***
проснулись ребята в одиннадцатом часу. кадзуха в ванной мыл голову, а скарамучча в своей голове наводил порядок. там царил полнейший хаос и азиатское бесправие. ему не даёт покоя диалог с кадзу. он ведь и правда ничего ему про себя не говорит. потому что действительно нечего. он не помнит ни одного счастливого момента с родителями. особенно с покойным отцом. самое хорошее было только с бабушкой. тоже, к сожалению, покойной. о, значит о ней и расскажет. ещё он вспомнил кое-что… разговор с хэйдзо. скара тогда лиза на неделю нахуй послала, а пацана отпустили на день с больницы.***
«тёмные волосы раздувал холодный ноябрьский ветер, в руках тлеет неизвестно какая по счёту сигарета, к горлу подкатил хриплый кашель с кровью. отхаркивает небольшой сгусток и сплёвывает. рядом стоит хэйдзо. его малиновые волосы, собранные в небрежный низкий хвост, лезут в лицо. в зубах у него сигарета, а в здоровой руке зажигалка, что ну никак не хочет поджигать сигу. стоят они в тишине, стоят на крыше пятиэтажки. как бы не свалиться. — по-братски, — просит хэйдз. медик достаёт из кармана чёрной ветровки зажигалку и поджигает малому сигарету. тот вдыхает едкий дым, пропуская в лёгкие. выдыхает, тут же вдыхая свежий воздух с примесью прошедшего дождя. он больше не кашляет от первой же затяжки, привык уже. а скар просто уже прокурил своё, вот и плюётся кровью. оба облокотились на некий заборчик или перегородку. гитарист выглядит спокойным. давно малиновый не видел его таким. — когда ты ему признаешься? — начинает светскую беседу малой. — он до сих пор ко мне на «вы», какой признаться, не признаться? — он любит тебя. и ты его. — и я его. — попроси его обращаться к тебе на «ты», в чём проблема? — я не знаю. — а что ты вообще знаешь? — ничего я не знаю, отвали, — бросает окурок с крыши и тянется за новой сижкой. — скар, ты уже пол пачки скурил. может хватит? — я успокаиваюсь, ты же знаешь. — ты словишь дзен, как только поговоришь с кадзухой, клянусь тебе. — мне нужно обдумать каждое своё слово. — твою мать, говори то, что говорит тебе сердце! кстати, что оно говорит сейчас? — оно говорит, что мы не справимся. — о нет дорогой, это говорит твой мозг, — усмехается, делая очередную затяжку. — у вас всё образуется, ты всё ещё умеешь любить. — хэйдз, я не смогу, — опускает голову и свешивает руки. — ещё как сможешь! ты никогда не сумеешь сделать ему больно. — уверен? — смотрит на парня. — уверен, — с улыбкой отвечает он. — я очень переживаю за тебя, ты мне ведь как родной уже. — знаешь, ты конечно долбоёб, но могу сказать то же самое – ты мне как родной. — значит, братья? — ага, да хоть любовники, — усмехается медик, кашляя. — ну… я так-то не против… — завались. — вы станете самой комфортной парой из всех, что я знаю. — сначала надо стать парой, а там посмотрим, — фыркает. — что ты чувствуешь к нему конкретно сейчас? или что чувствуешь рядом с ним? — тянется ко второй сигарете и просит парня поджечь. скара молчит, переваривает всё и подбирает нужные слова. набравшись сил и выполнив просьбу друга, он отвечает: — я чувствую себя спокойно рядом с ним. как будто у меня нет проблем с матерью, с головой, в семье в целом. с ним меня отпускают все призраки моего «криминального» прошлого. ненадолго конечно, но отпускают и знаешь… — нет, не знаю, — стебётся хэйдзо. сухие и обветренные губы темноволосого трогает лёгкая улыбка. — с ним отпадает желание закурить. — я считаю, это прогресс, бро, — хлопает друга по плечу с сигой в зубах. скар лишь горько усмехается. в голове то ли бардак, то ли стерильная чистота – непонятно. он докуривает последнюю за этот час сигарету и бросает окурок. наблюдает, как тот падает. завораживает. малиновый провожает взглядом выезжающую из двора машину. — ну всё, родители уехали, можно и бухнуть, — собирается уйти, но гитарист стоит неподвижно. — чего встал как столб? я по-твоему с больницы свалил ради выслушивания твоего нытья? ну уж нет, во-первых простынешь, во-вторых пошли, расслабимся наконец. парень разворачивается и уходит с крыши своего дома. скар ещё какое-то время наблюдает за машинами и утренним питером. тяжело вздыхает и уходит в квартиру хэйдзо»***
