Дом Огненного Змея

Ночь была холодной и ветреной. Лес за спиной перешёптывался тысячей голосов, перебирал ветвями и поскрипывал стволами. Луна, отыскав лазейку среди облаков, на мгновение посеребрила гривы лошадей, волосы Айу-Лан, и участок видимой отсюда дороги — чтобы снова тут же потонуть в облачной пучине, погрузив всё вокруг во тьму. — Ну где же они? — Дэй-Су вытягивал шею, переминался с ноги на ногу от нетерпения, совсем как его конь — но дорога оставалась пуста. — Уже почти полночь, а до границы ещё ехать… — Дэй, успокойся, ты нервируешь животных. — Айу-Лан положила руку на морду коня — и тот перестал прядать ушами. — Главное — чтобы их не заметили на выходе. Окно и так небольшое: с вечерней трапезы Уви-Сат до утренней. Утром храмовые служители, которые приносят ей еду, поднимут тревогу, но чтобы они не подняли её раньше — чтобы у нас была хотя бы одна эта ночь — Сави должна всё сделать правильно. Сами они добрались до условленного места без задержек — выехали сразу после заката ещё с двумя лошадьми в поводу, и на тракте им даже никто не встретился; одного всадника, ехавшего в том же направлении, они услышали издалека и успели спрятаться; миновали поворот к перекладной станции и последнюю развилку, откуда основной рукав дороги уходил на север, а боковой — тот, на обочине которого они стояли — прямиком к торговому пункту, пропускавшему через себя эмерийские обозы. Сейчас обозов не было, торговый пункт пустовал, и единственными, кто мог проехать по этой дороге, были Сави-Рин и её подопечные беглецы. Пустое ожидание — когда от тебя ничего не зависит, когда нечего делать, кроме как считать минуты — всегда выматывало и обессиливало Дэй-Су, а теперь к этому прибавился ещё и подспудный страх. Столько тяжёлых мыслей он затолкал вглубь себя, отложив на потом; казалось, стоит замереть на мгновение — и все они выплеснутся наружу, захлестнут его с головой, и он никогда уже не сможет сдвинуться с места. — Как думаешь, станет отец разыскивать меня по ту сторону границы? Айу-Лан пожала плечами. — Для этого ему пришлось бы усилить контакт с Эмерией, ещё больше нарушить изоляцию Амарата — сам знаешь, насколько это противоречит его принципам, но теоретически — да, он мог бы. В любом случае, там тебе спрятаться будет намного проще. — Хоть бы он поскорее остыл, смирился, и отстал от меня. Тогда я смогу вернуться — может, уже в начале весны?.. Налетевший порыв ветра бросил пригоршню листьев ему за шиворот. Дэй-Су отряхнулся, поёжился, и стянул покрепче воротник плаща. Он ни разу не поколебался в своём намерении покинуть Амарат — сейчас Эмерия действительно была для него лучшим убежищем — но каждый шаг, приближавший его к границе, был шагом, отдалявшим его от Эрхэ-Линна, и сердце ныло, противилось, уговаривало наплевать на всё и… «Не глупи, — осадил себя Дэй-Су. — Ты знаешь, что должен делать — он сам тебе сказал». Конечно, он уже не был настолько ребёнком, чтобы принять слова Эрхэ-Линна за обещание. Эрхэ-Линн разозлился — непонятно, на что, ведь Дэй-Су просто назвал вещи своими именами! — и решил преподать влюблённому мальчишке урок. Поставленную задачу — вытащить его из башни — он сам, очевидно, считал невыполнимой, и надеялся, что такой же её сочтёт Дэй-Су. Осознает тщетность усилий, отчается, и отступится от него — как и все остальные! Негодование, охватившее его в тот день страшных откровений, вернулось, троекратно усиленное, скрутилось внутри тугой пружиной. Дэй-Су стиснул кулаки в темноте. Кем Эрхэ-Линн его считает?! Ну, то есть, понятно, кем: его предали два человека той же крови, но неужели трёх лет, проведённых вместе, оказалось недостаточно, чтобы понять, что он — не такой? «Да, оказалось, — безжалостно подтвердил внутренний голос. — Эрхэ-Линн не верит, что твоё чувство достаточно сильно, чтобы пережить все его «ты не сможешь» и «я не смогу», что тебе достаточно просто быть рядом — и не поверит, пока ты ему этого не докажешь». А доказать теперь можно лишь одним способом. Голос Айу-Лан вывел его из раздумий: — Дэй, смотри, они едут! Повозка, запряжённая двойкой, выкатилась из-за поворота, быстро преодолела разделявшее их расстояние — не успел Дэй-Су и глазом моргнуть, как Сави-Рин уже спрыгивала на землю, передавая поводья Айу-Лан. — Всё в порядке? Что вас задержало? — Распорядитель цитадели со своей внеплановой уборкой на нижних ярусах, которая затянулась до глубокого вечера. Чтобы выйти, мне пришлось проделывать дырку в стене, а Эйли — перегонять повозку. — Дырку? — Выбравшись из кустов, Дэй-Су окинул свою тётю недоверчивым взглядом. — В сплошной стене цитадели? Внешние стены зданий, хоть и состояли из того же плавкого, поддающегося нажиму мысли шельфила, были надёжно укреплены; в одиночку даже вмятину в такой стене — и то не проделаешь. — Это пристройка, сооружалась она под моим руководством. — Сави-Рин хитро подмигнула. — С толщиной и прочностью там не перестарались. Тут полог позади зашевелился — и Сави-Рин сказала, оборачиваясь: — Дэй, познакомься. Это Эйли-Рут. — Стареющая третьеродная, выбравшись из повозки, подала руку другой женщине, помоложе, с детской перевязью поперёк груди. — Её дочь Уви-Сат, а тут у нас, — Сави-Рин схватилась за торчащую из перевязи ножку в маленьком ботинке, — неугомонный Ал-Дхис. Предыдущее внушение ещё держится, но если снова проснётся до границы — Айу, ты будешь усыплять, у меня уже нет сил. Дэй-Су был бы рад предложить свою помощь, но такого ещё не умел. По сравнению с Сави-Рин и Айу-Лан он умел ничтожно мало — сколько лет ему понадобится, чтобы дотянуться до них, не говоря уже о поставленной цели? Эйли-Рут между тем отвесила ему церемонный поклон. — Благодарю тебя, Дэй-Су из Дома Огненного Змея, за то, что помогаешь моей дочери и внуку. — Да я же ещё ничего не… Айу-Лан ткнула его в бок, и Дэй-Су быстро поправился: — Я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы они благополучно добрались до Великого леса. Мать и дочь попрощались, коротким объятием и долгим взглядом. Эйли-Рут нежно погладила спящего ребёнка по щеке чуть подрагивающей рукой. «Каково это — смотреть на человека и знать, что не увидишь его больше никогда?» В груди Дэй-Су шевельнулась тревога. «Я вернусь. Обязательно. И со всеми всё будет хорошо». Потом Уви-Сат с их общей помощью взобралась на одну из запасных лошадей, Сави-Рин вскочила на вторую. — Жди нас в Храме Земли, — сказала она Эйли-Рут. — После полудня. Уже прильнув к шее коня и двигаясь по тёмной дороге на запад, Дэй-Су обернулся через плечо: скорбный силуэт застыл рядом с повозкой, и в завывании ветра, в шелесте деревьев на обочинах словно бы слышалось эхо женских слёз. К рассвету ветер стих, и последние километры до границы они ехали, окружённые тишиной, в которой не перекликались даже птицы. Леса давно расступились — лишь маленькие их островки остались пятнать бурый покров холмов — поэтому купол торговой станции было видно издалека в свете зарождающегося утра; чуть не доехав до неё, возглавлявшая их маленький отряд Сави-Рин остановилась. — Ну что же, мы на месте. Граница сразу за станцией. Мы с Айу откроем проход, выпустим вас — и всё. Дэй, ты знаешь, в какую сторону направляться. Карта в твоей сумке, и серебряные эмерийские монеты — ты же помнишь, что вещи в Эмерии обменивают на деньги? Еды для Уви и Ала хватит на пару дней, но потом нужно будет добывать. Урташ встретит вас на полпути, я посылала его предупредить Владыку. В Великом лесу вас ждут. Главное — добраться до него. Ну что, готовы? Дэй-Су молча кивнул, и Уви-Сат последовала его примеру. — Хорошо. Только сперва заедем на станцию напоить лошадей — кто знает, когда вам попадётся следующий источник. Въезжая за невысокую ограду станции, Дэй-Су был мыслями уже по ту сторону границы. Хватит ли его эмерийского на то, чтобы говорить с местными жителями? Он плохо понимал, как работают деньги — вот о чём надо было читать в книгохранилище, а не про зверей и птиц! Теперь он отвечает за нетворящую женщину и её маленького ребёнка: в Эмерии — по крайней мере по пути в лес — они будут беспомощны, будут полностью