Неправильно

Рассвет следующего утра Вэй Усянь должен был провести в глубоком сне, однако неожиданно он проснулся от дурного предчувствия, будто какая-то неведомая сила вытолкнула его из сна, в котором, к слову, он был счастлив, рыбача с братом в прохладной Пристани, вдруг обернувшейся настоящим Знойным дворцом, где нещадно сжигало солнце. Очнувшись, понял, что жар из сновидения не только никуда не делся, но и всецело охватил его. Дьявол. Дрожащей от волнения рукой омега провел себе по штанам и в ужасе ощутил влагу на подушечках пальцев. - Черт… Только не это… Течка должна была наступить через день, а то и три дня при лучшем раскладе. Более того, пережив такой стресс как знакомство с будущим мужем, Вэй Усянь был практически уверен и в недельной отсрочке от свадьбы. Но организм подвел. Теперь его нарядят, как чучело в бело-красное ханьфу, потащат в Храм предков, а затем - в дом Лань Цижэня. И он даже не сможет оказать никакого сопротивления, волочась безвольной куклой, которая поневоле раздвигает ноги при виде сильного мужчины, приласкавшего его. А-Чэн раньше, если им удавалось урвать у судьбы совместные предрассветные часы, с удовольствием замечал, как на постели образовывалось небольшое пятнышко, предвещающее длинный прекрасный день, в течение которого ему придется различными ухищрениями пробираться в покои своего течного омеги и наслаждаться его юным расцветшим телом. Неконтролируемо вспомнились тонковатые пальцы брата, которые спешно находили влажное лоно и толкались в него почти до основания сразу же, зная, что Вэй Усянь в такие моменты податлив и даже будет благодарен за такую резкость. Двух пальцев Цзян Чэна сейчас жутко не хватало. Невольно приласкал себя сам, стыдливо прикрываясь покрывалом, но только для того, чтобы попытаться восстановить полную управляемость своего жаждущего близости тела. Желательно, тела брата, его вытянутого и покрытого венками члена, но… Уговаривая себя обрести разум, списал неожиданный приступ на то, что ему снился и Цзян Чэн, от воспоминания одного имени которого сейчас мгновенно стало тепло внизу живота, взглянул на стражника, который не заметил его пробуждения и рассматривал стену. Наспех вытерся покрывалом, пока этот праведник не уловил запаха и не сообщил другим. По расчетам, у него теперь был час, максимум два - и дальше начнется стадия, при которой побег просто невозможен: ноги начнут подкашиваться от любого альфы, он станет нелепо улыбаться и глупо ласкаться к каждому встречному крепкому мужчине, от которого приятно пахнет. В висках нервно застучало. Перед сном он уже продумывал новый план побега, но теперь на его исполнение не было времени. Напрямую ломиться через стену бесполезно - это он еще вчера понял. Сделаться больным - вряд ли поверят, особенно та противная лекарша, любительница родов. Сделать что-нибудь мерзкое и ужасное, чтобы отвратить от себя Лань Цижэня, который откажется от брака, - это, пожалуй, выход. Но что тогда с ним сделает госпожа Юй? Забьет до смерти? Теперь Вэй Усянь пересмотрел свои прежние взгляды и согласился, что в некоторых случаях лучше умереть, чем жить в вечном добровольном рабстве. Умереть от тоски и осознания, что твоим телом владеет мужчина, старше тебя вдвое, - куда страшнее, чем быть иссеченным Цзыдянем. Торопливо обдумывая, омега поднялся и приказал подать одежду из нарядов, которые покоились в сундуке для особых случаев. Госпожа Юй никогда не заботилась о его внешнем виде, но для этой поездки приготовила пару ханьфу, которые выглядели довольно богато и за счет мягкого шелка - соблазнительно. Однако какой поступок заставит старика стошнить кровью? Что возмутит его до такой степени, что он не захочет его видеть? В последний раз его всего перекосило, когда он стал раздеваться, но это и понятно: этикет не предусматривал такого поведения. Вэй Усянь перебирал в голове пакости, собирая волосы в хвост, чтобы хорошо было видно красивые впадинки у ключиц и изящную шею, буквально молящую о метке сладковатым ароматом. Неосознанно