Конец 1702 года
Британский Гондурас. Пуэрто-Лемпира
Здание суда
— Тебе некуда бежать, Ада. Ты ранена, сдавайся, — терпеливо повторил Диего, когда улеглась пыль вокруг руин, в которые они совместными усилиями превратили обитель Фемиды и её слепой деятельности. Ада недовольно покосилась на свою вывихнутую, вправленную и привязанную ремнём к телу руку. Одно радовало — хоть в этот раз не в пыточном платье. Прозорливый змей де Очоа понял, где её искать. Раз уж сбежала из Испанского Гондураса, то или в Британском, или в Парагвае. Несколько месяцев поиска привели его к Пуэрто-Лемпира. Колония долгое время успешно сохраняла шаткий нейтралитет, и местный губернатор был вынужден безропотно принять испанскую делегацию, разыскивающую опасную вражескую шпионку. Увы, синеглазый слуга, который как раз успел стащить и скопировать письма, способные положить конец нейтралитету, попался на глаза грозному и глазастому адмиралу. Дальше всё пошло по привычному ритуалу их встреч. Хорхе де Сандоваль только успел выволочь губернатора с линии огня, подавая всем пример, что от боевой парочки следует держаться подальше. — Ещё чего! — фыркнула она, мысленно матерясь из-за своей неспособности перезаряжать пистолет. К счастью, огрызаться пока было чем. — Сам сдавайся! — Как ты себе это представляешь?! — поразился от такой наглости Диего. Кабинет их стараниями превратился в весьма наглядную демонстрацию улиц Франции во время революции — пыль, грязь и баррикады. — Примерно так же, как ты представляешь себе мою сдачу в плен! Пусть до моей родины надо прыгать сквозь время на шесть веков вперёд, но это не значит, что я не буду продолжать ей служить и выполнять приказы! От здания суда всего метров сто-двести до утёса. Прицельный прыжок с него обеспечил бы возможность смыться. Барбаросса с Жекой дежурили у берегов с самого появления испанцев. Генномодифицированный голубь с предупреждением об испанцах заставил их напрячься, но последний комплект информации от переписки с Англией требовалось забрать. Теперь, если она плюхнется со всей дури в воду, то они успеют подхватить. — А если я пообещаю, что в плену тебе понравится? — вкрадчивым голосом поинтересовался адмирал. Ада была готова поклясться, что в этот момент он улыбался своей самодовольной улыбкой человека, привыкшего получать всё, что пожелает. На секунду от двусмысленности предложения она почувствовала, как по телу пробежали знакомые мурашки. Прошлое Рождество она не забыла. — Нашел время для соблазнения! — фыркнула она, примериваясь добежать до балкона, а затем… второй этаж вызывал спорные чувства. Слишком много шансов, что переломает ноги. — У нас другого для разговоров наедине просто нет! — парировал он. — Вот как?! Значит, говорим только, когда ты меня вылавливаешь по Эспаньоле, Парагваю или Гондурасу? Ну что же, мой грозный адмирал, — чуть ли не с безумным смехом заявила она, — давай обсудим динамику наших отношений! На секунду-две воцарилась тишина. — Что обсудим? — поражённо воскликнул Диего, растеряв разом всю свою дворянскую надменность в голосе. — Наши противоборствующие отношения начинают заходить в тупик, мой грозный адмирал! У меня сложилось стойкое ощущение, что ты больше не делаешь попыток меня убить! Мы явно взяли неверный курс! — едва сдерживая смех от абсурдности собственных слов заявила разведчица. — Такими темпами мы точно друг друга не поубиваем! Взгляд зацепился за едва заметную дверку для слуг, почти сливающуюся со стеной. Такую дворянин и при кристально чистом обзоре едва заметит, а если как-то его отвлечь, то получится сбежать совсем незаметно! Только поскрести по сусекам, чтобы найти что-нибудь отвлекающее. — Я не собираюсь тебя убивать, Ада, как и ты меня! — от признания она дёрнулась, как от пощёчины. — Признай, что я тебе по меньшей мере нравлюсь, и это мешает тебе закрыть наш