Вечер после переговоров Начало 1701 года. Портрояльск Тайный дом разведчиков
— Да ни за что на свете! Пусть идёт лесом этот вурдалак! — возмущался во время ужина Жека. — С этого момента агент Вурдалак, — поправил его со смешком Глистер. — Хочешь или нет, тебе самому выгодно его выпустить. Он, конечно, мнит себя достойным продолжателем идей Адольфа Известно-какого, но в этих идеях нет ничего про молчание во время пыток. Ещё выдаст местонахождение подлодки под пыткодопросом. Согласись, что проще с ним её перетягивать, чем с амером Трипплью! Воробьёв злобно носился по явочному дому, нервировал подрастающих детей, но ничего не мог сделать. Ада совершенно спокойно наблюдала за его отжигами и мысленно составляла план побега из тюрьмы. В этот раз всё требовалось сделать или с максимальной помпезной громкостью, или предельно тихо, чтобы никто не понял, что происходит, пока не станет слишком поздно. Но что выбрать? Разумеется, она желала обойтись без шума. Это не тот случай, когда следовало демонстрировать народу работу Зорро, да и тюрьма Портрояльска большей своей частью представляла собой подземелье, из которого шумно и со взрывом не вырваться. Либо остальные заключённые будут задавлены грудой камней или вся спасательная команда вместе с ними. Ещё одной удачей стала внезапно объявившаяся радистка, узнавшая из штаба координаты явки. Сначала незнакомка просто, как к себе домой, валилась за общий стол и принялась трескать без единого проявления совести казёную кашу, а потом потянулась к личным запасам рома Евгения. И если сначала на неё с неприязнью смотрела Ада за поглощение приготовленной с любовью и такой-то матерью еды, то после драки за ром флюиды ярости распространял Жека. Георгий просто тихо кушал и посмеивался. — Бабуля, — не выдержал Воробьёв, — это тебе не СОБЕС и не клуб для тех, кому за шестьдесят! — И так ты приветствуешь свою бывшую жену?! — фыркнула женщина средних лет, успевшая хорошо замаскироваться под местного. Невысокая, смугленькая и темноволосая, она могла бы неплохо раствориться среди толпы женщин, но предпочитала носить накладные усы и, как и Ада, мужскую одежду. В 18-м веке мало кто захотел бы оказаться на положении говорящей болонки. — Жену? — с удивлением покосилась на Воробьёва разведчица. Нет, в том что половозрелый самец человека может захотеть что-то кроме алкогольного дурмана и этим чем-то окажется секс, она не сомневалась. Как и в том, что с перепоя или с бодуна Евгеша способен даже жениться. Но чтобы в мире нашлась женщина достаточно слепая и глухая для замужества с ним — это воспринималось, как настоящий нонсенс. — Познакомьтесь, — деликатно вмешался Георгий, — Василиса Васильевна — наша запасная радистка. Была приставлена к одному из прибывших разведчиков, пусть земля ему будет пухом. — Ага, а небо Пятачком! — хмыкнула Василиса. — Им хорошо, можно поставленные задачи не выполнять, а у меня много работы, мне некогда лясы точить! — Вспомнила о работе перед пенсионным возрастом. Да, самое время! — не упустил возможности уколоть бывшую Жека. Прежде, чем Ада попыталась призвать парочку к порядку, Жора выразительно посмотрел на неё и покачал головой с видом, предупреждающим о смертельной опасности. А тем временем разговор принимал весьма взрывные формы: — Воробьёв, ты согласишься мне помогать? — В смысле? Снова ноги поднимать, когда ты моешь полы? — Нет, мне нужен проводник по 18-му веку. — Я скорее полупроводник, дорогая моя Васька, как Иван Сусанин. Да и тебе в таком возрасте начинать работать не вредно? Помнится в браке совсем этим не запаривалась! — Я охраняла семейный очаг… — И сжигала в нём наш семейный бюджет! А как стукнули почтенные 48 годков, так вспомнила бабка, как девкой была?! «Не вмешивайся!» — одними губами прошептал Глистер