Глава 8
Билет на свободу
Голоса звучат где-то на задворках сознания, может дальше. Звук, проникающий в голову, оборачивается физической болью, разливающейся по всему телу, задевает каждый участок кожи. Проходит через все мои синяки и порезы, пробегается по венам, медленно возвращая меня в реальность. Я всё ещё жива. Не открываю тяжёлые веки, стараясь понять смысл шума, в который сливаются несколько голосов. — Ну а дальше то что? — говорит кто-то на некотором расстоянии от меня. — Если он никого не найдёт, закончим здесь и пойдём искать вместе, — раздаётся другой голос. — Да надо было сразу их прикончить, чего мы ждём-то? — снова говорит первый. — Этот придурок не может успокоиться, бесится, что его, такого здорового, избила девчонка. Она ему, кажется, нос сломала. — А мне шею до крови прокусила, бешеная. Ну и что? Я же не строю из себя страдальца. Давно бы их прибили, и дело с концом. — В беседу включается третий голос. — Эй, смотрите, кажется, эта тварь очнулась, уши греет. Всё ещё не открываю глаз, надеясь, что меня пронесёт. Несколько пар ног движутся ко мне, отстукивая по полу тяжёлыми ботинками. Резкий удар по щеке заставляет меня вздрогнуть и сразу же посмотреть на нападающего. Я машинально дёргаюсь в сторону, уворачиваясь от очередного удара, но что-то с силой впивается мне в запястье, заставляя вернуться в прежнее положение. — Доброе утро, — ухмыляется парень, оказавшийся совсем рядом. Кажется, это ему я прокусила шею. — Мэт, не переусердствуй. Стюарт хочет лично с ними разобраться, — говорит кто-то вдалеке. — Да мне насрать, всё равно никуда не денутся. — Мэт, накаченный парень лет тридцати, грубо хватает меня за подбородок. — Ты ведь не сбежишь, красотка? Не дожидаясь ответа, он резко отпускает моё лицо и отходит к своим союзникам. Наконец, я нахожу в себе силы оглядеться. Понимаю, что сижу на полу. Это ванная. Не та, в которой мы были до этого, она больше предыдущей, но здесь такой же тусклый свет. Трое парней, смахивающих на бандитов, стоят у противоположной стены, рядом с умывальником, и что-то негромко обсуждают. Голова кружится, меня немного тошнит, но больше всего внимание привлекает ноющая рана на плече. Пытаюсь поднять руку, это удаётся мне с большим трудом. Сердце начинает биться в панике, когда я понимаю, что вторая рука прицеплена наручниками к батарее, выступающей из стены. Поворачиваю голову направо, игнорируя боль в шее. Вижу Шона, его рука тоже во власти наручников, но парень без сознания. Его лицо демонстрирует следы побоев. Мне становится страшно, что он уже мёртв, я с трудом поднимаю больную правую руку и дотягиваюсь до кисти Шона, проверяя пульс. Слава богам, он жив. Стискивая зубы, поднимаю руку ещё выше, кладу его на плечо парня, слегка трясу. — Эй, Шон! Шон, очнись! — шёпотом говорю я. Голос звучит хрипло. Ресницы парня слегка подрагивают, плечо едва уловимо дёргается. Я трясу его ещё раз. Шон открывает глаза и смотрит прямо на меня. — Тихо, не бойся. Мы живы, это главное. — Пытаюсь предотвратить панику, только её сейчас не хватает. — Мы пристёгнуты к батарее, здесь трое мужчин, это они на нас напали. Кажется, где-то ходит четвёртый. — Я перевожу взгляд на бедро друга. Чёрная ткань брюк пропитана кровью, лицо Шона выглядит мертвенно бледным при таком слабом освещении. — Главное, не отключайся! Постарайся держаться в сознании. Как ты себя чувствуешь? — Ужасно, — тихо бормочет Шон. — Ничего, это значит, что ты ещё жив, во всём свои плюсы, да? — Я пытаюсь сгруппировать пальцы, чтобы рука проскочила через железный наручник, но он обволакивает кисть слишком плотно. Тревога накрывает меня, как снежная лавина. Давит, не даёт возможности всплыть на поверхность. — Всё будет хорошо, это ничего, ничего страшного, всё в порядке. Мы же и не в таких передрягах были. — Моя безвольная рука соскальзывает с плеча парня, ударяясь о кафель. — Да у нас тут глобальное пробуждение, я смотрю, — смеётся один из парней. К нам подходит человек, голова которого скрыта за капюшоном. Он сильно хромает, переваливаясь с одной ноги на другую. Видимо, не только мы приносим проблемы этой шайке. — Надо сходить за Стюартом, они мне уже надоели, — говорит Мэт. — Месть — это святое, — улыбается третий парень. Его голова гладко выбрита, а глаза кажутся чёрными под тусклым светом одинокой лампы. — Я схожу, — предлагает Мэт. — Ты не найдёшь его в одиночку в этом чёртовом доме. Я пойду с тобой, — говорит лысый. — Рик, приглядишь за детским садом? Человек в капюшоне молча кивает. Двое других выходят из ванной. Я даже не могу понять, на каком мы этаже. Снова дёргаю руку, прикованную к батарее, но ничего не происходит. — И без глупостей, — говорит Рик. Он наставляет в нашу сторону пистолет. Я уверена, что на этот раз он заряжен. Оставляю попытку вырваться и кладу правую руку на ладонь Шона, мы переплетаем пальцы. — Ничего, ещё не всё потеряно, — тихо говорю я, глядя, как бандит присаживается на бортик ванны и возится с самодельной повязкой на повреждённой ноге. — Мы выберемся вместе, как и хотели. Всё будет хорошо, мы будем в порядке. — Я улыбаюсь, когда замечаю под потолком красный огонёк крошечной видеокамеры. — Всё будет хорошо. Разве может быть по-другому? — Эй, Вика, успокойся, ты бредишь. Приди в себя, это конец. Всё. В этот раз всё по-другому. Есть разница. Никто не придёт нас спасать, вот в чём дело. Здесь нет нашей команды, никто не вышлет спасательную группу. Мы одни. Прикованные к грёбанной батарее. Я даже на ноги встать не могу, ты не способна стрелять, еле поднимаешь ведущую руку. Пойми уже, это конец, — с отчаянием говорит Шон. Его голос дрожит. Я смотрю