скарамучча вылезает из своей черепной коробки лишь когда ощутил на своих губах другие. каэдэхара мягко целует сухие уста медика и кладёт ладонь на пухлую щёчку. поглаживает. — о чём задумался? — с улыбкой спрашивает блондин. — о тебе, — говорит почти правду и чмокает родные губы. — небось тоже меня голым представляешь, — хихикает парень и садится на кровать рядом. — сделай так, чтобы не представлял, — хмыкает медик и тянется за телефоном. — неужели в твоём телефоне есть что-то интереснее меня? — ни в коем разе, дорогой! просто нужно одному человечку написать. — какому? гитарист лишь лыбится и кому-то печатает. кадзуха незаметно заглядывает в телефон скара и видит:мико родная
если я наберу маму, мне жопа???
ещё какая… стоп, а где привет?!аой……………
— а в чужие переписки заглядывать нехорошо-о-о, — игриво тянет темноволосый и отворачивает экран от взора алых глаз. — я ничего не видел! — врать плохо, малыш. или тебя мама этому не учила? — нет, меня папа воспитывал. молчание. скара смотрит на пианиста. — ты сломал мем. — знаю, — чмокает в щёку. — ах да, ты обещал поговорить. — обещал, — вздыхая говорит гитарист и блокирует телефон. убирает в карман шорт. — только о чём нам говорить? ты хочешь заново начать это дело? сразу скажу: времени у тебя не будет на тренировки. — скар, я не так выразился, мой косяк, — бьёт себя по лицу. — я имел ввиду просто начать кататься. — а, ну… тогда окей, вопросов нет. — ты серьёзно? — ну да. ты же не собираешься выёбываться? — ты знаешь, я не буду кататься как обычный человек. — ну, — пожимает плечами, — тогда идёшь куда подальше со своими хотелками. — ну скар! — что скар? я уже двадцать три года скар. — ты же рядом будешь! — ну буду я рядом, и что с того? отвлекусь на что-нибудь, а ты уже будешь валяться и кровью истекать. послышался обречённый вздох. — бесишь. — чем? — всем. — ну чем «всем»? — своей упёртостью и секретностью. — и всё? — пока что всё, потом ещё придумаю. — как придумаешь, — зевая ложится на колени пианиста, — тогда поговорим. оба молчат, в гляделки играют. — поцелуй меня, — просит гитарист, не прерывая зрительного контакта. — с какого перепугу мне тебя целовать? — хотя бы с такого: я твой парень вообще-то. — это что-то меняет? у меня родители двадцать лет в счастливом браке, а на людях делают вид, будто незнакомы. — то есть, теперь мы станем как твои родители? — я уже говорил, что ты бесишь? — кажется… да. — значит я скажу в третий раз: ты. меня. бесишь. — это у тебя такой вид флирта, да? — с усмешкой уточняет скар. — встань. — ох, золотко, мне лень! я только поудобнее устроился на твоих прекрасных ножках! — ну и хрен тебе, а не поцелуй, — краснеет и отводит взгляд. — а, ну, ради такого можно и встать. гитарист поднимается и садится на кадзуху. наблюдает за реакцией. — а чё ты думал? думал только ты можешь на мне сидеть? — отстань, — ещё гуще краснеет и отворачивается. — и чего ты ждёшь? — с чего ты решил, что я тебя не наебал? — тогда я сам тебе поцелую, — ухмыляется. — ну попробуй, — тоже ухмыляется. темноволосый смотрит в кровавый океан и молчит. оба молчат. осторожно берёт каэдэхару за щёки и накрывает тёплые губы. они очень мягкие и со вкусом персика. целует со всей нежностью и трепетом. поглаживает румяную щёку. блондин обнимает спину скара. выходит это всё очень сладко и лениво. у пианиста немного побаливают губы и он отстраняется. — так мы сходим на каток? — спрашивает мальчик, поглаживая плечо гитариста. — сходим солнышко, — чмокает розовый носик, — обязательно сходим. только без выебонов, понял? — ну… — баранки гну, я за тебя головой отвечаю. — давай до выходных доживём, а там посмотрим? — это должен был сказать я, но хуй с ним. кадзу лишь тихонько хихикает.***