во время течки любая омега старательно приукрашивала себя, словно облекая себя в привлекательную для противоположного пола форму. А раз альфы охочи до всего нежного, грациозного, то открытая для укуса длинная шея - это то, что нужно. Поймав себя на мысли, что и вправду ведет себя как типичная течная омега, недовольно сморщился и даже прогнал служанку, которая угодливо закрепила на его волосах красивый гребень. И пока смотрел, как она уходит, заметил, что в углу произошло какое-то движение. Оказывается, это стражник утирал пот со лба, стараясь всеми силами не поворачивать головы в его сторону. Хотя и бета, а, видимо, особый аромат, похоже, настиг и его. Самолюбиво подумалось: что же будет с крепким альфой, если этот слабак из Облачных Глубин уже подвергся такому воздействию. Это, пожалуй, ему в таком состоянии в этом монастыре и на улице показаться нельзя. Что ж. А вот и план. Вэй Усянь коварно улыбнулся сам себе. Стражник честно попытался его остановить словами, но, едва он схватил омегу за руку, понял, что у него кружится голова от невероятного аромата. Тонкая грань между самоконтролем и жаждой грозилась вот-вот рухнуть. И, чуя это, разумеется, Вэй Усянь тут же скользнул на улицу, пользуясь представленным шансом. Лань Цижэнь ни за что не возляжет с тем, чье поведение хуже девы из весеннего дворца. Так что оставалось только найти жертву, благо жители Облачных Глубин, судя по всему, уже были на ногах. Спят ли они вообще, если уже в такую рань вовсю бодрствуют? Впрочем, плевать, не его забота. Он хотел было медленно прогуляться в толпе, окружая прохожих своим ароматом в ожидании, что какой-нибудь альфа схватит его, но вовремя заметил, что стражник из его дома выскочил тоже на улицу, где дышалось куда свободнее, и бросился за ним вдогонку. Пришлось бежать. Но влага, нарастающая с каждой минутой, ужасно отвлекала и мешала, хотя все еще ноги омеги были быстрее юноши, который, наконец, осознав свою ошибку, обратился за помощью к двум другим воинам с мечами, что, похоже, возвращались с ночного дежурства и, возможно, даже участвовали во вчерашней его поимке. Удирать от троих в чужом городе было куда сложнее, поэтому тактика сменилась: Вэй Усянь буквально падал на каждого встречного в надежде наткнуться на альфу, который впечатлится его ароматом и, обезумев от страсти, закроет собой от стражников, которые принялись предупредительно кричать, чтобы все расчистили Вэй Усяню дорогу. Выругавшись на юньмэнском, омега обернулся и без особой надежды рванул вперед. Но далеко убежать не смог: врезался в какого-то. И этот кто-то наконец-то не только не шарахнулся в сторону, но еще и больно схватил за локоть, удерживая: - Опять ты. Голос пробрал до самого корня ян, который вдруг предательски налился и буквально утяжеляя тело ниже пояса вдвое. Альфа. Сильный, хотя и совсем юный, судя по неукрепившемуся аромату сандала, который заставил его невольно прижаться к его белоснежным одеждам, ища в них покровительства. - Опять ты, - повторил Вэй Усянь слабо, глядя в его золотистые глаза, которые вцепились взглядом в открытый кусочек шеи, где самое место метке, - Второй молодой господин Лань, ты что, преследуешь меня? Юный Лань хмуро посмотрел на него сверху вниз и беззвучно приоткрыл рот, чтобы сказать что-то очередное праведное и умное, но почему-то только выдохнул. Мелькнула страшная догадка, и омега перевел взгляд с его губ на глаза, черные зрачки которых вдруг бесконтрольно расширились. О, Вэй Усянь знал этот признак. Гон. Отлично. В таком состоянии сильный Лань Ванцзи не будет соображать, где свои и где чужие, защищая добычу. Альфы, заполучив омегу, становятся настоящими драконами, оберегающими свое сокровища. Его ноздри предсказуемо стали раздуваться в два раза быстрее положенного, а взгляд остекленел, словно внутри шел бой не на жизнь, а на смерть. Еще бы! Правилами клана Гусу Лань не было предусмотрено похищать чужих омег, чего, несомненно, животно и дико хотелось. Пальцы, сдавливавшие локоть Вэй Усяня, превратились