зависеть от него, а он совсем не уверен, что справится… Всхрапнула лошадь, и что-то в этом звуке показалось ему странным; видимо, не ему одному, потому что Сави-Рин резко натянула поводья, вынуждая всех идущих следом остановиться. Дэй-Су поднял голову, обвёл глазами двор — пустой, за исключением коновязи у левой стены дома: привязанная там кобыла смотрела на них с любопытством и пофыркивала. Чья-то чужая привязанная кобыла. Сделав всем знак молчать, Сави-Рин начала очень медленно разворачиваться — но было поздно. Дверь дома распахнулась. Возникший на пороге человек, увидев их, от неожиданности едва не сверзился с крыльца, а потом его и без того округлые брови выгнулись, он ткнул пальцем в Дэй-Су и сказал: — Вот ты где! Айу-Лан и Сави-Рин откликнулись синхронно: — Нир-Даэс? — Поклоняющийся? Что вы здесь делаете? — Я думал, что обознался вчера вечером — но нет же, вот он: сын Освещающего, Дэй-Су! Отец в недавнем письме рассказывал какие-то невероятные вещи — будто мальчик, перенервничав, пропустил церемонию совершеннолетия — и спрашивал, действительно ли он отдыхает в Ставарге… В голове Дэй-Су имя и лицо наконец соединились воедино: с сыном Даэс-Фира они встречались в Тавирэнди, хоть их общение не заходило дальше приветствий. А теперь он — Поклоняющийся в Ставарге? И он… знает!.. — Я не мог не обратить внимания, когда увидел их с главной врачевательницей выезжающими в ночь, — продолжал между тем Нир-Даэс, — и счёл своим долгом уточнить, куда и с какой целью… Очень старался нагнать их, но так и не смог — как видите, доехал до самой границы, решил отдохнуть до утра, прежде чем двигаться обратно. Предстоящая, как хорошо, что вы их нашли! А кто это с вами… Его взгляд упал на Уви-Сат — и он осёкся. Должно быть, преступницу, чью жизнь ему вскоре предстояло ритуально завершить, Нир-Даэс тоже знал в лицо. — Но… позвольте, как же так… И вместе с ребёнком?.. Это же не положено, зачем… — Сави, — вполголоса сказала Айу-Лан, — не трать на него время. Сави-Рин молча кивнула. — Знаете что? — прервала она Поклоняющегося решительным тоном. — Возвращайтесь в город. Там вам всё станет ясно. И, пока Нир-Даэс хлопал глазами, быстро развернулась к выходу. — За мной! Скачем во весь опор — Уви, постарайся! Не раздумывая ни секунды, Дэй-Су пустил коня в галоп. *** Бледный огненный шар ударился в проём окна, беззвучно рассыпавшись ворохом искр. Эрхэ-Линн поднял голову от Зеркала, в котором Сави-Рин и её спутники подъезжали к торговой станции, и увидел, что в Тавирэнди тоже наступило утро. Впрочем, можно было догадаться: Су, хоть и провёл под стенами башни две последние ночи, заявлял о себе только при свете дня, когда его художества не так выделялись на фоне неба — до сих пор не хотел привлекать к происходящему лишнего внимания. Поэтому спать Эрхэ-Линну никто не мешал, да и днём, на худой конец, можно было спрятаться в закрытой секции… Увы, именно сейчас он не мог себе этого позволить. Нужно было знать, что происходит в непосредственной близости от башни — потому и Зеркало перекочевало на кухню, где он всегда мог оторваться от него и выглянуть в окно. В окне снова вспыхнуло. Поначалу Эрхэ-Линн мысленно язвил: «И это всё, на что ты способен?» — но сейчас просто хотел, чтобы Су поскорей убрался восвояси и больше никогда не появлялся на Западном холме. Даже невидимый, отделённый непроницаемой стеной, он будто отравлял собой воздух, и терпеть его присутствие рядом становилось труднее с каждой минутой. «А может, хватит терпеть?» Дэй на границе, ничто уже не помешает ему её перейти. Бросив последний взгляд в Зеркало, Эрхэ-Линн пробежал пальцами по завиткам и поднялся. С тех пор, как Дэй покинул башню, он готовился к этому моменту: следил за событиями, просчитывал, выжидал — и сейчас, спускаясь по лестнице, в который раз перебирал в уме слова, хотя давно знал, что скажет. Для него, залипшего в одной точке пространства, как муха в паутине, слова были единственным оружием. Раньше он защищал им себя, теперь должен был защитить другого. Если он промахнётся — Дэй рискует повторить судьбу Тэм; при мысли об этом внутри разливался холод, рядом с которым бледнел даже страх вечного одиночества. Су ждал напротив входа — серый выцветший силуэт, чуть тронутый красками рассвета, который мог бы показаться грозным и обвиняющим, если бы не согнутые плечи. Его голос, когда он заговорил, был словно присыпан песком: — Я хочу видеть сына. Я имею право… — Его здесь нет. На хмуром осунувшемся лице отразилось недоверие. — Он в Ставарге, как ты всем и рассказывал — точнее, уже нет. Думаю, его уже нет в Амарате — в последний раз, когда я смотрел, он переходил границу с Эмерией. Глаза Су распахнулись, он дёрнулся всем телом, будто хотел сорваться с места и бежать: догонять, возвращать… Эрхэ-Линн быстро сказал: — Я знаю, что ты сделал. Ты — и Поклоняющийся Даэс-Фир, тогда простой помощник по обслуживанию церемониальных залов. Су замер, прищурившись. — Ты не можешь знать. — Почему — потому что вы закрылись печатями? Тэм говорила перед смертью; я знаю всё, что знала — что вспомнила — она. Су стиснул кулаки — в воцарившейся тишине было почти слышно, как хрустят суставы. — Если бы ты просто… — начал он, но эту песню Эрхэ-Линн больше слушать не желал. Когда-то он пытался понять — и считал, что понимает. Даже сочувствовал этому человеку, но теперь все слова, слетавшие с его губ, превратились в назойливый писк навозного жука. — Слушай меня очень внимательно. Ты оставишь Дэя в покое; его — и ещё нескольких людей, которых я назову. Не будешь искать его, вынуждать вернуться, и не заставишь проходить какие бы то ни было ритуалы, вообще. Нарушишь любое из моих условий — и правда разлетится по всему Амарату, а если ты думаешь, что у меня нет таких возможностей… Подумай дважды. Поговори со Стахом, спроси его о настойке из Великого леса. Я не настолько отрезан от мира, как тебе бы хотелось. Эмоции начали быстро сменять друг друга на лице его собеседника: гнев, неверие, затаённый страх, снова гнев… Пусть, пусть негодует, но он должен поверить — или хотя бы испугаться достаточно, чтобы не захотеть рисковать. — Какое потрясение их всех ждёт — тех, для кого Освещающий был мерилом правильной жизни. Кто работал с тобой, выполнял распоряжения и предвосхищал желания; кто чистил твою одежду и убирал комнаты; кто любовался тобой по праздникам издалека… Первый человек со времён Ран-Тара, надругавшийся над свободной волей ни в чём не повинного взрослого — вот как запомнят тебя потомки. Твой славный Дом будет навеки запятнан, а дети… Останутся ли у тебя вообще после этого дети? — Довольно. — Желваки на запавших щеках яростно задвигались. — Я принимаю твои условия. Эрхэ-Линн украдкой перевёл дух. Как хорошо, что Су считает его средоточием вселенского зла — другой бы, пожалуй, распознал или заподозрил блеф. Можно ли было до конца ему верить? Конечно, нет, но можно было надеяться, что теперь Дэй в безопасности хотя бы на некоторое время. Прежде чем развернуться и уйти (хоть бы навсегда, Пресветлое, хоть бы навсегда), Су задержался на нём взглядом. — Я так долго желал тебе смерти, но теперь думаю: смерть — слишком легко. Пусть с тобой случится то, чего ты больше всего боишься — если это простое чувство ещё доступно твоей потерявшей всё человеческое душе. Эрхэ-Линн усмехнулся, зло и обречённо, вслушался в пустоту у себя за спиной. — Твоё пожелание, как всегда, запоздало. Всё, чего я когда-либо боялся, со мной уже произошло. *** Вначале он почти бежал, будто башня с её разверзнутой пастью входа была зверем, не поддающимся укрощению, который мог в любой момент прыгнуть и вонзить в него клыки. Конечно же, зверь обитал внутри; со стороны могло показаться, будто он заперт в клетке, беспомощен, но сколько раз Су-Тамир уже обманывался на его счёт? Гадюка усыпляла бдительность, потом выскакивала в самый неподходящий момент и жалила, снова и снова, и не было способа её придушить; сейчас — как никогда прежде. Он остановился на середине спуска, на изгибе тропы, откуда Тавирэнди раскидывался во всю ширь, зеркальным отражением пейзажа