Любовник

      Тарталья жадно хватает ртом влажный воздух. Скорченная рука медленно ползёт по изголовью и тут же соскальзывает вниз, на мятую подушку. Слюна капает с подбородка, и Чайльд надрывно кашляет, отчаянно задыхаясь. — Боюсь, мне придётся повторять всё заново, — притворно сетует Чжун Ли, яростно толкаясь.       Его колени скользят по мятым простыням, и Тарталья глубоко внутри боится в какой-то момент оказаться раздавленным.       Архонт с сосредоточенным вздохом ставит ноги ровно и длинно толкается на всю глубину, прижимаясь мошонкой к юному телу. Кровать под ними с тихим стоном прогибается, и Чайльд падает лицом вниз.       Мужчина медленно наклоняется, осторожно опираясь на горящую золотом руку и сгребая в широкую ладонь часть простыни. Тарталья чувствует его дыхание у себя на загривке и легонько вздрагивает.       Кружащий плотный воздух делает каждое движение чувственным. — Ты способен меня слушать? — Чжун Ли оказывается непростительно близко к горящему уху и тут же легонько кусает возлюбленного во влажную шею, широко вылизывая каждый кусочек своего лакомства.       Чайльд пытается сказать хоть что-то, но задыхается и стонет в полный голос. Он жмурится, кивая головой в подушку и тщетно пытаясь отбиться от прилипшей ко лбу чёлки.       Кровать скрипит.       Тарталья более не чувствует чужого веса прямо над собой.       Консультант осторожно подхватывает его под живот обеими руками и пытается приподнять над постелью, но юноша падает обратно и слепо тычется носом в лежащую подушку.       Чжун Ли прочищает горло. — Я с радостью повторю ещё несколько раз, — говорит он.       Архонт уже порядком охрип и устал, но продолжает.        Даже немного жаль его. Он вовсе не подозревал, на что соглашался. Ну не мог он отказать определённо грустному Чжун Ли, предлагающему лучше доказать свою любовь.       К словам Чайльд всегда равнодушен, он так считает. Словам он попросту не верит. Уже не может верить. Действительно, а как может иначе он, прибегающий с силе слова с завидной периодичностью? Это же глупо!       Конечно, юноше всегда приятно услышать подтверждение своих надежд. Но неуверенность продолжает виснуть тяжким грузом, таща куда-то вниз и вглубь, туда, где сердце обливается чёрной смолью злодейства. Чайльд доверять не научился.       Единственное, что он хорошо умеет — убивать врагов. Даже по мнению Архонта, к его великому счастью, его мастерство действительно велико.       Только вот всю свою жизнь, потраченную ровесниками на самоизучение и поиск будущей стези, Тарталья дерётся. Чайльд служил Царице, подолгу сидел в холодных роскошных залах Её дворца. Тарталья перехватывал привычки остальных Предвестников, в душе их ненавидя.       Юноша не видит той светлой, прелестной части бытия, которой наслаждаются его сверстники. Чайльд не ожидает добра.       Воистину, рядом с Крио Архонтом и сам замерзаешь, а бьющееся в груди сердце покрывается толстым слоем льда из страхов и недоверия. Такая уж работа у Фатуи. — Итак… — Чжун Ли сдавленно стонет, прижимается к упругим бёдрам Тартальи вплотную и опираясь на кулак перед лицом возлюбленного.       Чайльд может видеть вздувшиеся вены на почерневшей от выпущенной наружу мощи руке. Они светятся чистым золотом прямо у него перед глазами. По ним действительно течёт мора или Тарталья путается? Надо будет потом…       Чжун Ли меняет опорную руку и, прихватив возлюбленного под бедром, втискивается до самого конца. Он громко шлёпается бёдрами о ягодицы и, запрокинув зажмуренное лицо, стонет.       Чайльд тихонько вторит, поворачивая голову к его ладони и покусывая сильное запястье.       Собравшийся продолжить речь Архонт смеётся. — Воистину лисёнок, — шепчет он в чужие взмокшие лопатки с неожиданной нежностью.       Язык мокро проходится по холке, и Чжун Ли запечатлевает лёгкий поцелуй у корней спутавшихся рыжих прядей.       Консультант подаётся назад и, глубоко вздохнув, берёт себя в руки. — Итак... — повторяет он, сосредоточенно смотря на висящий над кроватью пейзаж. — Я понял! — быстро фыркает Чайльд, извиваясь на простынях ужом и стискивая изрядно мятую подушку.       Мощная раскрытая рука Архонта пригвождает его к кровати. Тарталья даже может почувствовать нажим начинающих расти коготков прямо на своей спине.       Чжун Ли устраивается поудобнее, пытаясь удержать весь вес на той руке, что вдавлена в постель. Другою же он мягко водит взад-вперёд, чуть задевая покрытую испариной и шрамами кожу, почти что не оставляя за собой следов.       