The Darkest Nights

Ноябрь 1971 года // — Гермиона, ты должна открыть его, — мягко сказал Джеймс, выводя Гермиону из шока. Гермиона посмотрела на зеленоглазого мальчика. Когда он поправил очки на носу, нервное выражение застыло на его лице. Когда они прибыли в Большой зал? Она забыла обо всём, всё внимание сосредоточилось на дурацком куске пергамента. Гермиона повернулась к своему близнецу, позволяя ему увидеть весь её страх, пока она нервно теребила толстое письмо в руке. Письмо пришло утром вместе с завтраком, и пока всё, на что у неё хватило смелости, — это вынуть его из конверта. Воск всё ещё был мягким, когда она разорвала домашнюю печать. Гермиона не знала, чего ожидать, но, видя, что Сириус не получил ни одного письма, она боялась худшего. Близнецам исполнилось 12 лет неделю назад, и они разделили на его кровати маленький торт, который доставил Кричер. Девочка подозревала, что Редж приказал ему это сделать. Гермиона, становясь старше, понимала, что ждать от Вальбурги что-то хорошее не стоит. Её руки задрожали при мысли о том, о чём могла писать ей мать. Хотя она была слишком молода, чтобы быть помолвленной, Вальбурга всегда была решительно настроена избавиться от своей дочери как можно быстрее, и, насколько она знала, ухаживания могли уже начаться. — Миона… пожалуйста, позволь мне открыть его за тебя, — услышала она шёпот Сириуса и почувствовала, как на глазах навернулись слëзы из-за того, что еë брат использовал прозвище Реджи. Гермиона выпустила задержанный воздух и медленно повернулась к брату. Её рука дрожала, когда она протягивала ему пергамент. Сириус посмотрел на неё с выражением беспокойства и боли. Он так же хорошо, как и она, знал, что всё будет плохо. Когда близнец начал разворачивать письмо, она почувствовала, как Джеймс вложил её руку в свою и крепко сжал, ободряюще улыбаясь. Она наблюдала, как еë брат сделал быстрый вдох, когда начал читать письмо. Гермиона внимательно наблюдала за его лицом, надеясь на некоторую ясность в выражении его лица, но он сохранял совершенно нейтральное выражение лица, ничем не выдавая себя. — Ну, ты не помолвлена, — сказал Сириус с улыбкой, которая не совсем коснулась его глаз. — Но? — спросила Гермиона, начиная терять терпение из-за своего близнеца. — Но Вальбурга ждет тебя дома на Рождество… ты должна «встретиться с настоящим Чистокровным молодым человеком и убедиться, что ты не опозоришь Благородный Дом Блэков», — сказал её близнец, поморщившись, когда он положил письмо на стол и придвинулся ближе к Гермионе. Она сидела, зажатая между двумя мальчиками. Обед остывал перед ней, когда она почувствовала, как немеет её тело. Гермиона продолжала смотреть на свой пирог Шепард, и почувствовала, как Джеймс отпустил её руку, когда Сириус притянул её к своей груди. От запаха брата что-то щелкнуло у неё в груди, и слезы потекли из глаз, пропитывая его одежду. Сириус отстранил её от себя и нежно обхватил ладонями еë лицо, прежде чем вытер слëзы с щëк. Без предупреждения он резко встал, напугав Гермиону своим внезапным движением. Сириус схватил близняшку за руку и стащил со скамейки, прежде чем повернуться к лучшему другу. — Мы пропускаем гербологию и зельеварение, придумай для нас хорошее оправдание, — сказал он Джеймсу. — Мы, также вероятно, тоже пропустим ужин, если ты сможешь принести нам что-нибудь поесть. Сириус начал собирать вещи Гермионы, пока она стояла рядом со скамейкой, лишённая каких-либо эмоций. Она чувствовала, как глаза Джеймса изучают её, наверняка ожидая очередной вспышки слёз. Но вместо этого она тихо прошептала: «Спасибо, Джейми», прежде чем брат вытащил её из зала. // Прошло много времени с тех пор, как Гермиона проводила время наедине со своим близнецом в последний раз, и она могла легко признать, что скучала по этому. Девочка не была удивлена, что, когда они добрались до его комнаты, он дал ей пару своих пижамных штанов и старую футболку «Падлмор Юнайтед», прежде чем объявить, что это будет день близнецов. Гермиона вышла из туалета через несколько минут, сбросив школьную