Санни Сайд

      На обратном пути Ренджун снова попал под ледяной, пронизывающий дождь и не был особенно удивлён, когда к вечеру обнаружил на градуснике тридцать восемь и два. Он забрался под одеяло, оставив снаружи только нос и глаза, и попытался заснуть, но ничего не вышло. Джемин, беспокойный и нахмуренный, долго щупал его лоб, потом изучал показания градусника, и в конце притащил целую аптечку лекарств, но выпить натощак ничего не позволил — ушел на кухню, чтобы шуршать и расстроенно вздыхать, варить кашу. Есть не хотелось и тело ломило, но против джеминовой настойчивости Ренджун не мог ничего противопоставить и в более благоприятные дни, и потому смирился, съел предложенную кашу и позволил укутать себя по самые уши.       — Так и знал, что нужно было взять зонтик, — Джемин подтащил кресло поближе и устроился рядом с кроватью.       — Кто мог предположить, что в декабре пойдет дождь? — пробубнил Ренджун.       Может, оно было и к лучшему, что он заболел: думать было тяжело, он ощущал себя кулем с рисом. А значит, все переживания отходили на задний план — эти странные исчезновения, убийство, отрезанная конечность, ксилазин и вырванные зубы… Он мог просто закрыть глаза и погрузиться в тяжёлое забытьё. Джемин упрямо покачал головой:       — Я мог бы это предусмотреть. Хотя бы купить в аэропорту. Тогда ты не промок бы и не простудился.       — Глупости, — фыркнул Ренджун, зарываясь в одеяло глубже. — Посплю — и всё пройдёт.       Когда он снова открыл глаза, в комнате было темно. Из окна струился слабый желтый свет от фонарей на аллее, и от него тени, стоящие в углах, казались гуще. Будто заметив зрителя, они дрогнули, пошевелились — сгусток живой, жуткой материи, — полезли ближе к кровати, отращивая по пути ноги и руки, капая на пол чёрной жижей.       — А это ведь ты сделал.       Ренджун обернулся, и крик застрял в горле. Там, у него за спиной, у самой стены, лежал Донхёк. Лицо его было совершенно чёрное, на нём виднелись только два белых глаза и красный провал беззубого рта — он скорбно улыбнулся, ткнул обличительно в грудь пальцем и повторил.       — Это сделал ты. Мне было больно.       Сердце колотилось так громко, что изображение перед глазами дрожало в такт, и мельчайшие волоски на коже встали дыбом. Задыхаясь от ужаса, покрытый чем-то отвратительно липким, Ренджун отполз к краю постели. Простыни скользили под пальцами, блестящие, бурые, и он с ужасом осознал, что это кровь.       — Верни мне мою ногу, сукин ты сын!       Из-под кровати протянулась бледная рука, за ней последовало то, что когда-то было лицом. Ужас ошпарил Ренджуна кипятком, желудок скакнул к глотке. Он забился на постели, задыхаясь от рыданий, и закричал, когда на плечах сжались руки:       — Детка, тише, тише, — голос Джемина был потерянным и хриплым. Включив прикроватную лампу, он сдернул одеяло, затащил Ренджуна к себе на колени, будто ребенка, обхватил руками. — Это просто сон. Кошмар. Всё хорошо.       Хорошо?.. Ренджун сквозь слезы огляделся. Никаких теней и трупов, он был у себя дома, с Джемином рядом. Тот выглядел помятым и сонным, волосы его стояли во все стороны, и глаза испуганно блестели.       — Всё в порядке, — шепнул тот, разглаживая складки на пижаме, будто не зная, куда деть себя и что сделать.       Руки его едва заметно тряслись, и сердце громко стучало в груди — Ренджун прижался к нему ухом, впитывая знакомый, родной звук.       Сон. Это был просто сон. Но почему Джемин всё ещё был здесь, посреди ночи?       — Зачем ты остался? Где ты спал, в кресле?.. — пробормотал он, и Джемин тихо рассмеялся, так, будто Ренджун спрашивал совершенно очевидную вещь.       — Ты ведь заболел, — сказал он. — Как я мог уйти? Ложись, милый. Я принесу тебе попить.       И хотя мысль о стакане холодной воды была привлекательной, Ренджун помотал головой. Нет, он не мог остаться сейчас в одиночестве: конечности ныли от прилива полной адреналина крови, и гадкий комок внутри едва-едва начал растворяться. Потянув Джемина за собой, он опустился на кровать, перекинул руку через тёплое тело.       — Побудь со мной, ладно? Не уходи.       И хотя он звучал сейчас как капризный ребенок, испуганный монстром под кроватью, Джемин просто кивнул.       — Я никуда не уйду, — он накрыл их одеялом, опустившись на подушку, погладил осторожно и ласково, будто дикого, пугливого зверька. — Спи, милый. Я всегда буду рядом.       К утру лихорадка спала, но Джемин все равно настоял, чтобы Ренджун остался дома. Он даже позвонил Айрин, чтобы попросить её выйти на замену — продолжать отказываться и дальше Ренджун не мог, уж точно не сейчас, когда конечности всё ещё казались неподъёмными и голова гудела. Он уже был почти в порядке: Джемин неохотно согласился не брать выходной, ограничившись взятым обещанием пить много жидкости, не забывать про лекарства и еду.       — Обещай позвонить, если что. И не сиди у открытой форточки, — ворчливо напутствовал он. — Мне точно не нужно остаться?       Джемин нерешительно топтался в дверях, и, закатив глаза, Ренджун отмахнулся:       — Мне не нужна нянька. Не думаешь же ты, что без присмотра я куда-то сбегу?       Ренджун правда собирался остаться дома. Посмотреть кино, выпить лекарства и отоспаться, но вместо этого всего полчаса спустя на трясущихся ногах шагал по аллее в сторону шоссе.       «У меня есть доказательства», — мигало прочитанное сообщение на телефоне. — «Я заеду за тобой».       Городская квартира, выделенная сотруднику по обмену опытом, была далека от роскошной, но по сравнению с теми халупами, к которым Ренджун привык в студенчестве, казалась вполне приемлемой. Здесь было всё необходимое для жизни: крошечная ванная комната с душевой кабиной, просторная спальная с двумя креслами и отделенная барной стойкой зона кухни. Марк, равнодушный к комфорту и считающий все эти мелкие детали, по мнению Ренджуна делающими дом — домом, совершенно не обязательными, явно от подобной скудности интерьера не страдал.       «Он и не живёт тут почти», — хмыкнул Ренджун, наблюдая за тонким слоем пыли на кухонной столешнице, и Марк, будто прочтя мысли в его глазах, сказал:       — Мне не к кому возвращаться, — пожимая плечами.       Тон его был виноватым — почти, — и в нём чувствовалась странная натянутость, которой не было раньше. Марк будто нервничал, и Ренджун, усаживаясь за стол, невольно подумал о том, как многое между ними изменилось. Значит, для Марка больше не было той близости, от которой казалось, что разрыв их действительно был разрывом — по сросшемуся, наживую, болезненно и безжалостно. Иначе с чего бы ему так волноваться, будто говорит с незнакомцем?..       — Хочешь выпить? — он извлёк початую бутылку виски из холодильника, заставляя невольно заглянуть внутрь.       Там лежали заветренные сосиски и половинка скукожившегося лимона. Марк опять ничего толком не ел, перебиваясь случайно перехваченными на ходу сендвичами, запивая их крепким кофе и энергетиками. Раньше Ренджун обязательно принялся бы ворчать, хвататься за рисоварку.       «Хватит есть всякий мусор. Ты что, енот?»       Но теперь он просто промолчал, отводя взгляд в сторону. Это было не его дело. И нет, его ничуть не заботило, что Марк мог нагулять себе язвенную дырку в желудке от такого количества стресса, переработок и плохого питания — это была его жизнь и его решение, Ренджун не стал бы останавливать.       — Нет, не хочу.       Марк удивлённо моргнул, переступил с ноги на ногу. Вид у него был виноватый, изможденный и дерганый.       — Не хочешь? — переспросил он, глядя на бутылку в своих руках так, будто ждал от неё ответа. — Ну… я могу сделать чай.       С сомнением оглядев его запылившуюся, давно не мытую плиту и такого же жалкого вида чайник, Ренджун поморщился:       — Ладно. Только помой его вначале.       Достав из шкафчика с посудой чашку, Марк вымыл чайник, наполнил водой из пластиковой бутылки и зажёг огонь.       — Ты плохо выглядишь, — сказал он тихо и грустно, и Ренджун раздражённо фыркнул.       Да неужели?       — Ты и сам не намного лучше. И вообще, хватит тянуть время.       Взяв с заваленного бумагами журнального столика стопку листов, сколотых скрепками, Марк протянул её, и Ренджун подавил невольную дрожь, когда их пальцы соприкоснулись.       — Это то, что мне удалось собрать.       