Снег в июле

      Падая в бездну изнанки, я пытался обратиться к своей памяти. Лицо Одиннадцать, отдаляющееся от меня, царапало остатки сердца. Я видел её. Я видел лицо Дэл. Её взгляд. Он был стыдливым? Напуганным? Или же… — Питер. — я поднял глаза на папу.       Он подозвал меня и ещё двух санитаров к себе. Нас вывели из комнаты персонала и повели к главному лифту. Свежее мясо? Или нашли Восьмую? Или поставка препаратов? Новое оборудование? А может…?       Мы резко повернули налево, к мед.кабинету. Этот манёвр был для меня непонятен. Брови сошлись на переносице, но я не стал по-идиотски переглядываться со своими, скажем так, коллегами.       Папа замер у двери, постучался и наконец открыл её, не дожидаясь ответа. В кабинете, на кушетке сидела девушка. С виду подросток, не старше семнадцати. И эти дикие инопланетные глаза заставили меня подумать, что её вывели здесь, в лаборатории.       Откуда она взялась? Свалилась на нас, как снег в июле.       Она спрыгнула с матраса и скрестила руки на груди. В её взгляде появилась ожесточённость. — Дэлайла, это часть сотрудников лаборатории. Они здесь, чтобы запомнить тебя и… — я заметил, как она нервно сжала пальцами края рабочей формы, — в последствии обращаться, по случаю. С картами ты уже ознакомилась?       Дэлайла кротко кивнула, не выдерживая долгого зрительного контакта. — Отлично. В твою комнату тебя проводит кто-то из них, когда смена будет окончена. А теперь, я прошу меня простить, мне нужно вернуться к работе. Удачи.       Папа с какой-то особой заботой придержал новенькую за плечо, после чего она явно внутренне съёжилась, хоть и не подавала виду.       Мы расступились перед ним, чтобы тот мог спокойно покинуть кабинет. Я ещё раз мельком оглядел Дэлайлу. Она была не выше Второго. Хрупкая, тонкая, как лист. И холодная, как камень на дне родника.       Из-под прямых белых бровей она смотрела то на толстого, то на чёрного, то на меня. Я не запомнил их имён. Не считал их достойными имени. — Вы можете идти, — твёрдо произнесла Дэлайла, слегка накреняя голову влево.       Я опустил глаза вниз, за левое плечо, обращаясь к идиотам позади. — Кому-то из вас ещё доверили информацию о комнате новой сестры?       Они многозначительно промолчали, переглядываясь с ней и между собой. Казалось, я мог слышать их уродливые похабные мысли. А может и не казалось.       Я посмотрел на Дэлайлу. Видимо, она тоже могла слышать их. Потому так сжала губы и дёрнула бровями. — В таком случае, я вернусь сюда через пару часов. Покажу Вам дверь и… — Не нужно. Я справлюсь. — тут же бросила она, переминаясь с ноги на ногу, — мне уже объясняли дорогу. Доктор Бреннер просто хотел перестраховаться. — Что заложено в его природе, разумеется. В таком случае, удачного первого рабочего дня, — я вежливо подался корпусом вниз.       Она кивнула мне. Этого было более, чем достаточно, чтобы я понял, что что-то с ней не так.       Я привык ощущать на себе косой взгляд кого-либо, считающего меня монстром. Кого-либо, кто знал обо мне больше, чем следовало. Что папа рассказал ей? Какими оттенками красного разукрасил мой кровавый лик? — Я могу сесть здесь? — голос Дэлайлы вырвал меня из раздумий.       Что она о себе возомнила? Прошло всего 17 дней с её появления здесь. За всё это время она и словом ни с кем не обмолвилась, больше, чем по делу.       Я приводил к ней детей с любой болячкой, с любым недомоганием, даже абсолютно здоровых. Мне нужно было раскусить её. Нужно было понять, что с ней не так. И что не так со мной в её присутствии.       За эти 17 дней, я усвоил лишь то, что её чрезмерно быстро назначили на это место, после кончины предыдущей сестры. Та слишком туго затянула повязку Шестого. И он свернул ей шею силой мысли. До сих пор сидит в карцере. Недооценённый гений.       