в капкан, который разжать теперь не мог даже сам их владелец. - Прекрасно, прекрасно, - омега хитро притерся к нему, вмиг окаменевшему, вплотную, - дыши, дыши, Второй молодой господин Лань. Хотелось добавить «дыши мной», но не успел: его оторвали от нервно вздымающейся груди альфы, в голову которого уже явно пробрался чертов аромат течной омеги. Рука Лань Ванцзи безотрывно потянулась следом, крепко сжимая Вэй Усяня. Судя по тяжелому дыханию, прерывистому и напоминающему дыхательные упражнения, а также по забегавшим глазам, он честно пытался возобладать над своим инстинктом, но тело, которое жило по своим правилам, отказывалось сдаваться. - Не отдавай меня им, Второй молодой господин Лань, - чувствуя опасность, Вэй Усянь ласково улыбнулся в общем-то даже искренне, потому что между ног стало так тепло и мокро, что ужасно захотелось прилечь возле ног идеально выточенного альфы. - Забери себе!.. Напоминая нефритовое изваяние, тот даже не колыхнулся, морщась от боли, но локтя омеги не отпускал. Лань Ванцзи явно каким-то титаническим усилием заставлял себя не слушать сладкие речи Вэй Усяня, понимая на задворках сознания, что этот омут погубит обоих. Музыкальные пальцы юноши от напряжения побелели вокруг руки своей добычи. - Прошу прощения, Второй молодой господин Лань! - разобрал только омега, прежде чем увидел, как один стражник рубанул Лань Ванцзи по руке ножнами и тот даже выдохнул облегченно, когда понял, омегу от него оттащили и повели обратно в дом…

***

На свадебном обряде Лань Ванцзи не было. Среди соцветия ароматов Вэй Усянь, плохо соображавший и видевший лишь мутными глазами, не уловил в Храме предков прекрасного сандала. Его наверняка заперли где-то в своих покоях, чтобы он в одиночестве справился со своим внезапно накрывшим гоном. Впрочем, так даже лучше. Омеге показалось, что, будь рядом этот чертов вездесущий Второй молодой господин Лань, ему было бы тяжелее удерживать свое ослабшее тело и уж тем более трижды кланяться предкам клана Лань. А, нет. Он им и не поклонился в итоге. Его почти безвольное тело подтащили под руки к табличкам, где были упомянуты какие-то родственники Лань Цижэня, а затем, с силой надавив на его голову, заставили коснуться лбом пола у каждой. Сам же альфа почему-то задержался у одной единственной таблички, где было указано имя его родного брата, умершего много лет назад. Удивительно трогательная сценка. Была бы, если бы было не наплевать. Потом его из душного, одурманенного тяжелыми благовониями и напитанного горечью будущего, Храма выволокли на свет, представив собравшимся слугам. Кажется, теперь им, как живым мертвецам, кланялись. Красное ханьфу, жутко тесное в талии и неуютное, забирало последние возможности вдохнуть даже на свежем воздухе, так что к концу всей этой трагичной церемонии Вэй Усянь держался на ногах только благодаря тому, что его …черт… его альфа поддерживал его за талию. Поначалу он даже трепыхался, пытаясь скинуть с себя мерзкую руку, но потом его оставили силы и всякие надежды. Слава небесам, он не помнил первую брачную ночь. Среди коротких обрывков, оставшихся в глубинном подсознании, были только редкие мгновения, запечатлевшиеся, видимо, благодаря особой яркости чувств: треск ткани свадебного ханьфу, привкус вина на чужих губах, качнувшийся в глазах мир и яростный взгляд напротив, голая спина, рухнувшая с высоты роста, прочувствовала ровность деревянного пола, а затем - жалобные всхлипы от толчков глубоко внутри. Течка не позволяла думать и отказываться от сближения с альфой, не позволяла выбирать партнёра, за что Вэй Усянь всегда ненавидел свой вторичный пол. Бестолковое тело предательски подставлялось под член, хотя в глазах стояли слезы. Хорошо, что этого не видел Цзян Чэн… Его брали, как и полагается брать омег, которые не желают связи, но не в силах ей сопротивляться: жестко и грубо, оставляя следы укусов на коже. Он в какой-то момент попытался отползти, разорвать единение, но руки, властные и сильные, вернули его на место. Лань Цижэнь