прямо перед собой. Если повернусь и увижу его слёзы, я этого не вынесу. — Нет, ты не прав. — В горле увеличивается ком. — Ничто не заканчивается просто так. Мы же не можем просто взять и умереть. В детстве я всегда представляла себя героиней разных книг о приключениях. Я всегда много читала и мечтала жить, как любимые персонажи. Я кое-что поняла, главные герои не умирают. Их всегда спасают в самый последний момент, когда кажется, что уже всё потеряно. Каждый из нас — герой собственной книги, мы просто не можем умереть, так не бывает. — Теперь и мой голос дрожит, поднимаясь и падая на самое дно. — Что-то произойдёт. Король всё же отменит жертвенную ночь, и нас отпустят. Или люди поднимут мятеж, освободив нас из дома. Может, наши друзья найдут способ пробраться сюда. Что-то обязательно случится. Так не бывает. — Безысходность меня душит. Паника становится полиэтиленовым пакетом, надетым на голову. — Никто не придёт, никто за нами не придёт. Они убьют нас, у нас уже не осталось ни единого шанса. Хватит нести эту чушь про грёбанные книги! — Шон повышает голос. — Это жизнь, понимаешь? Жизнь, реальная и жестокая! Никто не придёт, здесь другие правила… Я делаю резкий вдох, пытаюсь справиться с нахлынувшими эмоциями. — Это я виновата. Ты здесь из-за меня. Они специально выбрали тебя, самого младшего, чтобы я видела последствия собственных действий. Это я всё рушу, я, слышишь? — Слёзы начинают заволакивать взор. — Все правы, я не знаю, что делать. Я хотела, как лучше. Правда хотела, честно. Пыталась помочь людям. Но я не могу, я никто в этом мире. У меня другая задача. Я поступила ужасно глупо, я не могу противостоять этим людям, у меня ничего нет. Я двигалась вслепую, я всё разрушила. И теперь ты тут! Мы умрём из-за меня, из-за того, что я не слушала Дикса, и Дэвида, и своего отца. Я просто действовала хаотично, я их всех предала, я поступала ужасно, сама предала Дикса. И тебя тоже. Прости, пожалуйста, прости меня. Я… я должна умереть сегодня, я знаю. Не ты! Я разрушила свою жизнь, мне за это платить. Ты выберешься отсюда, выберешься, что-то произойдёт. — Чувствую, как пальцы Шона крепко сжимают мою руку. Понимаю, что впадаю в истерику, но не могу остановиться. — Я ненавижу себя, а не его. Я такая дура, я всё разрушила. Понятно, почему отец от меня ушёл, и мама тоже ушла, и все… Я… вокруг меня умирают люди. — Речь превращается в череду рваных всхлипов. — Я их убиваю сама. Я не хочу, не хочу, но делаю это. Что я наделала? Боги, что я наделала? Я себя ненавижу. Я так старалась, я хотела всем помочь. Я всё разрушила. Множество струек воды льётся мне прямо в лицо. Я вздрагиваю и умолкаю, пытаясь отвернуться от потока, заливающегося в рот. Когда это прекращается, я открываю глаза и жадно глотаю воздух. Передо мной стоит человек и держит лейку душа, тянущуюся от ванной, стоящей неподалёку. — Ну наконец-то ты заткнулась. — Кто-то садится на корточки передо мной. В нескольких сантиметрах оказывается знакомое лицо. Зуб выбит, а на неровном носу запеклась кровь. Судя по всему, это тот самый Стюарт. — Ты доставила мне много проблем. К счастью, у нас ещё полтора часа, а мы никак не можем найти оставшихся шестерых людей. Они забились в норы, как жалкие крысы. Мы не хотим тратить время зря, поэтому вас, детки, ждёт нечто увлекательное. — Стюарт опасно сверкает глазами. У меня проходит фаза шока, мозг перезагружается и начинает работать с новой силой. Сжимаю пальцы Шона, показывая, что ещё не всё потеряно. — Слушай, Стюарт, нам незачем враждовать. Все мы знаем, какие люди сюда попадают, те, кто не угоден лордам. Я уверена, что у нас много общего. Дай угадаю, ты выступал против Тиррассея. — Вглядываюсь в омерзительное лицо, пытаясь выстроить доверительную связь. Вспоминаю занятия по психологии. — Я — специальный агент, я обладаю многими навыками, я помогу тебе выбраться отсюда. Отпусти нас. Эти головорезы бросят тебя при первой же возможности. У нас есть план, как спастись всем вместе. Мы тебе поможем, мы всё же в одной лодке. Стюарт смотрит в мои широко открытые глаза, мне кажется, что я смогла до него достучаться. Он придвигается ближе. — Знаешь, почему меня не любит правительство? Я убил жену одного из мелких лордов. Нет, красотка, не ради благой цели. Мне просто захотелось. Я облил её горючим и наблюдал, как сгорает каждый сантиметр её кожи, ты бы слышала её крик. Меня направили в этот дом прямо из тюрьмы. Всё ещё хочешь мне помочь? — Стюарт усмехается, упиваясь моим смятением. — Послушай… — Заткнись, сука! — Парень отвешивает мне пощёчину, голова бьётся о батарею, на глазах появляются слёзы боли, на этот раз физической. — Это ты будешь меня слушать! Твои выходки меня уже достали! — Стюарт встаёт на ноги и повышает голос. Я понимаю, что он безумен. Даже его шайка начинает неуверенно мяться позади. — Оставь её, — хрипит Шон. — Нет, мальчик, мы ещё поиграем, у меня есть для вас кое-что, нечто увлекательное, твоя подружка натолкнула меня на мысль. Эй, красотка, это же русский акцент, мне не кажется? Я уже слыхал подобный английский от одного приятеля, он меня кое-чему научил. — Стюарт отходит к раковине и берёт с бортика револьвер. — Надо уважать культуру! Все мы проходили географию убогого технического мира в детстве. Россия — самая большая страна, населённая бездарями, не подозревающими о существовании магии. Одна традиция мне всё же понравилась, она очень весёлая, это игра. Стюарт вытаскивает из кармана патрон и вставляет в барабан. — Шестизарядный. Это чудо, а не дом. Столько интересного можно обнаружить, если хорошенько поискать. В Адриэле не часто можно увидеть оружие, обычно