Обволакиваясь своими мыслями, я не заметил, как Дэлайла села за стол позади меня. Пустой и холодный. И правда, никакой разницы. Сиди она со мной или за ним. Суть одна.       Я рефлекторно закатил глаза, что мне несвойственно и опустил уставший взор на поднос с едой. Пища здесь не имела вкуса. Как и любая другая. Бессмысленные процессы для бессмысленно продления бессмысленного функционирования бессмысленного тела. И особенно этот чёртов пудинг. — Пудинг? Нет, спасибо. — услышал я позади. — Да брось, ты явно недоедаешь. — голос Фаулера, местного хирурга, заставил меня сжать вилку.       Моя ненависть к нему была понятна. Он получил место здесь и радовался, как ребёнок. Не понимая, что лаборатория это кладбище мечт и ожиданий, а не обитель возможностей. Он подписал себе приговор, расписываясь в контрактах о неразглашении.       Но зачем же это сделала ты, Дэлайла? Что тебе пообещали? Чем ты так понравилась папе?       В сознание меня вернуло тепло. Я почувствовал его позади себя, чего никогда не ощущал прежде. Или может уже просто забыл.       Я прикрыл глаза, чтобы понять что это. Это была Дэлайла. Она прижалась спиной к моей спине, сидя за тем треклятым столом сзади. Почему ты села туда? Чтобы привлечь ещё больше внимания?       Фаулер пытался шутить и приблизиться к ней, судя по движению голоса. В какой-то момент мне показалось, что каждый её позвонок соприкоснулся с каждым моим. Я повернул голову влево.       Я глянул на ботинки врача. Мой взгляд был столь тяжёлым, что Фаулер ощутил его якорями на щиколотках. Мы встретились с доктором глазами. — Это нелепо, доктор, — подал я голос. — Думаю, ваша жена бы не оценила подобного перформанса.       Наверняка, ему было, что ответить. Но он не стал. Видимо, не так уж он и туп.       Покидая стол Дэлайлы, он бросил на неё тот взгляд, за которые можно было бы сажать в тюрьму. Я услышал и почувствовал, как она перестала дышать.       В следующий раз я сел рядом с ней. И никто не осмеливался подсаживаться и даже смотреть в сторону нашего стола. — Разве это так очевидно? — улыбнулась Дэлайла, впервые за месяц работы здесь.       Она вновь взяла кофе для себя и для меня. Он был мне омерзителен, как и что угодно, что подавали здесь. Но когда она бережно протягивала мне чашку… стараясь не пролить и не задеть моей руки… когда она осторожно чокалась своей об мою чашками, сдерживая «лишнюю» улыбку… Я не мог не пить. Не мог не разделить с ней этой радости. Не мог и не хотел. — Если утвердительный ответ тебя обидит — я предпочту промолчать. Но! Я убеждён, что тебе 18. — Или тебе бы этого хотелось, чтобы избежать уголовной ответственности? — в её голосе появился неуместный эротизм.       На её лице появились смятение и стыд. Она зажмурилась. — Прости меня. Я… Это само собой происходит. Мне… Мне так стыдно, Питер… — раскаяние в её дрожащем минорном тембре слышалось искренним. — Ты единственный человек, которому я могу здесь доверять. Единственный… мужчина…       Вот оно что… Тебя однажды так напугал кто-то из нас? Из них? Кто-то сделал с тобой что-то непотребное? Ты стала жертвой и попала на работу в подземелье, полное неадекватных нарциссических гениев, возомнивших себя богами, без явных на то причин. Ты бежала из ловушки, и попала в эту сеть… — Я скажу тебе что-то, за что возможно мне должно быть стыдно, но мне точно не будет. Если бы я могла, я бы убила каждого мужчину. Мне не удалось повстречать ни одного, кто бы не попробовал ко мне…как-то… не хочу даже думать об этом.       