мантию и надев слишком большую пижаму своего брата. Она вышла и обнаружила Сириуса на кровати, прислонившегося спиной к изголовью, и заползла на кровать, прежде чем положить голову ему на колени. Когда пальцы Сириуса начали перебирать ее волосы, она услышала, как он тихо вздохнул, прежде чем снова заговорить. — Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось, Гермиона. Если ты не хочешь выходить замуж, я защищу тебя. Просто скажи мне, чего ты хочешь, и я сделаю это для тебя, — прошептал он. — Ты не можешь защищать меня вечно, — сказала Гермиона, представляя свое будущее в качестве чистокровной жены, которая будет подавать ужин сторонникам превосходства крови и плакать, когда не сможет подарить своему гипотетическому мужу наследника мужского пола. Она вздрогнула от будущего, которое нарисовала в своëм воображении, уткнулась головой в руку брата и почувствовала себя в безопасности. — Я могу, и я это сделаю. Я никогда не позволю Вальбурге или Ориону снова причинить тебе боль. — Может быть, всë будет не так уж плохо? Может быть, это Прюэтт или Лонгботтом, Фрэнк не так уж плох, как и Фабиан и Гидеон, — сказала Гермиона через мгновение, решив найти плюсы в этой ситуации. Сириус издал сдавленный звук: —Я думаю, мы родственники Прюэттов. Тетя Лукреция вышла замуж за члена их семьи. — Мы связаны с большинством Священных Двадцати Восьми, не так много вариантов, которые не были бы в некотором роде семейными, — усмехнулась Гермиона своему брату. Примерно через час, молча поплакав рядом с братом, Гермиона извинилась за всё это и пошла в ванную. Она плеснула на лицо прохладной водой, прежде чем вернуться, чтобы наконец насладиться днëм близнецов. Она обнаружила, что её близнец роется в одном из сундуков, прежде чем он, наконец, повернулся к ней с улыбкой. В его руках были шоколадные лягушки, кислотные хлопья и сахарные иглы. Гермиона быстро улыбнулась в ответ, прежде чем прыгнуть на кровать. Рука сразу же потянулась к сахарным перьям. — Ах, ах, ты должна пообещать, что перестанешь плакать к ночи, — сказал близнец, забирая конфету из её рук. — Почему? — спросила Гермиона, сузив глаза, сразу же заподозрив своего брата в чëм-то нехорошем. — Потому что у нас вечеринка с ночëвкой, и никто не может грустить на вечеринке с ночëвкой со своим любимым братом. — Сириус! Я не могу здесь спать, здесь спят мальчики! Сириус фыркнул на свою сестру и закатил глаза, прежде чем ответить: —Гермиона, я мальчик, Редж — мальчик, ты спала с нами много раз. — Хорошо. Но что, если они не захотят? — спрашивает она, и это вполне разумное предположение, которое она предположила. —Кто что не захочет? Вы о чём? — спрашивает голос из-за двери, и Гермиона и Сириус немедленно поворачиваются к Джеймсу, который робко стоит там, как будто прося разрешения войти. — Что, если вы, ребята, расстроитесь из-за того, что Гермиона останется здесь на ночь, — быстро отвечает Сириус, но Гермиона видит, как он прищуривается, глядя на Джеймса, когда он говорит, провоцируя его сказать «нет». Джеймс кашляет от пристального взгляда, который бросает на него его лучший друг, прежде чем согласиться, чтобы Гермиона сегодня спала в их комнате. — У тебя был плохой день, Гермиона, никто бы не расстроился. Плюс, это будет приятно для Сириуса, после того как он скулил, как сильно он скучает по тебе, - искренне отвечает Джеймс. — Я как-то сказал тебе, что скучал по Гермионе как по соседке по комнате после того, как всю ночь слушал храп Питера!!! Ты никогда ничего не забываешь! — крикнул Сириус Джеймсу, запустив в него подушкой. Гермиона хихикнула над заявлением Джеймса и пообещала своему близнецу не плакать во время их ночëвки. Сириус улыбается и протягивает ей сахарное перо, прежде чем вручить Джеймсу шоколадную лягушку. Джеймс садится на свою кровать рядом с кроватью Сириуса и откидывается на спинку, разворачивая обертку. — Джейми, разве ты не должен быть на зельеварении? — спрашивает Гермиона мальчика, продолжая сосать сахарное перо, вспоминая их распорядок дня. — Ну да... Но каким другом я был бы, если