вот и подходит к концу эта сложная неделя. скарамучча более или менее успевает по учёбе и даже успевает поспать, а кадзуха наконец-то поставил себя на ноги и с понедельника возвращается в уник. сегодня суббота и ребята идут на каток. по просьбе блондина, они идут рано утром, дабы народу было не так много. встречаются возле места, где каэдэхара выступал и тренировался – «гранд каньон айс». на входе их встречает милейшая консьержка. — кадзуха? ты что ли? — здравствуйте, — мило улыбается. — крайне удивлён встрече с вами. — а я-то думала никогда тебя больше не увижу! слушай, ты как-то побледнел. простыл что ли? — да вот только с больничного, — снимает красные варежки. — ты проходи, но смотри мне снова не заболей! а этот молодой человек? — он со мной, — улыбается ещё шире и берёт скара за руку. — ну проходите, развлекайтесь, — улыбается и пропускает ребят через турникет. — не знал что у тебя такие связи имеются. — я вообще-то говорил, а ты не верил мне. «нет, давай дождёмся открытия»… — ой всё, пошли уже. — ты на чём кататься собрался? — кто сказал что я кататься буду? я стоять буду. — эй, мы так не договаривались! а ну марш за коньками! — толкает бедного медика в сторону проката. он лишь усмехается и добровольно идёт на «верную смерть».***
пока гитарист зашнуровывал коньки, пианист задерживался в раздевалке. на скаре чёрные обтягивающие джинсы и чёрный кастомный свитшот с перечёркнутым лицом тартальи. пока он возился, припёрлась группа орущих подростков. он лишь фыркает и выходит на лёд. держится за заборчик. и тут выходит каэдэхара… «чёрт, как же ему идёт…» на самом деле, темноволосый думал лишь об одном: кадзуха чертовски сексуален в этом чёрном обтягивающем костюме. слегка вьющиеся волосы распущены и обрамляют аккуратное кукольное личико. особенно эффектно смотрится ярко-красная прядь среди белоснежных локонов, что почти невесомо лежат на хрупких плечах. — ты прекрасен. впрочем, как всегда. — благодарю, — покрывается румянцем и ставит на лёд чёрную спортивную сумку. достаёт белоснежные коньки и надевает. — ты кататься хоть умеешь? — вообще-то умею, я так-то год хоккеем занимался. — и почему я узнаю об этом только сейчас? — тебе ещё очень много предстоит обо мне узнать. — с нетерпением жду, — улыбается уголками губ и поднимается. — только не упади, молю. — постараюсь. блондин прикрывает глаза и вдыхает морозный воздух. волнуется. как бы снова не сломать что-нибудь… собравшись с мыслями и силами, он легонько отталкивается. лезвие коньков плавно скользит по льду. кадзу на ходу собирает волосы в привычный низкий хвост. он подобно лебедю буквально плывёт по катку, руками будто вырисовывает в воздухе узоры. так он проезжает круг и возвращается к скару. — так себе разминочка вышла, — вмиг погрустнев говорит фигурист. — почему это? — ноги дрожат. — мы пришли сюда просто покататься, ты же не собираешься всякие там аксели-хуяксели крутить? — ни за что. единственное что я могу попробовать — это тулуп. — звучит страшно. — вовсе нет, это один из самых простых прыжков. — может без этого всего обойдёмся? — обеспокоено смотрит в алые глаза и гладит плечо. — может и обойдёмся, — пожимает плечами и берёт гитариста за руку. — а кем ты был в хоккее? — утягивает парня за собой, заставляя того покатиться. — блин, я