используется магия. Однако, пара месяцев в тюрьме — отличная школа жизни. — Он подходит ко мне, прислоняет дуло к моему виску и ведёт револьвер вниз, очерчивая скулу, проходясь по разбитым губам. Я задерживаю дыхание. Стюарт резко отстраняется и поворачивается к сообщникам. — Представляю вам русскую рулетку — увлекательнейшую игру с непредсказуемым финалом. — Парень поднимает руку с оружием вверх и смотрит на нас. — Я поступлю, как джентльмен, мы же говорим о культуре. Я подарю каждому из вас возможность вызваться добровольцем на первый выстрел. — Стюарт несколько раз прокручивает барабан. — Пуля лишь одна. Будет благородно, если кто-то возьмёт на себя часть риска. Я должна вызываться. Шон — ребёнок, он попал сюда из-за меня, я должна его спасти. Первый выстрел многое решает, у меня будет шанс спасти своего друга. Я начинаю беззвучно шевелить губами, по щекам бегут солёные слёзы, попадая в приоткрытый рот. Я должна, мне надо искупить вину, но я не могу, не могу произнести эти слова, внутри что-то обрывается. Я ненавижу себя больше, чем когда-либо, но не могу издать ни звука. Не могу. — Неужели никто? Какая у вас прекрасная дружба, — усмехается Стюарт. Шон тоже молчит, в этой игре каждый сам за себя. С этого момента наши жизни переходят в руки судьбы. — Тогда первой будешь ты красотка, ты меня бесишь. Я всхлипываю. Мне ещё никогда не приходилось находиться настолько близко к смерти. Я так крепко сжимаю руку Шона, что плечо неимоверно болит, но сейчас это кажется слишком далёким. И я верю, отчаянно верю в то, что это буду не я, молюсь, чтобы выстрел достался другому. Внутри меня что-то сгорает. Я должна платить за свои ошибки, но на смертном одре все карты раскрываются. Я практически умоляю мироздание отдать чёрную метку своему другу. Я не хочу умирать, но я должна. Мне так страшно, слёзы перестают идти, я превращаюсь в статую, кажется, что даже сердце перестаёт биться. — Один, — говорит Стюарт, целясь мне в лоб с близкого расстояния. Раздаётся выстрел. Я медленно выдыхаю, заторможено осознавая, что всё ещё жива. — Красоткам сегодня везёт, у вас осталось ещё пять возможностей, — говорит Стюарт. В его глазах я вижу азарт. Мои челюсти сжимаются, Шон сильнее сдавливает мою кисть. Теперь его черёд. — Я люблю тебя, — шепчет парень. — Я тебя тоже, — выдыхаю я. Мы держимся друг за руга так крепко, что пальцы начинает сводить. Я смотрю на остальных бандитов, на их лицах отражён лишь интерес, это просто зрелищный способ скоротать время до открытия двери. Скрытая камера впивается в меня своим красным глазом. Неужели я умру именно так? Сидя на грязном холодном полу, получив пулю в лоб? — Два. Выстрел. Поворачиваю голову. Шон широко открывает рот, справляясь с эмоциями. Он зажмуривает глаза, по его лицу пробегает быстрая волна облегчения. Очередь переходит ко мне. Я всегда думала, что умру, как герой, спасая чью-то жизнь на задании. Кажется, меня убьёт какой-то садист, решивший сделать ставку на мою национальность. Я не могу, не могу так умереть. Страх сменяется приливом энергии, я чувствую, что внутри что-то закипает. Что, если это магия? Что, если она настолько сильная, что сможет пробиться сквозь блокировку, наложенную на стены дома? Вспоминаю проклятую теорию, которую я учу уже много лет. Стараюсь сконцентрироваться, собрать энергию воедино, пропустить через пальцы. Мне кажется, что я чувствую тепло внутри себя. Я не могу сдаться. Я должна спасти себя и своего друга. Ну же! — Три. Я даже не успеваю подготовиться к этому выстрелу. Он проходит мимо меня, оставаясь за пределами моей концентрации. Я всё ещё здесь, отлично. Мне хватит времени. Я уверена, что пуля придётся на последний или предпоследний выстрел, я это чувствую. Мне хватит времени. Мы выживем. Вместе. Шон сжимает мою руку до самого предела, костяшки белеют, я не обращаю внимания на боль. Представляю, как магия проходит через меня единым потоком, вспоминаю формулировку боевого заклинания. Ну же, пожалуйста. Ничего не происходит. Я стараюсь изо всех сил, тепло увеличивается. Нужно совсем немного поднажать, у меня есть ещё время. — Четыре. Выстрел. Ну же, мне надо стараться лучше. Магия вот-вот мне поддастся. Ну пожалуйста! Что-то сбивает мою концентрацию. Я не понимаю в чём дело, что не так. Пальцы. Они больше не болят. Мою руку больше ничего не сжимает. Я стискиваю зубы до предела. Поворачиваю голову совсем медленно. Нет, конечно же мне это только кажется. Всё хорошо. Всё будет в порядке. Поворачиваюсь направо. Мой рот открывается, горло сжимается. Глаза распахиваются максимально широко. Я не могу кричать. Не могу пошевелиться. Впадаю в ступор. Просто замираю, не в силах даже моргнуть или сделать вдох. Его глаза открыты, он смотрит прямо перед собой. Между красивых голубых глаз медленно стекает кровь, очерчивает вздёрнутый нос, проходится по приоткрытым губам и капает вниз. Дыра на лбу кажется ненастоящей, словно это наклейка из магазина приколов. Стена превращается в кровавое полотно. Запоздало осознаю, что красные брызги остаются и на моём лице. Его ладонь ещё теплая. Медленно разжимаю свою пальцы. Моя рука дёргается, отпуская Шона. Так же медленно отворачиваюсь, глядя прямо перед собой. Я ничего не вижу. Ничего не понимаю. Голоса становятся белым шумом. Меня с чем-то поздравляют. Кажется, тут есть какие-то люди. Они смеются. Наверное, произошло что-то хорошее, если им весело. На губах расплывается улыбка. Мои глаза смотрят куда-то сквозь пространство. Я нигде и одновременно везде. Улыбка становится шире, чужой смех усиливается. Может, я сейчас нахожусь в театре? Я ходила туда в детстве. С мамой. Было