счёт! — Нравится мне только кьянти. А не убила я тебя потому, что возможность отсутствовала! — пискнула она тонким голоском, выдавая очевидную ложь. — Охотно верю, особенно после Рождества в Белизе или ночи в Санто-Доминго, когда ты меня ослепила и отправилась сжигать корабль! — спорить с этим было трудно. Самодельная дымовая шашка, чудом не потерявшаяся в процессе стрельбы, начала тлеть, обещая накрыть всё непроницаемой мглой через полминуты. — За корабль я извинилась и ослепила тебя каплями для укрепления здоровья глаз. Да, больно, зато полезно! Мы все ими пользуемся… «Что я несу?!» — Ада… Но Шурикову уже нельзя было остановить. Дымовая завеса ненадолго дезориентировала адмирала, позволив вырваться вперёд. За месяцы она успела выучить ходы прислуги, тайные тропы беспризорников и невидимые коридоры, предназначенные для различного рода интриг. Лучший способ не продолжать сложный разговор — бежать от него на всех парах. Коридоры, кухня, отличное окошко на первом этаже и бодрый бег по травке сайгаком. Разведчица неслась изо всех сил, не забывая петлять, чтобы не поймать телом вражеские пули, которые, несмотря на крики Диего «не стрелять», свистели над головой. Утёс. Прыжок солдатиком. Полёт вниз. Запоздалое осознание, что место, вообще-то, опасное для таких нырков. И всё же, несмотря на неприятные ощущения от столкновения с водой, погружение прошло успешно. Где-то наверху её сверлил недовольным взглядом грозный адмирал де Очоа, уже смирившийся с неизбежным. Они ещё встретятся, как же иначе?☠ ☠ ☠
— Адмирал, прикажите людям её перехватить, лагуна Каратаска закрытая. Ей некуда… — начал было поспешно говорить Диего кто-то из местных чинуш, когда совсем рядом с девушкой из воды поднялось нечто, отдалённо напоминающее корабль с кривым фальшивым парусом, сложенным на бок. Только чёрного цвета. И выполненное из некоего подобия металла. И полностью закрытое. — Эт… эт… это что?! — Кто? Что? КАК?! — Our Father, which art in heaven, hallowed be thy name; thy kingdom come; thy will be done on earth as it is in heaven… Диего де Очоа едва сдержался, чтобы не бросить в воду раздражающих его чиновников Гондураса, но не желал провоцировать с ними конфликт. Поднявшееся нечто определённо было судном. О таком говорили Маршалл и Брукхаймер, но одно дело услышать, а совсем другое увидеть. Судно будущего, предназначенное для ходьбы под водой. Невероятная технология! Магическая, если не знать, что в будущем люди придумают и не такие вещи. С волной колоссального облегчения адмирал видел, что синеглазка смогла доплыть на спине до судна и уже забиралась на выступающую часть. Та мгновенно распахнулась, явив весьма необычную… дверь? Из творения будущего высунулся кто-то, чтобы помочь разведчице бежать. На прощание девушка неизменно повернулась к нему и, насколько позволяло положение, сделала прощальный реверанс. Судно погрузилось в воду, намекая, что раз уж смогло оказаться в закрытой лагуне, то и выбраться где-то там под водой сумеет.☠ ☠ ☠
И всё же миссия завершилась относительным успехом. Вражескую шпионку рассекретили и в Гондурас она точно не вернётся. Хорхе пересчитал всех своих людей и с успокоением подытожил, что в этот раз обошлось без человеческих жертв. Пострадало только здание. Кто же знал, что девица снова начнёт огрызаться гранатами, но в этот раз Диего не пожелает отходить от неё далеко. Во всех смыслах они выглядели взрывной парой. — Что это было? — обратился к нему глава английской колонии, ранее представившийся как мистер Веллингтон. — Я, признаться, растерян всем происходящим! Не укладывается в голове… между адмиралом де Очоа и этой девушкой что-то есть? «Между матросами уже ставки сделаны относительно «чего-то», что есть между нашим адмиралом и этой девушкой!» — мысленно усмехнулся де Сандоваль, но предпочёл ответить коротко: — Приказ на взаимное уничтожение. — И всё? — ещё больше растерялся его собеседник. — Должно быть, я не силён делать верные выводы из увиденного, но мне показалось, что между ними есть ещё что-то… — Одно из двух, — позволил себе небольшую вольность Хорхе, прежде чем откланяться. — Или в один прекрасный день они уничтожат друг друга, или будут уничтожать друг друга каждую ночь, в перерывах воспитывая детей.☠ ☠ ☠
