Я спускаюсь со второго этажа, всё ещё думая о Девене и Ванессе. Впрочем, и Кир с Рэйфом до сих пор стояли у меня перед глазами. Вот ведь мелкие засранцы! Совратили альф, а они потом ещё и виноваты будут, что повелись…
Но с другой стороны, если бы в свои шестнадцать я встретил Лютера, которому тогда было бы уже девятнадцать лет, то я наверняка полез бы к нему тоже. В штаны. В трусы. В душу…
Так что не мне осуждать этих омежек, точно не мне.
В кофейне царит приятная дружеская атмосфера. Многие весело болтают, разбившись на группы по несколько человек, но мой взгляд приковывает к себе Мал. Такую счастливую улыбку я, наверно, не видел у него за всё время ещё ни разу.
Я, совершенно не стесняясь, заныриваю под руку Акея, которая обнимала паренька за талию, и увожу его драгоценность с собой, мило улыбнувшись. Синие глаза в первое мгновение были готовы убивать (похоже, рефлекс истинного), но потом взгляд смягчается, и Акей добродушно «одалживает» мне Мала на поговорить.
— Что такое, Айд? — удивляется омежка. — Надо с чем-то помочь?
— Надо, — невозмутимо отвечаю я. — Помоги мне себя потискать! — Я тут же прижимаю парня к себе и начинаю его несильно жамкать руками.
Мал весело смеётся, пытаясь увернуться от моих цепких пальцев:
— Айд! Щекотно!
— На то и расчёт! — киваю я, а потом всё же сжаливаюсь над пареньком. Мои губы приближаются к его ушку, и я тихо выдыхаю: — Я так рад, что вы с Лютером поговорили. Счастье тебе к лицу. Такой милаш!
Мал тут же краснеет и обхватывает свои щёки руками. Я не удерживаюсь и снова тискаю его в объятиях, но уже без щекотки.
— Это всё благодаря тебе! — смущённо улыбается омежка.
— А? — я удивлённо вскидываю брови. — Мал, даже истинный не может заставить свою вторую половинку кого-то любить или не любить. Так что я тут не при чём. Лютер сам.
Я вижу, что парень готов возразить, поэтому решаю у него уточнить:
— Мал, ну вот скажи, неужели ты никогда не чувствовал, что Лютер тебя любит? Неужели за всю жизнь не было каких-нибудь ситуаций, где это было понятно без слов, без признаний?
— Ну… — омежка замялся, устремляя взгляд в пол. — На любовь братьев я даже не смел надеяться… Но, знаешь… — Мал вдруг посмотрел мне в глаза и немного грустно улыбнулся. — Я эгоистично позволял себе наслаждаться моментами, когда я травмировался на поле.
— Чего? — мои глаза полезли на лоб.
— Да нет, нет, не в том смысле! — тут же замахал руками парень. — Просто именно тогда я мог представить себе, что меня любят. Понимаешь… содранные коленки, руки, локти… Угадай, кто мне их всегда обрабатывал и бинтовал?
— Что, неужели всегда только Лютер?
— В девяносто пяти процентах случаев, — кивнул Мал. — Так пошло с тех пор, как отец начал брать меня с собой на тренировки. Я в первый же день разбил себе колено. Было так больно, что я разрыдался в голос. Отец пошёл за аптечкой, а Банди и Лойз начали меня дразнить, от чего я только ещё больше плакал. «Нытик», «рёва-корова» и всё в этом духе ни капельки не помогали мне успокоиться. Тогда Лютер вдруг подошёл ко мне и усадил к себе на колени. «Ну чего ревёшь? Ты же не девчонка, чтоб слёзы лить. Настоящие мужики не плачут!» — он говорил это достаточно жёстко, но вот руки… они гладили меня так ласково! А ещё… — омежка вдруг улыбнулся своим воспоминаниям. — Ещё Лютер тогда наклонился и стал потихоньку дуть на мою разбитую коленку. «У кошечки боли, у собачки боли, а у нашего Мала заживи». Я помню, что меня тогда это так возмутило, и я со всей своей детской наивностью очень попросил у него, чтоб ни у кошечки, ни у собачки тоже ничего не болело. Лютер вдруг засмеялся тогда и пообещал, что раз я так хочу, то все кошечки-собачки будут живы-здоровы.
— Мать-природа, ну какое же ты золото, Мал! — я не удерживаюсь и крепко прижимаю паренька к себе, с чувством чмокнув его в макушку. — Спас животинок! Умничка! А что было дальше? Отец пришёл с аптечкой и попросил Лютера обработать тебе рану?
