсовы плечи и скребёт по его спине. В нем бывали… вещи побольше, но дело не в размере. Дело в том, кому принадлежит то, что сейчас в нём. Феликс не может не привлекать: его гибкая шея, его низкий и оттого такой сексуальный голос, то, как он, чёрт возьми, великолепно танцует — Феликс не может не привлекать. Хан шумно и глубоко дышит, как будто это может помочь ему перестать чувствовать, как слабеет его тело. И это не помогает — это не помогает, потому что Феликс вводит в него уже два пальца, и хановы колени подгибаются, и он опирается о Феликса, который аккуратно спускает его на пол, вставая рядом. — Думал о ком-нибудь, пока прикасался к себе, м? — Феликсу нравится играть со смущением Хана, граничащим с перекрывающей всё похотью. Теперь они оба стоят на коленях: Хан, выглядящий так, будто его пытают — а практически это с ним и делают, учитывая, что он никогда не ощущал тепло чьего-то тела вот так, вот в таком контексте, — и Феликс, который уже не улыбается, потому что желание поглощает его с каждой секундой всё сильнее. Феликс стягивает с него футболку через голову и пихает в грудь так, что Хан падает на спину и немного пугается. Но через мгновение его охватывает пожар, потому что Феликс стаскивает с него шорты вместе с бельём. Кроссовки Хан скидывает сам. Теперь он полностью обнажён — он впервые полностью обнажён перед кем-то. Перед близким человеком. Он впервые чувствует на себе такой взгляд — полный вожделения, полный любования его телом. По венам сладко растекается трепещущее, щекотное желание. Феликс сбрасывает свою футболку, хватает Хана за лодыжки и дёргает к себе. Паркет в зале новый и отполированный, но приятного для голого тела всё равно мало, так что Хан отзывается раздражённым шипением. — Перевернись. — От того, насколько низкий и возбуждённый у Феликса сейчас голос, у Хана что-то вспыхивает внутри. Он переворачивается и встаёт на четвереньки, через секунду прогибаясь в пояснице и опускаясь на локти. Его лицо заливает краска, потому что он такой открытый, абсолютно голый и беззащитный перед Феликсом. Что они вообще делают? Это нормально для участников группы? Как им вести себя потом? Вопросы отпадают, когда Хан чувствует на своих ягодицах тёплое дыхание. Ещё немного, и он, кажется, упадёт в обморок от переизбытка чувств. Его мутит, ему щекотно в каждой клеточке своего тела, потому что язык Феликса вдруг влажно мажет между упругих половинок, а затем напрягается и очерчивает колечко мышц. Хан едва сдерживается, чтобы не застонать. — Хочешь, чтобы я вылизал тебя? — голос Феликса неожиданно кажется чужим. Сейчас он совсем не солнечный, сейчас он… вроде как… у доминанта? От этой мысли у Хана сводит внутренности. — Да, пожалуйста… — Хан чувствует себя жалким из-за того, как мучительно просяще звучит его тон. А Феликса это, кажется, только еще больше распаляет. Он возвращается к отверстию, блестящему от его слюны, и имитирует поцелуй взасос. Хан кусает тыльную сторону своей ладони, чтобы не издавать звуков, но язык Феликса такой мокрый, тёплый и нежный, что он измученно хнычет. — Я хочу слышать тебя, — говорит Феликс, на секунду оторвавшись от своего занятия. И в его голосе столько… власти, что Хан тихо пищит в свою ладонь. Феликс продолжает ласкать его, но Джисон всё ещё зажимает рот рукой, потому что ему стыдно. Он вообще не очень понимает, зачем, почему и как они это делают, как они до этого дошли. Но если бы его спросили, хочет ли он остановиться, он совершенно точно сказал бы нет. — Джисон-и, я неясно выразился? Хан убирает руку ото рта и, словно прилагая усилия, чтобы выпустить из себя оформленное в звуки возбуждение, негромко тягуче стонет. Будто вознаграждение, в нём снова оказываются два пальца, свободно скользящие благодаря феликсовой слюне. Он вводит их до упора и двигает кистью по кругу. Блять, это до звёзд в глазах, думает Хан. Он уже практически бессознательно подмахивает Феликсу бёдрами, стараясь насадиться глубже. Глубже не получается. Хочется большего. Хочется чувствовать заполненность, хочется… Феликса. Хан точно не знает, какой у него член, но он совершенно точно толще его пальцев. И это часть тела Феликса. Это делает всё ещё более возбуждающим. — Феликс, ты… ты не мог бы… — Хан берёт паузы между словами, потому что духа говорить