растерянно глядящей на этот цирк Шуриковой. — Чтобы вы знали, 48 это ещё не старуха. Я просто 18-летняя женщина с 30-летним стажем! — Скорее с неудачным пробегом! — едко заметил Жека. — Что-то мой пробег не мешал тебе за мной гоняться! — не осталась в долгу Васька. — Месяцами бегал за мной, куда это всё делось? — Так я догнал и присмотрелся! Блин, спорить с девушкой в её присутствии бесполезно! Ссора угрожала перейти в скандал, но не это стало последней каплей. Ада научилась терпеть Евгешу за их совместное плавание, выдержать появление Василисы она тоже вполне могла, но стоило увидеть перепуганную семейной ссорой младшую смену беспризорников, как терпение лопнуло. — Детки, заткните ушки, я сейчас ругаться буду! — предупредила она шепотом свои глаза и уши на улицах города, и, громко перебив парочку коротким и ёмким русским матом, гаркнула: — А ну-ка заткнулись, горячие финские парни! Услышу ещё что-то такое в присутствии моих детей, оба будете мылом рты мыть! Усекли?! Серьёзность своих намерений она подчеркнула ощутимым ударом кулаком по столу, от которого последний громко хрустнул. Теперь дети в ужасе смотрели на свою миниатюрную кормилицу с тяжёлой рукой. Жека и Василиса тоже притихли. Оба понимали, что никакие правила и нормы морали не остановят марсианку от мордобоя. И, будучи женского пола, щадить Ваську она не станет. «Страшная женщина!» — улучив момент, прошептал одними губами Воробьёв, но это не укрылось от Шуриковой, и разведчик был вынужден срочно убегать дышать свежим воздухом. — Хочешь проводника по 18-му веку? У меня есть варианты! — кивнула Ада. — За это ты мне поможешь провернуть одно дельце! — Что за дельце? — без присутствия бывшего Василиса Васильевна мгновенно приняла спокойный и деловой вид. — Скажем, такая нам досталась доля, не выжить нам без алкоголя! Портрояльская тюрьма, построенная Джорджем Трипплью, славилась своей неприступностью. Никто и никогда не сможет покинуть её днём или ночью. Особенно ночью, когда любителей устроить побег особенно много. Уходящая в подземелье камерами особенно опасных преступников, она казалась идеалом. Комар носа не подточит. Регулярные проверки «сверху» не позволяли вести себя расхлябанно никому из стражи. Казалось, совершенство… Если не знать, что среди обученных церберов имелись хронические алкоголики. Паршивые овцы всея стражи, всё же покрываемые всеми остальными потому что «мы столько лет плечом к плечу служили», «мы вместе через столько всего прошли» и «да ладно, ну кто не любит выпить?!». Порой запойники могли настолько накушаться, что камерная во всех смыслах попойка превращалась в полноценную пьянку с песнями, плясками и распутными женщинами. Продирая глаза на следующее утро, запойные успевали до пересменки осторожно вывести тайными путями из тюрьмы всех собутыльников. Только побирушки могли заметить следы их недостойного поведения, но кто будет слушать нищих и беспризорников? Одним таким ясным утром из темницы, пошатываясь, вышла целая процессия собутыльников. В этот раз ночь вышла особенно душевной. Даже самые крепкие ребята умудрились нализаться так, что падали на землю, едва к ним подходила пообниматься развязная рыжая девица, встреченная, кажется, в трактире. Или на улице? Да какая разница, если с ней весело! Они с подружкой и пели, и танцевали, и обнимались с парнями. Жаль, те успевали набраться и сразу засыпали, не успевая распустить руки. А поутру блудницы, пошатываясь, вцепились в мужичка, ещё более-менее твёрдо стоящего на ногах, и направились восвояси… — Тихо! Не шевелись, — бормотал Игорь над агентом Вурдалаком, глядя на шипящих от боли разведчиков вокруг себя. — Небольшая плановая поправка здоровья. Сейчас будет немного больно. — Вижу, насколько «немного»! — фыркнул Герман. — Капай уже