□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Киллуа давно замечает это. То, как Гон с каждым днем становится все более и более диким. Это начинается в Восточном Горуто, и дальше его психоз лишь сильнее прогрессирует. Ничего удивительного, на самом деле. Сам Гон относится к этому необычайно трезво для своего-то положения, что удивляет Киллуа больше всего; он легко признает, что с башкой у него беспорядок, только вот меняться он не собирается, и это чувствуется. Гону наплевать на чужое мнение, его интересует только собственная цель, собственные желания, и, получается, что даже несмотря на трезвость мыслей… Гон все еще ведет себя как психопат, просто потому что значение имеет лишь его собственное «я». Это очень эгоистично. Это очень напоминает Хисоку. Смешно ли! Но теперь Киллуа думает, что, пожалуй, Хисока не был столь уж опасен — его образ мышления, пусть и дикий, хотя бы можно было понять, эту «маску», выстроенную на крупицах образа давно сгинувшего Хилояна. Но Гон? У Гона нет масок. Гон это просто Гон. Нужно ли что-то с этим делать?.. Или оставить все как и есть? В конце концов, они не маленькие дети. Гон сам себе хозяин. И он способен поступать разумно, пусть порой и ведет себя… как ведет. Нет смысла беспокоиться о нем! Киллуа ему просто друг! Ситуация с Неферпитоу не повторится, Гон мыслит более трезво! Гон… Гон… Киллуа осушает залпом бокал алкоголя. Он сидит в «Алом Бризе» в одиночестве; посылка Церредриху доставлена, а все случившееся на железной дороге его не касается, никто не зовет его на допросы, даже Чидль. Скорее всего она в курсе ситуации, скорее всего… Но вряд ли она догадывается о том, кто скрывается под личиной «РГ», несмотря на многое, Гон нормальный и Гон в фальшивой личине — люди крайне разные. Может, его психозы — это просто игра на публику? Может, с Гоном на самом деле все в порядке? Может… Может, Киллуа просто пора прекратить бегать за ним, словно потерянный щенок. У Гона явно свои планы и своя жизнь, которыми он не всегда делится. Сейчас там много Юйди и крови, но само нутро Гона это не изменит. Киллуа знает. Знает, но все еще боится. Он барабанит ногтями по граненному бокалу, не зная, стоит ли ему и дальше так терзаться, пока вдруг позади не слышит крайне знакомый голос со странным произношением, который не слышит уже некоторое время. Они, конечно, связывались после, но не то, чтобы особо часто. — Веселишься, как я погляжу. Дюллахан опускается на стул рядом и заказывает себе крепкого виски, позади же нее хвостом вьется Замза, который просто показывает Киллуа два пальца — его явно больше интересует происходящее на танцполе рядом, так и видно, что жучиное недоразумение подрагивает в такт музыке. Самого Киллуа от танцев тошнит, и даже оглашение танцевального конкурса свинга не особо привлекает. Кого вообще будет интересовать танец босиком? Когда Дюллахан подают ее напиток, она отпивает немного и облокачивается на барную стойку, смотря позади. Ее явно веселит начало конкурса и спонтанный интерес Замзы. — Я думал, ты в Гойсан ни ногой, — фыркает Киллуа, болтая в бокале кубики льда. Дюллахан одаривает его ухмылкой с ленцой. — Я все еще ненавижу это шумное место. Но у меня тут кое-какие делишки. — Делишки, значит? — Рабочие, не особо обольщайся. А ты чего? — она придирчиво его осматривает с головы до пят и цокает языком. — Ты разве не знаешь? Пить в одиночестве — признак алкоголизма. Киллуа лишь криво улыбается и пожимает плечами. — Приходится. — Приходится!.. Слышишь, жучище? — Дюллахан кивает Замзе. — Ему приходится. — Отвянь от человека, — милостиво огрызается тот. — И о чем думаешь, юный алкоголик? — Во-первых, не такой уж я теперь и юный. Во-вторых… Гон, конечно же. — А что с ним? В этот раз заинтересовывается даже Замза, оглядываясь назад. Киллуа лишь цокает языком. — Не знаю, но… — кратко он пересказывает события на железной дороге. На его удивление, ни Дюллахан, ни Замза особо не реагируют на упомянутое, лишь жучище щурит глаза, будто бы только этого и ждет. Чего он еще ожидал от аборигенов? У них своя этика, и Гон вливается