Так будь же свободен!

Потянулось лето. Мучительное для обоих, душное, омерзительное. Несмотря на горькое, романтичное «Прощай» на выпускном, Блэк и МакКинон не могли не видеться совсем в своей повседневной жизни. Они оба были членами Ордена Феникса, оба являлись лучшими друзьями Джеймса и Лили, и наконец оба были приглашены на их свадьбу в начале августа — Сириус был шафером, а Марлин — подружкой невесты. Марлин грустила, порой стыдилась своего признания, и тяготилась еще более тем, что Сириус, за которым она украдкой наблюдала на собраниях Ордена, счастлив и свободен тоже не был, казалось, именно с тех пор, как прозвучало ее признание, и всякий малейший намек на дружбу или приятельское отношение между ними исчез. Они, не сговариваясь, делали вид, что совершенно друг друга не знают, ограничиваясь односложными, сухими приветствиями при встречах. Орденцы старались если не вникать в ситуацию, то уважать чувства своих товарищей и на парные задания их двоих не посылали. — У Альбуса дела в министерстве, поэтому главный сегодня я, — пророкотал Грюм, — итак, МакКинон дежурная в штабе, Блэк — выходной, Поттер, Эванс, Люпин, Стоун, оба Пруэтта, Лонгботтом и я — на задание, 10 минут на сборы! Орденцы, повинуясь, отправились в разные концы штаб-квартиры собираться. Марлин вздохнула: она не любила дежурства в штабе, потому что они всегда были сопряжены с переживаниями без возможности помочь — такой приказ, не позволяющий оставить штаб. Ей, как, впрочем, и всем остальным, больше нравилось рисковать, не жалея себя, на передовой. Нравилось отправляться на задания, где от нее действительно была польза, где хоть что-то ощутимо ложилось на нее, и от нее зависел в какой-то мере весь успех операции. Круглосуточное дежурство в штабе было скорее предостороженностью, или даже очередным проявлением паранойи Грюма, даже Дамблдор не совсем его поддерживал. Вот и сейчас Марлин, проводив всех на задание и пожелав удачи, уныло поплелась в гостиную, плюхнулась на старенький диван, взяла первый попавшийся журнал со столика, открыла на случайной странице, понимая, что все равно вряд ли прочтет больше нескольких строчек, и, по обыкновению, задумалась. Сложно сказать, сколько времени она находилась в таком состоянии, но, очнувшись и вскочив в один миг, очень испугалась. Перед ней вдруг оказалась крайне взволнованная Лили, которая быстро говорила сбивающимся голосом, что за ними следили, что ранили Алису, которую она неосторожно доставила сюда, притащив за собой пожирателей. Теперь штаб рассекречен, а враги взламывают последний слой экстренной защиты, которая вот-вот падет. Вызывать кого-то с поля сражения опасно, им там тоже не помешало бы подкрепление, а там все, кто сегодня свободен, не задействован на других заданиях и работе. Можно, конечно, бросить общий клич и призвать на защиту штаба весь орден, но вряд ли откликнется больше пяти человек сразу — сегодня не планировали ничего масштабного, и орденцы жили своей жизнью. Однако другого выхода Лили не видела, и, дождавшись кивка Марлин, активировала сигнальное заклинание. Около двух минут прошли в напряженной тишине. Защита штаба трещала по швам и не было смысла ее восстанавливать сейчас: на это не хватило бы ни сил, ни времени. Лили ушла оказывать первую помощь Алисе, потому что трансгрессировать ее из штаба уже было нельзя: пожиратели поставили купол, надеясь взять тех, кто там находился. Марлин морально готовилась к сражению и напряженно ждала подмоги. Она очень надеялась на нее, потому что вдвоем с Лили они не выдержат атаки. Наконец стали прибывать орденцы. Они, благодаря дальновидновидности Дамблдора, перемещались личными многоразовыми порталами, и антитрансгрессионный купол не мог им помешать. Эммелина Вэнс, Элфиас Дож, Карадок Дирбон и… Сириус. Марлин пытливо взглянула на него: волосы взлохмочены, футболка с эмблемой маггловской группы надета криво, мантия грязная, и весь вид его был каким-то помятым. Он взбаломошенно огляделся, будто видел это место впервые, и вдруг остановил взгляд на ней. Марлин, следившая исподтишка за ним все это время и не успевшая отвести взгляд, теперь смутилась. Он усмехнулся ей и проговорил: — Что, МакКинон, страшно? Не переживай, сейчас точно справимся. Их не должно быть больше десяти по оценкам Лили, а нас уже шестеро, да с нашими навыками! Порой ее бесила оптимистичность Блэка. Десять взрослых обученных пожирателей против шестерых орденцов, трое из которых только закончили Хогвартс — это очень неприятное соотношение сил. Была, конечно, надежда, что подоспеет кто-то еще… но в этот момент защита пала окончательно. Размышлять больше было нельзя: надо действовать. В прихожей разом очутились восемь пожирателей. Орденцы, уже выстроившиеся в подобие шеренги, стали атаковать. Сириус, выскочив вперед, бросает красный луч в пожирателя в последнем ряду: он держал защиту над остальными. Эммелина отражает заклятие, брошенное в Лили и кричит ей не зевать, Марлин атакует пожирателей, потерявших на мгновение защиту, Элфиас и Карадок уже дерутся с кем-то в дуэлях. Лили, оправившись от