уже, честно говоря, не помню, — берёт вторую ручку пианиста. — мне лет двенадцать тогда было, а сейчас- — да-да, сейчас тебе двадцать три, но это не значит, что ты супер-старый. тогда давай так: кем ты точно не мог быть? — я сто процентов не мог быть вратарём, потому что я чётко помню, что носился по полю с этой клюшкой, как угорелый. — прям носился? — тихо хихикает. — да я был ебать торпедой. сам бы молния маккуин мне позавидовал. кчау. — так, завязывай с тик токами и своими «кчау». — а ты завязывай меня голым представлять. — чего-о? — спиной каэдэхара чуть не врезался в заборчик. — ни разу так не делал. — а сейчас ты чем занимаешься? вон, уши краснее помидора. и щёки. и носик? и лоб… сука, не нравишься ты мне. — почему? — а я откуда знаю? — кладёт ладони на розовые щёки фигуриста и губами касается лба. потом прижимается щекой. — тебе не холодно? — ну так, прохладно. — можешь мой свитшот надеть. — ага, чтобы ты тут в одной футболке разъезжал? ну уж нет, потом ты простынешь и хер мы погуляем нормально. — кто сказал, что я в футболке? — снова берёт кадзу за руки. — ещё лучше! тебя голым могу видеть только я. — но почему-то сейчас меня таким видит только зеркало в ванной. — стоп, а это кто? ты раздеваешься перед каким-то зеркалом? ну-ка дай мне его номерок. — господи, а меня ещё ебучим собственником считают! — так это ж правда. — ну бля, ну да… есть немного. — люблю тебя. — и я тебя. — я заслужил поцелуй? — заслужил. райдэн крепче сжимает тонкие пальцы кадзухи и касается его холодных губ. на них криво смотрит та шайка подростков. блондин врезается в бортик(?) и руками опирается на него. сначала скар целовал нежно и мягко, затем углубил поцелуй. пианист послушно впускает в свою полость язык парня, что почти нависает сверху, опираясь сильными руками всё на тот же бортик. каз чувствует, что сейчас навернётся и пытается аккуратно оттолкнуть медика. — мы же ещё на катке шоу не устраивали, — краснеет и усмехается. — я так-то не против, — тепло улыбается и чмокает немного горячий лоб. — а ещё на нас косо смотрят вон те малые. — я, кажется, знаю кто они. — кто? мне разнести им ебасосины? — не нужно. — так кто они? — узнаешь. еле тёплая ладошка перемещается на открытую шею скара. притягивает к себе для поцелуя. выходит немного смазано, но всё так же нежно. каэдэхара отстраняется. — смотри, — говорит фигурист и отъезжает от гитариста. и снова он изящно двигается по всему катку. лезвие вновь плавно скользит по всей поверхности льда. проезжает мимо ребят, привлекая к себе внимание. прикрывает глаза и собирается с силами. «просто прыжок и разворот…», — думает про себя, глубоко дыша. и он делает чёртов прыжок с разворотом. а точнее тулуп. распахивает рубиновые глазки и снова подъезжает к медику. хватается за его плечи. — это было красиво, — обнимает хрупкую талию и чмокает в макушку. — хэй, ты в порядке? — подожди, — сильнее сжимает плечи парня и тяжело дышит. — кадзуха, красавчик! — орёт какая-то баба из толпы малолеток. ноги подкашиваются, хочется рухнуть на холодную поверхность. дышать тяжело. голова кружится. он сделал чёртов трюк. — кадзуха, что случилось? — заглядывает в кровавые глаза. а он молчит, восстанавливает дыхание. те малые кричат что-то торжественное и подъезжают. — малыш каэдэхара! сколько лет, сколько зим! — как-то игриво говорит какой-то оффник лет шестнадцати. «малыш? похоже тебе я разнесу ебучку самому первому», — внутри темноволосого ураган. — и вам привет, — тяжело вздыхая поворачивается к знакомым. — бли-и-ин! сам кадзуха каэдэхара?! можно автограф? прошу! — начинает визжать какая-то рыжая девка. — ой, а можно фото? а обнять? — тянет свои клешни к блондину. — без рук, — медик закрывает рукой