Она не считает меня мужчиной? Или считает меня одним из них? Почему меня это заботит? Давно она подсела так близко? Её инопланетные глаза заблестели, глядя в пустые мои. — Ты лишь прекрасное исключение, подтверждающее ужасное правило. И я рада, что оказалась здесь, потому что смогла увидеть кого-то… не такого… как они… Ты другой. Другой во всех смыслах, ты… Что-то непонятное мне. Что-то, что я до сих пор не могу разгадать…       Почему ты говоришь моими мыслями, Дэлайла? — Я бы хотела понять тебя, но видимо это невозможно, ведь… в непонятности твоя суть. В отстранённости. В одиночестве. В том мраке, которым ты окутан… Несмотря на натянутую улыбку доброго санитара. — она изобразила мою манеру улыбаться.       Пародия на пародию. Карикатура. Почему все до сих пор мне верят? Видимо только она смогла рассекретить мой блеф. — Я понимаю тебя, не понимая тебя… — Дэл осторожно дотронулась пальцем костяшки моего указательного пальца и тут же убрала руку.       Не помню, чтобы она касалась меня прежде. Или кого-либо, кроме детей…       С тех пор я не мог не думать о ней. Не думать о её безопасности. О ней. И об Одиннадцать. Мы должны были сбежать. Это было необходимостью.       План был надёжным и точным. Я всё продумал. Стоило мне увидеть Одиннадцать, как всё сложилось. И сейчас, когда она вырвала сотерию из моей шеи, когда, я наконец свободен, я могу воплотить всё в реальность.       Никто и никогда больше не причинит нам вреда. Мы больше не будем одни. Мы будем несокрушимы. Непобедимы. Бесстрашны. И беспощадны. — Жди здесь. Не выходи. Я найду выход. — Подожди! Как ты вообще… — Я же сказал. Мы похожи — и говоря мы, я говорю не только о нас с тобой, Одиннадцать. Дэл такая же, как мы. — Ты и я…       Выбегая из моповой, я направился в комнату Дэлайлы, где мы договорились встретиться после обеда. Я предположил, что суматоха образовавшаяся из-за нас с Одиннадцать, могла напугать её. Но я в неё верил.       До этого момента.       Я ворвался в комнату с улыбкой на лице. Фаулер прижимал её за талию к себе, целуя жадно и неистово, словно только что вернувшейся с войны солдат.       В её инопланетных блестящих глазах я увидел страх и своё отражение. Увидел и осознал, что одинок. Что её слова были звенящей пустотой. Ничем. Они не висели лапшой на моих ушах. Не заставляли её краснеть. Они были ничем.       Она ничем не была мне обязана. Ни на что не подписывалась. Не знала, что я придумал, для нашего спасения. И всё же… я не мог простить ей этого предательства. — Генри… — произнесла она, перед тем, как я подвесил Фаулера под потолком, ломая его кости под симфонию их хруста.       Он больше никогда и ни за что не прикоснётся к ней. Я не позволю. Будет нечем. Если бы я располагал большим временем, я бы и его член связал в узел. Но я торопился. — Генри, боже! — в голосе Дэл не было страха.       Кажется, она улыбнулась, видя его в таком состоянии. Однако я не обратил внимания. Не на её нервный смешок. Не на её попытку меня обнять. Это было наше первое объятие. Первое и последнее.       Мой мозг пытался провернуть с ней тоже самое, что я только что сделал с доктором, и всё же, я даже представить себе этого не мог. Я отстранился, прижимаясь спиной к двери. Холодной и жёсткой.       Мой взгляд меня выдал. Она поняла, что я предпринял попытку изувечить её. И она покачала головой, приподнимая уголки губ. — Ты зол, я понимаю. Но сейчас всё позади, — я взглянул на труп Фаулера за её спиной, — всё кончено. Дыши. Главное дыши…       И я подошёл к ней. Медленно. В пару шагов. Мои пустые глаза встретились с её инопланетными. — Чудесный подарок, Генри… — я представился ей, когда она рассказала о том, почему ненавидит мужчин.       Когда она рассказала, что больше наверное никогда не сможет прикасаться к ним. Что она бы предпочла умереть, чем оказаться с кем-то из них наедине. С кем-то кроме меня. К кому-то кроме меня. И вот мы вдвоём в её комнате. Это её день рождения.       Я не могу её сломать, как Фаулера. Не могу ударить, как мужья бьют жён. Единственное, что я могу…