1703 год
Санто-Доминго
Дом губернатора
Прошёл месяц, и шпионы молчали. Все возможные донесения шли про других разведчиков или других радистов. Британский Гондурас провокациями Трипплью вступил в войну, исход которой могла знать только рыжая интриганка, развязавшая все действия. Но она больше не появлялась. Если раньше дон Диего чувствовал её близость где-то среди колоний Нового Света из-за слухов, донесений и событий, которые точно не могли случиться без её участия, то воцарившаяся тишина угнетала. После того самого Рождества в Белизе, когда он мог поставить точку в их противостоянии, закрыть счёт своей разгромной победой, но не смог не поддаться искушению и вновь упустил её, пришлось признать свой личный интерес к девушке. Даже больше, чем интерес. Отчего-то образ фальшивой дворянки вызывал лишь желание разоблачить её из одежд. И впервые безо всякой пошлости. Заклинательница змей и дерзкая шпионка не станет терпеть корсеты и платья, которые сковывали её, как клетка свободолюбивого тигра. Как бы он ни желал приравнять девушку-наваждение к остальным женщинам своего мира, чтобы было проще успокоить собственные чувства, её хотелось видеть свободной. Ни одному охотнику не будет интересен трофей, убитый не в равном бою с силами свободного опасного хищника, а в клетке. Холодной волной приходили мысли, что её просто нет в живых. Не смог он её убить, сумел кто-то другой. Мысли он отгонял, но приходящая во сне синеглазка теперь не только соблазняла его своей близостью, но и пугала кошмарами, в которых он держал в объятиях её бездыханное тело. Как она и хотела. От вида стекленеющих самых синих глаз, что он когда-либо видел, внутри что-то мучительно сжималось и он с болью вырывался из удушающего кошмара. Шли дни. Диего с холодной расчётливостью обнаруживал всех шпионов и добивал, рассекречивал всех пособников врага и безжалостно отправлял на казнь. Иногда адмирал даже позволял себе мысли о других женщинах, но… синий яд по имени Ада отравил его настолько, что без её существования жизнь превращалась в пытку. Маршалл и Брукхаймер тоже подозрительно затихли. Их последним посланием была рекомендация оставаться ещё некоторое время на территории выброса агентов, чтобы пресечь возможное появление врага. Обычно эти двое предпочитали приказывать. «Где ты прячешься, Ада?» — мысленно вопрошал он, когда солнце начинало клониться к закату. В один прекрасный день ответ пришёл. С неизвестной территории прибыл конверт, подписанный рукой вражеской шпионки, с едва заметной припиской в углу «моему грозному адмиралу», которую смог разглядеть только Диего. Ответ на все вопросы. Настолько наглый, что, не разобравшись со своими чувствами, де Очоа приказал сжечь принесённый конверт, не распечатывая. Хуан верным пёсиком бросился выполнять брошенные со злостью слова. Сожаление о содеянном пришло слишком поздно. К тому времени пепел давно должен был смешаться с остальной золой и окончательно исчезнуть, отобрав у него все ответы. — Хуан, — от угрозы, поднимающейся в голосе адмирала последний дрожал, как осиновый лист, вызывая исключительно брезгливость, — где письмо? — Благородный дон, — пискнул подчинённый, — умоляю, помилуйте! Он при… прик… приказал не трогать письмо, сказал, что вы передумаете! Я сожгу письмо сейчас же… — Кто приказал?! — кто может набраться храбрости и что-то приказывать за спиной самого дона Диего? — Капитан де Сандоваль приказал… Злость почти полностью улетучилась. Его