в нее, как родной. — Разве это правильно? Вот так сразу убивать. Да, эти ребята глупо поступили, но… Это не повод лишать их жизни. Не всегда злое деяние злое в корне. Он хмуро смотрит на то, как Дюллахан закуривает длинную трубку. В воздухе повисает явный цветочный аромат. — Говоришь, он спелся с Юйди? — Ходят, будто лучшие друзья. Этот Юйди на него дурно влияет. — Да нет, — хмыкает она. — Не думаю, что тут дело во влиянии. Он же рассказывал про того парня, чью голову хранит в коробке. Гон повлиял на него, но на него самого крайне сложно воздействовать. Не пойми меня неверно, Киллуа, но то, что они вдвоем сошлись — просто логичный ход событий. Такие люди хорошо сходятся. — И это плохо! — Плохо, — кивает она, — несомненно. Но ты с этим ничего не сделаешь. Не понимаю, почему ты вообще удивлен. За год на судне вместе мне вполне стал понятен паттерн его поведения, и то, что Гон делает сейчас, включая работу с Юйди — это просто закономерный итог событий. Он всегда был психопатом, выходящим из-под контроля. Почему тебя это беспокоит? Киллуа не знает, как на это ответить, и потому лишь качает головой. Он затаивает дыхание, когда Дюллахан придвигается к нему ближе. От нее пахнет мускусом и травмами, запахами дикости, природы. Так раньше пахло от Гона, но теперь он словно въедается в изнанку Гойсана и Лунцзю, теряет себя за фальшивым образом наемника из подземного запретного города. Киллуа должен быть удивлен, что тот и есть этот убийца, устроивший бойню в предыдущей группировке владельцем города, но… Он просто не удивляется. Голос Дюллахан щекочет ухо: — Он ведь тебе нравится, да? Киллуа не отвечает и отпивает еще. Охотница же отсаживается назад, продолжая скалить острые зубы, но затем отворачивается обратно к конкурсу свинга. Кажется, Замза решает их бросить и откуда-то добывает себе партнера, с которым теперь танцует босиком на танцполе. Публика рукоплескает. — Ничего удивительного, что ты беспокоишься о нем, но на твоем месте я бы просто приняла тот факт, что Гон — обреченный человек. В такой среде обитания ему будет комфортней, и, возможно, твоя якобы добро он проживет чуточку дольше, — Дюллахан выразительно смотрит на Киллуа, и тот явственно чувствует намек на свое прошлое в семье Золдиков. — Не всегда золотая хорошая клетка лучше грязных подворотен. — И ты предлагаешь мне его вот так оставить?.. — А что иначе? — она пожимает плечами. — Он не согласится бросить свое дело. Джайро доводит его до точки, где его эго наконец принимает тот факт, что не особо-то они и разные, только стремятся к разному. Ну, так думает сам Гон. Он видит себя послом справедливости и не хочет признаваться, что он злодей, хотя якшается с людьми уровня Юйди. Ну а Джайро… Джайро в этом плане гораздо честнее. В итоге, они и правда сильно похожи, верно? Киллуа не знает, что об этом думать, и потому заказывает себе еще алкоголя. Но чертова сопротивляемость к ядам не дает нормально напиться, и потому мерзкие мысли так и не покидают его, вынуждая раз за разом возвращаться к сцене на железной дороге, невольно сравнивая ее с ссорой в Восточном Горуто из-за Неферпитоу. И опять все из-за белой кошки… Когда ему предлагают трубку, он не отказывается, но тут же закашливается. Горло словно обжигает. — Что это?! — Мескалин, — хмыкает Дюллахан, и Киллуа смотрит на нее с неодобрением. — Балуешься, значит, с галлюциногенами? — Золдик, мы с тобой оба не воспринимаем традиционные яды так, как нужно. Мне это так, легкое развлечение. Поверь, от парочки вздохов я точно не сойду с ума, — она забирает трубку и закуривает сама. — Возвращаясь к нашей головной боли, у меня есть предложение, как немного отвлечь Гона. Уговорить мы его не сможем, а вот немного присесть на уши вдали от города — еще как. — Вдали?.. — Я приехала сюда для поиска помощников в своей небольшой экспедиции. Всего пара месяцев пути, ничего особо сложного. — Ага, за нами пришла. А где твои ребята? — У них свои дела в Такетнане, — строго замечает она. — И я не полагала, что вы особо свободны, учитывая, что я не слышу от тебя вестей о том, что