шока, ловко пускает Эверте Статум в первого в шеренге пожирателей, и он, не увернувшись вовремя, отлетает к стене, снося по пути нескольких товарищей. Видя, что сразу победить не удалось, кто-то из пожирателей, обнажая темную метку, призывает остальных. В следующий момент в квартире, уже разнесенной кипящим боем, оказываются еще человек пять пожирателей. «Это конец,» — мелькает в голове у Марлин. Но в орден тоже стало прибывать подкрепление, даже из тех, кто отправлялся на задания. Джеймс, только оказавшись в штабе, сразу же отражает заклятие от Лили и ставит над ней щит. А Сириус вдруг промахивается, и режущее заклятие, не достигнув цели — шеи ближайшего пожирателя — попадает тому в свободную руку. На Блэка тут же тучей летят замысловатые проклятия, а все вокруг уже заняты на дуэлях. Марлин, совершая неимоверное усилие, отрывает руку от луча, который только что пустила, и ставит защиту над Сириусом. — МакКинон, что ты делаешь?! — слышит она разъяренный голос Элфиаса и, содрагаясь, только усиливает защиту. Все равно, что станет с ней, он должен быть спасен. Но кто-то вдруг закрывает от луча и ее, и Марлин, оглянувшись, видит голубоватое свечение, охватившее всю заднюю часть разнесенной намертво квартиры — Дамблдор! Теперь орден, должно быть, спасен! В порыве огромной радости она снова забывается и делает то, что делать совершенно точно не следовало — отрывает руку с заклинанием, и, оскалившись в лицо врагу, посылает вверх сноп красных искр, выражая свою радость прибытию Светлого волшебника. Тот пожиратель, которому досталась ее усмешка, сделав выпад, посылает в ее сторону зеленый, смертоносный луч. Марлин, которой еще не доводилось наблюдать подобное, завареженно смотрит на него, не думая увернутся. Вдруг она чувствует, как кто-то хватает ее за плечи, и, что есть силы, тащит на себя. Зеленый луч в ту же секунду врезается в стену, окончательно превратив ее в пыль. Спустя некоторое время Марлин как в замедленной съемке наблюдает, как Дамблдор посылает какое-то мощное проклятие сразу на всех пожирателей, и как они, частично увернувшись, начинают спешно убираться из штаб-квартиры, подгоняемые заклятиями орденцов. Наконец бой был окончен. Дамблдор, прочитав краткую лекцию об отстутствии смысла в отстаивании штаба, из которого следовало бы просто убираться, о бое, который с вероятностью 80% был бы проигран, если бы не подоспел он, и о том, что прежде следовало согласовать решение отстаивать штаб и призывать весь орден со старшими, пошел восстанавливать защитный купол, снятый пожирателями и разрушенный боем. Прежде он отдельно, в своей привычной манере, мягко отметил Марлин и ее безалаберное поведение. Орденцы направились по домам или в перекрытую комнату-лазарет, где Лили уже исполняла обязанности младшего колдомедика, а Джеймс по обыкновению вился вокруг нее, пытаясь хоть чем-то помочь. Марлин понимала, что вела себя крайне необдуманно по крайней мере два раза, каждый из которых мог, при худшем стечении обстоятельств, стать причиной ухода из жизни ее или ее товарищей. Она, сев прямо на пол в разрушенной комнате, накрыла голову руками и тихонько заплакала. Не было больше сил держать все в себе. Казалось, ей еще никогда не было так грустно и почему-то одиноко. Но вдруг Марлин почувствовала, как кто-то обнимает ее со спины. Вздрогнув, она обернула к нему заплаканное лицо и… увидела Сириуса собственной персоной. — Марлин, — тихо проговорил он, — спасибо. Не представляю, что бы случилось со мной из-за этого глупого промаха, если бы не ты. — И тебе спасибо, — так же тихо откликнулась она, — это ведь ты оттащил меня от Авады… А я даже не успела понять, что это. Любовалась зеленым лучом, дура. Ужас, ужас, я стольких из нас подставила в этом бою! Я не умею сражаться, мне место в колдомедиках, может быть там я смогу делать хоть что-то для победы… Оба знали, что колдомедицина была совершенно непереносима для Марлин, потому что, видя открытые раны и переломы, она приходила в непроизвольный шок или даже могла потерять сознание, так что потом требовалось спасать уже ее. — Извини, я, наверное, опять наговорила тебе лишнего, — встрепенулась Марлин, пытаясь выбраться из его объятий и неловко посмеиваясь. — Почему лишнего? Тебе надо выговариться, а я… Сириус вдруг стремительно приблизился и поцеловал ее. Он накрыл дрожащие губы своими, чувствуя вдруг такой знакомый запах… Откуда же он мог его помнить? И тут Блэка как по голове стукнули. Амортенция. Они еще в апреле варили ее для Филча и одной противной слизеринки. Совладав с открытием, Сириус обхватил Марлин сильнее, прижимая к себе, и… вдруг вновь неожиданно ощутил ту свободу, которой он упивался, не ведая, и которую потерял, осознав. Когда они отстранились друг от друга, Марлин широко улыбнулась и засмеялась своим чудесным смехом с перезвоном колокольчиков. Слезы ее высохли, а все вокруг вдруг показалось пустяками. Кажется, еще никогда ей не было так хорошо. Сириус улыбнулся, внимательно посмотрел на нее, а потом серьезно произнес, придавая значимости словам: — Так будем же свободны вместе, Марлин.