— Ну почти, — кивнул омежка и, к моему некоторому удивлению, вместо того, чтоб отстраниться от меня, он наоборот вдруг обвил меня своими руками и положил голову мне на плечо. Ну что ж, я совсем не против. — Когда папа пришёл, я едва ли не с воплями ужаса побежал прочь. Я так боялся, что будет щипать! Блин, ну это действительно неприятно!
— Согласен. Но лучше немного потерпеть, чем остаться потом без ноги. Ну это, конечно, в худшем случае.
— А разве не летальный исход — худший случай?
— А тут уже с какой стороны посмотреть. Для кого-то, может, и не самый худший. Поэтому раны нужно обязательно обрабатывать, а то ведь даже наша регенерация может дать сбой.
— Вот только детям это сложно объяснить, — вздыхает Мал. — Но к счастью, Лютер был там и дёрнул в нужный момент за нужный рычаг.
— Интересно, что он сделал? — Я ещё не знал подробностей, но уже испытывал нереальную гордость за своего истинного. Ну потому что, а как иначе?
— Лютер схитрил, — хмыкнул Мал. — Он мне сказал, что если я действительно хочу, чтоб у кошечки и собачки ничего не болело, то мне придётся чуть-чуть потерпеть. За них и за себя тоже. Ну вот и куда мне было деваться? Конечно же, мне пришлось сцепить зубы и дать Лютеру обработать своё колено. И мне так понравилось, что он при этом стал приговаривать: «У кошечки не боли, у собачки не боли и у нашего Мала всё заживи». Честно говоря, я был тогда просто в восторге. Мне казалось, что я действительно спасаю животных. Такой наивный…
— Такой добрый и хороший мальчик, — поправил я, улыбнувшись.
— Айд, — вдруг позвал меня Мал, продолжая прижиматься к моему плечу, — как думаешь, я обманывал себя или нет? Лютеру действительно тогда на меня было не всё равно? А то, может, он просто хотел разобраться с моей раной, чтоб побыстрее приступить к тренировкам. Из-за меня ведь приходилось прерываться…
— Ох, Мал, — я обхватываю лицо парня своими ладонями. — Лично я вообще не представляю, как тебя можно не любить. Я видел твои детские фото — ты же просто прелесть! Сомневаюсь, что Лютер мог остаться к тебе равнодушным.
— Скажешь тоже, — омежка прячет лицо у меня на груди, но я вижу эти пылающие смущением ушки. — Знаешь, — вдруг выдыхает он, продолжая делиться со мной своими воспоминаниями, — после того раза я с любой царапиной бежал сразу к Лютеру. Со временем он начал ворчать, позже даже мог говорить гадости, но его руки… они по-прежнему были очень ласковы и бережны. А ещё мне очень нравилось, что несмотря на то, что я вырос, Лютер продолжал дуть на ранки и приговаривать: «у кошечки не боли»…
— И у собачки тоже не боли, — вдруг слышу я из-за спины любимый голос, — а у моего Мала всё… пусть будет прекрасно.
Я чувствую, как сильные руки обнимают меня вместе с Малом и отрывают от земли. Я начинаю смеяться, и раскрасневшийся от смущения омежка от меня совершенно не отстаёт.
— Так, мне нужно обязательно запомнить это волшебное заклинание, — улыбаюсь я, когда Лютер поставил нас обратно на пол. — Яжмать должен быть во всеоружии!
— Не переживай, если вдруг склероз доберётся до твоего послебеременного мозга, то я тебе обязательно всё напомню, — хмыкает Лютер, чмокая меня в губы.
— Хорошо, только… а вы кто? — наигранно хмурю брови я, как будто пытаясь вспомнить, где я видел этого красивого парня.
Лютер не теряется. Он наклоняется к моему уху и выдыхает:
— Я сегодня вечером устрою вам персональное знакомство со мной. Такое тесное и такое продолжительное, что вы меня обязательно запомните навсегда.
— Ну что ж, договорились, — улыбаюсь я. — Буду ждать с нетерпением, незнакомец.
Я тянусь своими губами до губ Лютера, как вдруг слышу обеспокоенный голос Акея:
— Эй, Ванесса, что это у тебя? Кровь?
Я тут же устремляю взгляд в сторону девушки.
— Ничего! Просто комар укусил, а я расчесала! — раздражённо выпаливает она, как-то даже ревностно пряча укус «комара» за тканью сарафана. — Мне что, перед тобой теперь за каждую царапину отчитываться?