Он был непривычно немногословен, почти ничего не пояснял и не комментировал, пока Ренджун мелкими глотками цедил отвратительный и горький пакетированный чай и листал материалы дела. Там были фотографии, распечатки звонков, какие-то адреса и тот самый отчёт о вскрытии, что он уже видел. Всё это никак не складывалось в целостную картинку, особенно на затуманенную простудой голову, и Ренджун, устало вздохнув, отложил материалы в сторону.       — Ты можешь сказать по-нормальному? Я ничего не понимаю в этих бумажках.       — Я рылся в подноготной На Джемина, и выяснил, что у него полно недвижимости, — сказал Марк, принимаясь перекладывать листки. — Вот, смотри. Две квартиры и дача, куда он регулярно наведывается. И если в одной из квартир живёт его мать, и подобные визиты логичны, то что он делает в остальных — большой вопрос. А ещё На Джемин не единожды заезжал в самый престижный район Сеула: я поставил маячок на машину, но тот необъяснимым образом вышел из строя, стоило ему заехать на парковку одного из зданий. Знаешь, кто владелец одной из квартир там? Депутат Ли. Я могу сложить два и два: меня не просто так старательно отстраняют от расследования, кому-то не выгодно то, чтобы правда всплыла. Я достал материалы дела Ли Донхёка, его сына, и тот рассказывал очень любопытные вещи. И хотя сложно сказать, сколько правды в его словах — всё же у него позже обнаружился букет диагнозов и невозможность предстать перед судом, что само по себе очень подозрительно, ведь раньше никаких психических отклонений у него не наблюдалось, — думаю, какой-то закрытый клуб у Ли есть. Причем, он возглавляет его. К нему в загородный дом периодически наведываются из правительства, несколько меценатов и даже начальник полиции Сеула. На Джемин в эту компанию не вписывается, ты не находишь?       — Ты меня хочешь переубедить, или что? — застонал Ренджун.       От долгого сидения его начинало мутить, и в висках неприятно пульсировало. Боже, почему он вообще был здесь? Чтобы выслушивать очередные подозрения?       — Я хочу, чтобы ты видел картину целиком, — Марк вытащил опять те ужасные фото. — Думаю, они развлекаются тем, что пытают людей: именно это и видел в тот день Ли Донхёк в подвале, и потому сошёл с ума. Или не сошёл. Кто знает?.. Естественно, к приезду полиции всё уже было убрано и вычищено, хотя сомневаюсь, что место преступления действительно тщательно проверялось. Дело закрыли крайне быстро, а потом подняли шумиху скандалом с наркотиками какого-то айдола. Но я готов поставить на кон руку, человек в подвале Ли действительно был. И вот вопрос: как он туда попал? Сомневаюсь, что депутат самолично ловил его, а потом привязывал, а значит, должен был быть кто-то, делающий для него всю грязную работу. Кто-то с медицинским образованием и большим опытом стоматологических и хирургических операций, потому что для того, чтобы избавляться от трупа, требуется сноровка.       — По-твоему, Джемин — единственный стоматолог в Сеуле? — фыркнул Ренджун, подпирая тяжёлую голову рукой.       — Он не единственный стоматолог, — возразил Марк. — Но он единственный стоматолог, имеющий мотив убивать определенных людей. Я уже показывал тебе фото жертв, и, кстати, тот найденный в районе Сеула парень отдаленно напоминает меня, что не удивительно после нашего прошлого разговора с На Джемином. Он ведёт себя действительно подозрительно: покидает лечебницу в странное время, часы проводит запертый в квартире или загородном доме, и постоянно носит туда-сюда чемоданы. Я пробивал его телефон по сотовой вышке, но каждый раз, когда пропадал человек, телефон На Джемина бился в зоне Санни Сайда.       — Может это потому, что он был там?       — Нет, детка. Здесь что-то не так.       Мазнув ладонью по взмокшей шее, Ренджун закатил глаза.       — Всё что я слышу, это твои домыслы, — прошипел он. — И ты называешь то, что сделал, разговором? Ты душил его, Марк. Я не вчера родился, чтобы не распознать следы от удавки на шее.       Изображение перед глазами размывалось по углам, словно клонило в сон или он слишком много выпил. Но в Ренджуне не было ни капли алкоголя. Так почему же всё так кружилось?.. Точно, это простуда возвращалась с новой силой. С каждой проходящей секундой складывать слова в предложения становилось всё сложнее, и Ренджун умолк, безмысленно глядя в полупустую чашку с чаем. Жар внутри становился всё сильнее, концентрировался в груди и солнечном сплетении, и по виску скользнула капля пота. Тут всегда было так душно?..       — Ты говорил, у тебя есть доказательства, — заплетаясь, проговорил Ренджун. — Так где…       — Они будут, детка, — сказал Марк, придвигаясь ближе и укладывая горячую, тяжёлую руку ему на бедро.       От касания этого искры вспыхнули на коже, и голову окончательно повело. Ренджун всхлипнул, качнулся в сторону. Тело было непослушным, и конечности казались чугунными. Марк сказал, что доказательства будут. Но откуда?.. Ладонь сжалась, скользнула на внутреннюю сторону бедра, и Ренджун охнул, жмурясь и жадно хватая ртом воздух. Жаркий комок вздрогнул, потянул за нервы неестественным возбуждением, и Ренджун неразборчиво промычал, когда Марк вдруг подхватил его на руки.       — Сейчас, милый, — успокаивающе шепнул он. Сердце в груди его билось отчаянно громко, и руки тряслись. — Я сейчас. Знаю, ты хочешь, чтобы я сделал тебе приятно.       С чего бы Ренджуну хотеть этого? Он был простужен, и от лихорадки едва мог соображать. Сопротивляясь, он весь натянулся, упёрся руками в чужие твёрдые плечи, но всё равно оказался на расправленных простынях. Язык словно приклеился к нёбу, и лишь чудовищным усилием воли удалось заставить себя проговорить:       — Что ты?..       Закончить Ренджун не успел: Марк скользнул по телу ниже, и ладонь его сжалась на стремительно твердеющем члене, заставляя вскрикнуть от прострелившего удовольствия. Почему-то он ощущал себя так, словно вот-вот кончит, хотя всего каких-то пару минут назад сидел за столом и пил…       — Чай, — всхлипнул Ренджун.       Глаза его наполнялись слезами, хотя не то, чтобы он мог хоть что-то разглядеть за этими белыми вспышками, расходящимися перед глазами, словно бензиновые круги на воде.       — Да, Джуни, — горячо уронил Марк. Он уже успел расправиться с его ремнем, стащить штаны и бельё. — Ты всегда был достаточно сообразительным, пока дело не касалось любви.       Он дал ему какую-то дрянь. Влил в чай и сидел, глядя, как Ренджун пьёт, отвлекал бессмысленными разговорами. А теперь собирался поиметь здесь, на своей постели, беспомощного настолько, что едва шевелит языком.       — Зачем?..       Марк стянул с него остатки одежды, сбросил на пол, и нетерпеливо, страстно огладил открывшуюся перед ним кожу груди и бёдер.       — Мне ничего не надо, только чтобы ты вернулся ко мне, — он склонился, чтобы поцеловать его, но Ренджун отвернулся. — Плевать на расследование. Даже если этот ублюдок никогда не предстанет перед судом, я хочу, чтобы ты увидел его истинное лицо.       Ренджун слабо дёрнулся, застонал, когда влажный рот накрыл его: Марк втянул член внутрь с хлюпающим, грязным звуком, и омерзительным удовольствием пробрало до самых костей. Осознанные мысли ускользали, словно песок сквозь пальцы, и с каждым движением чужого языка он погружался в безумие наслаждения всё глубже.       Тело отзывалось на знакомые прикосновения с жаркой готовностью. Марк всегда знал, как обращаться с ним в постели: он был в равной мере настойчивым и деликатным. Раздвинул его ноги, прижал к постели, лаская языком. Ренджун подбирался к грани блаженства так быстро, что обязательно смутился бы, если бы оказался на это способен в подобном состоянии. Он всё ещё пытался сопротивляться, потянул Марка за волосы, но тот лишь жарко всхлипнул, принимаясь двигаться старательнее. Он любил, когда Ренджун был немного грубым, хватал и тянул его на себя, использовал для удовольствия. Вот и сейчас тёрся о простыни, бросая жаркие взгляды вверх, на раскрасневшееся лицо Ренджуна, и когда тот опустил голову вниз, отстранился:       — Я очень скучал по тебе, — хрипло проговорил Марк. — Я люблю тебя, милый. Вот так хорошо?       Пальцы его скользнули ниже, тронули нежную дырочку, и Ренджун напрягся, силясь сдвинуться хотя бы на сантиметр, сделал бесполезную попытку прикрыться, но Марк перехватил его руку, прижал к простыням.       Джемин. Он должен был думать о Джемине, но остатки мыслей так быстро выветривались из головы, что он мог лишь чувствовать.       