в окне его кабинета. В этот час прозрачного, нежного рассвета он ненавидел просыпающийся город, беззаботный в своём неведении — ведь для него сегодня всё будет так же, как вчера. Ненавидел солнце, поднимающееся над Амаратом — который он, наперекор всем встречным ветрам, пытался вести по проторенному предками пути — за то, что сияло беспечно, равнодушное к его страданиям. Что-то надломилось в нём, когда оранжевый солнечный диск, выкатившись из-за горизонта, завис рядом с куполом Восточной цитадели; надломилось, и выгорело, и осыпалось трухой. — Вы хотели перемен? — спросил он, обращаясь к пустынным улицам и полям за стеной, к блестящей реке и расходящимся в разные стороны дорогам. — Хорошо. Будут вам перемены. В Управлении охраны границ, где ещё не начался рабочий день, ему не встретилось никого, кроме пары сонных дежурных, не посмевших задавать Освещающему вопросы. Сердце Границы ровно светилось в полутьме подземного этажа; Су-Тамир прошагал в дальний конец зала и открыл проход в маленькую соседнюю комнату с округлой полуколонной по центру. Человек, отслуживший на границе, мог бы спутать её с опорой, но это было нечто более сложное, единственное в своём роде, стоившее творителям прошлого большого труда: ключница. Именно она рождала отпирающие границу ключи — маленькие шарики размером с ноготь, которые вплавлялись потом в личные печати тех, кто обладал соответствующими привилегиями. Один такой шарик как раз покоился в чашеобразном углублении наверху колонны — ключ для Нир-Даэса, ожидающий скорой отправки в Ставарг. Зря делали, подумал Су-Тамир. Никому больше никакие ключи не понадобятся. Он прикрыл глаза, обратился внутрь себя, собрал все силы — и вскоре шельфиловый столб начал медленно оплывать по краям. — Освещающий! — резкий оклик нарушил его сосредоточение. — Что… что вы делаете?.. В спешке он забыл закрыть проход, и теперь со стороны зала к нему мелкими шажками приближался незнакомый человек с выражением крайней тревоги на лице. — Имя, должность? — Сол-Фериг, старший наблюдатель. Вы разрушаете ключницу — там тонкая настройка, боюсь, потом её невозможно будет восстановить, могу ли я узнать причину… — Угроза безопасности Амарата. Все подробности позже. Вверенной мне властью я обязан действовать, чтобы защитить страну. — Если речь о мерцании на морском участке, — Сол-Фериг суетливо обернулся к сигнальному контуру у себя за спиной, — то это всего лишь помехи, никакой опасности нет… Су-Тамир не хотел с ним препираться, поэтому просто толкнул в грудь, не сходя с места; старший наблюдатель взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, отступил на пару шагов, и оказался за порогом. — Подождите!.. Там люди!.. — были последние слова, которые услышал Су-Тамир, прежде чем запечатать проход. Люди? Кто-то где-то получил разрешение на выход? Что ж, перемены требуют жертв. Убедившись, что никто ему больше не помешает, он принялся за ключницу с остервенением человека, который слишком многое потерял; который был слеп — но прозрел и понял: чтобы что-то сохранить — надо что-то разрушить. Шельфил ручейками потёк на пол. *** Они влетели в рощу на полном скаку — Дэй-Су мысленно попросил прощения у измученных лошадей — а потом пошли шагом, пробираясь через сумрачный подлесок; солнце, хоть и сменило в небе луну, с трудом пробивалось сквозь облака и пожухлые листья над головой. Погони слышно не было, но Нир-Даэс видел, в какую сторону они поскакали. Сави-Рин надеялась выиграть время, необходимое для перехода, затерявшись под сводами деревьев — потому и привела их сюда. Дэй-Су поймал себя на том, что странно спокоен. Чем, в самом деле, молодой Поклоняющийся может им помешать? Один творящий против трёх… ну хорошо, двух с половиной. Силы не равны — это раз, а два — он прогрызёт себе путь к границе хоть зубами, если будет нужно. Пока они шли по лесу, внушение, благодаря которому Ал-Дхис всю дорогу мирно проспал, невзирая на тряску, рассеялось, и мальчик захныкал; Айу-Лан бросила вопросительный взгляд на Сави-Рин, но та лишь