не настаивал на ответных поцелуях, прокладывая губами дорогу от самого виска к паху и наслаждаясь каждым мгновением обладания этим юным и податливым телом. Саньжэнь Цансэ, на которую так похож сын, не позволила бы ему даже прикоснуться к своей шее, а здесь он мог кончиком языка провести по мочке уха, насыщая легкие медовым ароматом. Ему недоступна была ее точеная узкая талия, теперь же на идеально ровных боках Вэй Усяня красовались жестокие алеющие отметины укусов и синяки от хвата пальцев. Он желал ласкать ее, услаждая свой слух ее порывистым стоном, но вместо этого требовательно выцеловывал лоно своего омеги, тщетно пытавшегося было сопротивляться, но в итоге сдавшегося напору неконтролируемого жара. Он жаждал заполнить ее, но проник до отказа в ее сына, сцепился с ним и излился внутрь его с облегчением. Лань Цижэнь слишком долго ждал этого момента, чтобы откладывать его дальше… Юноша в разорванных красных одеяниях встрепенулся, когда прилив закончился после разрядки, осознав, что с ним случилось, рванулся было с пола, дернулся, но даже не смог на сантиметр сдвинуться от дышащего жаром разгоряченного и усталого тела мужа. Извернувшись с трудом, увидел через плечо, как член крепко вошел в его лоно, где, судя по распирающему ощущению, набух проклятый узел. - Черт, черт, черт! - омега в панике заерзал, словно надеялся обмануть природу, но лишь рассердил своего отдыхающего супруга, лениво приобнимавшего его за талию. - Вэй Усянь, прояви терпение. Объяснять ему что-либо не было никакого желания: время безвозвратно уходило. Ему нужно принять отвар как можно скорее после попадания семени. Извиваясь ужом, молодожен старался разъединиться, не касаться потной кожи, источающей аромат зеленого чая. Но по плавному изгибу скользнули опытные руки, подушечки пальцев которых загрубели, видимо, от частой игры на цине: - Успокойся. Скоро спадет. Лежи. Успокоиться он уже был не в состоянии. Наоборот, собственное бессилие в такой чудовищной ситуации бесило. Проклятый здоровый член, который немного не дотягивал до высокой точки блаженства и пульсировал где-то внутри, хотелось отрубить по самое основание. Вэй Усянь, приметив у постели мужа стойку с мечами, потянулся было, прекрасно понимая, что ничего не выйдет, но тут же был обхвачен в обездвиживающие объятия, смыкая его руки на своем же животе: - Терпи. Думай о ребенке. О нем-то как раз Вэй Усянь и думал. Думал, как вытравить из себя это исчадие ада, которое наверняка мерзким червяком сейчас пытается зародиться в матке. Где-то через час-полтора нужно принять варево, чтобы избежать страшных последствий. - Ты одарен от природы, - почти ласково коснулся загривка губами Лань Цижэнь. - Тебе дано выносить здоровое и крепкое дитя. Лежи и благодари небеса за возможность рождать на свет. Красная простыня под их пышущими злостью и болезненной страстью телами должна была бы подчеркнуть весь торжественный момент зачатия будущего наследника, который, возможно, даже смог бы претендовать на престол в Облачных Глубинах. В дальнейшем Учитель просвещал бы тусклые умы, а его супруг стал бы известным травником. Но есть одно «но» - это все не входило в планы Вэй Усяня. - Я не типичная омежка, - злобно прошипел наконец ему супруг, впиваясь ногтями в руку мужа, пусть и несмертельно, но весьма ощутимо, чтобы придать веса своим словам. - Это было плохой сделкой, муженек. Порыв возбуждения от резанувших слух слов отхлынул, и, едва узел обмяк, Вэй Усянь тут же рванулся, но практически сразу ноги, уставшие от долгого соития, подвели его: он сделал пару шагов и, запутавшихся в своих же лоскутах, споткнулся и снова оказался у ног своего альфы, который терпеливо поднялся вслед за ним. Прекрасно зная, что это закончилась лишь первая волна течки, он снова рванулся в сторону двери, но был насильно поднят на руки, а затем отнесен на теплую постель. Лань Цижэнь не считал себя чудовищем, хотя почему-то внутри чувствовал себя им. Разумеется, было понятно, что Вэй Усянь не желает быть замужней омегой, однако