здорово. Туман медленно рассеивается, издалека на меня движутся стены, покрытые плиткой. Потолок опускается, обозначая границы пространства. — Я посмотрел, остаётся час и десять минут. Времени ещё предостаточно. Успеем найти остальных. Ну а дальше уж каждый сам за себя. — Девчонку-то добей. — Да ты на неё посмотри, у неё, кажется, крыша поехала. Она прикована, никуда не денется. У нас патроны кончаются, надо экономить. — Я бы с ней ещё поразвлёкся. — Идиоты, часики тикают. Найдём оставшихся, а потом делайте с ней, что захотите. Топот. Тишина. Все звуки стихают. В голове раздаётся гул. Невидимые руки давят мне на виски. Мозг работает уже в автономном режиме. У меня была цель. Я должна что-то сделать. Выжить, я должна выжить. Я в доме, я выбрана жертвой на празднике Солнцестояния. Меня зовут Виктория Родзионтковская. Мой друг, Шон Ларсон, мёртв. Мне надо выбраться из этого дома. Сильно зажмуриваю глаза. Когда открываю их, реальность становится более осязаемой. Время. Что-то не так с временем. Я должна о чём-то помнить. Ну же, что не так с временем? Один час. Часы отстают на один час. Кажется, я сама их перевела. Зачем? Мне нужно выбежать из дома. Тут были люди, они сказали, что остался один час и десять минут. Десять минут. Уже меньше. Я должна выжить. Это моя задача. Нужно выбраться из дома. Смотрю на свою руку, объятую наручником. Шанс только один. Поднимаю правую руку, я совсем не чувствую боли. Адреналин позволяет забыть о существовании пореза. Расстёгиваю пряжку ремня и вытаскиваю его из брюк, насквозь пропитавшихся кровью. Складываю кожаный предмет пополам и прихватываю его зубами, сжимая челюсти. Надо выжить. Надо выжить. Надо выжить. Подношу правую руку к левой, ощупывая суставы. Двигаю наручник, проверяя степень его скольжения. У меня получится. Сильнее впиваюсь зубами в ремень. Раз, два, три. Изо всех сил выворачиваю сустав большого пальца, загоняя его под ладонь. На глазах наворачиваются жгучие слёзы. Челюсти немеют от напряжения. Тяну металлический наручник вверх, он всё равно не соскальзывает. Вжимаю большой палец внутрь, что есть мочи. Ещё раз тяну руку так сильно, как только могу. Ремень едва помогает мне удержаться от душераздирающего вопля. Я снимаю металлический браслет вместе с изрядным количеством кожи. Множество красных царапин украшает кисть, начинает просачиваться кровь. У меня кружится голова. Надо выжить. Встаю на ноги, они чуть ли не подкашиваются от такого продолжительного сидения в согнутом положении. А может вовсе и не от этого. Я не смотрю направо. Знаю, что, если посмотрю, мне конец. Мне кажется, что сознание уже меня покидает. Открываю дверь ванной, прислушиваясь к окружающей обстановке. Тишина. Аккуратно прохожу по внутреннему коридору, до сих пор не понимая, на каком этаже нахожусь. Плохо освещённое пространство всё больше нагоняет на меня сонливость. Нет, ещё рано отключаться. Наконец, выхожу на открытое пространство, к лестнице. Я на втором этаже. Между мной и выходом всего около двадцати метров коридора. С этого положения мне не видно часы. Я не могу понять сколько сейчас времени, и пора ли подходить к выходу. Внезапно, весь дом окрашивается в красный. Скрытое освещение распространяется на каждом этаже, становясь всё более ярким и насыщенным. Я понимаю, что это сигнал. Выдох. Пора. Я бегу так, как никогда ещё не бежала. Преодолеваю ступени, не заботясь о том, как громко они скрипят. Приземляюсь на ковёр и бегу по наружному коридору первого этажа. Я вижу, как каменная дверь начинает отодвигаться. — Какого чёрта? У нас ещё час! — Дверь! — Это наша девчонка. Какого хрена?! — Стреляй! Со второго этажа раздаётся множество голосов, они оказываются слишком далеко от входа в самое неподходящее время. Парни летят по лестнице, с другой стороны коридора, расталкивая друг друга. Я слышу выстрелы, кто-то палит по своим. Перепрыгиваю через трупы, лежащие на моём пути. Дверь открывается почти полностью, впуская в тёмное здание рассвет. Я вижу, как с противоположной стороны бежит Стюарт. Он отбрасывает пистолет, чтобы было удобнее двигаться. Он быстрее. Каждая клеточка моего тела взрывается болью, но адреналин помогает это игнорировать. Мы оказываемся у выхода практически одновременно. Табло подсвечивает цифру «семь». Делаю последний рывок и проскакиваю в проём, ударяясь о него, не вписавшись в поворот. Чувствую, что Стюарт дышит мне вслед, стараясь потянуть назад. Отталкиваюсь от каменной двери ладонью с вывернутым пальцам, практически разлагаясь на атомы от боли. Этот толчок позволяет мне вырваться вперёд. Я оказываюсь снаружи, падая с невысокого крыльца на траву, сразу же поднимаюсь. Обернувшись назад, я вижу, что дверь захлопнулась моментально, как только я отодвинулась от неё на сантиметр. Воздух пронизывает какой-то звук. Словно удар маятника. Второй, третий. У меня есть две минуты на то, чтобы отбежать от дома на безопасное расстояние. Вижу перед собой огненный круг, он находится от меня в нескольких сотнях метрах. Стискиваю зубы до предела и пускаюсь в свою последнюю гонку со смертью. Переставляю ноги, размахивая руками для создания вспомогательной амплитуды. Рана на плече пронизывает меня до кости. Продолжаю бежать через всю поляну, не смея обернуться назад. Когда до огненного круга остаётся всего пара метров, я слышу оглушительный взрыв. Дом не рассыпается на части, но его охватывает всепоглощающее пламя. Фасады трескаются, и стены начинают рушиться, от дома отходит облако пыли вперемешку с пеплом. Я нахожусь на достаточно отдалённом расстоянии, выдыхаю, разрывая лёгкие. Эти два метра я не бегу, иду, еле переставляя ноги. Огонь в кругу располагается совсем низко, я могу через него перешагнуть. Розовые краски рассвета прорываются сквозь тёмные остатки неба, скрывающие ужасы сегодняшней ночи. Как только я оказываюсь в центре просторного круга, огонь вспыхивает, поднимаясь на уровень моего роста. Магия принимает победителя. Пытаюсь вспомнить последнее условие. Надо поднять руку. Правую или левую? Мои искалеченные руки безвольно свисают вдоль тела. Одежда пропитана потом, кровью и слезами. Мир плывёт перед глазами. Чтобы не ошибиться, я поднимаю вверх обе руки. Удерживаю их в таком положении около двух секунда, а затем в глазах темнеет. Я падаю на траву без сознания. Пульсометр начинает стремительно понижать цифры. Пепел развеивается по всему полю, унося с собой сорок девять жизней, а пятидесятая догорает в агонии.***