махнула рукой: — Ничего. Уже пришли. Там, где они остановились, не было ни полянки, ни просвета, но даже сквозь нательное кольцо Дэй-Су чувствовал напряжение пространства впереди, а приглядевшись, увидел, что его чувствует и лес: деревья не хотели расти вплотную к барьеру, некоторые наклонялись, изгибались, чтобы не касаться его ветвями — хотя траву, кусты, и скачущих по ним лесных пичужек граница, похоже, не беспокоила. Сави-Рин и Айу-Лан привязывали своих лошадей, когда в отдалении раздался треск веток, перемежающийся приглушёнными возгласами: — Предстоящая! Дэй-Су! Ну где же вы! Вы не можете перейти границу, у вас нет разрешения на выход! Уви-Сат и её ребёнок не должны покидать своих комнат — им нужно немедленно вернуться в Ставарг! — Всетворящая Альтара, — пробормотала Айу-Лан. — Какой идиот. — Айу, быстрее. Они нашли местечко между деревьями и встали друг напротив друга — так, чтобы всадник мог пройти в промежутке — синхронно коснулись сначала своих печатей, потом невидимой стены. Дэй-Су ожидал увидеть хоть что-то — сияние, или очертания прохода, — но для посторонних глаз барьер как был, так и остался прозрачным, просто Сави-Рин в какой-то момент сказала: — Готово. Уви, сначала ты. Уви-Сат, которая была почти неестественно спокойна всё это время — и прощаясь с матерью, и тогда, когда они нос к носу столкнулись с Нир-Даэсом — впервые помедлила в замешательстве; должно быть, её наконец настигло осознание глубины и неотвратимости происходящих перемен. Одной рукой она покрепче перехватила поводья, другой — прижала к себе сына. Ал-Дхис захныкал сильней. Она перешла границу, твёрдо глядя перед собой, выпрямившись в седле. Шумно выдохнула, оказавшись на той стороне, на мгновение обмякла, а когда снова подняла лицо — уголки её губ сложились в несмелую улыбку. Настала очередь Дэй-Су. Он тронулся было с места, как вдруг шум и треск раздались совсем близко, и Нир-Даэс вывалился из зарослей кустарника, отряхиваясь от репьёв и отплёвываясь от паутины. Он где-то бросил свою кобылу, и пешком ему, видимо, удалось незаметно их обойти. Конь Дэй-Су от неожиданности споткнулся; Нир-Даэс сделал шаг вперёд и вцепился в луку его седла. — Это уже, знаете ли, ни в какие ворота!.. — натужно пыхтел он. — Я обязан воспрепятствовать!.. — Дэй, скорее! Сави-Рин и Айу-Лан держали проход и ничем не могли помочь. Дэй-Су ударил пятками в конские бока, но вместо того, чтобы разжать руки, Нир-Даэс усилил хватку. Его проволокло несколько метров по земле, прежде чем он, наконец, отвалился и упал. Дэй-Су торжествующе развернулся — и тут под сводами леса прокатился странный еле различимый гул. Воздух между стволами пошёл рябью, как бывает в разгар жаркого летнего дня; Уви-Сат рядом тихонько охнула. Сави-Рин и Айу-Лан отдёрнулись от барьера, будто обжёгшись — а потом воцарилась тишина. Первым пошевелился Нир-Даэс: поднялся, потирая ушибленные места, глянул исподлобья на Дэй-Су, застывшего поодаль, и махнул рукой. — Ладно, пусть наверху разбираются. Уж я доложу, можете не сомневаться. После чего решительно прошагал к границе, нащупал её перед собой — сомкнувшаяся и разгладившаяся стена ожидаемо спружинила — и потребовал: — Впустите меня обратно! Сави-Рин и Айу-Лан переглянулись, приложились к печатям, коснулись барьера… Ничего не произошло, со второй и с третьей попытки тоже. — Прошу поторопиться — у меня, знаете ли, дела. Сами они не сделаются, а до города путь неблизкий. — Да не будьте же таким дураком, — прошипела Айу-Лан. Её голос звучал глухо, словно сквозь толщу воды. — Ключи не работают. Проход не открывается. Всё, вы застряли там. — К сожалению, — кивнула Сави-Рин, — главная врачевательница права. — Возможно, перестали работать только наши два ключа, но возможно и другое. В любом случае, ситуация странная, и как долго она продлится… То же понимание, что начало медленно проступать на лице Нир-Даэса, просочилось в сердце Дэй-Су нервным холодком, побежало по спине мурашками. Граница больше не открывается. Они застряли на этой стороне. Как надолго?