такова судьба всего слабого пола: омеги рано или поздно связывают жизни с альфами, которые могут о них заботиться и содержать их детей. Редко кто создает брак по любви, особенно среди людей, стоящих у власти. И все же Учитель не мог не видеть, как страдает с ним этот юнец, пока не смирился, пока не принял свой истинный облик. Чем быстрее они пройдут этот сложный период, делая робкие шаги навстречу друг другу, тем скорее оба обретут покой. Омегам в период течки после связи с альфой необходимо ощущать покровительство своего мужчины, поэтому она свивает себе «гнездо» из его одежды вокруг себя и до второй волны слияния отдыхает, дыша любимым запахом. Памятуя об этом, Лань Цижэнь подобрал с пола свои свадебные одеяния и аккуратно обложил ими сжавшегося в комок Вэй Усяня, и его тут же вырвало на красные ткани... Учитель взглянул на это не без отвращения, слегка поморщился и звучным басом позвал слуг, которым было велено ждать за дверьми на случай, если что-то понадобится новобрачным. И первым же приказом им стало привести в порядок юного мужа и отмыть постель. Сам же альфа, по его словам, направился в свои отдельные покои для отдыха между приливами гона, напоминающего сумасшедшее цунами, способное уничтожить все разумное в теле. Однако слуга, вышедший на улицу набрать воды для купания, с недоумением пронаблюдал, как Лань Цижэнь - человек без изъянов, накинув на голое тело легкий халат, тропой за домом пошел в сторону Храма предков. Одним богам ведомо, зачем ему понадобилось вдруг обратиться к духам, когда его ждало в покоях юное тело. Слугам рассуждать о делах господ грешно, а потому человек почесал глуповато затылок и вернулся в дом, где вместе с напарником аккуратно поднял молодого господина Вэя и погрузил его в бочку. Сонно разлепив глаза, омега, ощутив себя в воде - стихии, к которой он привык в Юньмэне, практически сразу нашел в себе силы, чтобы выхватить у слуги мыльный корень и приняться драить себя им с таким остервенением, будто надеялся снять кожу. Он и вправду нуждался в мытье, чувствуя себя изнутри и снаружи грязным. Нисколько не стесняясь любопытных глаз, попытался вымыть лоно, чтобы не оставить даже следа чужого семени, хотя прекрасно понимал, что оно наверняка уже вобралось в него и вот-вот станет частью его тела. Наскоро умывшись, мысленно в уме прикинул, сколько прошло времени после первой волны и сколько у него есть времени до второй, убедился, что Лань Цижэнь оставил его на попечение слуг, затем выбрался из бочки довольно ловко и приказал одному омеге принести кипяток, а второму - масла для ублажения своего мужа. При слове «муж», правда, чуть не вырвало во второй раз, но Вэй Усянь мужественно сдержался, концентрируясь на другой проблеме. Слуги помялись, видимо, не зная, стоит ли оставлять юного новобрачного без присмотра, но тот так жалостливо упрашивал помочь ему организовать встречу с супругом, что они решились пойти ему на уступки. И едва створка двери задвинулась за вышедшими, Вэй Усянь бросился на поиски острого, но предварительно заскочил к своему сундуку, где хранились в мешочках различные травы. Важно было их перепрятать, пока не поздно. Если поймут, для чего они нужны, то отберут без разговоров. В комнате, служившей, видимо, приемной для домашних встреч, омега метался от одного угла к другому, параллельно пряча свои сбережения и осматривая на предмет хотя бы чего-то режущего. В голову пришла шальная мысль нанести себя увечья, чтобы отбить у альфы желание, перебить свой течный аромат запахом крови, однако даже нож для резки бумаги был убран из дома, видимо, для такого случая. Готовились слуги, предатели, конечно, готовились, хотя сами омеги. Могли бы хотя бы из солидарности оставить возможность остановить бурю. Бросив пустые надежды и не теряя времени даром, Вэй Усянь достал из рукава припасенный крошечный сосуд и залпом выпил содержимое. Горло сдавила жуткая горечь, а из глаз даже невольно выступили слезы. Точно таким же отваром в свое время его накачивали в Пристани