У всех есть любимое время суток. Кто-то наслаждается энергией, которую дарит ему световой день, а кому-то комфортнее уткнуться в ноутбук или провести всю ночь за старым потёртым скетчбуком. У меня нет такого разделения, но я обожаю первые минуты после пробуждения. Когда ты открываешь глаза и встречаешь новый день, ты не думаешь о том, что было вчера. Мозг концентрируется на солнечных лучах, барабанящих каплях дождя за окном или снежинках, кружащихся по тёмному небу. Есть всего одна-две минуты, когда ты погружаешься в своеобразную нирвану, абстрагируясь от текущих проблем. Когда я открываю глаза, я улыбаюсь, потому что чувствую, что наконец-то выспалась. Мягкий удобный матрас отдаёт максимальным комфортом. Я лежу с необычным чувством, будто мне дали второй шанс. Это наполняет меня изнутри, стимулируя выброс эндорфинов. Просто всё хорошо. Это приносит облегчение. А потом открывается дверь. И всё исчезает, как забытый на утро сон. Я вижу перед собой больничные стены, на невысокой тумбочке стоят какие-то непонятные предметы, похожие то ли на камни, то ли на кристаллы. В комнату заходит незнакомый человек. — Рад, что ты наконец проснулась, — говорит мужчина среднего возраста. Он одет в красный костюм. Этот цвет не вызывает у меня ничего кроме отвращения. — Увидел на камере. — Мужчина кивает на небольшое устройство под потолком. — Мы решили тебя не будить, но все уже заждались. Реальность уплотняется. Перед глазами всплывают расплывчатые картинки: кафельная плитка, револьвер, открытые, ничего уже не видящие глаза, кровь, поле… Сейчас это всё кажется мне таким далёким, словно произошло много месяцев назад. — Сколько времени прошло? — спрашиваю я. Голос слегка хрипит. Человек протягивает мне стакан воды с тумбочки. Принимаю сидячее положение и беру стакан в руки. Пью маленькими глоточками, всё ещё ожидая ответа на свой вопрос. — Шестнадцать часов. Можно сказать, тебе повезло. Было потрачено много усилий, такие артефакты обычно не тратят на людей вроде тебя. — Вы сам-то кто такой? — спрашиваю я, отставляя пустой стакан обратно на тумбочку. Меня немного удивляет, насколько спокойно звучит мой голос. Создаётся ощущение, что моя нервная система замораживается, я не чувствую ни одной эмоции. Это больше напоминает Виолетту Де Ренью. — Распорядитель жертвенной ночи Солнцестояния, — мрачно заявляет человек. — Тебе надо быстро одеться и быть готовой к перемещению. Куда они снова меня тащат?.. Распорядитель видит в моих глазах замешательство. — Надо записать видео о том, что ты жива. Как ни крути, ты — единственный выживший участник от Ирридия. — Единственный? — переспрашиваю я. — Во втором доме никто не смог выбраться, все погибли раньше, чем открылась дверь. — Я удивлена, что распорядители знают о содержании испытания. Я думала, они просто координируют участников. — Ты практически умерла. Если бы кое-кто не решил дать тебе эти артефакты, мы бы сейчас не разговаривали. Такие предметы себе может позволить далеко не каждый человек, в них хранится очень сильная магия, ты исчерпала её практически полностью. — Распорядитель кидает взгляд на кристаллы. — Тебя доставили в ближайший Ирридийский госпиталь. Все были уверены, что ты умрёшь, даже по новостям разошлась новость о твоей смерти. В рану на плече попала инфекция, у тебя была крайняя степень нервного истощения, да и физического тоже. К твоему счастью, нашёлся человек, готовый пожертвовать артефактами из личного хранилища. За шестнадцать часов они почти полностью исцелили тебя, к тому же, этот вид целебной магии здорово успокаивает нервную систему. — Но кто дал мне эти артефакты? Мне кажется, что сейчас я услышу, что их передали анонимно, вместе с запиской. От отца. — Благодари Николаса Де Ренью. Я не успеваю осмыслить эту информацию, потому что дверь вновь открывается. В палату заходят Александр Драгомир и Чарльз Дорвуд, главные приспешники Роуза. — Она ещё не готова?! — раздражённо спрашивает Дорвуд у распорядителя, тот лишь виновато опускает голову. Лорд переводит взгляд на меня. — Тебе стоит поторопиться, Роуз не любит ждать. — Зачем я ему? — Поджимаю губы. — Нужно провести церемонию награждения, это привычная процедура, — отвечает Дорвуд. Я откидываю тонкое одеяло и опускаю ноги на пол. На них не осталось ни единого шрама, плечо больше не болит. Только на левой руке остаётся тугой бинт, фиксирующий палец, который кто-то вставил на место. Я не решаюсь снимать повязку. Хлопковая больничная сорочка доходит до колен и чуть ли не сваливается с моего худого тела. Явно не мой размер. Дорвуд грубо хватает меня за правую руку, поднимая с кровати. Встаю на ноги и понимаю, что голова больше не кружится. — Тебе и так дали шестнадцать часов на восстановление, положили в хорошую клинику. Будь благодарна и начинай уже собираться, чёрт возьми. — Глаза