бедного кадзуху. — ебать, и давно ты с этой хуетой ходишь? — другая девушка, брюнетка, трогает алую прядь кадзу. — я сказал без рук, — скар потихоньку закипает и бьёт обнаглевшую девку по руке. та в страхе одёргивает её. — скар, угомони свой пыл, — тихо просит фигурист и тыкает райдэна в грудь. — вы вообще за моей инстой не следите? — усмехается и прикрывает рот ладошкой. — конечно нет, все ещё два года назад от тебя отписались, — усмехаясь отвечает высокий поц, ростом со скара примерно. — у тебя вообще друзья остались? как с таким кринжом вообще можно общаться! — говорит третья баба, ну совсем карлик и с ахуеть толстыми бровями. вся шайка пидорасов залилась громким и даже истеричным смехом. — ребят, я… — ещё хоть слово, — каэдэхаре не дал закончить мысль скарамучча, — и я вас всех поочерёдно уложу на лопатки. все стали ржать пуще прежнего от услышанного. — скар, пошли отсюда…— тихо просит, вернее умоляет пианист и тянет за рукав свитшота. — ты иди, я сейчас. — только без драки… — не могу обещать, — чмокает в макушку и мальчик уезжает. — дядь, ты кто вообще? телохранитель его? — что-то в этом роде. убедившись, что кадзу достаточно далеко, продолжает: — я его парень, — безобидно улыбается. у всех на рожах застыли шок с отвращением. — оу… вот почему вы сосались…— совсем тихо говорит рыжая сука. — значит так, сосунки, ещё раз увижу вас рядом с кадзухой… не так, если ещё раз увижу вас рядом со своим кадзухой – я вам в соло разнесу ваши мерзкие рожи и переебу арматурой, вам ясно? — нет, не ясно. ты кто такой вообще? — вперёд выходит пиздюк, что назвал кадзуху малышом. — кто я такой? я уже говорил. или у тебя со слухом проблемы? — слышь мудила, да я тебя-***
блондин сидел на скамейке в раздевалке, положив локти на колени. по щеке текла обжигающая слеза. — родной, — в проёме показался райдэн, — ты как? — в порядке. — а зачем врать? — ладно, я не в порядке, ни разу. — кто эти отморозки? — садится рядом и обнимает за плечи. — учились в моей параллели, а та рыжая швабра, видимо, «фанатка», я её впервые вижу. — у меня сейчас два вопроса. первый: почему они к тебе так относятся и второй: какого чёрта тот карлик назвал тебя малышом?! — ты ревнуешь? — конечно ревную! я просто в бешенстве сейчас! — успокойся пожалуйста, — выпрямляется и стирает слёзы. — относятся они ко мне так, потому что всегда так относились. я красив, популярен, а ещё я типа увёл у того карлика девушку. — у тебя была девушка? — нет, мы были друзьями. она сказала что я нравлюсь ей, но я ответил отказом. — почему? — а сам как думаешь? я вообще-то ничего к ней не чувствовал. меня прям конкретно зацепила одна особа, но про неё потом, ну и ты. — та-ак, на первый вопрос меня твой ответ устраивает, что со вторым? — а он всегда так обращался ко мне. помню он со своими долбоёбами ко мне пришёл, а им открыл мой отец… — я так понимаю, был пиздец. — ещё какой, я до травмы не был терпилой и сразу же рассказал родителям об «издевательствах» этой шайки. отец взбесился. мать тоже, но не так сильно. они знали, что в случае форс-мажора я сдачи дать не смогу. ну и батя когда увидел этого мудилу… он ему чуть лицо не разнёс, я серьёзно. поговорили в падике и больше этот упырь меня не трогал. — постой, что значит «издевательствах»? — они просто стебали меня, физически ничего не делали, знали что я молчать не стану и как собачка побегу к своим папочке с мамочкой. сам-то вон какой хлюпик. хотя тогда я выглядел гораздо лучше… — не расстраивайся, они больше тебя не тронут, — губами прижимается к виску. — переодеваться будешь? — так пойду, можем собираться. парни собираются, прощаются с той женщиной и покидают каток. а кадзуха даже не заметил на правом кулаке скара почти спёкшуюся кровь…