бы не убедился, что тебе лучше? Итак, я попросил Ремуса делать заметки для тебя. У него всë равно будет лучше. Они с Питером принесут нам ужин, — отвечает Джеймс с улыбкой, по-видимому, гордясь придуманным им планом. Остаток дня они провели, уплетая конфеты из сундука Питера, играя во взрывающийся снап и рассказывая страшные истории, прежде чем в конце концов заснули в темном общежитии. // Гермиона сидела в библиотеке с Лили, делая домашнее задание по гербологии, когда высокая блондинка подошла к их столу и грациозно села. Гермиона бросила взгляд на свою кузину, прежде чем вернуться к своим заметкам, пытаясь снова переключить своë внимание на Пуффаподов. — Гермиона, пожалуйста, — сказала Нарцисса с ноткой вины в голосе, когда она говорила со своей младшей кузиной. — Что, Нарцисса? Ты здесь, чтобы назвать меня предателем крови или сказать, как сильно я опозорила семью, будучи гриффиндоркой? — Гермиона выстрелила взглядом в девочку, и она почувствовала, как кожу начало покалывать, магия угрожала вырваться на поверхность, поскольку она становилась всë злее. — Ты знаешь, что меня не волнует превосходство крови, как наших родителей или Беллу. Я просто… я хочу извиниться. Я была застигнута врасплох, когда ты не поступила на Слизерин, и я могла бы упомянуть, как я была расстроена в сове своей маме… Я не хотела, чтобы тëтя Вальбурга узнала, правда. Я даже не знала, что они общаются! — Сказала Нарцисса своей кузине. Еë слова были тихими, но ровными, когда она говорила свою правду. Гермиона обдумала слова Нарциссы. Двоюродная сестра никогда не была злой по отношению к ней, она была еë самым лучшим другом в детстве, если не считать Сириуса. И вот, она решила поверить Нарциссе, счастливая, что наконец-то снова в хороших отношениях с девушкой. — Меда рада за тебя и Сириуса, ну, больше похоже на гордость. Она постоянно рассказывает нам с Тедом об этом, — говорит Нарцисса через мгновение. — Тед Тонкс? Староста мальчиков? — спрашивает Гермиона, в еë голосе слышится замешательство, когда она представляет, как магглорождëнный волшебник разговаривает со своей чистокровной кузиной. Кузиной, происходящей из крайне предубежденной семьи. — Обещаешь, что ничего не скажешь? — тихо спрашивает Нарцисса Гермиону, прежде чем переключить свое внимание на Лили. — Ты тоже должна пообещать, ведьма. — Меня зовут Лили Эванс, — ледяным тоном отвечает Лили другой девушке, и Гермиона закатывает глаза, театральность этих двоих была слишком велика. — Но всë в порядке, я обещаю. — Тед — парень Меды. Очевидно, что наши родители не знают, или Белла, или кто-либо в Слизерине, откровенно говоря. Но так как он живет в Главном общежитии, Энди может проводить с ним там время, — сумела сказать Нарцисса. Гермиона не смогла сдержать улыбку, появившуюся на лице. Сириус обязательно взбесится, когда она скажет ему. Хотя Нарцисса, возможно, и не придерживается менталитета превосходства крови, она всë ещë была слизеринкой, и еë чувство самосохранения никогда не позволило бы ей открыто пойти против этих убеждений. Но Гермионе всегда было трудно читать Андромеду, очевидно, была причина, по которой она была любимицей Сириуса, и было ясно, что она больше не собиралась следовать традициям своей семьи, поскольку она была на полпути к седьмому году обучения. Гермиона могла слышать дыхание, вылетевшее изо рта Лили. Девушка, очевидно, была ошеломлена тем, что чистокровная встречается с магглорождëнным. Через несколько месяцев Лили постепенно начала понимать культуру чистокровных, поскольку ее соседки по общежитию были чистокровными ведьмами, поэтому она была явно шокирована этим открытием. В конце концов девочки успокоились и провели следующие несколько часов, сплетничая в пустой библиотеке о предстоящих каникулах, конце семестра и бесконечных поклонниках Нарциссы. // Декабрь 1971 года // Конец семестра для близнецов наступил быстро, так как они боялись перспективы возвращения на площадь Гриммо. Гермиона становилась всë более и более раздражëнной, и мальчики активно избегали её в течение последних