у него мало. Тем более говорить такое. — Хочешь, чтобы я вошёл в тебя? — с размаху бьёт в цель Феликс, выбивая дыхание из Хана. — Насколько глубоко? Скажи мне. — Сильно… Настолько, насколько сможешь. — Хан хмурится и прикрывает глаза, потому что встреться он после таких слов взглядом с Феликсом, то кончит за две секунды. — До упора, до шлепков твоих бёдер о мою задницу. Феликс распрямляется и кладёт ладони на ягодицы Хана, раздвигая их и рассматривая представшую ему картину. Он видит, как Хан смущённо сжимается, чувствуя на себе взгляд, и ему требуется некоторое самообладание, чтобы не взять его сейчас так грубо, как он только сможет. На это тяжело смотреть, ничего не делая. Он смотрит в зеркало и замечает, что Хан всё это время без тени стыда наблюдал, как Феликс его рассматривает. Не то что без тени стыда, в его взгляде скользило слегка смущённое… удовольствие? — Ты такая маленькая шлюшка, Джисон-и, — усмехается Феликс, не отрывая взгляд от глаз Джисона и сцеживая слюну прямо на отверстие, прежде чем протолкнуть внутрь головку. Хан скребёт пальцами по паркету, широко открыв рот в беззвучном стоне, будто пытается зацепиться хоть за что-нибудь. Феликс недовольно морщится и резко толкается по самое основание. Его подвздошные кости упираются в мягкие ягодицы. По залу эхом разносятся хлопки кожа о кожу. — Я, — удар, — сказал, — удар, — что хочу, — удар, — слышать, — удар, — тебя. Рот Хана приоткрыт, оттуда безвольно тянется к полу ниточка слюны, которой он буквально истекает. Он мгновенно отзывается на приказ, издавая гортанный стон, который тут же переходит в высокие поскуливания, потому что Феликсу нравятся эти звуки, и он продолжает остервенело вбиваться в Хана. — Нравится, когда тебя берут грубо, малыш? — Феликс улыбается, знает, какую реакцию это вызовет у Джисона. Тот сжимается в отместку за такое наглое использование его кинков, и крышу рвёт уже Феликсу. Брови Хана сведены, он упирается ладонями в паркет, чтобы не скользить вперёд, и усиленно жмурится от переполняющих его ощущений. — Открой глаза, Хани. Я хочу, чтобы ты видел. Хан слушается и смотрит в зеркало. Его дыхание мгновенно сбивается, потому что это выглядит настолько возбуждающе, что становится неуловимо эфемерным и хрупким. Он хочет отпечатать эту картинку навсегда в своём сознании. В зеркале прекрасно видно всё: то, в насколько развратной позе стоит Хан — словно предлагающий игру очаровательный щенок; плоский живот Феликса, который хочется зацеловать; то, как мягко падает на них жёлтый свет софитов. Видно, как пальцы Феликса сжимают светлую кожу ягодиц, притягивая их к себе, когда он входит так глубоко, как ему может позволить анатомия. — О, Хани, ты такой узкий… Блять, я не думаю, что смогу продержаться долго. — Словно в ответ на эту реплику, Хан сжимается вокруг него. — Маленькая шлюшка. Феликс скользит рукой вниз, к его члену, не разрывая контакт взглядов, и начинает дрочить Хану. Сжатый в тесном кольце пальцев Феликса, перегруженный ощущениями с обеих сторон, Хан едва держится. — Феликс… Боже, Феликс, я правда не могу, я сейчас… — фальцетом почти кричит Хан, потому что он правда близок. Возбуждение концентрируется где-то ниже живота, раскалённой лавой собираясь в узел. — Давай, крошка. Кончи для меня, — с улыбкой шепчет Феликс, наклоняясь вперёд. Финиш. Хана сгибает судорога, он кричит, распрямляется и неконтролируемо врезается спиной в грудь Феликса, который тут же обнимает его и придерживает, пока Хан с криком изливается прямо на зеркало перед ним. — Боже, как ты красив, когда кончаешь… — потрясённо произносит Феликс. Его оргазм накрывает почти сразу после, и он, зажмурившись, старается удержать равновесие, держа и Хана. Оба парня обессиленно опускаются на прохладный паркет, растягиваясь в объятиях друг друга. — Мы должны… обсудить это? — спрашивает Хан, слегка отстраняясь. Когда ответа не следует, на секунду Хан пугается, что Феликс сочтёт сделанное ошибкой. — Если ты хочешь, чтобы мы забыли это, то… — Повторим? — выдыхает Феликс. — Повторим, — не веря собственным словам, отвечает Хан.***
— И почему мне не доплачивают за это? — устало прикрывает лицо ладонью Чан и тянется к наушникам, подключая их к эквалайзеру. Возможно, со звукоизоляцией при строительстве они проебались.