Шёлковая лента

      Солнце уже встало из-за леса, становилось теплее, ветерок ворошил ветви спящих деревьев, пробуждая ещё не проснувшихся птиц. Мужичок сидел возле костра и неспеша крутил рыбу на тонком прутике.       На бугре показался всадник. Мужик присмотрелся. Потом прокричал: — Ээ! Гонец русский едет! Из шатра выскочил паренёк: — Где? — Вон! — Первый указал пальцем на приближаюшегося гонца. Через мгновение конь остановился возле костра, всадник спешился. — От Царя письмо. — Вытащив из-за пазухи, протянул парню. — Спасибо — ехидно улыбаясь проговорил тот, кивнул головой и поспешил обратно к шатру. Не удостоив сидящего возле костра и взглядом, гонец залез на коня, и ударив того по крутым бокам двинулся прочь.       Парень протянул бумагу сидящему на подушках мужчине. Тот вскрыл письмо, прочёл и довольно произнёс: — Всё идёт как по маслу. После завтра, к вечеру, движемся во дворец. — Скажи-ка, неужто и впрямь будем красть царевича? — Это наследник, за него Иоанн всё что угодно сделает. — Почему-то мне кажется, что не так будет. — Ты здесь не для того, чтобы тебе казалось. Или струсил? — Я этого не говорил. Мужчина наклонился чуть вперёд, с прищуром сказал: — Если что-то не нравится, я тебя отправлю туда, откуда забрал. Хочешь?       На мгновение лицо парня изменилось, оно еле заметно дёрнулось, но тут же вернуло прежнее выражение. — Нет. — Сухо отозвался он. — Вот то-то же. Молчи, когда не спрашивают. Скоро рыба будет? — Сейчас узнаю. Парень вышел. * * *       Икону осветил солнечный луч. Сейчас помещение выглядело ещё более благоговейно, чем обычно. Черноволосый опричник стоял напротив иконы со свечой в руках. Огонь подрагивал от прирывистого дыхание парня. Его глаза устремились на Святого. — Видимо так нужно было, да? — Немой вопрос в пустоту. — Молчишь? Никогда ты не говорил со мной. А с ним? Мм? Все его больше, чем меня любили, мамка с батькой в пример ставили: вот, посмотри на Петю, как он делай, учись военному делу. Будешь как брат. А теперь-то? Никогда не хотел быть на него похожим. Он был слишком высокомерным. Вот что теперь. — Он посмотрел на потолок, вновь перевёл взгляд на икону. — Всё равно молчишь. Так и знал. Когда ты ответишь мне? — Тишина — Не важно. — Фёдор подошёл ближе, поставил свечу, перекрестился и огляделся вокруг: утренняя служба недавно прошла, теперь церковь была пуста. Солнечные лучи, проскальзывая через деревянные ставни, падали на каменный пол. Пахло воском. Краем глаза опричнику показалось, будто изображение на иконе пошевелилось. Он моментально повернулся. Нет. Не движется. Не задерживаясь более, Фёдор направился в конюшни.       В конюшнях было тихо, он спокойно прошёл к стойлу. Конь неспеша жевал свежее сено. Его душистый запах пеленой окутал всю конюшню, перебивая остальные. — Фёдор Алексеевич! Изволите коня? — Осторожно поинтересовался конюший. — Да. Мне нужно домой съездить. -Фёдор Алексеевич, я слышал вести с Литвы. — Я тоже слышал. Подготовь коня. — Отрезал опричник. Мужчина кивнул и куда-то ушёл. Через десять минут Фёдор уже сел в седло и двинулся к дому.       