А чувствовал он удовольствие. Смазанный палец вошёл внутрь, согнулся, безошибочно находя нужное место, и Ренджун вскрикнул. Слюна скапливалась во рту, горячая и вязкая. Она капнула на подушку, когда он снова застонал — пальцев внутри стало больше, Марк двигался отрывисто, будто тоже едва мог терпеть. Он прижался горячими губами к его приоткрытому рту, скользнул внутрь языком, целуя сорванно и жарко, а потом отстранился, встал.       Каждая секунда его отсутствия казалась вечностью. Вечностью в мучительном огне этой неправильной, искусственной страсти, и Ренджун с облегчением и бессильным гневом всхлипнул, когда ощутил его руки на себе. Марк, всё ещё одетый, навалился сверху, и твёрдый, влажный член его скользнул между ягодиц. На подушку рядом что-то легло, и Ренджун слепо заморгал, зачем-то пытаясь рассмотреть предмет. Искра осознания прошила его тело крохотной молнией. Гудки. Он слышал телефонные гудки. Марк толкнулся внутрь в тот самый момент, когда рядом прозвучало:       — Джуни, что это за адрес?       Тяжёлая волна наслаждения врезалась в Ренджуна, потянула за собой, и на долгое мгновение он погрузился в беззвучный вакуум. Тот схлопнулся стеклянным куполом над головой от его собственного жаркого крика, и Марк двинулся ещё и ещё, заставляя его блаженно, сладко стонать. Комната мгновенно наполнилась грязными звуками столкновения их тел, сорванным дыханием и стонами.       — Ну привет, ублюдок, — сбивчиво хмыкнул Марк, двигаясь ровно и гладко. — Если успеешь за полчаса, увидишь, как я его трахаю.       На том конце провода повисла тишина, и Ренджун ощутил, как слёзы режут глаза. Даже в этом горячем, тревожном забытьи он не мог не думать о нём.       У Джемина были ласковые руки. Он смотрел на него как на самое дорогое сокровище в этом мире, и сделал предложение у сияющей Эйфелевой башни. Подаренное им кольцо всё ещё было на безымянном пальце, и Ренджун с силой сжал кулак, заставляя камни отрезвляющей болью впиться в кожу.       — Дже- Джемин, — едва слышно шепнул он, запинаясь.       Слёзы душили, стискивали спазмом глотку, Ренджун потянулся к телефону, сам не понимая, что пытается сделать, но Марк забрал его, поднял в воздух.       — Я скоро буду, детка, — сказал Джемин ровным, бесцветным тоном, повесил трубку, и тогда Марк рассмеялся, выронил телефон.       — Ты правда думаешь, что любишь этого мужчину? — руки его легли на бёдра, приподняли их, чтобы сделать проникновение глубже. — Разве ему не наплевать на тебя?       Это Марку было наплевать. Он скомкал проведённые вместе годы, их неудавшийся брак, остатки нежной привязанности, что Ренджун продолжал к нему испытывать — и всё ради своего расследования, этой безумной погони. В лице его было возбуждение, азарт напавшей на след гончей. Он упёрся ступней в постель, меняя угол, чтобы с каждым толчком задевать чувствительное место, заставляющее Ренджуна конвульсивно вздрагивать, роняя стон.       — Вот так, милый, — пробормотал Марк. — Так хорошо? Ты можешь кончить, когда захочешь.       Он жадно исцеловал его грудь и шею, лизнул вдоль соска, прихватывая его губами, и Ренджун выгнулся. Наслаждение полоснуло лезвием по нервам, он сжался тесно, теряя себя в белоснежных вспышках под закрытыми веками. Оргазм не принёс успокоения, лишь короткий миг пустоты — она сменилась повторной волной желания. Движения внутри были болезненными, но кровь, подогреваемая наркотиком, заставляла упорно гнуться, стонать и поддаваться. Крупно вздрогнув, Марк застыл на долгих пару мгновений, и горячая влага его семени пролилась внутри. Выйдя, он снял презерватив, небрежно бросил его под кровать и лёг рядом, прижался дрожащими губами к изгибу плеча.       — Мне жаль, детка, — он погладил по взмокшей щеке, отбрасывая в сторону прядь волос, пытаясь виновато заглянуть в глаза. — Но это было необходимо. Хочешь кончить ещё раз?       Пальцы его сомкнулись на члене, и дыхание на мгновение перехватило, электрическая вспышка удовольствия пронзила мышцы. Нет. Нет, нет, нет. Ренджун отказывался, но тело, отравленное ядовитым веществом, не слушалось жалких попыток разума достучаться. Он ощутил, как мучительно быстро снова твердеет, и чужая хватка становится крепче. Сместившись ниже, Марк снова взял его в рот и толкнул внутрь два пальца, чтобы безжалостно точно массировать точку, от которой по телу бежали импульсы.       