— Ты чего злишься? — Акей удивлённо таращит на омежку свои глаза. — Я просто беспокоюсь…
— Так вот и не надо! Я умею за себя постоять.
— Да в этом-то никто и не сомневается. А вот укусил тебя, походу, не комар, а какая-то муха!
«Вообще-то, один знакомый олень, но да ладно», — мысленно поправляю я альфу.
— Сейчас мы с этой мухой разберёмся! — обещает вдруг подлетевший к ним Кир. — Пойдём, Ван. За дихлофосом, — и он совершенно невозмутимо утаскивает нахмуренную девушку за собой в укромный уголок.
— Что это с Ванессой? — удивлённо произносит Мал, провожая омежек взглядом.
— Да просто никак не может с собой договориться… — вздыхаю я, снова подумав о приобретении кожаной плётки. Исключительно в целях воспитания…
— В каком смысле? — Лютер смотрит на меня пытливым взглядом, но я ведь не могу выдать тайну Ванессы. Я и сам-то не должен был её знать.
— Да во всех смыслах, — неопределённо пожимаю я плечами. — Ладно, пойду на кухню, переложу оставшуюся еду в контейнеры, чтоб не кисла стояла.
Лютер смотрит на меня подозрительным взглядом, но спрашивает не о Ванессе:
— Тебе помочь?
— Нет, — тут же качаю я головой. — Мне надо, чтобы всё было по «фэн-шую», поэтому лучше я сам.
— Ну смотри, если передумаешь, то зови на помощь, — Лютер чмокает меня в губы и отпускает.
Я видел, что Мал тоже хотел предложить мне свои услуги, но, похоже, решил, что его помощь для меня будет лишь обузой. Я уже собирался попросить его пойти со мной, но в этот момент Лютер обнял паренька за плечи и повёл в сторону Кенни, которому Сона с Ватли показывали наш альбом с фотками из универа, периодически весело хихикая.
Что ж, значит, можно со спокойной совестью идти на кухню и спасать остатки еды.
Я почти заканчиваю наполнять контейнеры, когда на кухню вдруг заходит, тяжело опираясь на свою трость, отец Лютера.
— Айд, у вас тут воды не найдётся? А то я привык много пить. Это полезно.
— Да, конечно, — улыбаюсь я мужчине и наполняю переданный мне стакан.
Альфа осушает его залпом, а затем вдруг как-то странно смотрит на меня.
— Знаешь, Айд, а ведь до меня только сейчас дошло, что я практически не видел улыбающегося Мала. Да и Лютер тоже не часто этим «грешил»… А с тобой они не просто улыбаются. Я вижу, что мои сыновья действительно счастливы, — мужчина тяжело вздыхает, поглаживая травмированную ногу. — Почему же я раньше этого не замечал? Не замечал, как плохо моим мальчикам…
— Потому что были сосредоточены на других вещах, — пожимаю я плечами. — Но честно говоря, вас это не оправдывает.
— Знаю, — совершенно серьёзно кивает Ричард, и в глазах его плещется столько боли, что мне становится его даже жаль. — Я так зациклился на той трагедии на мосту, на последствиях, что, похоже, не замечал вообще ничего вокруг.
— Вы выживали как могли, — снова пожимаю я плечами. — Но из-за этого у ваших сыновей был тренер, но не отец. А ведь все дети нуждаются в любящих родителях.
— Когда они были со мной на поле, мне действительно казалось, что всё у нас хорошо. Я даже и подумать не мог, что это самая большая иллюзия в моей жизни…
— Я не понимаю, зачем вы женились на Деборе, если фактически уже были женаты на футболе? Вас ведь никогда не было дома. Вы словно бежали оттуда. Мал даже был уверен, что вас с Деборой поженили насильно родители. Но так почему?
Ричард тяжело вздохнул и устремил взгляд куда-то в сторону:
— После трагедии на мосту мне не то что жениться, мне жить не хотелось. Калека. Жалкий и никчёмный. С разлетевшейся вдребезги мечтой. Но несмотря на это, я всё ещё оставался альфой. Поэтому, когда я учуял течку Деборы, я забыл обо всём на свете. А когда она забеременела, я уже не смог остаться в стороне. Мне пришлось искать силы, чтобы жить дальше.
— Но как Дебора с вами?.. У неё же… — я осекаюсь на мгновение, не зная, стоит ли мне раскрывать секрет матери Лютера. Но, наверно, Ричард всё же заслужил знать правду. — У Деборы ведь была истинная, — решительно выдыхаю я. — Римма.