лорда полны отвращения. — Поздравляю с победой, — говорит Драгомир. Его лицо, как всегда, не выражает ни единой эмоции. — Поздравляю с успешным убийством нескольких сотен людей, — отвечаю я ему в тон. Сейчас мой голос такой же бесцветный, как и у лорда, который всегда носит чёрное. Какой-то бесконечный траур. — Да как ты смеешь?! — взрывается Дорвуд. — Мы тебе жизнь спасли, тварь ты несчастная. Вылечили, создали самые лучшие условия для восстановления! Ну ничего, завтра ты подпишешь контракт о работе в министерстве Тиррассея. Ты пожалеешь, что осталась жива. — Кажется, эта перспектива приносит лорду неподдельное удовольствие. — Да оставьте вы уже её в покое, — равнодушно говорит Драгомир. — От ваших нотаций она не начнёт одеваться быстрее. Жду за дверью. — Лорд выходит из палаты. — У тебя две минуты. Одежда в тумбочке, — шипит Чарльз и тоже удаляется. Распорядителю остаётся только последовать за ними. Вытягиваю белое платье, такое, которое принято носить на день Солнцестояния. Там же, в тумбочке нахожу самое простое нижнее бельё и синие балетки моего размера. Одеваюсь и подхожу к висящему на стене зеркалу. Лицо абсолютно чистое. Никаких порезов, синяков и запёкшейся крови. Более того, я уже давно не выглядела так свежо. Синяки под глазами пропали. Я не хочу выглядеть так, словно ничего не произошло. Они выставят меня нарядной куклой, совершившей великое искупление. Уж лучше бы люди видели, как на самом деле выглядят выжившие в жертвенную ночь. Не разрешаю себе погружаться в навязчивые мысли и выхожу из палаты.***
Я снова здесь, на той же поляне, где прозвучало имя, где я поклялась себе выжить, несмотря ни на что. Кажется, я справилась. Ощущается совсем по-другому. Над просторным участком земли догорает закат. По моим подсчётам, сейчас примерно девять вечера. Всё выглядит так же, как и вчера. Повсюду цветы, между расставленными камерами снуют репортёры. За магическим барьером толпа народу, всем интересно посмотреть на единственную выжившую. Вдалеке горят костры. Снова бегают дети. Опять стоит шатёр для лордов. Кажется, что ничего не изменилось. Но изменилось абсолютно всё. Чья-то рука проводит в моей жизни черту, разделяя на две части. До и после. Жизнь и существование. Меня угнетает тот факт, что, судя по всему, это рука принадлежит мне самой. После перемещения про меня все словно забывают. Плевать им, кто там выжил. Лорды с гордостью дают интервью и в очередной раз призывают граждан соблюдать традиции. На этот раз они одни, жёны и дети не присутствуют на поляне. Мне бы хотелось увидеть Брайса, или того сероглазого парня, спрашивающего про бутерброды, или даже чёртову Мирабеллу Де Ренью, хоть одно знакомое лицо. Ко мне подходит Николас. — С возвращением в мир живых, — говорит лорд. Сейчас его голос не звучит так бодро, как обычно, мужчина уже не так сильно смахивает на лицемерного политика, которым является. — Спасибо за артефакты, я такого не ожидала, — честно говорю я своим безжизненным голосом, скрещивая руки на груди. — Считай, что эта услуга входит в стоимость нашей сделки. Я не хочу чувствовать себя обманщиком. Я смог выполнить лишь половину условий, — серьёзно говорит лорд. — Ничего уже нельзя сделать, так? — Ничего, — кивает Николас. — Завтра тебе придётся подписать договор или твой парень умрёт. — Он не мой парень. И нет, он не умрёт, — вглядываюсь в закат. Солнце почти село за горизонт. В воздухе витают магические свечи, расположенные в венках из полевых цветов. — Мне нужно их увидеть, хоть кого-то. Кэтрин, Дэвида, Бена… — Боюсь, что это невозможно до конца церемонии. Они пытались пробраться в больницу. Лайтвуд так яростно отстаивал свои права, — Николас усмехается, но выходит как-то очень сухо. — Твоя подруга, она… — Что с ней? — пристально смотрю на лорда. — У неё случился нервный срыв. Сегодня в утренних новостях сказали, что в Ирридии не выжил никто. Вообще никто. Все сомневались, что ты придёшь в себя. — Как она сейчас? — Уже лучше. С ней сидит Бенджамин. Давиллер был где-то здесь, за барьером, может, он всё ещё там. Дэвид находится с родителями Шона, его мать сейчас на грани. — Николас уже собирается уходить, но на секунду останавливается. — Мне жаль. Лорд уходит, не дожидаясь ответа. Жаль… Да, одно слово, конечно же, искупает его вину, перечёркивает сотни убитых жизней. Как же это невыносимо. Распорядители зовут меня в центр поляны, камеры уже стоят наготове. Выходит Роуз и надевает мне на голову ещё один венок из красных роз. Он что-то говорит. Я не слушаю, просто смотрю перед собой. Меня поздравляют, говорят о том, что я достойно защитила честь своего государства. Говорят, что все смерти были не напрасны, что люди за стеной пошлют нам свою милость, а боги примут эту жертву и даруют благодать. Следующая фраза меня по-настоящему удивляет. — Виктория Родзионтковская — не только человек, внёсший вклад в наше счастливое будущее, но и страж закона, ежедневно спасающий людские жизни. За многочисленные заслуги перед Адриэлом, я делаю ей подарок — триста тысяч ирридийских шарлей. Виктории выпал второй шанс, пусть новая жизнь будет лёгкой. Я очень надеюсь на наше дальнейшее сотрудничество. — Роуз приобнимает меня за плечи. Люди за барьером начинают аплодировать, восхищаясь щедростью лорда, они восхваляют его имя. Когда запись эфира заканчивается, к нам подходит фотограф. — Улыбнитесь, — говорит он мне, стоящей возле президента Тиррассея. На моём лице не двигается ни одна мышца. — Ладно, и так сойдёт, — сдаётся фотограф и делает несколько кадров. Откуда-то сбоку сразу же выныривает репортёр. — Виктория, как вы себя чувствуете? — спрашивает