***
В полдень жара была невыносимой. Периодически дувший порывистый ветер не спасал, а только поднимал бури из пыли и мелкого белого песка, попадавшего в глаза и скрипящего на зубах. От такой высокой температуры казалось, будто воздух сам приходит в движение и колышется, искажая пространство. Дышать было почти нечем. Солнце светило в глаза так сильно, что их было больно открывать полностью и приходилось щуриться. Но такие погодные условия города Кандагара казались райскими после нескольких суток, проведённых в пустыне, где днём чуть ли не плавились гусеничные накладки военной техники и элементы оружия из-за температуры под пятьдесят градусов Цельсия, а ночью становилось очень холодно, почти морозно, что особенно хорошо ощущалось на контрасте с ужасным зноем. В таких условиях было очень тяжело носить на себе около тридцати килограммов амуниции, а тем более, вести бой. Но выбора не было. Сейчас, ровно в полдень, когда всё живое будто замирает, тень становится короткой, а многие люди испытывают необъяснимый полуденный ужас в пустых просторах значительно пострадавшего от бомбёжки города, Себастьян занимал позицию на чердаке одного из полуразрушенных зданий. Кажется, раньше это была школа. Буквально недавно тут вовсю кипела жизнь: дети самых разных возрастов сидели на уроках, получали знания математики, физики, химии и иностранных языков. Выслушивали упрёки и воспитательные речи от учителей. Здесь проходили чьи-то лучшие годы. А теперь здание почти превратилось в руины, одна его часть была вовсе разрушена в обломки. Зато часть скошенной крыши и чердак с маленьким окном не пострадали, что делало это место удобной снайперской точкой. Моран лежал в одной позе уже около полутора часов. Мышцы, особенно в руках, ощутимо затекли и болели, а кожа на локтях стёрлась почти до крови. Но отвлекаться было нельзя. Себастьян смотрел в оптический прицел, ожидая цель – одного из главарей небольшой местной террористической группировки, верной Аль-Каиде и не дававшей спокойно жить ни местному населению, ни иностранным военным. Себ периодически стирал рукой пот со лба, потому что было очень жарко, но с места не сдвигался. Цель вот-вот должна была приехать на место. И минут через сорок это наконец произошло. Себастьян увидел через перекрестие прицела медленно подъезжающий к зданию, находящемуся в шестистах метрах, бронированный военный автомобиль с толстыми тонированными стёклами. Машина остановилась, и из неё вышли трое. Среди них был и нужный человек. Это был высокий мужчина с тёмной бородой, арабской внешности и среднего возраста. Телосложение было несколько сложно определить из-за традиционной мусульманской мешковатой белой одежды. Смуглое лицо выражало уверенность, серьёзность и абсолютное спокойствие. Двое его помощников были одеты чуть проще и были несколько моложе. Вероятно, завербованные, будущие смертники. Все трое имели при себе потёртые и местами проржавевшие автоматы АК-74. Они не отходили от автомобиля и обсуждали, скорее всего, свою преступную деятельность. Себастьян дослал патрон в патронник, передёрнув затвор, и переместил палец на спусковой крючок. Он ясно ощутил небольшой прилив адреналина. Хоть Моран и имел богатый опыт стрельбы из самого разного оружия и с самых разных дистанций, было немного волнительно. Это был не страх, нет. Скорее лёгкий мандраж перед триумфом. Себастьян сосредоточился на дыхании, когда цель остановилась на одном месте. Он сделал короткий вдох, а затем выдохнул и мягко нажал на спусковой крючок. Моран ощутил довольно сильную, но привычную отдачу оружия в плечо. Жертва упала на землю, заливая горячий песок тёмной, будто переспелая вишня, кровью, вытекающей из зияющего пулевого отверстия в черепе. Себ был крайне доволен собой. Он сел и начал разбирать винтовку, чтобы быстро удалиться и не попасть в поле зрения террористов. Неожиданно вместе с оглушающе громким звуком, от которого пронзительно зазвенело в ушах, стало темно, будто кто-то резко выключил свет.***
В нос ударил характерный больничный запах хлора, фенола и медикаментов с пробивающимся шлейфом смрада гниющего тела. Слух в этот же момент уловил мерный писк приборов, от которого сразу захотелось закрыть уши. Перед глазами немного плыло и двоилось, но через несколько секунд зрение пришло в норму, и Себастьян увидел над собой большую квадратную лампу, такую, какие обычно устанавливают в разных учреждениях или офисах. Яркий белый свет вызвал противную резь в глазах, и Моран зажмурился. Голова кружилась и болела, что вызывало лёгкую тошноту. Всё тело пронизывала не очень сильная, но неприятно ноющая боль. Он попытался приподнять голову, но шея затекла так, что двигаться было невозможно. Себастьян повращал глазными яблоками и рассмотрел в левой руке катетер. Мда, могло быть и лучше. Моран усиленно вспоминал, что произошло до того, как его сознание отключилось и он провалился во мглу. Очень громкий звук и вспышка яркого света, кажется, но вряд ли Себастьян умер и сейчас наблюдал вокруг себя чистилище. Там, наверное, не пахнет больницей. Себ наконец-то смог повернуть голову и осмотреть помещение полностью. Да, точно не чистилище. Обшарпанные белые стены, явно до этого бывшие абсолютно всех цветов радуги, умывальник с трещиной и вторая кровать неприглядного вида, такие показывают в фильмах ужасов про психиатрические клиники. А на кровати лежал молодой на вид парень с гангреной ноги и гнойными ранами. Видимо, источник того слабого гнилостного запаха. Он едва дышал и был без сознания, как и сам Себастьян буквально пару минут назад. Моран почувствовал не жалость, а, скорее, отвращение и отвернулся, закрывая глаза.***
Когда Моран проснулся, того парня уже не было. Хотелось верить в лучшее, но он, вероятно, умер от кровопотери или сепсиса и теперь лежал в морге с биркой на пальце вместо армейского жетона. А ведь он чей-то долгожданный сын. А может любимый муж или даже отец. И ведь этот парень далеко не один такой. И всё из-за грёбаной войны. Войны, на которую важные дяди, сидящие в уютных и тёплых кабинетах, отправляют совсем ещё юных мальчиков, толком не видавших жизни, ломая судьбы не только им самим, но и обременяя страшным горем их семьи. Войны непонятно за что в чужом государстве. Себастьяну не нравилось думать об этом. Он вообще не очень любил разводить философию на, как считал он сам, пустом месте. Военное дело было для Морана делом всей жизни, хотя он до сих пор не смог придумать ни одной отговорки по поводу выбранной профессии для высокопоставленных родственников. Особенно для отца. Тот совершенно не хотел слышать о контрактной службе, а тем более обсуждать это с сыном. В его идеальном мире Себастьян был типичным надменным лордом, занимал выгодный пост в парламенте и по выходным посещал званые ужины, на которых все всегда крайне фальшиво улыбаются. Ну или хотя бы был известным и уважаемым адвокатом, защищающим отцовских друзей коррупционеров от тюрьмы. Но реальность в итоге оказалась совсем иной, и сейчас Себ лежал на неудобной больничной кровати в Афганистане, мучаясь от боли во всём теле и совершенно не помня, что произошло. Не то чтобы ему сильно хотелось домой. Просто хотелось не висеть покалеченным балластом на шее сослуживцев-медиков, а снова пойти убивать террористов и, возможно, заработать награду от государства в виде какого-нибудь кругленького куска металла с пафосной надписью. Мысли помогли Морану ненадолго отвлечься от противной боли и головокружения, но вскоре эти ощущения вернулись. Показалось даже, что с большей силой.