Я смотрю на мужчину, но на его лице не дрогнул ни один мускул. Мои глаза удивлённо округляются:
— Вы знали?
— Трудно было это не знать, когда в редкие моменты близости тебя называют её именем, — грустно улыбается Ричард. — Но я никогда не расспрашивал Дебору об этом. Я знал, что она потеряла подругу. Её родители мне рассказали о том несчастном случае. Но я же не дурак, сложил два плюс два. Вот только во всём остальном просчитался. Но я правда даже подумать не мог, что Дебора способна на все эти ужасы…
— Редкие моменты близости? Насколько редкие? — почему-то сейчас меня именно это ужасало больше всего. Прожить целую жизнь едва ли не монахом…
— Не многим больше, чем у нас с ней детей, — пожимает плечами Ричард.
— А вы ей не?..
— Нет, — тут же качает головой мужчина, даже не дослушав мой вопрос. — Я бы не смог. Дебора и так натерпелась, я не хотел делать ей больно ещё своими изменами.
— А если бы вы встретили своего истинного? Что тогда? Не думали об этом?
— А зачем? Я ведь всё равно никого не встретил. Ты верно сказал, Айд: футбол заменил мне жену и, возможно, даже истинную. Отчасти я поэтому так безумно рад, что Мал и Лютер нашли своё счастье. Теперь ещё бы Банди с Лойзом пристроить в надёжные руки, чтоб быть окончательно спокойным за своих мальчиков.
— Значит, вы действительно не против, что ваши сыновья с парнями, ну это… — решил уточнить я, но в итоге не знаю, почему вдруг смутился.
— А какая разница с кем? Да окажись ты, Айд, хоть альфой, мне это было бы неважно. Если Лютер с тобой так же бы улыбался, то меня не волновало бы то, чем вы занимаетесь в спальне за закрытыми дверями. Ваша жизнь — только ваша. А для меня самое главное, что мои мальчики счастливы, всё остальное — такие мелочи жизни.
— Да, согласен. Жизнь и так слишком коротка, чтоб тратить её ещё на то, чтоб кому-то угодить, — вздыхаю я. — Но, Ричард, скажите, вы вообще знали, что Дебора презирала «неправильных» людей? Кажется, она это не скрывала, но всё же…
— Да, конечно, я знал, но понимаешь… — мужчина вдруг поморщился и снова потёр свою искалеченную ногу. — Мои родители да и родители Деборы вечно ворчали на этот счёт. Мол, куда катится мир, куда смотрит природа, создавая таких странных неправильных людей… И всё в этом духе. И я просто привык к этому. Привык слышать подобные недовольные рассуждения. Поэтому я никогда не придавал значения словам Деборы. Мои родители-то никого не убивали, и я подумать даже не мог, что моя жена на это способна. Да и не просто способна, а что она, можно сказать, окажется серийным маньяком… — улыбка Ричарда была такая вымученная и виноватая, что мне стало жаль этого мужчину ещё больше. А судьба-то у него не менее поломанная, чем у Деборы.
— Вы не виноваты…
— Оставь, Айд, — мягко прерывает меня Ричард. — Если бы я был более внимателен к своей жене, то, кто знает, возможно, всё было бы иначе. Возможно, я бы даже узнал, почему Дебора так презирает омег-мужчин и девушек-альф, ведь её истинной оказалась как раз-таки девушка-альфа, и смог с этим что-нибудь сделать…
— А я узнал почему, — пожимаю я плечами, — и уверяю вас, Ричард, вы бы ничего уже не смогли с этим сделать.
— Да? И почему же? — не без любопытства уточняет мужчина, слегка удивлённо приподнимая свои брови.
Я устремляю взгляд на свои руки, переносясь воспоминаниями в сегодняшнее утро.
***
Я смотрю на женщину, которая потеряла ко мне интерес и снова уставилась ничего невидящим взглядом в окно.
— Дебора, скажите… если вы сами полюбили девушку, тогда почему вы так ненавидите «неправильные» пары? — решаюсь я на ещё один вопрос.
Женщина молчит и кажется равнодушной ко всему на свете.