Как долго это продолжалось и сколько раз он успел кончить, Ренджун не знал. Глотка ныла от стонов, и подушка под щекой была мокрой от слёз и слюны, когда раздалась трель звонка в дверь. Он увидел, как в дверном проёме появляется знакомый силуэт. Джемин был в чёрном джемпере и джинсах, без пальто. «Он же замёрзнет», — мелькнуло в голове падающей звездой, Ренджун приподнялся на дрожащих локтях, но удержаться не смог, упал на влажные простыни. Сердце билось в груди громко, гулко, словно колокол.       — Что ты ему дал? — тихо спросил Джемин, подходя к кровати, но приблизиться ему Марк не позволил, встал, загородив собой, и Ренджун слабо всхлипнул:       — Джемин… пожалуйста.       Теперь Джемин его бросит? Уже второй раз Ренджун оказывался в постели с чужим мужчиной, а теперь он даже слышал, как они занимаются сексом. Но почему он был таким спокойным? Уже всё решил, и теперь умолять будет бесполезно? Джемин потребует вернуть кольцо, вышвырнет его из своей жизни, и больше ничего не будет так, как прежде.       Марк покачал головой, и плечи его напряжённо поднялись:       — Какое это имеет значение?       — Ты прав, никакого, — легко согласился Джемин, а потом резко подался вперёд.       Серебристое лезвие ножа блеснуло под ярким светом ламп, входя в шею и выходя с другой её стороны. Марк охнул, спотыкаясь, развернулся, словно марионетка с подрезанной ниточкой. По светлой худи его бежали липкие алые струйки, их становилось всё больше и больше — Джемин легко выдернул рукоятку ножа, чтобы всадить его снова, и снова, и снова. Каждый раз лезвие входило в плоть гладко, и покидало её с противным, чавкающим звуком, заставляющим всё внутри перекручиваться. Желудок подскочил к горлу, обжег кислотой язык. Ренджуна рвало этим чёртовым чаем и желчью, и кишки скручивались болезненным спазмом. Он всё ещё трясся, пытаясь отдышаться и прекратить эти конвульсивные потуги выплюнуть собственные внутренности, когда липкие пальцы нежно коснулись плеча:       — Детка, как ты себя чувствуешь?       Ренджун поднял голову. Изображение кружилось, но он видел: у Джемина было чёрное лицо. Покрытое багряными, липкими каплями, собирающимися на подбородке, чтобы стекать на шею, теряясь за воротником джемпера. За спиной его клубилась жидкая тьма, пронизанная красными всполохами.       — Нет! Не надо!.. — вскрикнул Ренджун, отчаянно вырываясь, но сил хватило лишь на то, чтобы отползти на жалкие пару сантиметров.       Джемин огорчённо поджал губы, мазнул по щеке рукавом. Он был весь в крови, липкой, пахнущей железно и тошнотворно сладко.       — Милый, всё хорошо. Я здесь, с тобой.       Нет, это был не он. Не Джемин.       На Ренджуна глядел его безжалостный, окровавленный двойник. Демон из самой преисподней, завладевший телом его любимого человека.       — Нет, нет, нет, — забормотал он, обхватив раскалывающуюся голову руками. — Это всё не правда. Этого не может быть.       — Прости, детка. Я должен был сделать это раньше. Мне жаль, что ты всё видел, — судорожно вздохнул демон, опускаясь на кровать рядом, покрывая простыни липким багрянцем. — Этот сукин сын ошивался вокруг тебя, говорил всякое. Пытался вернуть. Отобрать у меня. А теперь изнасиловал, — глаза его блеснули яростью. — Все они одинаковые, эти ублюдки. Мужчины. Они способны только на это: смерть, предательство и грязь. Ненавижу. Только ты другой, Джуни, — он улыбнулся нежно и жутко. — Особенный. Когда я впервые увидел тебя, вдруг подумал о том, что эта порочная, низменная страсть к таким, как я, получила шанс превратиться в нечто столь нежное и чистое, — он коснулся ладонью щеки, и пальцы его оставили на коже липкий след.       Теперь Ренджун ощущал запах крови ещё отчётливее, она словно забивалась внутрь его носа. Достав из кармана упаковку влажных салфеток, демон принялся вытирать его лицо. Руки у него были мягкие, ласковые, и на безымянном пальце блестело испачканное кровью обручальное кольцо.       — Не плачь, милый, — мягко пробормотал он. — Всё уже кончилось. Я заберу тебя домой, мы примем душ. Боже, ты такой красивый, даже когда плачешь. Ты знаешь, наша малышка ещё не родилась, но уже на тебя похожа. Она станет такой красавицей.       — Что? — всхлипнул Ренджун. Голова кружилась всё больше, и эта маниакальная, сумасшедшая улыбка приводила его в настоящий, инфернальный ужас.       Малышка? О чём говорил этот… это…       Успокаивающе погладив по плечу, демон мечтательно вздохнул:       — Хорошая женщина согласилась выносить нашу девочку. Разве ты не рад?       — Но как…       — Милый, я понял, что хочу от тебя ребёнка, как только впервые встретил, — демон переключился на вытирание его шеи и груди. — Хотя я не планировал возвращаться в свою квартиру в тот вечер после встречи с нуной, всё сложилось как нельзя лучше. Ты так крепко спишь после секса, милашка. А у меня достаточно стерильных пакетов. Правда, с утра ты заставил меня немного понервничать, когда забрался в шкаф и нашёл мою рабочую одежду, но это ничего. Рано или поздно я всё равно рассказал бы тебе. Просто не думаю, что в тот раз ты уже был готов к полной откровенности.       «На Джемин поставляет им «мясо».       От странного оцепенения Ренджун едва мог двинуться. Это было словно страшный сон, один из тех, что овладел его сознанием прошлой ночью. Может, он всё ещё спал? Ворочался в своей постели, весь липкий от горячего пота, пока Джемин дремал рядом в кресле?..       Проснуться. Ему нужно было просто проснуться.       — Дун Сычен, — пробормотал Ренджун, комкая в пальцах простыни, — это и правда ты сделал? Заставил его повеситься?       — Ах, он был плохим мальчиком, — легкомысленно хмыкнул демон, меняя салфетку на чистую и проходясь влажно по чувствительному животу вниз, чтобы вытереть сперму и смазку, — бросил свою беременную подружку в Китае, а сам поехал на учёбу. Но это сейчас не важно, детка. Полежи, пока я закончу с телом. Этот урод думал, что умнее меня, даже бронежилет нацепил на случай, если я вдруг захочу сделать вещи грязными. И хотя обычно я предпочитаю быть грязным только в постели, на этот раз нужно было закончить как можно быстрее и эффективнее.       Ренджун обернулся. Эта штука в чае что-то повредила в его голове, он успел совершенно забыть о том, что Джемин — это существо — сделал. Марк лежал на полу в луже собственной крови. Он не дышал.       — Марк! — вскрикнул он, пытаясь слезть, но демон не пустил.       — Ты же испачкаешься, — вздохнул он, будто уговаривая капризного ребёнка. — Побудь здесь. А я займусь беспорядком.       Он говорил так, будто это был не человек. Лежал у его ног на полу.       — Ты убил его, — заикаясь, всхлипнул Ренджун. — Ты и правда убил его.       Всё казалось ненастоящим. Будто декорации к странному, страшному фильму. У Марка была бледная кожа, испачканная кровью. Его остекленевшие глаза глядели куда-то вперёд, и предсмертное удивление было написано в заострившихся чертах лица. Шея его представляла сплошное месиво, и Ренджун зажал рот ладонью, когда ощутил рвотный позыв. Проследив за направлением его взгляда, демон раздосадованно цокнул. Он взял одеяло, чтобы прикрыть страшную картину, но Ренджун всё равно продолжал видеть потухшие глаза человека, которого когда-то любил.       — Надо вызвать полицию.       — Ты хочешь, чтобы меня арестовали? — демон нахмурился, и губы его капризно надулись. — Детка, это очень некрасивые слова. Как можно такое говорить своему жениху? К тому же он получил по заслугам, я ещё легко обошёлся: нужно было отрезать его отросток и заставить сожрать. Именно этого заслуживают все ублюдки, не понимающие банального концепта согласия. Сукин сын, я даже подумать не мог, что он способен на такую мерзость. Впрочем, чего ещё ожидать от мужчины?..       Он мстительно пнул лежащее на полу тело, заставляя двинуться, размазывая кровавую лужу по паркету.       — Полиция, — повторил Ренджун, словно заведённый. — Надо вызвать полицию. Надо всё рассказать.       — В этом мире нет правосудия. Как думаешь, кто пострадал бы больше от огласки, ты или этот урод? Разве не лучше было позволить мне обо всём позаботиться? — подхватив простынь, демон принялся пеленать его, будто младенца. — Ты не можешь рассказать обо всём, милый. Будь тихим, ладно? Не заставляй меня идти на крайние меры.       