личная совесть прекрасно знал о Диего всё. Особенно хорошо ему было известно то, что сам адмирал предпочитал скрывать от себя самого. Вновь эта прозорливость оказалась невероятно полезной. — Живо. Неси. Письмо. Перепуганный Хуан с визгом побитой собаки метнулся к камину в кабинете губернатора и вытащил из тайника помятый, но невредимый конверт. Получив в качестве благодарности приказ идти вон, помощник скрылся. За ним дверь в кабинет захлопнулась. Для надёжности Диего закрыл дверь на замок. Рука с кинжалом едва заметно дрогнула, вскрывая пожелтевшую бумагу. «Мой грозный адмирал. Я уверена, ты сожжёшь это письмо, даже не вскрывая, но рискну отправить самым первым не пустой конверт. Кто знает, вдруг твою руку остановят рассудок или здравый смысл. Увы, наши встречи на неопределённое время нам придётся прекратить. После моего разоблачения в Гондурасе передо мной встала не менее важная миссия по укрощению аппетитов Ост-Индийской торговой компании британцев. Да, когда я с ними закончу, они меня будут очень сильно ненавидеть! С другой стороны, в качестве извинения я готовлю для моего дорогого друга Клайва Веллингтона утешительный подарок. Нашу дружбу он, конечно, не вернёт, но хотя бы смягчит некоторые обиды. Ты не представляешь, как в Индии жарко! Я всё понимаю, в колониях прохлада бывает так же часто, как праздники, но тут её просто нет! Особенно в городах. Хорошо, что я редко там появляюсь. Оказывается, моя внешность слишком приметная…» — Ты везде приметная, Ада, — усмехнулся он. — Этого никакая маскировка не изменит. «Пришлось маскировать кожу и волосы с помощью здешних красок на травах. Мне помогали местные женщины, процесс был похож на какой-то странный ритуал. Меня раздели, омыли в каких-то отварах, будто потом отдадут в качестве главного блюда на стол, а потом покрыли и волосы, и всё тело пахучей тёплой грязью. Запах тебе бы точно не понравился. Я помню, как ты душился в Гондурасе, чтобы привлечь внимание местных барышень и одной конкретной!..» — от последних слов ощущалась даже её едкая улыбка и почти обвинение с почти ревностью. Диего невольно улыбнулся. «Теперь кожа у меня тёмная, как у здешних, да и волосы почти такие же чёрные. Маскировка долго не продержится, но будем надеяться, что мне хватит этого времени. Вот только с глазами ничего не сделать. Придётся их прятать ото всех. Вчера глава местных борцов за свободу и независимость сказал, что мои глаза похожи на сапфиры. По его суровому лицу трудно понять, комплимент это или оскорбление, но я надеюсь, что первое. Жаль, что я никогда не видела настоящие сапфиры. Сравнить не получится. В моём времени их уже не осталось, только изображения, но они не слишком надёжны. Как ты думаешь, они похожи на сапфиры? Из Индостана с любовью. Ада» С момента получения письма прошло несколько дней. Диего де Очоа объявил, что задержится в Эспаньоле на неопределённый срок. Официальной причиной послужили слухи, что могут появиться ещё темпоральные агенты или радисты, а распоясавшуюся колонию следует держать в ежовых рукавицах. Корону всё устраивало, Брукхаймер и Маршалл хором желали удачи и радовались ярой инициативности адмирала, и только Хорхе красноречиво молчал в сторону своего друга. Личная совесть де Очоа лишь попросил смягчить меры наказания для провинившихся матросов и позволять им редкие увольнительные, чтобы не похищали девушек с определённой целью. Через неделю Диего совершенно просто так заказал у ювелира дорогое сапфировое колье.☠ ☠ ☠