Лотоса, когда он забеременел после первого же слияния с Цзян Чэном, который по неопытности не сумел предотвратить последствия гона и течки. Невольно закашлялся, вспоминая, как двое коренастых альф держали его за руки и ноги, а Юй Цзыюань лично раскрывала его рот жестокими пальцами, пока лекарь вливал ему внутрь эту дрянь. Через несколько дней он обнаружил под собой постель в крови и сразу же понял, что потерял ребенка. Он рыдал два дня от вопиющей несправедливости этого мира, и под конец второго дня у него даже закончились слезы: он лишь хрипел, лежа на той самой кровавой простыни, и отупело смотрел в одну точку. Вэй Усянь едва не впал в какое-то странное состояние безумия и полного отчаяния, столкнувшись с такой бедой в одиночку, но в Юньмэне у него нашелся один преданный союзник, который не только утешал его до приезда Цзян Чэна, объяснял, что все к лучшему, но и научил готовить такой отвар на будущее. Вэй Чанцзэ был уверен, что ему не раз пригодится такое варево, дабы уберечь себя от дальнейших страданий. И, конечно, он оказался прав. Несмотря на мерзость вкуса, Вэй Усянь вздохнул с облегчением, уверенный, что не понесет от Лань Цижэня. Если альфе и удается пользоваться его настоящим, то не удастся получить контроль над его будущим. Только ему, Вэй Усяню, решать от кого рожать, коль уж взбредет такая блажь на ум. Однако, испытав однажды, пусть и неосознанную, боль утраты возможности быть полноценным омегой и счастливым отцом, повторно испытывать судьбу не хотелось. Крошечная мстительная победа, известная ему одному, заставила улыбнуться. Пару-тройку течек Лань Цижэнь еще попробует зачать ребенка, а потом начнет сомневаться в своем здоровье (все-таки еще возраст, да и сколько лет намеренного воздержания!) и здоровье супруга. В идеале потом оставит бредовую идею обзавестись потомством, отправит Вэй Усяня домой или даже выселит в отдельный дом. Пройдет еще немного времени, контроль над ним ослабнет, и он сможет сбежать. И хотя эти планы были лишь в теории, наличие их и позитивность настроя даже приподнимали настроение. Взбодренный принятием ванны и отвара, Вэй Усянь побродил еще по дому в размышлениях, а затем, услышав шаги слуг и их голоса, посильнее ударился головой об стеллаж с книгами, о край его оцарапав висок. Этого было недостаточно, чтобы потерять сознание надолго, но, имея омежье слабоватое тело, сполз на пол крайне живописно и притворился, что пострадал серьезно. Лгать в Облачных Глубинах запрещено, но ему наплевать: он адепт клана Юньмэн Цзян, где учили достигать невозможного. Если он сбежит из этой тюрьмы, то фактически исполнит этот девиз. Ужаснувшись увиденным зрелищем, явившиеся на звук слуги тут же бросились поднимать его и перенесли обратно на постель, после чего, видимо, собирались обработать мелкую рану, от которой струйкой по щеке текла кровь, но почему-то замешкались. Чуть позже, когда, приоткрыв глаз, Вэй Усянь увидел приближающегося супруга, он понял, почему они не рискнули вернуться к новобрачному: глаза Лань Цижэня были широко раскрыты в требовательном призыве. Между альфой, впавшим в гон, и его омегой вставать никому нельзя, потому слуги практически сразу растворились за дверями дома, опасаясь гнева, ведь именно они недосмотрели за юным супругом. Лань Цижэнь, придерживая рукой ханьфу без пояса, опустился на колени перед циновкой и склонился над лицом своего прекрасного мужа. С нежностью, странной для такого сурового человека, он за подбородок повернул к себе его голову, осмотрел висок с тяжелым вздохом. Обо всем этом Вэй Усянь лишь мог догадываться по знакомому дыханию, касавшегося кожи, поскольку старательно делал вид, будто не в состоянии даже открыть глаза. Затем вдруг он ощутил, как до его щеки, испачканной в крови, дотронулись осторожно губы. - Твоя мать уже проделывала такой трюк, - внезапно губы скользнули к его уху, ласково поцеловали каждый сантиметр и прошептали с привычной строгостью. - Довольно притворяться, Вэй Ин. У тебя есть теперь супружеские обязанности.