он. — Прекрасно. — Вы рады, что послужили великой цели? — Да. Отвечаю так, как от меня требуется, больше нет желания бунтовать, хотя сейчас есть прекрасная возможность высказать своё настоящее мнение. Расталкивая репортёров, ко мне подбирается один из распорядителей в красном костюме. — Вам деньги в какой валюте выдать? В шарлях, может, в вашей национальной валюте? — уточняет мужчина. — Мне не нужны деньги, — холодно отвечаю я. — Выдайте в долларах, это удобно, — решает за меня Роуз. — Устроишь себе шоппинг, стоит отдохнуть перед началом работы. Завтра жду тебя в Тиррассее, — говорит лорд, будто мы обсуждаем нечто совсем обыденное. Я лишь молча киваю. Снова появляется Николас Де Ренью. — Тебе тут передали, не было подходящего времени вернуть. — Лорд что-то мне протягивает. Я вижу, что это удостоверение агента. Месяц назад я запросила себе новое, потому что сильно изменилась за пять лет и не хотела ходить со старой фотографией. Снова киваю, принимая документ. — У вас есть артефакт для перемещения? Я хочу домой, — обращаюсь к Николасу и вижу, как ухмыляется Роуз. — Они должны быть у распорядителей, подожди пару минут, — говорит Де Ренью и отходит к шатру. Спустя некоторое время я сжимаю в ладони маленький камень, готовясь к трансгрессии. — Подождите! — Ко мне бежит распорядитель с чемоданом. — Сто пятьдесят тысяч долларов. — Он протягивает мне серый кейс. — Бери. Считай, что это премия за бессмертие, — издевается Роуз. Избегаю его взгляда, беру чемодан и сильнее сжимаю камень, который сгорает в кулаке, относя меня домой.***
Только на родной улице я понимаю, что у меня нет ключей, а телефон уже два дня лежит в квартире. Надо позвонить кому-нибудь с общественного телефона, например, Дэвиду. Иду, не держа в голове конкретного направления. Ночь вступает в свои права, а значит у Москвы открывается второе дыхание. Бары Китай-города вновь сияют неоновыми вывесками. Летняя жара выгоняет молодёжь на улицу даже в такое позднее время. Припоминаю, что, если пройти через небольшой сквер, будет остановка с телефонным автоматом. Удобнее перехватываю тяжёлый чемоданчик и движусь туда. Этот парк всегда отличался тишиной, но сейчас до меня доносятся звуки музыки. Здесь ещё никогда не было столько народу. Около сотни человек толпятся у небольшой сцены для городских мероприятий. Из колонок доносится энергичная мелодия. Трое музыкантов исполняют незнакомую мне композицию. Наверное, собственного сочинения. Прохожу мимо толпы, сворачивая на узкую аллею. Хочу продолжить свой путь к автомату, но что-то меня останавливает. Магия, я чувствую её, воздух буквально ей пропитан. Понимаю, что эта энергия отходит от сцены. Оборачиваюсь на толпу. Это не моё дело. Маги в Москве не такая уж и редкость, но нечто странное не позволяет мне пройти мимо. Нужно проверить. Это уже рефлекс. Может мне и правда стоит уйти с этой грёбанной работы? Разворачиваюсь и возвращаюсь на концерт. Прохожие плотно облепляют сцену, музыка явно приходится им по душе. Прямо на газоне припаркован небольшой автобус, на таких катались хиппи в семидесятых. Оттуда тянутся провода, подсоединённые к колонкам и электрогитарам. Вокалист стоит чуть ближе, позади него находятся два гитариста, один из них подпевает на фоне. Этим парням на вид лет двадцать, может больше. У них довольно загорелая кожа и слегка выгоревшие волосы. Они хорошо сочетаются между собой: блондин, брюнет и харизматичный рыжий вокалист, притягивающий к себе всё внимание. Что-то меня настораживает, не даёт пройти мимо и наконец позвонить Дэвиду. Нужно подойти ближе, но через такую толпу фанатов не проберёшься. Подхватываю чемоданчик, подмечая, что палец на левой руке действительно в порядке. Венок из роз каким-то чудом ещё держится на голове. Тёмные кудри контрастируют с длинным белым платьем. Посреди людей в джинсовых шортах и коротких майках я смотрюсь странно, но мне абсолютно на это плевать. Пробираюсь к сцене. Расталкиваю людей и слышу в свой адрес многочисленные ругательства. — Эй! Ну куда ты лезешь?! — Закатывает глаза какой-то парень. — Я два месяца ждал, когда они в Москву приедут. — А я ждала три месяца, — зачем-то говорю я и, воспользовавшись замешательством парня, проскакиваю вперёд. Моя стройная фигура протискивается сквозь подтанцовывающих людей. В конце концов, я оказываюсь в первом ряду, но всё равно не понимаю, что мне не нравится в этом магическом фоне: он неточный, расплывчатый. Песня заканчивается, и вокалист говорит на английском: — Спасибо, Москва. Мы рады, что вам понравился наш небольшой концерт и вы так тепло приняли наш новый трек. Большой тур подходит к концу, и уже через пару часов мы вылетаем обратно в Штаты. Однако, мы надеемся вернуться! — Толпа начинает шуметь и аплодировать. Я уверена, что как минимум пятая часть собравшихся не знает английский и просто поддаётся стадному чувству. — Разумеется, мы с вами успеем немного пообщаться перед отъездом! — Вокалист загадочно подмигивает. — Ну а сейчас мы исполним завершающую композицию, вы давно её просили. Осторожней, она разобьёт вам сердца! Толпа снова шумит, а я перехватываю чемоданчик, выскальзывающий из рук, где-то внутри лежит моё новое удостоверение. Понимаю, что ошиблась. Здесь нет ничего криминального, ложная тревога. Теперь надо разобраться, как отсюда выйти. В первом ряду создаётся довольно сильная давка. Я уже готовлюсь развернуться, когда снова звучит звонкий голос: — «Another love». — Наверное, это название песни, я не слышала её раньше. Оно меня привлекает, заставляя на секунду задержаться. Парень с рыжими волосами начинает петь, мои глаза приковываются к микрофону. — Я хочу увезти