Порой ему казалось, что разведчица с синими глазами отравила его душу. Какая глупость — читать нагло присланное противником письмо с описанием всех каверз в очередной колонии. Какое безумие — ждать следующего. За последние несколько лет ему не раз писали влюблённые дворянки и весьма расчётливые отцы благородных семей. Некоторые предложения о браке звучали предельно серьёзно, другие пытались скрыть свою серьёзность за шуткой. Подобные письма раздражали, но одновременно гладили по шерсти его самолюбие. Разумеется, с ним хотят породниться! Как же может быть иначе? Добиться внимания успешного адмирала, представителя одного из самых знатных родов Испании, пыталась едва ли не большая часть дворянства. Единственный ответ, которым он удостаивал всех вопрошающих, давал ясно и однозначно понять, что предложения о браке его совершенно не интересуют. К чему связывать себя обязательствами, если придворные дамы предлагали близкое знакомство на одну-несколько ночей и скорбно принимали его скорое исчезновение из их постелей и жизней? В удовольствии он себе никогда не отказывал. И единственный адресант, которому он действительно хотел бы ответить далеко не отказом, заранее лишил его возможности отвечать. Только смиренно ждать очередного письма. Или выбрасывать их все в огонь и попытаться следом выбросить из головы синеглазку. Но она уже сидела глубоко в нём — в его мыслях, в потаённых желаниях и снах. Диего де Очоа был готов чистосердечно признать, что стал одержимым вражеской разведчицей. Второе письмо он едва не вырвал вместе с руками слуги, принёсшего конверт. «Ты удивишься, мой грозный адмирал, но я всё же не отвертелась от клейма. Увы, выбор был невелик: или подставить руку, или подставить своего человека. Игорёк день и ночь просит прощения и латает меня всеми видами медицины — и будущего, и настоящего. Он пытается меня убедить, что скоро всё бесследно заживёт, но я не верю. Вы, дикари прошлого, умеете ставить клейма так, чтобы на всю жизнь оставались. Теперь на моём правом предплечье выжжено «P», что у Ост-Индской компании, кажется, означает Pirate, но мой коллега Воробьёв считает это клеймо кирилицей «Р» — Русский. Можешь изучить русский алфавит, если интересно, поскольку действительно выходит уморительно, если не обращать внимания на боль. Пусть я в клане русских. Наше бравое дело продолжается. Не скажу, что мне нравится вялость местных борцов за свободу, которых мы окрестили партизанами. Они говорят красивые слова, что Ост-Индийская компания начала с торговли, а теперь они правят их народом, но им не хватает решительных действий. Мы с Игорьком их подталкиваем изо всех сил, позволяя проползать туда, где только белый человек сможет пройти. Боюсь, что увидимся мы не скоро, но я приложу все усилия, чтобы нажить себе всевозможных врагов среди британцев и вернуться бесить тебя и срывать твоё мирное существование. Из Индостана с любовью, Ада P.S. Бумагу для писем я украла. В том числе у тебя, надеюсь, что ты не против.» От сообщения о её клейме ярость поднялась до тех пределов, когда даже гнев за сожжённый корабль трусливо стихает. Письмо в самоироничной форме продемонстрировало ему, что разведчица может оказаться раненой, а то и убитой. Лёгкость, с которой она бежала от него каждый раз, внушала некую мистическую уверенность, что если уж он при всех своих стараниях, а он прилагал все усилия по поимке преступницы, ни разу её не ранил, то никто не может. Но теперь на правом предплечье Ады покоилось свидетельство её ранимости. Шли месяцы, Эспаньола почти привыкла жить в железной хватке Диего де Очоа. Немногие очаги сопротивления лишь показывали на собственном примере, насколько непростую жизнь им способен устроить адмирал за неподчинение. Первыми нашли свои плюсы в тирании ремесленники и прочие владетели профессий. За честный труд они получали справедливое вознаграждение и, если кто-то из клиентов или соседей пытался обмануть, ограбить и обобрать, можно было обратиться с прошением к представителю власти и рассчитывать на справедливость. После жесточайшей муштры солдат и стражников, а также поблажки в виде одного-двух официально работающих борделей, нападения на молодых девушек сократились. А