Он начинает толкаться плавно-плавно, выскакивая на чуть-чуть. — Шрамы принято считать уродством… — бормочет Архонт, пытаясь проморгаться. — Мне кажется, на тебе они прекрасны. Хоть мне и больно понимать, сколько бед ты пережил. Любая часть тебя будет для меня прекрасна, Аякс. Любая.       Чайльд хнычет. Отчего-то его ноги начинают дрожать сильнее, а в груди сжимается чёрное уродливое сердце. Он не заслужил всех этих слов.       Вообще-то надо отшутиться, думает Тарталья, но не может. Ему не хочется шутить. Хочется поверить.       Чжун Ли с любовью пробегается самыми кончиками пальцев по старым рубцам, белеющим на влажной коже. Он убирает руку из поля зрения Чайльда и осторожно опускает её на бедро. Она слегка сжимает кожу. — Я рад, что ты не пытаешься шутить, — честно признаётся консультант.       Тарталья чувствует, как жар ударяет в голову и уши.       Ему невыносимо хорошо даже с таким темпом. Он и не знал, сколько удовлетворения могут принести одни слова. — Это означает, что ты хотя бы пытаешься не иронизировать мои слова, — продолжает Чжун Ли, делая сильный и резкий толчок.       Чайльд вскрикивает. — Мне очень важно, чтобы ты говорил со мной, Аякс. И до этого вечера я действительно был уверен, что ты будешь говорить, если тебя что потревожит.       Тарталья фыркает и закатывает глаза. Ему чертовски стыдно. — Я ошибался.       Архонт продолжает толкаться, замолкая на несколько минут. Эта жара сводит его с ума. — Почему ты поверил тем сплетням? — интересуется он, хватаясь обеими руками за задницу Чайльда и раздвигая половинки.       Тарталья молча мотает головой. Ну уж нет, в этой глупости он ни за что не сознается. — Хорошо, — неожиданно смягчившись, говорит Чжун Ли. — Хорошо. Тебе не обязательно рассказывать мне сейчас о чём-либо. Достаточно того, что ты для начала пытаешься довериться мне. Ты не хочешь говорить?       Чайльд снова мотает головой. Он почему-то чувствует, как разрывается сердце, когда Архонт говорит с ним настолько мягко.       Чжун Ли скользит рукой к шее Тартальи и ерошит его слипшиеся рыжие волосы. — Как тебе угодно, любовь моя.       Слезинка скатывается по щеке Чайльда. Юноша больше не может терпеть.       Он зарывается лицом в подушку и старательно делает вид, что всё в порядке. Архонт не замечает изменений. Ну, или милостиво делает вид, что не замечает. — Надо полагать, ты пытался сравнивать себя с Гуй Чжун? Путешественница говорила мне о твоём интересе.       Не желающий отвечать, Тарталья тем не менее кивает. — И ты действительно считал, что должен быть на равных с ней? С богиней?       Чайльд слышит в голосе Чжун Ли добрую усмешку. Он лишь конвульсивно дёргается, вжимаясь в постель ещё сильнее. — Начать стоит хотя бы с того, что вы совершенно не похожи друг на друга. Ты разве этого не замечал?       О, Тарталья замечал! Гуй Чжун — сама добродетель и мудрость. Все её помыслы пропитаны любовью к жителям Ли Юэ. И он, уже однажды чуть не разрушивший сей мирный городок к чертям собачьим. Вместо мудрости хитрость, а вместо добродетели… Умение всё портить?       К тому же, дурная репутация сбежавшего от Царицы цепного пса не напрягает разве что Волю Небес да ошалевших Миллелитов. Ну, ещё Люмин, конечно.       Далековато до богини, Чайльд прекрасно знает. Поэтому слова Архонта задевали глубже. — Знаешь, она действительно была мне очень дорога. И я... долго не мог её забыть. Она многому меня научила. Именно в тот момент, когда было необходимо, она научила меня быть честным и справедливым Архонтом… Тогда это было важно.       Чжун Ли снова умолкает. Он полностью останавливается, и юноша вздрагивает. — Теперь же я хочу быть простым смертным. Я хочу думать о благе своего народа, но порядком устал за все эти тысячи лет. Сейчас мне необходимы совершенно иные вещи. И именно ты меня учишь им, Аякс. Когда я вижу, что счастлив, я чувствую самого себя живее. Будто... Будто жизнь становится ярче. Так, кажется, говорят? Сейчас мне нужен только ты, Аякс, и никто более. Я люблю тебя так, как, полагаю, люди любят друг друга. С тобой мне не надо быть Архонтом, понимаешь? Ты позволяешь мне быть равным тебе. Ты позволяешь мне чувствовать жизнь, а не пытаться её предугадать. Я всегда буду благодарен тебе за это. И я готов повторять это столько раз, сколько тебе потребуется, чтобы чувствовать себя достаточно уверенным.       Тарталья тихонечко икает. — Я знаю, что ты плачешь, любовь моя, — нежно говорит Архонт. — Могу ли я тебя утешить?       Чайльд даже сейчас не может не заметить то внимание, какое отдаёт ему Чжун Ли. И сейчас, когда они вроде как трахаются, он думает в первую очередь о нём, Тарталье. Разве может он не любить? Какой же Чайльд всё-таки глупец!       