дав… ааааай! Под советско-фашистский мат радист закапал в глаза всем коллегам лечебные капли, способные отлично восстанавливать глаза, побитые солнцем, солью, пылью и прочей нездоровой жизнью темпорального агента. Единственным минусом чудо-капелек были мучительная боль в глазах первые полчаса и примерно столько же длящаяся слепота. Зато потом пациенты могли бы похвастаться орлиным зрением. Даже жёлто-красные очи нового союзничка от карательной терапии приняли нормальный человеческий цвет. Как только Барбаросса получил свободу самым бескровным способом, их игра с Жекой в перетягивание подлодки продолжилась внутри оной. Находиться рядом с ними стало страшнее, чем видеть перепалку бывших супругов Воробьёвых. Но впервые удалось действительно пристроить Евгения к выполнению задачи по возвращению «правильных» исторических границ государствам. Сопровождать во всех миссиях капитанов подлодки вызвался Георгий, пообещав, что постарается сдерживать безумную парочку. Что-то подсказывало Шуриковой, что он скорее будет одиноко крутить педальки динамомашины, чем на что-то влиять.☠ ☠ ☠
1701 год
Санто-Доминго
Резиденция губернатора
Губернаторская чета быстро осознала своё место в пищевой цепочке темпорального конфликта и в добровольно-принудительном порядке удалилась отдыхать в своё жилище где-то в сердце острова, оставив вместо себя Хуана де Арсеньегра, представителя испанской короны, а другими словами верного пёсика Диего де Очоа. Слухи молвили, будто чета де Ордуньо предпочла спрятаться и переждать бурю в надежде, что рано или поздно представители короны и их адмирал покинут Эспаньолу и жизнь станет такой же, как прежде. Сам адмирал их иллюзий не разделял. Уйдёт он, от имени короны явится новый ставленник. Пример Парагвая с Трипплью стал показательным. Нельзя отдавать колонии кому попало. Даже самых проверенных надо перепроверять и держать на строгой цепи, чтобы и помыслить не могли ничего худого против Испании. Хуан, несмотря на раздражающее раболепие по отношению к адмиралу, с большей частью обязанностей губернатора вполне справлялся. Мирная жизнь трудолюбивых горожан, честно зарабатывающих свой хлеб, почти не изменилась, но существование местных забулдыг, бездомных и прочих тунеядцев стала настоящим адом. И правил этой преисподней Диего. Кто не успел найти себе честную работу, был направлен на рабский труд за бесценок. Продукты экспорта сами себя не добывали, чистота сама себя не наводила, чёрная работа в городе и на пристани сама себя не выполняла. При попытке вернуться к праздному шатанию, распитию крепких напитков и нарушению порядка все виновные отправлялись по тюрьмам, проходили воспитательную порку и возвращались к исправительным работам. Муторного, но важного труда в Эспаньоле хватало. Под жёстким сапогом адмирала остров постепенно охватывала военная дисциплина. Но хуже всех было солдатам и морякам. Привыкшие к повышенным требованиям де Очоа последние взвыли, когда тот снова и снова возвращался ни с чем после встреч с вражеской разведчицей. Произносить её имя вслух запрещалось всем без исключения, но когда после очередной непростой миссии по наведению порядка в колониях Диего возвращался чернее тучи, все вжимали головы в плечи и шёпотом говорили одно лишь слово — Она. Появляется Она — начинается ожесточённая муштра. Наказания за малейший недочёт становились всё страшнее и беспощаднее. В некотором роде это помогало. Бойцы больше боялись своего адмирала, чем всех агентов вместе взятых. Но увы, как бы они ни старались достигнуть совершенства в каждом действии, Она непременно выскальзывала из рук адмирала, не упуская возможности поддразнить его, как бешеного быка. Поначалу всё ограничивалось лишь яростью, подстёгиваемой недюжинным азартом — найти, загнать в ловушку