когда за попытку изнасилования Диего ввел публичную порку с последующими работами на каторге, девушки начали ходить по улицам городов свободно и без страха. Закон встал на их сторону. Колонию можно было назвать даже прогрессивной, но рабство осталось. Свободные темнокожие не обладали теми же привилегиями, что и белые. Даже самым талантливым и трудолюбивым приходилось вертеться ужами, чтобы исхитриться получить возможность работать, как белый человек. Ада не прекращала писать. Хуан обречённо тащил конверты с её письмами прямо в руки к своему господину вне зависимости от времени суток и занятости последнего. Всё ставилось на паузу, когда в руках Диего оказывался очередной пожелтевший лист бумаги. «Мой грозный адмирал, ты даже не представляешь, как сильно я ненавижу слово «сахиб» и всё раболепие, с которым местные относятся к англичанам! В городах только оно и слышится, стоит пройти мимо очередной белой роже в красной форме. Хорошо, что в городах я редкий гость, а в партизанских лагерях это гадкое слово не произносят. Тоже ненавидят. Сколько глаза ни опускай к земле, всё равно заметные. Когда краска на коже почти полностью вымылась, я устроилась в офицерский клуб одной из танцовщиц. В Индии я не в центре внимания, как в Санто-Доминго, зато всё вижу и слышу, а нетрезвые военные способны выболтать красивой девушке всё на свете. Их даже пытать и допрашивать не требуется, сами рассказывают, лишь бы впечатлить нас! А если руки распускают, шевелить ими не могут неделю. За этот «трюк» все танцовщицы нашего клуба вызвались мне помогать. Я лишь скромно завербовала их всех, а информация полилась такой рекой, что не утонуть бы. На улицах приходится быть осторожнее. Британцы назначили за мою голову награду. В переводе на дублоны это около ста тысяч. Я уверена, что ты бы так не жадничал и назначил побольше. Раза в два как минимум. Поскольку моя голова теперь товар, то бриташки её постарались подробно описать. Не скажу, что у них получилось. Угадали только с цветом глаз и клеймом. Из Индостана с любовью, Ада P.S. Если до тебя дошли слухи обо мне и Кае Китобое, то он первый заявился в мою каюту.» Слухи дойти не успели, но адмирал навёл справки и столкнулся с мрачным мифическим ореолом, окружающим ужасающего Марсианского Демона. Без уточнения имени, пола и внешности байки, одна другой краше, ведали о неведомом чудовище Нового Света. Что-то из небылиц опиралось на истинные события, например, сожжение корабля было передано почти без преувеличений, но что-то и вовсе казалось выдумкой безумных пьяниц. Битва трех кораблей в штормовом водовороте? Уничтожение Дейви Джонса и его команды проклятых рыболюдей? Участие в охоте на Ёрмунганда?! Но также присутствовала и страшная байка о Марсианском Демоне и Кае Китобое. Вкратце она звучала почти притчей. Кай Китобой оскорбил Марсианского Демона, сравнив с продажной девицей. В ярости последний прямо на глазах команды снёс дерзкому капитану голову в один удар когтистой лапы… именно когтистой, именно лапы. Команда попадала на колени перед Демоном, демонстрируя почтение, и тот их пощадил, оставив матросам в назидание голову Китобоя. После прочтения адмирал пытался выудить из полумифической истории хотя бы зерно истины, но не преуспел. Единственно правдивыми в истории казались оскорбление Кая Китобоя и факт снятия головы с плеч. Дальнейшие истории предоставляли морякам страшилище, от которого действительно стоило дрожать всем и каждому и… неожиданное упоминание его самого, дона Диего де Очоа. Без имени и какого-либо описания, лишь то самое прозвище, подаренное Адой — грозный адмирал, не раз бросавший вызов Демону и выживший после каждого противостояния. От упоминания своей персоны в байках про Демона, Диего невольно усмехнулся. «Мой грозный адмирал, сегодня не скажу, где, не скажу, во сколько мы были вынуждены