Когда твой истинный ‒ мудак (Лютер)

      Следующие три дня оказались для меня затянуты серыми тучами, даже несмотря на ласково пригревавшее солнышко за окном. И причина этому была — Лютер. Ну кто ж ещё?       Он привозил десерты, коротко кивал мне на расстоянии и быстро сваливал, словно мы едва знакомы. От этого мне становилось так паршиво на душе, что я готов был волком выть. Я уговаривал себя потерпеть, пытался логически объяснить себе такое поведение Лютера, но это не помогало от слова «совсем».       На утро четвёртого дня в звонок кофейни кто-то очень настойчиво зазвонил. Время было такое раннее, что я едва начал собираться. Накинув на себя халат, я поспешил к входной двери.       — Извините, мы ещё не открылись, — хрипло проговорил я, едва подавляя зевок.       — Так вот ты какой, — едко фыркнул скрипучий голос, и я вмиг полностью проснулся, фокусируя зрение на посетителе.       Им оказалась совершенно незнакомая женщина. Она была в годах, очень сухая, с плотно поджатыми узкими губами, вокруг которых собралось множество мелких морщин, с тугим пучком тёмных волос на голове, в которых присутствовало уже так много седины, и с просто злющими блёклыми глазами.       — Вы что-то хотели? — вежливо спрашиваю я, пятой точкой чувствуя надвигающуюся бурю.       — Хотела, — невозмутимо отвечает она. — Хотела, чтоб ты оставил моего сына в покое.       Сына? Так это и есть мать Лютера? Что ж, должен признать, от неё действительно просто мороз по коже…       — Да? А что по этому поводу думает непосредственно ваш сын? — я скрещиваю руки на груди, немного обескураженный такой прямотой.       — А это неважно. Потому что ты задурил ему голову. Ну ты только посмотри на себя! Патлы длиннющие, косметика на лице и даже халат женский! Тут любой мужчина мог оступиться.       Я усмехаюсь и качаю головой, не веря своим ушам.       — Халат самый обычный, унисекс. Косметика предназначена для грима исключительно в целях косплея, а длинные волосы… их даже во времена одних бет некоторые мужчины носили. И причём далеко не женственные.       — Думаешь, такой умный? Думаешь, я позволю Лютеру пасть так низко и барахтаться в грязи? Позволю ему испортить себе жизнь? Нет, никогда. Я спасу своего сына, чего бы мне это ни стоило!       — Слушайте, я правда не понимаю, — устало выдохнул я. — От чего вы собрались спасать своего сына? Я ничего плохого Лютеру не делал, и в планах не было. Чем я ему могу навредить? Ваш сын стал мне очень дорог, поэтому я…       — Дорог? — фыркнула женщина, перебивая меня. — Так если он тебе так дорог, оставь его в покое. Ему без тебя гораздо лучше, неужели ты не понимаешь?       Сердце болезненно сжалось, но я постарался успокоить себя.       — Я уже сказал. Я не понимаю. Но если вы так переживаете за сына, тогда почему вы ничего не делали с его кашлем? Вы хоть осознаёте, что те подавители, которые вы регулярно давали Лютеру, в скором времени привели бы к тому, что у вас вообще не осталось бы сына?       Женщина вдруг прикрыла глаза и тяжело вздохнула, а когда она их открыла, выражение лица её стало такое несчастное, что я даже растерялся.       — Хорошо, раз ты не понимаешь, я расскажу тебе, — она отвела взгляд в сторону и начала. — У Лютера редкое заболевание. Его организму противопоказано… спаривание. Вот от этого он действительно может умереть. Те подавители были необходимы. Иначе у меня уже давно не было бы сына!       Я замер от шока, пытаясь переварить услышанное.       — Именно поэтому я прошу тебя оставить моего сына в покое, — продолжала она, как-то странно поблёскивая глазами. — Если он тебе хоть капельку дорог, если ты действительно желаешь ему счастья, то ты должен поступить правильно. Ты должен исчезнуть из его жизни! Навсегда.       Подождите минутку! Что вообще происходит? Теперь я не понимаю ещё больше… Лютеру противопоказан секс? Но в клинике его обследовали с головы до ног: никаких отклонений не выявлено. А уж там уровень аппаратуры и врачей — наивысший!       Я с подозрением смотрю на мать Лютера. Лицо её вроде сейчас такое несчастное, а вот глаза по-прежнему — два кровожадных коршуна. Не верю! Что за примитивный развод «если любишь — отпусти»? Не поведусь!       — Хорошо, я поговорю с Лютером, и если это действительно так, то… то мы что-нибудь придумаем. Наука не стоит на месте. Спасибо, что предупредили, — с этими словами я разворачиваюсь и собираюсь скрыться в своей кофейне. Терпеть негативную энергетику этой женщины было невероятно трудно.       — А не боишься? — вдруг насмешливо останавливает она меня.       — Чего? — я неохотно оборачиваюсь и натыкаюсь на растянутую в оскале полуулыбку.       — Повторения печальной истории, — цедит она каждое слово, с явным наслаждением наблюдая за моей реакцией. — Бедный, травмированный омежка, которого бросили ради истинного…       — Как вы узна…? — я вытаращиваю на неё свои глаза, но договорить у меня не получается. Мать Лютера очень бесцеремонно и крайне зло меня прерывает.       — Думаешь, Лютер всегда будет с тобой? Думаешь, будет любить тебя до конца своих дней, как верный пёс? Как бы не так. Совсем скоро он встретит свою истинную пару и… УЙДЁТ ОТ ТЕБЯ!       — Не уйдёт! — практически кричу я, едва не задохнувшись от нахлынувшей боли.       — Убежит. Потому что, если бы он действительно хотел быть с тобой, разве твоя шея не была бы сейчас так безобразно пуста?       Я непроизвольно тут же дотрагиваюсь до своего загривка. Каждое слово этой женщины отдавало дикой болью у меня в груди. Я тут же вспомнил, как Гарри тогда пришёл ко мне, весь такой поникший, виноватый, с застывшими слезами в глазах. Пришёл, чтобы рассказать про встречу с истинным. Пришёл, чтобы попрощаться навсегда. Перед моим внутренним взором Гарри быстро превратился в Лютера, и в душе вдруг всё резко оборвалось, похолодело. Нет, только не Лютер! Смогу ли я пережить такое ещё раз? Пережить уход Лютера, его несчастный виноватый взгляд и слова… слова о том, что он встретил истинного…       Из глаз моих неконтролируемо покатились слёзы. Лютер — и с другим… целует чужие губы — не мои… трогает чужое тело — не моё… и кусает… не меня…       Земля покачнулась под ногами, и мне пришлось крепче сжать дверную ручку, чтоб не провалиться в пропасть.       — Теперь ты понимаешь? — безжалостно гнула свою линию мать Лютера. — Вы не предназначены друг для друга. Вы не можете быть вместе. Потому что это неправильно. Это противоестественно. Это грязь!       Грязь? Я словно медленно стал выплывать из тумана. Грязь… Так это Я — грязь? Или все мужчины-омеги? Мы — неправильные? Нет! Калечить психику своему ребёнку — вот где настоящая неправильность! Отправлять его на верную гибель, лишь бы потакать своим убеждениям — вот это настоящая грязь!       Я быстро утираю свои слёзы и, стараясь говорить ровно, произношу:       — Знаете, даже грязь иногда бывает целебной. Поэтому я останусь с Лютером настолько, насколько потребуется, столько, сколько смогу. А когда он придёт ко мне и скажет, что встретил… — я тяжело сглотнул, но продолжил, заставляя свой голос звучать чётко, — …истинного, я пожелаю ему счастья. И отпущу. Но до тех пор он — МОЙ!       Я разворачиваюсь и быстро закрываю за собой дверь. Я больше не хочу тратить своё время на эту женщину. Я больше не хочу слышать её едкий скрипучий голос. Я больше не хочу думать про истинного Лютера… который по закону подлости его наверняка очень скоро найдёт.       Помогите мне кто-нибудь! Моя душа разрывается на части только от одной этой мысли! Что же со мной будет, когда это случится на самом деле… Мне кажется, что тогда я просто умру…              

***

      

      День пролетел как в тумане. Мне не хотелось есть, не хотелось пить, не хотелось ничего делать. Единственным моим желанием было: встретить Лютера, крепко обнять и услышать его голос, который бы уверял меня в том, что он останется со мной навсегда. Но в этот день я даже мельком его не увидел, потому что поставки десертов сегодня не было.       Сона как могла меня поддерживала, и, наверное, только благодаря ей я пережил этот день. Но когда наступила ночь, все страхи, все запертые глубоко в моей душе демоны вырвались наружу, не давая мне спать.       Я лежал и смотрел в одну точку, когда вдруг на балконе что-то брямкнуло. Насторожившись, я поднялся с кровати и медленно повернул ручку балконной двери. Меня тут же, едва не сбив с ног, подхватили и опрокинули на кровать. Чьи-то жадные губы стали покрывать мою шею частыми поцелуями, но страха не было. Потому что я уже знал, кому эти губы принадлежат.       — Почему ты не закрыл окно на балконе? Так ведь к тебе проникнуть может кто угодно! — выдохнул Лютер мне в самое ухо, нетерпеливо стаскивая с меня пижаму.       — Если этот «кто угодно» — ты, то тогда я не против, — счастливо отвечаю я. Мой безжизненный мир снова расцветал, словно Лютер был живительной водой.       Лютер самодовольно хмыкнул и впился в мои губы. Его руки скользнули к моей дырке, которая тут же стала увлажняться. Я непроизвольно застонал и раскрылся перед ним сильнее. Жар раскалённой лавой стал растекаться по всему моему телу. Как же дико захотелось скорее почувствовать этот огромный член, что упирался сейчас мне в бедро, глубоко-глубоко внутри…       Так, стоп! Пока мозги совсем не отключились, надо это всё остановить!       — Лютер! Нам же нельзя! — больше жалобно пискнул, чем твёрдо произнёс я.       Лютер на мгновение отстранился и проверил время на своём стареньком телефоне, а потом перевёл взгляд на меня и выдохнул практически в самые мои губы:       — Можно. Уже как целую одну минуту и тридцать две секунды можно!       То, что часы показывали 00:01, мне совершенно ничего не сказало, поэтому я нахмуренно уставился на альфу, едва сдерживая себя, чтоб не накинуться на него с поцелуями снова.       Лютер вздохнул и, быстро лизнув меня в нос словно пёс, пояснил, чтоб развеять все мои сомнения:       — Я был позавчера у доктора Свона, и он мне сказал, что с сегодняшнего дня нам снова можно зверски трахаться! — его руки огладили мой зад, слегка сжали, а потом два пальца, совершенно не церемонясь, нырнули прямо в мой анус.       — Ах! — вырвалось у меня от неожиданности. Тело пробрала сладкая дрожь, и я непроизвольно выгнулся и заёрзал, желая насадиться на пальцы сильнее. — Что, неужели прям так и сказал? — силясь не улететь от такой ласки, усмехнулся я.       — Мне показалось, что именно так и сказал, — обдавая моё ухо жарким дыханием, подтвердил Лютер, а затем обвёл мою ушную раковину своим влажным языком, не забывая при этом прикусывать её зубами.       — А потом он случайно не добавил: иди и выеби своего омегу во все розовые дырки, разрывая, растягивая и до одури вдалбливая в матрас? — бесстыже интересуюсь я, начиная вилять задницей в поисках чего потолще и подлиннее, чем пальцы.       — Ты не поверишь, но это была его следующая фраза, — нахально ухмыльнулся парень, прихватывая зубами меня за плечо. А потом вдруг улыбка исчезла с его лица, и он тихо застонал мне в шею: — Какой же ты тут влажный и горячий! — к двум своим пальцам он добавил ещё два и глубоко нырнул внутрь, засовывая добрую половину ладони. — Блять, ты так туго сжимаешься! Просто кайф! И вот вроде такая дырка большая, когда растянешь руками. Мне даже кажется, что в тебя бы мой кулак поместился! А потом суёшь в тебя член, а ты обхватываешь так плотно, что с ума сойти можно!       Пока он выдыхал все эти кое-где даже возмутительные вещи, его рука прокручивалась в моём анусе, рождая очень развратные хлюпающе-чвакающие звуки.       — Так, может, уже засунешь в меня свой член, пока я не решил, что с этой минуты буду насаживаться только на кулаки? — стараясь не сорваться на стон, с вызовом спросил я.       Лютер заглянул в мои глаза, и бесята, что плясали в его чернющих зрачках, меня даже немного напугали. Они обещали жесть. И откровенно уверяли, что мне понравится. И я им верил. Потому что мне уже до умопомрачения всё нравилось. А ведь это я даже под действие феромона не попал. Да, у Лютера его не было, но я и так тёк сильнее, чем с другими альфами, которые безусловно обладали для меня приятными запахами.       Интересно, а каково это спать с Лютером в течку? Надеюсь, я когда-нибудь это узнаю…       Лютер зарычал, вытаскивая из меня перепачканную руку, и быстро подмял меня под себя. Его бодро стоящий член без помощи рук ткнулся в мой полыхающий жаждой раскрывшийся анус и резко вошёл на всю длину до характерного шлепка яиц об ягодицы.       Я практически задохнулся от нахлынувшего на меня сладко-тянущего ощущения. Меня изнутри распирало во все стороны набухшим членом альфы, и это было непередаваемо охуенно! А когда он задвигался во мне со всей своей необузданной страстью, я просто улетел.       