и победить, но со временем начало проявляться что-то ещё. Что-то ранее не испытываемое. — Солдаты падают без сил, — вошёл в один из дней Хорхе в кабинет губернатора, который занял Диего, — если хочешь напугать их ещё сильнее, то введи децимацию! — Они стали слишком ленивыми. Муштра научит их помнить о дисциплине! — Поверь, даже на смертном одре не забудут! — покачал головой де Сандоваль, вновь принимая роль совести адмирала. — Диего, ты ведь понимаешь, что не слабая дисциплина является причиной того, что она всегда выходит сухой из воды? Адмирал замер, отстранившись от документов, которые внимательно изучал. На лице начали перекатываться желваки, но спокойный, словно все святые в едином смертном теле, Хорхе никак не отреагировал. Опальный капитан ценился не только своим трезвым рассудком, но и удивительной стойкостью. Пожалуй, он единственный никогда не боялся Диего и вспышек его гнева. Ада сводила адмирала с ума — это давно не было секретом. Никто больше не рисковал вставать между ними, чтобы не поймать пулю или удар кинжалом. Эти двое выходили из своих столкновений живыми и невредимыми, в то время как вокруг всегда лежали мёртвые тела. Два циника вели счёт убитых сторонников оппонента. Число чаще всего оставалось равным, с разницей в одного человека. После Роко-Муэрте он сбил костяшки, срывая злость на каменных стенах Форта. Свидетелей срыва не нашлось, но всё было понятно по глазам и подрагивающим пальцам. — Ты сходишь с ума, старый друг, это может очень плохо закончиться в вашу следующую встречу, — продолжил Хорхе. То, что следующая встреча обязательно состоится, знали все. — Лучше побереги силы и сними напряжение. В Эспаньоле найдётся немало дворянок, жаждущих твоего внимания. Некоторые прибыли в Санто-Доминго из Испании. — Не поможет! — покачал головой де Очоа, честно позволив своему голосу прозвучать устало. — Я смогу расслабиться, только когда доберусь до неё. — Для того, чтобы лично казнить, или для каких-то других целей? — будто невзначай поинтересовался де Сандоваль. — Если ты на что-то намекаешь… — Да какие тут могут быть намёки? — хмыкнул Хохре, прежде чем отбросить все свои насмешливые мысли и вернуться к делам насущным. Зёрна сомнения он посадил в душу друга, осталось дождаться, когда они взойдут. Опальный капитан точно знал, что муштра ненадолго утихнет после горсти правильно сказанных слов. Диего при всех своих недостатках всегда слышал тех, кто с ним говорил. Ада. Он позволял себе произносить это имя только мысленно и в перепалках с ней. Но не думать о ней он не мог. В какой-то момент он начал ловить себя на мысли, что неуловимая дерзкая разведчица интересует его далеко не как противник. Да, она всегда была на шаг впереди и его самого, и её незадачливых сослуживцев, и все её действия вызывали ярость, но и невольное восхищение. Кладезь гениального безумия, бездонной дерзости, сумасшедшей удачи и полного отсутствия страха. Таких, как она, Диего ещё не встречал. В его мире всегда существовали женщины, жаждущие его внимания. Придворные дамы, простые дворянки, элитные куртизанки, но… всё не то. Она казалась неземным созданием. Есть все женщины мира, а есть Ада, и первые его больше не интересовали.☠ ☠ ☠