Я прикусываю щёку изнутри, выжидая, но потом понимаю, что ответа я не дождусь. Тогда я предпринимаю ещё одну попытку:
— Это из-за родителей? Они вас настроили? Родители вселили в вас эту уверенность…
— Нет! — вдруг резко выпаливает Дебора, зло поджимая губы. — Родители тут не при чём. Я сама это поняла. Если бы Римма не была альфой, то у нас были бы обычные дружеские отношения. Никаких подводных камней. Римма бы тогда ко мне не потянулась, чтоб поцеловать, и я бы не испугалась того обрушившегося на меня всепоглощающего чувства. А ещё — её откуда-то вдруг появившегося члена… Это ненормально… И если бы не всё это — Римма… Моя Римма… Она была бы жива…
***
— Так что вы, Ричард, вряд ли бы смогли повлиять на исказившееся мировоззрение Деборы. По сути, именно оно давало ей сил жить дальше, и оно же её губило.
— И всё-таки надо было попытаться, — вздыхает мужчина, грустно улыбаясь. — Никто не должен оставаться один. Особенно, когда ему очень плохо.
— Возможно, вы и правы. Но с другой стороны, вы же тоже были одиноки, но убивать людей не пошли. Или хотя бы ломать им ноги…
— Да, в какой-то момент я действительно отгородился стеной от всего мира, как и Деб, но только моя стена была высокой травой, а не глухим железным забором обмотанным колючей проволокой. В мой мир, на поле, мог попасть любой, кто решил заняться футболом, а вот к Деборе…
— Да, не дозваться, не достучаться, — понимающе киваю я. — Тут надо было брать газовый резак по металлу.
— Жаль, что теперь мы ничего не узнаем наверняка.
— Да, действительно, жаль.
***
Когда мы все прощались, ко мне неожиданно подошёл Лойз.
После той стычки с Ванессой и сурового предупреждения отца он вёл себя сдержано. А общаясь с альфами, так вообще пару раз даже хохотал. Интересно, что они обсуждали…
— Слушай, Айд, хоть ты, конечно, и мужик, но кофейня у тебя просто чудесная. Даже подумать не мог, что можно так замутить, — потирая свою лысую черепушку, явно не без неловкости выдал Лойз.
— Что ж, а ты хоть и мудила, но спасибо, что заметил, — хмыкаю я.
К моему некоторому удивлению, Лойз начинает хохотать. А может, его не так трудно развеселить? Как, впрочем, и разозлить…
— Короч, эт самое, я вот что подумал… Если Лютер с тобой счастлив, то, может, недаром именно ты его омега, — Лойз морщится и отводит взгляд в сторону. Всё же переступать через свои убеждения действительно сложно. — Так что ты это, присмотри за ним. Ты вроде неплохой парень. Хоть и парень…
— А ты, оказывается, любишь своего брата, — улыбаюсь я и, естественно, не могу не добавить, — хоть и мудила.
— Оказывается, — кивает он, пропустив остальное мимо ушей, — как иначе? Только Лютеру не говори, а то все эти сопли не по моей части.
— Хорошо, не скажу. Сам скажешь. Когда поймёшь, что иногда даже сопли нужны организму.
Эпилог
— Вот это лицо было у Банди, когда он увидел торт Двана! — тихо смеюсь я, удобно лёжа на плече у Лютера.
Гости уже разошлись, со столов всё было убрано, кофейня приведена в порядок, готовая завтра работать в обычном режиме.
— Да я сам едва рот не раскрыл от удивления, — признался альфа, ласково гладя меня по плечу. — Это не торт, а, действительно, практически футбольное поле! А ещё все эти бегущие человечки, ворота, мяч… Про изумительный вкус так я вообще молчу. Дван просто волшебник.
— Согласен, — киваю я. — Как думаешь, мы не мало еды дали с собой твоим родным? А то что-то переживаю.
— Да куда уж больше?
— Ну не знаю, мне кажется, что Банди был готов забрать абсолютно всё.
— Ну это ж Банди, — улыбнулся Лютер. — Сколько себя помню, он всегда был голодный. Впрочем, я сам особо досыта не ел, возможности родителей не позволяли.
— Если честно, даже представить страшно, как вы жили. Голодные дети — по мне, так это просто ужасно.
— Не переживай, наш ребёнок голодать не будет. Я этого не допущу.
— А я тогда не допущу, чтоб голодал ты.
— Обещаешь? — Лютер хитро сверкнул глазами.
— Обещаю, — кивнул я.
— Ну тогда иди скорее сюда, я уже дико голоден, — альфа целует меня в губы, оглаживая бедро.
Моё тело тут же откликается на ласку, и я спешу выполнять обещание и утолить голод. Наш общий голод.