Мы трахались как ненасытные животные. Но, возможно, именно животными мы в этот момент и были. Совершенно забыв, что у альф увеличиваются клыки, я беспечно атаковал рот Лютера своими губами, желая завладеть ими навсегда. Острый конец клыка зацепился за мою губу и полоснул. Боли я совершенно не почувствовал, только уловил слегка металлический привкус на языке. Как ни странно, Лютер заметил кровь в уголке моих губ и замедлил свой бешеный темп. Его горячий язык широко скользнул несколько раз, зализывая ранку. Почему-то это оказалось так приятно, что я непроизвольно сжался.       — Сделай так ещё раз! — попросил Лютер, едва не закатывая глаза от удовольствия.       Я подчинился, в этот раз осознанно сжимая свою дырку.       — А так? — больше промычал парень, чем сказал, и я вдруг отчётливо почувствовал, как края моего и так растянутого членом ануса, стал атаковать указательный палец Лютера.       — Не надо! — вдруг взвизгнул я с явными нотками паники в голосе. Я опустил свою руку вниз, преграждая дорогу бесстыжему пальцу. На ощупь края моей растянутой дырки были припухшими и очень влажными, и, скорее всего, без труда бы пропустили ещё одного незваного гостя, но я морально пока к этому был не готов.       — Но я ведь вставлял в тебя уже член, когда пальцы были внутри, чего ты сейчас испугался?       — Тогда они УЖЕ были внутри, и ты их сразу убирал, как только головка проникала внутрь, а сейчас ты весь во мне! Куда ещё пальцы?       — Но ты такой нежный тут, так и хочется потрогать, — словно неосознанно закусил губу Лютер. — Особенно мне нравится вид, когда начинаешь медленно выходить из тебя, а твоя развратная красная дырка, не желая меня отпускать, выпирает наружу. Мой член словно одевается в твой припухший к…       Тут я не выдержал и звонко закрыл рот этого извращенца своими ладонями. Мои щёки полыхали, как ненормальные, и особенно меня смущал тот факт, что только от одних этих слов Лютера я чуть позорно не спустил себе на живот! Дожил…       Почему-то сразу вспомнилась картинка из интернета, которую я совсем недавно видел. На ней был нарисован парень, что-то разглядывающий на экране монитора, и его реплики глубоко запали мне в душу: «Фу! Да кому такое может понравиться?», а потом следом: «Блять! Кажется, мне…»       — Ты такой милый, когда краснеешь, — вдруг самодовольно ухмыльнулся Лютер, проводя своим горячим языком по моим ладоням и между пальцев, а затем стал наращивать скорость, вдалбливаясь в мою однозначно развратную дырку. Вот кто бы мог подумать раньше, что до такой степени…       Мы протрахались полночи и, скорее всего, могли бы и ещё, но утром надо было рано вставать и идти на работу. Весь мой живот был залит моей спермой, но сколько раз я кончил, я с трудом бы смог сейчас ответить. Спину приятно ломило от свежих укусов, и я усиленно старался отгонять от себя мысли о так и не поставленной метке. А ещё я никак не мог смириться с тем, что Лютер не то что отсосать, даже дотронуться до моего члена не хочет.       — Ну вот до чего же потрясающая дырочка, такая послушная, сочная, жаль только, что уже пора идти, — с явной досадой протянул парень, медленно выходя из меня.       — Чё это послушная? — тут же взбрыкнул я. Мне совершенно не понравилось, как это прозвучало.       — А то! Стоит только сделать так, — Лютер несколько раз обвёл пальцами края моей дырки, а затем несильно похлопал по ней, — то она тут же гостеприимно раскрывается, показывая мне всю свою потрясающую глубину, заполненную моей спермой. Кстати о ней.       — Ах! — вырвалось у меня, когда альфа без предупреждения засунул в меня четыре пальца и активно задвигал ими взад-вперёд. Когда он резко их вытащил, мой анус словно завибрировал, активно сокращаясь и выплёвывая накопившуюся сперму.       — Хоть доктор Свон и сказал, что моя сперма теперь тебе не навредит, но на всякий случай лучше перестрахуемся.       — Да тебе просто нравится смотреть, как из меня вытекает твоя сперма!       — И это тоже.       Расставаться совершенно не хотелось, я даже предложил Лютеру остаться у меня, но он отказался, сославшись на то, что ключи от служебной машины дома.       — Не переживай, всё равно мы завтра с тобой ещё увидимся, — он посмотрел на часы и добавил, — точнее, уже сегодня.       — Обещаешь?       Лютер расползается в довольной улыбке от моего вопроса и практически торжественно произносит:       — Даю слово во что бы то ни стало прийти к тебе сегодня и проникнуть в тебя глубоко-глубоко, пока звёзды не станут разлетаться разноцветными фейерверками.       — Ого, какие слова ты знаешь, — хихикаю я. — Но замётано! Покажи мне это разноцветное небо!