Игорька с его почти мистической незаметностью вновь пришлось отправлять курсировать между Гондурасами, чтобы он мог подготовить в будущем почву для Ады и её влияния на местную знать. С ним увязалась Василиса. Из-за отсутствия среди лидеров безумной фигуры, как Трипплью, идей поменять между странами два Гондураса сформировалось немного. Самым простым способом было бы рассорить всех со всеми. Пока среди бедноты начнётся «французская революция», а среди знати грызня за место под солнцем, будет достаточно шепнуть кому надо, что можно объединиться со страной противника, и всё завершится в соответствии с планами! Но война, даже небольшая, слишком непредсказуемая вещь. Играть с такими неизвестными величинами Ада не решалась. В Парагвае она ни разу не проиграла по-крупному, но так и не смогла ощутимо расшатать установившийся уклад и продвинуться в выполнении своей задачи. С новым временным союзником шансы значительно повышались, подавляя накатывающую порой неуверенность в собственных силах. До сих пор единственным неоспоримым достижением Ады оставалась её живучесть. Но домой нельзя вернуться только ей одной, нужен безоговорочный успех в поставленной задаче. Тем более, что рядом всегда был Вильям или Крис, глядящие на неё, как на всезнающее божество. Приходилось соответствовать и не показывать слабость. Многое стопорилось из-за её пола. Трудно заключать сделки, заявляться к королям и прочим вершителям судеб с правдой о будущем и предложением совместного сотрудничества, будучи женщиной. Она даже рядом с пиратами, которые привыкли брать её на борт до очередного пункта назначения, продолжала держать свою маскировку. А доверять переговоры кому-то другому Шурикова не могла себе позволить. Её задание — это её проблемы. Неожиданный рывок вперёд принёс генномодифицированный голубь из Санто-Доминго. В то время как Крис успешно стала героем в маске с хлыстом и разящей рапирой, Вильям переживал не самые лёгкие времена. Из-за военного режима, установившегося в Эспаньоле, первенец всё чаще оказывался на волоске от смерти или в затяжных прятках. К счастью, явку все обходили стороной, но и Вилл не спешил туда возвращаться, чтобы случайно не привести с собой преследователей. Требовалось вмешательство Ады, новый план действий или отвлекающий манёвр. Даже скорости подлодки оказалось недостаточно. Прибывшие к закату того же дня разведчики получили пренеприятные новости. Вильям пойман и заперт на галеоне дона Диего. Адмирал больше не доверял местным тюрьмам, а ряженой монахине на судно никак не пробраться. Требовалась полноценная спасательная миссия, но, что ещё важнее, сам де Очоа должен был оставаться как можно дальше от собственного корабля. — Ваш юноша, вам его и спасать, — хмыкнул Герман, — но я подберу всех выживших на подлодку. Буду ждать в полмиле до дна! Ближайший пойманный беспризорник повторил информацию о содержании первенца Ады на корабле, но добавил, что адмирал не покидал губернаторской резиденции. — Провести меня в помещения для слуг сможешь? — поинтересовалась Шурикова и, получив кивок, испытующе покосилась на Воробьёва: — Сумеешь моего богатыря вытащить? — Да как два пальца! — с готовностью кивнул Жека. — Пусть пацанчик помогает нам в Гондурасе, он уже перерос своей славой этот город портовых про…фурсеток! — Я на тебя рассчитываю, Евгений Батькович! — почти официально обратилась к нему разведчица и поспешила за мальчиком в сторону губернаторского дома. Адмирал мог вот-вот направиться к галеону на пыткодопрос местного смутьяна. Пока Шурикова бежала огородами к искомому зданию, ей даже не требовалось скрываться от любопытных глаз. На неведомых дорожках бегали только незаметные дворянам и горожанам детишки. Страшная сила в умелых руках. Где-то там, в противоположной стороне, находились ворота в резиденцию губернатора с несколькими стражниками, проверяющими и перепроверяющими всех и вся, но Ада проникла через замаскированный кустами подкоп, прошмыгнула вдоль цветущих пионов к окошку в прачечную. Со скоростью горящей спички разведчица сбросила свою одежду и переоблачилась в тёмное платье с белыми передником и чепцом. Осталось быстрое омовение влажной то ли наволочкой, то ли скатертью, чтобы запыленное лицо стало чистеньким, словно она всё это время работала в доме, и подложная горничная приступила к своим обязанностям.