Гон наконец вернул своего приятеля из коробки. Отправиться в небольшое путешествие с Дюллахан, чтобы разгрузить голову, звучит неплохо. Киллуа бы легко согласился, но… Он неуверенно косится на сцену, где Замза танцует такие дикие пляски, будто это и не свинг вовсе, а танец одержимости. И в этих безумных движениях ему видится Гон, который одним кулаком разбивает чужую черепушку на множество осколков… Не реагирует и вовсе на кровь на лице… Он сглатывает. — Прости. Я бы поехал, но я буквально недавно заключил контракт с одним парнем. Я теперь его наемник. — А что он от тебя хочет? — Всякие ништяки из Ишвальды. — Тогда, — хмыкает Дюллахан, — тебе не стоит волноваться. У меня есть идея, как убить двух зайцев одним выстрелом.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Проще говоря, Дюллахан предлагает Киллуа навестить Церредриха и попросить его спонсировать их небольшую экспедицию, ведь там они добудут нечто, что его, любителя всякой извращенной херни с Темного Континента, только воодушевит. Сидя в гостинице на диване напротив своего нового босса, Киллуа пристально глядит ему в глаза, пока Церредрих вертит в пальцах бокал вина. Он, в домашнем дорогом халате, явно размышляет над предложением, но, судя по тому, как загорается блеск в его глазах, он согласен, просто кокетничает для приличия. Эта черта в Церредрихе бесит, пусть она довольно безобидная. — «Зверь Конца»… Какое громкое имя… — Насколько я понимаю, моя старая коллега нашла место, где можно достать кусочек его плоти. Если ей верить, то она сохранила свои изначальные свойства, то есть, даже спустя много лет ее спокойно можно употреблять в пищу, — Киллуа задумывается. — И еще, как я предполагаю, это будет нормально с этической точки зрения?.. В смысле, это же не человек. — Поверь, Золдик, этика интересует меня в меньшей степени, — Церри одаривает его ленивым взглядом, после чего отпивает из бокала. Он прокручивает тот между пальцев, отчего жидкость болтается из стороны в сторону. — Если потребуется выпить чью-то кровь или отведать чьей-то плоти, я сделаю это. Этичные нормы и мораль были придуманы сами скучными в мире людьми, и любой, кто живет по принципам философов прошлого, это прекрасно видит. Да ладно, если бы тебе предложили отведать плоть условной русалки, что даст тебе бессмертие, ты бы не попробовал? Киллуа жеманно улыбается. — Бессмертие переоценено, я считаю. — Ты любишь жить моментом, это нормально, — Церредрих с важным видом кивает. — Но я хотел бы и дальше наблюдать за развитием общества, а еще продолжать изучать мир. Смерть в этом смысле — та еще сука. Как я могу что-то исследовать, когда она ждет за углом? Впрочем, это просто мои мысли, — он посмеивается и качает бокалом в сторону Киллуа. — Я знаю, ты хочешь просто получить от меня денег, но это действительно интригующее предложение. Скажи своей подружке, что я даю добро. Она, кстати, не хотела бы встретиться?.. — Она не Ваших стандартов женщина. Не любит Гогена, буквально дикарка. — В дикарях тоже есть свое очарование… Последнее Церредрих бормочет задумчиво, потом отпивает из бокала вновь. — Усыпальница зверя конца света… Чем не прекрасный повод начать новое знакомство?..□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Хорошо, первый шаг сделан, следующий — сманить Гона. Но это сложно, потому что Гон, будучи собой, постоянно чем-то занят и вцепить у него даже немножечко времени на встречу в баре — дело почти невозможное. Но Киллуа старается. Он применяет все свои умения, в том числе и шантаж (а еще использует Аллуку), благодаря чему чудом ему удается пригласить приятеля в уже традиционное для встреч место. «Алый Бриз» как заведение противно Киллуа, но что он может сделать? Гона тут считают едва ли не завсегдатаем, и, значит, его проще всего сманить именно сюда. Он будет чувствовать себя в безопасности… И тогда-то они с Дюллахан и сумеют совершить свою коварную атаку! Для себя они снимают отдельную кабинку. Пока Гон в пути, Дюллахан вновь закуривает свою трубку, отчего Замза рядом закашливается. — Тебе бы этой дрянью китов