Там его уже ждали. Ворота отварили, как только он оказался на виду. Спешившись, опричник направился в дом. В горнице, за столом сидели мать и отец. Женщина закрыв лицо руками безутешно плакала. Он подошёл и аккуратно обнял мать со спины. — Федюш, это ты! Такое случилось, такое! — Она разрыдалась ещё сильнее. При виде её, в груди что-то больно саднило, словно старая, не затянувшаяся рана. — Матушка, полно тебе рыдать, полно. Как утешить тебя? — Мальчик мой… Как так произошло? Почему он? По что такое наказание? Ведь Петенька таким хорошим мальчиком был. Алёша, почему именно наш мальчик? Казалось, будто мать игнорирует его. Фёдор выпрямился, но его руки остались на плечах матери. — Видно Бог так распорядился, Настасья. Что ж поделаешь теперь. — Женщина всхлипнула, утерла нос платком. — Нужно договариваться со святым отцом, место на кладбище искать. Его привезут на днях. -Не сейчас! Видишь как дурно ей? А ты всё на гноящуюся рану давишь. Нельзя потом это обсудить? — Нужно решать сейчас, чтобы найти подходящее место сыну. — При последних словах его голос дрогнул. — Не могу сидеть сложа руки. — Мать успокой. Посмотри на неё, утешь! — Не указывай что мне делать. Посмотри, как у царя служить начал, так от рук отбился совсем. — А царь тут не причём, коли воспитание скотское. — Это что такое ты говоришь? Скотское значит? — Да. Вечно последним был. Всё Петеньке. — Так может задумаешься, почему последним был? — Неужто я должен это делать? — А кто? — Вы. Из-за вас всё произошло. — Хочешь сказать в смерти Петра мы с матерью виноваты? — Ты виноват в том, что жизнь мне испортил. Пётр тут не причём. — И чем же интересно я тебе жизнь испортил? Тем, что на службу к Государю устроил? — На какую? Быть Царской подстилкой? — О как заговорил. — Алексей встал из-за стола, прошёлся по горнице. — Будто худо тебе там. Вон смотри, весь в цацках ходишь. И ничего, довольный. — По твоей милости бабью роль играю. — Моя заслуга, что ты у Царя в милости. Под боком, в сохранности. Кабы не твоё положение, вместе с братом бы воевать отправился. — Да лучше бы отправился, чем срамом таким заниматься. — Лежал бы сейчас с Петром рядом! — И что теперь? Посмотри, маменька-то, вон как убивается. Да и ты, отец, тоже. По мне бы так не убивались. Всегда я был хуже него. Во всём в пример его ставили. — Фёдор начал раздражаться — Всё Петька, да Петька. А теперь что, а? Нет Петьки! И всё я плохим буду! — Молчи, молчи окаянный! Как смеешь ты! — Вот то-то, вечно рот затыкаешь мне! — Феденька, сокол мой ясный! — Пролепетала Настасья — Да можно ли так? Он твой брат! — А можно ли, маменька, глумится над сыном все эти годы? Вечно Вы Петьке во всём потыкали, любили Вы его больше меня. — Да что ты, что ты! Не наглядный мой, как ты можешь такое говорить? Одинаково любим мы вас с отцом. — То-то вы не поддержали меня, когда я к Государю на службу пошёл. — Мы не поддержали дела твоего срамного! — Грозно произнёс Алексей. Фёдор перевёл взгляд с матери на отца. Недоброе блеснуло в его глазах. — А не ты ли мне тогда велел идти туда? — Что?.. Алёша, о чём он? — А о том, маменька. Когда я пришёл домой после первого похода к царю, меня встретил отец. Я рассказал ему, что царь домогался меня, а он ответил знаешь что? Ты, Федя, носом не вороти, что царь велит, то и делай. Глядишь и милость его найдёшь. — Женщина поднесла руку ко рту и посмотрела на мужа. — Чего смотришь на меня так? Что я должен был ему сказать? Царю нельзя отказывать. — Ах это ты… Ты во всём виноват! Федюша мог бы уже женатым быть, деток иметь. А он из-за тебя срамными делами занимается! Жизнь свою портит. Ты во всём