По принципу дезадаптивности

      Даже если Ди точно помнил, что девочка, похожая на него, как отражение в пресной воде, и мужчина, вместо смеха издающий странные булькающие звуки, встретились ему где-то рядом с морем около десятого дня рождения, иногда ему казалось, что они знают его намного дольше, чем он их. Может быть, так это и было, но Графа такие мелочи не волновали. Какая разница, сколько жизней до этого он знал Нуэ и Кракена, если в этой они снова стали ему друзьями?       У Нуэ не было ни формы, ни пола, ни голоса. Она просто взяла тот облик, который сочла подходящим — по крайней мере, так она объяснила это Ди, когда они встретились впервые. Кажется, её беспокоило, не против ли он, но Граф тогда просто понимающе кивнул: боги, люди, звери и духи всегда делают, что им вздумается, нужно просто принять их выбор и не беспокоится по мелочам. Правда, став старше он очень пожалел об этом решении, — в его жизни и без Нуэ хватало зеркал, и Ди ненавидел их все, — но отобрать у напоминающей всё живое сразу "сестры" лицо так и не посмел.       Кракен был одинок так невыносимо и так обречённо, что не сочувствовать ему было невозможно. Ему были приятны люди, корабли которых он собирал, как фигурки, он любил и море, которое когда-то было ему колыбелью, но люди бросали в воду мусор и боялись длинных мягких рук, обнимавших бережно, но крепко, а изученное вдоль и поперёк морское дно становилось всё скучнее, и слишком древний и слишком любопытный хозяин морей не знал, где ему искать собеседников. Граф тоже не мог найти себе места ни дома, ни среди людских детей, так что неуверенно предложил тому дружить, тут же обругав себя за недопустимую наглость, но Кракен только кивнул, улыбаясь чем-то своему.       Ди жил в магазине отца и верил в Звёзд, долг перед родом и то, что есть что-то гораздо важнее, чем он, его чувства и рисунки цветной тушью на бумажных стенах его комнаты. Вывеска "Count D", в его глазах не несущая никакой эстетической ценности и, наверное, привлекающая покупателей только тем, что посреди чайна-тауна блестела английскими буквами, настойчиво напоминала о том, как зовут его и его отца, бесконечные покупатели с глупыми вопросами и любопытными глазами были пёстрыми, шумными и невыносимо мельтешащими и доводили до истерики, когда говорили одновременно, а слава первого Графа Ди, перед которым были открыты дороги в любые дома, норы, пещеры и гнёзда, заставляла держать спину безупречно-прямо, есть аккуратно и вежливо улыбаться, чтобы не испортить впечатление о семье.       Но Нуэ рассмеялась над вывеской, когда оказалась у дверей магазина впервые, а Кракен выглянул из сосуда, в который каким-то невозможным способом влез, и пробормотал что-то вроде "всё такая же дурацкая". Наверное, тогда Ди впервые подумал, что кто-то может разделять его мнение. "Может быть, это из-за того, что они такие же странные, как я?, — мелькнуло в голове Графа тогда, — И звери с людьми их тоже не принимают...".       Он не видел причин избегать своих друзей, не подходящих ни одному из знакомых ему миров, не просил их ни о чём и не боялся, если кто-то из них на время исчезал из его жизни, потому что не сомневался, что они обязательно найдут дорогу к нему, когда им это понадобится, и друзья отвечали ему тем же. Так они и жили: девочка без лица и возраста, порождённая людскими страхами, мальчик, определяющий себя только как второго члена семьи своего отца, и древний, как океаны, хозяин морей, дом которого постепенно превращался в огромную помойку.       Наверное, ничего удивительного в том, что им нашлось, о чём говорить друг с другом, не было.