травить! — Эфирные киты не обладают нюхом, — задумчиво бормочет Дюллахан, и Замза кривится: — Это не то, о чем я… — Не жужжи. — Буду жужжать! — Ты уверен, — игнорируя ворчание Замзы рядом, смотрит на Киллуа Дюллахан, — что Гон придет? Развалившись на диванчике напротив от входа, Киллуа цокает языком. Уж над чем, а над этим он постарался. — А куда ему еще деваться? Я пригрозил ему, что Аллука взвинтит ему цены в пять раз и сольет мне весь компромат на него, если он не выберется со мной на встречу. Судя по тому, как он всполошился, информации у нее предостаточно. Разумеется, Киллуа это нервирует. У Гона и раньше были секреты, но в основном это было что-то безобидное… Впрочем, нельзя судить по детским воспоминаниям. Теперь они уже давно не дети. Не осталось больше места съеденным втихую шоколадкам. Лишь для политических интриг. С каких пор… Гон так сильно погряз вниз? С каких пор он смотрит на людей уровня Церредриха как на равных?.. В воспоминаниях мелькает образ горящей башни из новостей. Все из-за ИТЦ? … и разрушенный дворец в Восточном Горуто. Тогда все и началось. С Неферпитоу, убившего Кайто? … начало экзамена. Нет. Все это… Гон с самого начала был нестабилен. Потому они с Хисокой и зацепились друг за друга. Потому он и обучился нэн так быстро. Потому так сильно понравился Нобунаге. Гон… всегда был таким, человеком далеко за пределами досягаемости Киллуа. То, что они подружились… просто мимолетное чудо. Слишком уж разные у них были желания. Хотя, было ли у Киллуа тогда желание?.. Он же просто последовал за Гоном из интереса. Как Замза. Чем он лучше Замзы? Но ведь тот прав. За Гоном и правда увлекательно следовать. Именно такие люди и становятся иконами… Именно такие. Когда дверь в кабинку открывается, Киллуа вздрагивает. Стоя в проходе, Гон — в этот раз без своей дурацкой одежки участника отряда сорвиголов, которые что-то там вещают, в простой майке поверх штанов военного крова — оценивающе обводит их троицу взглядом, после чего разворачивается на пятке и пытается дать деру, пока на него не бросается Замза. — Куда намылился?! — Ну уж нет! Я знаю, к чему это ведет! Я уже ходил на тройное свидание! — Когда это?! — настораживается Киллуа. Гон упирается руками и ногами, когда Дюллахан с Замзой пытаются затащить его внутрь. Вцепляется пальцами прямо в край дверного прохода. Нет, вот же… крепко засел! Придется и Киллуа подключиться, негоже оставлять все на даму и жучиное создание. — Отвянь! — жалобно пищит Гон, когда Киллуа втаскивает его внутрь. — Я не хочу! — Что за свидание?! — Спроси у Камиллы! Камилла?.. Киллуа хочет что-то ехидно ответить про то, что вечно же Гон становится объектом вожделения людей слишком сильно старше своего возраста, но потом решает, что все это может подождать. Кое-как они устраиваются внутри кабинки, Киллуа и Дюллахан сидят у выхода, чтобы Гон и не подумал слинять, но тот наконец признает поражение и покорно принимает судьбу. И напитки. От такого внезапного окружения ему явно некомфортно, но он стойко держит оборону, лишь посасывая что-то клубничное из трубочки. Потом он откашливается: — Итак, если мы тут не устроим нечто, выходящее за все рамки разумного и цензурного, то зачем я вам?.. — Я тебя давно не видела, — сухо замечает Дюллахан. — Ой. То есть, здрасьте. — А со мной?! — Замза пинает Гона под колено, и тот вновь здоровается. — Так-то лучше. Не могу поверить! Стал популярным, и сразу забыл своего лучшего друга из Ишвальды! Да если бы я так с кем-то другим поступил, мне бы потом лет сто припоминали!.. — Ты сам зассал охотиться с нами на китов! — Это самооборона. — Против кого?! — Неправильный вопрос! Надо было спрашивать: «почему», а я бы сказал — «я действую на опережение». Я же говорил тебе, киты — мои природные противники. Да уж, размышляет про себя Киллуа, таким образом они никогда не перейдут к сути. Потому он кашляет, привлекая к себе внимание присутствующих, после чего пристально смотрит в глаза Гону. Он лишь начнет этот диалог, продолжит его Дюллахан. Все из-за встречи на железной дороге. Если заговорит Киллуа, то Гон точно