виноват! Ох окаянный! Как ты мог? — Ну-ка молчи, молчи женщина. — Он сказал это строго, но опасливо. Настасья встала из-за стола, подошла в плотную к мужу: — Из-за тебя беда эта на голову нашу свалилась, он бы с Марфушей сошёлся, а ты его под Государя положил! Ты с псами Государевыми разводите в нём эту грязь! И так душа Иоанна болит, а ты ещё топишь в грязи её. Во век его душе покоя не сыскать. Ты во всём виноват! Из-за тебя и Петенька пошёл к Государю, из-за тебя, ирода, он сейчас ждёт своего места! Ты виноват. Ты погубил Петьку, и Федю погубить собираешься! Не позволю! Слышишь?! — Успокойся, лишнего болтаешь, не забывайся, я муж твой. Молчи! — Не заткнешь мне рот! Долго я молчала. Вот теперь всё скажу! Как ты мог так поступить? Что тебе Федя сделал?! Феденька, мальчик мой! — Она подошла к сыну. Протянула свои руки к его лицу. — Прости меня, я ничего не знала. Ничего. — По щекам прокатились хрустальные капли. — Кабы знала я, никогда бы не позволила. — Не надо, мама. Когда отец сказал о том, чем я занимаюсь, что ты сказала? Срам. Не сын я тебе более. И всё Петеньку своего в пример ставила. Ты всегда нас сравнивала. Вот только любви не по ровну давала. — Да что ты! Что ты! Я вас обоих люблю! Одинаково. — Мне можешь сказать что угодно. Себе хоть не ври. — Феденька! — Ничего не говори. — Я вас с самого детства любила, растила, родные мои, дитятко, никогда не обделяла тебя своим вниманием. — Пока отец на службу к Государю не пошёл, так и было. А потом вы резко на Петьку переключились. И не отрицай. — Он старше, его… — Не оправдывайся. Не хочу слышать. — Но ведь и ты не без греха. Почему не сказал правду? Я бы… — Что? Поддержала отца? Конечно. Больше бы ты ничего не сделала. Сказала бы, Федюш, надо. — Что ты, сыночек, нет! — Она, рыдая, упала пред ним на колени. — Да полно тебе. Не строй из себя святую. — Ты как с матерью разговариваешь? Умерь пыл свой. — Имею право высказать всё, что думаю. Ведь говорю правду. — Не имеешь права мать оскорблять, посмотри, до слёз её довёл! — Слёзы она по Петьке льёт, а на меня, как и тебе, ей наплевать. Оплакивайте своего ненаглядного сколько угодно. Вот только… Тело остыло его, а моё всё так же горячо. — Холодным, леденящим тоном произнёс Фёдор. — А ну закрой свой рот поганый! Пошёл вон отсюда! Так очерняешь брата своего! — Алёшенька, не надо! — рыдая в ногах мужа взмолилась Настасья. — Он родной сын! Не гони его! — Басманов посмотрел в глаза отцу, посмотрел на мать, развернулся и пошёл к двери. — Феденька! — Настасья бросилась за ним. — Да стой ты, за кем идёшь? — воскликнул Алексей. -Мальчик мой, сынок! Постой! Басманов развернулся, женщина упала ему в ноги и с мольбой в глазах посмотрела на сына. — Отец с горяча, куда же ты, тут твой дом! — Нет здесь больше моего дома, мама. Я всегда был и буду лишним тут. — Не пущу тебя, не уйдёшь! — Она схватилась за полы кафтана, но Фёдор оттолкнул её, и не останавливаясь ушёл. — Посмотри на него! Пёс несчастный! — Только и успел крикнуть в спину сыну опричник. Мать залилась диким плачем, Алексей опустился к ней и обнял.       Басманов полный ярости шёл по коридору, на встречу ему попалась одна из служанок. — Фёдор Алексеевич, куда же вы? — Пошла прочь! — Крикнул он. Та испуганно отшатнулась, прижалась к стене. Даже не посмотрев на неё, опричник вышел во двор, после оседлал коня и выехал за ворота.