По принципу дезадаптивности

      Джону Эндрю Хоуэллу было всего двадцать лет, когда началась война во Вьетнаме. Молодой врач, доверив воспитание месячного сына жене, собрал вещи и уехал на фронт, чтобы лечить раненных. Он видел в этом свой долг.       В начале шестидесятых он вернулся в Америку, поскольку состояние здоровья не позволяло ему продолжать работу на передовой. Опытный, практически гениальный хирург быстро нашёл работу в Нью-Йорке и зажил со своей семьёй… Правда, война его так и не отпустила, и даже рождение второго сына в шестьдесят пятом году не помогло ему окончательно вернуться домой. За десять лет его навыки стали только лучше, но Джон не видел им применения вне боевых действий. Его университетские товарищи погибли во Вьетнаме, а новых знакомых он так и не завёл, поэтому лучшим другом Хоуэлла быстро стал алкоголь.       Остывший к жене, требовательный к старшему сыну и почти равнодушный к младшему, Джон прожил долгую жизнь, так и не узнав, что его искреннее, пробивающееся гаснущими искорками даже сквозь помутневший от виски взгляд, стремление спасать людей не сгинуло в небытие.       Оно досталось Веске.

***

      Веске Джону Хоуэллу шёл двадцатый год, когда кончилась война, забравшая у него отца. Он старательно учился в Олбани, мечтая спасать людей, поскольку видел в этом свой долг. К сожалению, он не слишком хорошо понимал, чему именно он учится…       – Семинар по микробиологии уже завтра, а я всё ещё туплю над переписыванием лекций, – вздохнул будущий врач, уныло глядя в тетрадь. Было уже поздно, а за решение задачек он ещё даже не садился.       – Тебе помочь? – отрываясь от рисования, спросил Ди. На его столе лежало несколько сточенных карандашей и половинка ластика – Веска недоумевал, как можно что-то нарисовать этими огрызками, но Граф отлично справлялся.       – Помочь, – согласился Хоуэлл, протягивая ему тетрадь с задачами. – Бактерии – это, конечно, классно, но лучше бы им жить в людях, тогда и изучать было бы интереснее…       – Что?.. – похоже, от удивления Ди позабыл даже своё любимое «Nani-i-i?..».       – Да просто второй год учусь, жду, когда нас научат людей лечить… Не бери в голову, это, наверное, курсу к третьему только будет. Кто ж нас с Альбертом к живым людям-то подпустит?       Ди выразительно поднял брови, а затем медленно-медленно моргнул, будто пытаясь понять, что он только что услышал. Отложив кусочек карандаша, он изящно сцепил пальцы в замок и уставился на Веску.       – Вообще-то, по Солнышку куча живых людей постоянно ходит туда-сюда, и вы с ними замечательно общаетесь. Альберт ещё и совокупляться с ними периодически успевает. Вы же не больны бешенством, чтобы вас в изоляторе держать…       Кажется, Граф снова всё прослушал. Веска терпеливо вздохнул и, увидев, что Ди вновь потянулся к альбому, поспешил объясниться:       – Нет же! Я просто жду, когда будет практика. Я хочу оперировать людей, зашивать рваные раны, пересаживать органы…       – А зачем ты тогда занимаешься биотехнологиями?       Повисло молчание. Ди сложил свои «кусондаши» в коробочку, закрыл альбом и выжидательно посмотрел на своего без-пяти-минут-парня. Веска смущённо закусил щёку.       Медицинский колледж в Олбани был альма-матер его отца и заветной мечтой самого Вески, но после двенадцатого класса что-то пошло не так... Точнее, сам Хоуэлл пошёл совершенно не туда. Глядя в насмешливые фиалковые глаза своего «не-пациента», будущий не-врач почувствовал, как краснеет.       – Генная инженерия показалась мне очень интересной в своё время… – неуверенно начал он.       Имеет ли Граф представление о том насколько ему важна его специальность? Понимает ли он, почему биотехнологии помогут ему спасти больше жизней, чем медицина?.. Веска не был уверен и чувствовал невыносимую потребность оправдаться за свой выбор, так что, тряхнув головой, с жаром продолжил:       – Создание лекарств на основе биологических компонентов – это же будущее! Пенициллин уже доказал свою эффективность, если продолжать исследования, со временем появится больше лекарств, люди смогут жить дольше! Восемьдесят-девяносто… даже сто лет к середине следующего столетия перестанет быть чем-то удивительным!..       