двух недель после того, как она заколдовала Джеймса желейной ножкой во время Защиты от Темных искусств, когда он украл Сириуса в качестве еë партнера. Итак, поскольку мальчики, казалось бы, отсутствовали, Гермиона провела большую часть месяца со своими соседями по общежитию, занимаясь, пока все они обсуждали свои планы на предстоящие каникулы. — Хотела бы я быть помолвленной… — пожаловалась Марлен однажды вечером, укладывая свой чемодан. — Марлен! Не говори так, ты же знаешь, как расстроена Гермиона, — пожурила Элис девочку, сочувственно улыбнувшись Гермионе, которая была полна решимости не отрывать глаз от учебника по зельеварению. — Серьезно, зачем кому-то хотеть обручиться в 12 лет? Не будь глупой, — многозначительно сказала Лили девочке, отрывая глаза от своей книги ровно настолько, чтобы бросить на нее свирепый взгляд. — Это так романтично — так долго быть со своим мужем. И мы так молоды, что он станет твоим первым и последним, это так мило! Он будет любить только тебя, — мечтательно произнесла Марлен, явно игнорируя слова предупреждения от оставшихся девушек. Гермиона усмехнулась при мысли о том, что еë считают романтичной. Марлен, должно быть, никогда не встречала чистокровную пару, если считала, что их браки полны любви. Это было отвратительно — быть предложенной какому-то мальчику, когда она едва ли была женщиной. Она решила, что ничего хорошего не выйдет из того, чтобы оставаться здесь, пока Марлен в таком состоянии, Гермиона наверняка случайно взорвала бы свою кровать, если бы ей пришлось остаться. Итак, она схватила свою книгу и принесла еë в общую комнату, надеясь закончить чтение там. Когда она села в кресло у камина, портрет распахнулся, и мальчики вбежали внутрь, как будто за ними гнался тролль. — Кто-нибудь потрудится объяснить, что произошло?! — спросила Гермиона, когда Ремус лежал поперек нее на кресле, его дыхание было затрудненным, а по лбу стекали капли пота. Джеймс и Сириус оказались растянутыми на диване, в то время как Питер лежал на полу у их ног. — Мы… — начал объяснять Питер, прежде чем Сириус прервал его. — Питер, что я такого сказал! — Сириус раздраженно накричал на мальчика. И Гермиона могла слышать, как Питер бормочет извинения с пола. — Сириус подумал, что если он попадет в достаточно большие неприятности, то МакГонагалл придется наказать его на каникулы, чтобы вы двое не смогли поехать домой, — поспешно сказал Ремус, прежде чем схватить Гермиону за руки и притянуть ее к себе. — И ты не можешь ударить меня, потому что ты просто ударишь Гермиону! — быстро сказал он еë близнецу. Она смотрела, как брат встал с дивана, его лицо приобрело ужасный оттенок красного, воздух вокруг него заколыхался, когда он уставился на мальчика. — Сириус! Я не могу поверить, что ты собирался заставить меня пойти в Гриммо одну! — воскликнула она, шок был написан на ее лице. — Не одну! — сказал ее близнец, свирепо глядя на Ремуса. — Тебе придется остаться, если я получу наказание; тогда мы не сможем уйти! — То, что ты получаешь наказание, не влияет на меня, придурок! Что ты вообще сделал? — Он выпустил 27 навозных бомб в еë кабинете — Сказал Джеймс приглушенным тоном, его глаза смотрели на Сириуса, когда он отвечал на вопрос Гермионы. Гермиона была шокирована, хотя и впечатлена его попытками остаться в Хогвартсе на каникулы. — Где ты вообще взял столько навозных бомб? — Близнецы Прюэтт… Я рассказал им, что я планирую, и они с радостью отдали мне всю свою заначку, пока могли оставаться поблизости, когда я это делал, — сказал Сириус, страдальчески пожав плечами, его магия исчезла, когда наступило смущение от его ошибочного плана. — Очевидно, он не получил наказания во время каникул, так что… нам жаль, Гермиона, — грустно сказал Ремус, и Гермиона повернулась, чтобы увидеть Джеймса и Питера с выражением боли на их лицах. — Я сказал тебе, что защищу тебя, Миона. Просто потому, что не удалось, это не значит, что я подведу тебя, когда мы пойдем в Гриммо. Ты всë ещë моя младшая сестра. Это всегда будет моей работой — заботиться о тебе.