вступить в долгую перестрелку. Обычно нас так не зажимали, но имела место засада. Спаслись почти все. К сожалению, погиб лидер сопротивления. К счастью, он успел подготовить себе замену, но у нас всё равно траур. Не назову имён, но это был хороший человек. Клайв сахиб, местный злодей в данной истории. Надо найти способ отобрать у него что-нибудь дорогое. Несколько кораблей мы уже отобрали. Нет, на этот раз без поджогов. Украли и теперь обстреливаем его флот его же кораблями. Я не слишком жалую пиратство, но эти атаки исподтишка весёлые! Жаль, что не для всех. Весь вечер штопала наших раненых ребят. Один за меня поймал пулю. Надеюсь, что за это он не потребует жениться, иначе придётся его отравить. К слову, все перестрелки здесь без наших с тобой разговоров настолько тоскливые, что я почти готова нарисовать тебе карту с местом и временем следующей встречи и подписать «приходи, будет весело», хотя в моё отсутствие ты, скорее всего, вернулся к своей дворянской жизни, где главное веселье — это балы. Барышня уже нашла себе новую наперсницу? Боюсь, моя кампания затягивается. Награду британцы повысили до двухсот тысяч дублонов, если переводить на ваши деньги. Всё равно мало. Я уверена, что ты мог бы назначить больше. Из Индостана с любовью, Ада P.S. До нас дошли байки про Марсианского Демона. Лучше не наводи справки. Там всё неправда! Кроме рыболюдей и Ёрмунганда.» Письма продолжали идти с новостями об индийской кампании против британцев, а в колониях со смертью безумца Трипплью закончилась война. В ходе поэтически красивого сражения в самое сердце баталии вмешался «волшебный» корабль, появившийся из-под воды, и разгромил флагман Парагвая. Сам король был показательно повешен на рее. Его дерзкий убийца на одном корабле разгромил силы противника, чем настолько впечатлил всех вокруг, что по праву победителя ему едва ли не вручили весь Парагвай в правление. Последующие донесения разнились. Одни сообщали, что таинственный капитан Барбаросса сообщил о своей независимости и отбыл в открытый океан, а другие, что тот стал военным лидером. Истину Диего выяснил сам. Герман Барбаросса поддержал нового лидера Парагвая, вышедшего из знати, а сам стал командором флота. Остров объявил о своей независимости ото всех «унтерменшей». Значение этого слова не знал никто, но догадывались, что это нечто оскорбительное. Подходил к концу 1703 год. Письма шли не реже одного в месяц. Разведчица явно пользовалась какой-то своей магией будущего, раз умудрилась наладить отправку писем с таким постоянством. Все её сторонники, до которых смог дотянуться Диего, давно кормили червей. Оставалась Ада. «Можешь мной гордиться, мой грозный адмирал, я нашла способ отомстить Джону Клайву, ныне покойному, за полученное клеймо. Незадолго до его смерти я украла его молодую невесту! В моих страшных демонических планах «испортить» её мыслями о свободе, независимости, влиянии знаний на людей и, разумеется, уловкам и интригам. Я заберу её с собой в колонии, и она станет по-настоящему моим страшным оружием на последнем этапе моей миссии! Имени я тебе называть не буду, но эта роза способна своими шипами вертеть мужчинами по своему желанию. Главное только подтолкнуть и дать немного науки. Думаю, после всех моих успехов, в Англию я ни ногой. В Индостане мы с Игорем разделили статус врагов государства под номером один. Приятно быть первой, даже в связке с кем-то ещё. За обоих назначили награду равную пятистам тысячам дублонов. Красивая цифра. Но ты же сможешь перебить её? Я в тебя верю, не подведи меня! Хорошие новости, уже скоро я возвращаюсь, чтобы вновь стать твоей головной болью. Надеюсь, ты отдохнул в моё отсутствие. Из Индостана с любовью, Ада P.S. Шрам на руке всё же остался.» За поимку живой Ады Шуриковой лично доном Диего де Очоа была назначена награда в один миллион золотых дублонов.