Архонт осторожно выскальзывает из растянутого отверстия и вплотную прижимается к чужой спине, покрывая Тарталью бережными поцелуями. Он терпеливо ждёт.       Юноша неуверенно поворачивается к нему всем телом, слепо моргая красными глазами. Всё его лицо залито и опухше, но он счастливо улыбается, торопясь обнять Чжун Ли.       Чайльд знает: стоит ему задержаться, дать себе подумать, как он снова попытается забиться в свою тёмную-тёмную раковинку. Или маску? Да, ту самую маску, которую он, уйдя со службы, всё время забывал надеть, и однажды нигде не обнаружил. Он был уверен, что её убрал Архонт.       Что ж, теперь ему приходится куда сложнее, чем когда он отвыкал от красного кусочка дерева, покрытого вонючим лаком. Ведь та маска, от которой он избавляется, ни что иное, как его лицо и тело. Всё, за чем он прячет свои страхи и переживания. Всё, что делает его весёлым немного пошловатым клоуном. Всё, чем он когда-то жил.       И это больно. Хотя бы просто потому, что он отрывает не актёрский образ, а часть себя, что он считал родной. И отрывает перед кем? Перед мужчиной, перед врагом его народа и бывшей Госпожи. Вот именно, что бывшей…       Чжун Ли любовно улыбается и, отпечатав на лбу Тартальи мягкий поцелуй, прижимается к нему своим. Он обнимает юношу руками, будто желая защитить. Он знает, что не может сделать ровным счётом ничего. Чайльд сам должен разобраться и понять себя. Всё, что он может сделать — быть рядом и поддерживать. Только вот как?       Тарталья, только что плакавший и скромно улыбавшийся Тарталья вдруг начинает громко и заливисто смеяться. Слёзы всё ещё стекают по его лицу, но он доволен.       Он чувствует примерно то же, что ощущал, расплакавшись тогда в Люмин, только гораздо сильнее. Он чувствует, что он свободен, что больше нет и смысла что-либо скрывать, что он может просто взять и рассказать Чжун Ли о всём на свете. Будто он всегда послушает и никогда не посмеётся. Да, это очень важно. Чтобы он не смеялся над ошибками Чайльда. Не смеялся, во всяком случае, без Тартальи.       Архонт лишь улыбается, согревая Чайльда своим счастьем. Его локти, упёртые в матрас, давно натёрлись бы, будь он человеком, но Чжун Ли забывает об этой мелочи. Ему кажется, что сейчас думать о части Моракса в себе просто нелепо и чрезвычайно глупо. — Ты лучший человек на свете! — слегка прерывающимся, но радостным голосом говорит Тарталья и икает. — После Тевкра, разумеется.       На самом деле, Чайльд хочет перечислить всю свою семью, но слишком боится вспоминать о них. О тех двух рыженьких косичках, болтающихся рядом с белым и замызганным, каким-то не таким лицом.       Наверняка они все сильно изменились после... после расплаты за его промах, думает Тарталья. Уж Тоня точно. А значит, и нет больше в мире тех людей, что знали его лучше всех. Тех, которых он так искренне любил и загубил.       Чжун Ли тихонечко смеётся своим звучным глубоким голосом и мажет носом по чужой щеке. — И после тебя, — с глубочайшей нежностью говорит он, целуя Чайльда туда, где только что провёл.       Юноша, конечно, мог бы оспорить, но ему не хочется. Зачем тянуть на себе эти тяжёлые и уродливые цепи прошлого? Действительно, зачем?       Он любит человека, нет, даже лучше, Бога. Он любит его и получает любовь в ответ. Так к чему все эти сложности и глупости?       Архонт мягко оплетает спящего Тарталью мощными руками, не в силах сомкнуть глаз. Он смотрит за плечо возлюбленного на тумбочку и стену, вороша в голове отрывки мыслей.       Да, с Царицей стоит разобраться. Надо будет попросить Волю Небес проверить, всё ли у Фатуи чисто. И всё-таки узнать о распустительнице сплетен. Она говорит правду, а не лжёт, что вдвойне опасно. Она говорит правду о нём, Мораксе, что опаснее ещё в несколько раз.       Чжун Ли не нравится, что разбираться со всем этим Нин Гуан отправила именно Чайльда. Это может быть опасно. Да, это очень опасно.       Также ему не нравится молчаливость юноши. Но с этим-то он хотя бы может разобраться. С этим они разберутся вместе. А время для Архонта, прожившего шесть тысяч лет, ровно ничего не значит. Он готов ждать и поддерживать Тарталью сколько угодно. Этого вполне достаточно.       Он ни за что не позволит Царице повлиять на юношу. Уже раз вытащив его из сетей Снежной, Чжун Ли не пустит его туда обратно. Какие бы способы для этого не понадобились, кроме его обмана.       Драконы всё же не любят так запросто делиться своими сокровищами. Тем более если с сокровищем придётся отдавать и свою душу.