Глаза Ди медленно округлились. Он приоткрыл было рот, но, покачав головой, закрыл его, внимательно слушая. Веска приводил и приводил примеры из науки и медицины, вспоминал лауреатов Нобелевской премии и пытался доказывать и без того не нужные аксиомы… Наконец, выдохнув, Хоуэлл поднял на Графа усталый, но довольный взгляд, какой бывает у собак, ожидающих слов «Хороший мальчик».       – Понял? – запыхавшимся и чуть севшим голосом спросил он.       – А зашивание рваных ран и неподпускание вас с Альбертом к людям тут при чём? – осторожно поинтересовался Ди.       – Ну, мне хотелось бы уметь их лечить…       – А почему ты жалуешься на микробиологию тогда?       Веска почувствовал, что запутался в собственных мыслях. Не-китайский студент закрыл лицо ладонями, истерично всхлипывая от смеха.       – Ты сам не знаешь, что тебе нужно, да?       – Когда я поступал сюда, я думал, что это тоже медицинское отделение, и мы будем учиться лечить людей… А к аспирантуре начнём изучать биоинженерию и делать лекарства.       – Тебе действительно нужны были оба этих стула? – Ди выразительно пнул ножку того, на котором сидел Веска. – Или один из них принадлежит твоему отцу?       – Я людей спасать хотел… – понимая, что тот прав, пробормотал Хоуэлл. – Отец – гениальный хирург, он занят делом, и… а что бы я потом говорил? Что учился делать лекарства, пока другие реально помогали людям?       Ди подпёр щёку аккуратно наманикюренной ладошкой.       – Ты же ненавидишь отца? Ты чувствуешь вину за направление, которое выбрал? Зачем тогда ты его выбирал? А если нет, то почему ты кладёшь в меня весь этот набор странных фактов, твоих мыслей, додумываний и всего, что я только что выслушал?       Действительно, почему? Веска вспомнил отца – сосредоточенный, серьёзный, строгий… и до неприятного похожий на него. Человек, который пропил все свои чувства, способный поднять на него руку… и почему-то невероятно привлекательный, как личность. Казалось бы, чем? Молодого человека передёргивало от вечно недовольного взгляда ледяных синих глаз, сулящего только проблемы и скандалы, но всё же… То, как отец посреди ночи мог сорваться в больницу на операцию, то, с каким усердием он мог часами вытаскивать чью-то жизнь с того света, то, с какой упрямой настойчивостью он называл сына «Джон-младший», вместо ненавистного юноше женского имени «Веска», вызывало какую-то долю уважения.       – Я действительно хочу спасать людей, даже если у меня свои методы, и они совсем не похожи на методы отца, – тихо признался Веска. – Но я очень хочу не быть разочарованием в его глазах.       От признания Графу, да и самому себе, на душе стало легче. Молодой человек взял Ди за руку. Он не был уверен, но чувствовал, что найдёт у того понимание. Тот бережно сжал его руку в ответ – другого ему и не требовалось.       – Знаешь, может, не быть врачом – это не так уж плохо? – вздохнул биоинженер. – Ты не против встречаться с будущим лауреатом Нобелевской премии… ну, или мойщиком пробирок при каком-нибудь НИИ?       – Совсем нет, – тепло улыбнулся Ди, и от его улыбки Веске стало совершенно спокойно.       – Отлично. Тогда пусть мой старик только попробует во мне разочароваться – у меня в парнях сам Граф Ди, не-китайский студент-гений, который готов нырнуть за своим долгом в морскую пучину и вытащить оттуда слепых ласточек! Айда послезавтра в пиццерию? Будет у меня первое в жизни свидание…       Граф рассмеялся, толкая его в плечо рукой и тотчас порывисто прижимая к себе. Взъерошив без того непослушные волосы Хоуэлла, он насмешливо хмыкнул.       – Только, чур, я плачу! Хочешь быть моей «гёрл-фрэнд»?       – Только за, – утыкаясь в широкую тёплую грудь юноши, согласился Веска. – И пусть все эти сучки мне обзавидуются.       – Обязательно, Веска, обязательно… А теперь давай сюда свою домашку.