Из-под стремительно намокающей ткани одеяла виднелись черные вьющиеся волосы. Они были спутанными, липкими от крови. Ренджун ощущал их касание на своих пальцах ещё каких-то полчаса назад, когда Марк брал у него в рот. А теперь… теперь…       — Полиция…       Демон раздражённо выдохнул, ткнулся тёплыми губами в его лоб и взял телефон, чтобы набрать номер:       — Здравствуйте, мистер Ли, — сказал он, опускаясь на корточки рядом с безжизненным телом. — Как на счёт свежей посылки? Нет, в этот раз оплаты не требуется, только чтобы кто-то убрал за мной. Ну, и ещё будет одна маленькая просьба.       В южной части лечебницы в это время дня было особенно спокойно и уютно. Сюда редко забредали пациенты или посетители, и в маленьком парке стояла блаженная, сонная тишина. Сентябрь выдался долгим и непривычно жарким. Лето не торопилось уходить, и хотя в воздухе уже начинали ощущаться дурманящие запахи сладковатой сырости дождей и прелой листвы, солнце по-прежнему щедро делилось своим теплом. Сидеть вот так, подставив лицо лучам, было удивительно приятно. Раньше у Ренджуна никогда не находилось времени на то, чтобы остановится, замереть в блаженном, пустом мгновении тишины: он всё время куда-то бежал, опаздывал, тянулся. Падал, чтобы встать и снова бежать. Только оказавшись в безмолвии сентября, он вдруг осознал, как сильно устал от бесконечной погони, но перестать рваться в неё снова не мог.       Словно крошечное насекомое, угодившее в смолу, Ренджун всё ещё пытался шевелиться, будто не совсем осознав неотвратимость своего положения, чтобы потом затихнуть навсегда в этом солнечном, пустом дне. Солнце грело так сильно, что коже становилось горячо, будто от поцелуя: Ренджун охнул едва слышно, когда ощутил касание губ к щеке, поднял веки. На колени ему лег розовый свёрток, вдумчиво, оценивающе поглядел на него чёрными глазами-бусинками.       — Ну же, милый. Скажи привет нашей девочке, — проворковал Джемин, усаживаясь рядом. Его белый халат был небрежно распахнут и рукава засучены. — Она сегодня была такой молодчиной: хорошо покушала и почти не плакала. Правда, Соённи?       Девочка была кукольно хорошенькой, закутанной в розовый конверт и такие же розовые ползунки, и пахла молоком и детской присыпкой.       — Привет, милая, — шепнул Ренджун тихо.       Он осторожно тронул кончиками пальцев ладошку, сжатую в кулачок, и та разжалась, ловко ухватила его за палец. Малышка угукнула, личико её озарилось улыбкой, и в груди потянуло беспомощно, чутко. Каждый раз, глядя на неё, Ренджун не мог перестать думать о том, как сильно девочка на Джемина похожа, хотя и знал наверняка: ни капли общей крови у них не было.       — Она обожает своего папочку, — мурлыкнул Джемин, усаживаясь рядом. — Все так любят Ренджуни.       Губы его, сухие и тёплые, коснулись изгиба шеи, и Ренджун втянул голову в плечи, поёжился.       — Щекотно.       — Прости, детка, но ты такой прелестный в этой пижаме, я не смог удержаться, — легко рассмеялся Джемин. — Думаешь, Айрин нуна посидит с нашей малышкой часок? Хочу украсть тебя ненадолго.       — Я попрошу Донхёка.       Он обожал Соён и мог долгие часы проводить с ней вместе: возиться, укладывать, бренчать погремушкой. Однажды они так и заснули вдвоём, в объятиях, и Ренджун смотрел на них так долго, что глаза заболели. Если бы он поверил Донхёку с самого начала, ничего не случилось бы?..       Думать об этом сейчас было бесполезно: за свою недолгую жизнь Ренджун успел сделать столько всего пустого и излишнего, что теперь, оглядываясь назад, удивлялся тому, из-за каких мелочей так страшно переживал и страдал. В сущности, теперь всё это было бессмысленно.       — Пойдем, милый, — улыбнулся Джемин. — Я люблю тебя, ты ведь знаешь это?       Солнце сияло за его спиной, словно нимб, слепило глаза, и тёмная тень ложилась на лицо. Джемин улыбался влюбленно и ласково, и Ренджун ощутил, как сердце его пропускает удар, наполняясь нежностью пополам со страхом. Почему чем ярче казалась солнечная сторона, тем чернее на ней были пятна?..       — Я тоже, — пробормотал он, отводя в сторону взгляд. — Я тоже люблю тебя.       Уже было слишком поздно.