откажется, приходится действовать аккуратно. Вот они, тонкости ведения политики в кругу друзей. Потягивая коктейль, Киллуа замечает: — Мы отправляемся в экспедицию. — Я своего согласия еще не давал! — Нет, я подразумеваю, что мы с Дюллахан, — фыркает Киллуа. — Но я бы хотел, чтобы ты пошел с нами. — Не, ребята, извините, но я теперь занятой человек… Когда начинает смеяться Дюллахан, Киллуа становится немного боязно — смешки у нее агрессивные, дикие. Как у гиены. — В стенах города проще свихнуться, что с тобой, островной мальчик, и происходит. Ты не замечаешь этого за собой, но вижу я, давно с тобою не говорившая, — врет она, и Киллуа поражается, как быстро она придумывает красивую ложь для Гона. Дюллахан указывает на приятеля рукой, продолжая добродушно скалиться. — Мое предложение не касалось вас, но теперь я вижу, в насколько бедственном положении ты находишься. Гон же хмурится. — Со мной все в порядке. — Так говорит Юйди? Голос вольной охотницы звучит так холодно, что Гон вздрагивает. Помнит же про наставления, значит, понимает, что злость обоснована, вот и молчит. — Ты не послушал меня, когда связался с «Ржавыми Крысами». Я понимаю. И я не стану тебя осуждать, потому что… — она медлит, вдруг вздыхая, и следующее произносит голосом крайне убитым: — … в молодости я тоже была его большой фанаткой. Говнюк умеет быть харизматичным. Но именно поэтому я и предупредила вас двоих об их опасности. Не зря Юйди изгнали из его родного клана. У Гона вновь щенячий плачущий взгляд. — Ну… — Что ну? — Он мне помог… Обмен взглядами между Киллуа и Дюллахан заставляет Гона занервничать еще сильнее. — Разумеется, он тебе помог. Потому что ему с тобой весело. Гон, — ее голос звучит строго, будто она отчитывает ребенка, а не главу подпольной шайки. — Юйди — существо за гранью твоего понимания, он живет дольше, чем кто-либо, и его невозможно убить из-за того, что существует множество его дубликатов. Гипноз, вся эта херня, да еще и нэн. С ним опасно. Но я не буду осуждать тебя за работу с ним, главное просто будь осторожен. Но тебе явно надо немного проветрить свою голову от влияния Юйди… — Погоди, что ты сказала про ваше знакомство?! — Это сейчас неважно, — Дюллахан качает головой. — Плюс это было больше ста лет назад. Гон, ты едешь с нами и точка. — Но я не хочу!.. — возмущается тот. — А как же дух приключений?! — Киллуа, не лезь! Я пока слишком занят для духа приключений! Вот разберусь со всеми делами, и тогда… — Я слышу это уже который раз. Гон аж таращится от такого на него, будто бы действительно не понимая, что это за обвинения. Он несколько раз моргает, после чего оторопело бормочет: — Но я правда не могу… У меня тут столько дел, что… Настало время последнего оружия. Киллуа едва заметно кивает, и Дюллахан, закидывая ногу на ногу, пристально глядит их общему другу в глаза, пока нарочито медленно, чтобы тот расслышал каждое слово, произносит: — В этом месте может быть информация о первородном супе. Воскрешающей жиже. Хисока… все еще больная тема для Гона. Ни желание приключаться, ни Джайро, ни обещания тысяче своих новых важных политических приятелей — о, нет, все это меркнет в сравнении с тем, что Гон каждый божий день бесится из-за невозможности вернуть Хисоку. Киллуа знает; ему рассказывает Леорио, который бережно хранит запечатанную коробку. Уже и сам Киллуа начинает нервничать: признаться, ему совершенно не улыбается встретить Хисоку, будучи уже старше его. Сколько тому, за тридцать?.. Время пока есть, но оно стремительно уходит. Стоит этим словам оказаться произнесенными, как зрачок у Гона сужается до состояния игольного ушка. Он крепко сцепляет зубы, тяжело дышит, и Киллуа сетует на то, как легко манипулировать его другом. Несмотря ни на что, тот порой так наивен. Потому что Киллуа не уверен, что слова Дюллахан — правда. Но если даже это вранье… Это ложь во благо. Крепко сжимая кулаки, он с трудом, будто бы каждое слово дается ему с трудом, цедит сквозь зубы с заметным довольным оскалом: — Ну так это соверше-е-е-енно другой разговор. Что же ты не сказала раньше?