тебя куда-нибудь, чтобы ты знала — мне не всё равно. Но сейчас слишком холодно, да и я не знаю куда. — Эти строчки звучат невероятно красиво в исполнении вокалиста, но меня больше цепляет их смысл. Слова льются прямо в меня, проникая куда-то вглубь. Толпа замирает, поражённая красотой голоса. Люди начинают включать фонарики на телефонах и плавно покачивать руками. Когда близится припев, бэк-вокалист откладывает гитару, выходит вперёд и подхватывает песню. Его светлые волосы лежат небрежно, демонстрируя лёгкий беспорядок. Он поёт сосредоточенно, смотрит вдаль, а не на фанатов. Рыжий парень, напротив, пытается уделить внимание каждому, устанавливая секундный зрительный контакт со слушателями, по мне он тоже пробегается своими янтарными глазами. Замечая отстранённость бэк-вокалиста, музыкант забавно на него зыркает, после чего гитарист подходит ещё ближе к краю невысокой деревянной сцены, он оказывается прямо напротив меня. Окидывает толпу быстрым взглядом и слегка наклоняется. Гитарист поглядывает на приятеля, проверяет видит ли тот, как парень проявляет чудеса социального взаимодействия. Они оба становятся серьёзными, сосредоточенными, начинается припев и оба голоса пропитываются отчаянием, свойственным данной композиции. — Я хочу спеть тебе песню, что стала бы только нашей, но я уже спел их все другому сердцу. — Светловолосый гитарист склоняется ещё ниже, смотрит мне прямо в глаза. — И я хочу плакать, я хочу влюбиться, но все мои слёзы уже пролиты… О другой любви, о другой любви. Я замираю, никогда раньше не слышала этой песни, но она находит во мне отклик, хоть мне и некому петь, у меня нет другой любви. Мы с парнем смотрим друг на друга, не разрывая контакта. Мои глаза по-прежнему ничего не выражают, в них разливается пустота. Глаза же парня горят эмоциями, кажется, он проживает каждое спетое слово. В какой-то момент композиция заканчивается. Бэк-вокалист отходит, сразу же забывая о вынужденном взаимодействии с толпой. Рыжий музыкант благодарит публику за прекрасный концерт, кажется, под конец народу становится ещё больше. Толпа немного расступается, становясь менее плотной. В колонках играет какая-то популярная музыка, а парни складывают инструменты в автобус, всё ещё стоящий на газоне. Вижу, как брюнет выносит какую-то коробку, тревожно оглядываясь по сторонам. Эта реакция меня настораживает. Подхватываю чемоданчик и подхожу ближе к автобусу. К нему уже подтянулась довольно большая часть аудитории. Вижу, как темноволосый гитарист протягивает людям какие-то пузырьки, принимая деньги. Блондин присоединяется к парню, завлекая покупателей. Ребята говорят на английском, шутят, рассказывают о своей музыкальной группе и будущем туре. Рыжий вокалист стоит чуть в стороне и флиртует с девушками, протягивая им постеры с изображением группы, выступающей в каком-то клубе. Рядом со мной кто-то откупоривает пузырёк и вливает в себя жидкость. Я чувствую запах, и пазл наконец складывается у меня в голове. Осторожно открываю чемоданчик, чтобы не засветить его содержимое и вытягиваю оттуда удостоверение. Подхожу к вокалисту, посчитав его главным в группе. Бесцеремонно беру его за локоть, уводя за автобус от негодующих фанаток. — Крошка, а ты настойчива! — радостно улыбается парень, он тянется, чтобы меня поцеловать. Видимо для него это обычная практика. Вместо моих губ у него перед лицом возникает документ в синей корочке. Парень удивлённо таращится на меня. — Адриэлский центр подготовки агентов. Агент ноль-ноль-два-А, отдел магического правопорядка. Вы подозреваетесь в незаконном распространении магических зелий на запрещённой территории технического мира. Как я понимаю, вы продаёте одурманивающие эликсиры под видом наркотиков. Это статья. — Голос остаётся бесцветным. Моё серьёзное лицо ещё больше пугает музыканта. — Воу! Слушай, нам не нужны проблемы. Давай ты прикроешь глазки, а через пять минут нас здесь уже не будет. — Парень старается мило улыбаться. Его веснушки подсвечиваются гирляндой, свисающей с крыши автобуса. — Нет, давай по-другому. Я не докладываю о торговле наркотой, а ты рассказываешь мне про вашу схему. — Ага, а ты это запишешь на диктофон и передашь законникам. — Нет, не передам. Да и у тебя всё равно нет другого выхода. — Равнодушно пожимаю плечами. — Ладно, — ворчит вокалист. — Что конкретно ты хочешь знать? — Откуда вы? Что забыли в техническом мире? — Мы из Дройзена, маленькое государство на севере Адриэла, практически под стеной. Мы свалили оттуда семь лет назад. В таких странах, как Дройзен процветает средневековье, такая извращённая версия Индарии. В основном там занимаются овцеводством и добычей хрусталя. Однажды к нам в деревню приехал путешественник, рассказал о техническом мире, о том, что здесь люди живут свободно, сами решают свою судьбу и могут заниматься абсолютно всем, чем угодно, а не тем, что скажут родители. Мы с друзьями сбежали из дома. Сначала было не просто, но мы справились, научились жить без магии. Создали группу, обосновались в тёплом Лос-Анджелес, нам этого дико не хватало после северного климата родного государства. — И вы докатились до наркоторговли? — Ну, знаешь малоизвестной музыкальной группе не просто оставаться на плаву, это шоу-бизнес. Сначала мы продавали обычные таблетки в клубах, потом связались со старым другом в Дройзене. Он поставляет нам зелья. — Запрещённые, конечно же, — перебиваю я. — Такие есть только на чёрном рынке, я изучала этот вопрос с правовой точки зрения пару лет назад. — Ну, есть такое, — смущённо бормочет парень. — Меня больше интересует другое. Каким образом вы глушите магический фон? Я чувствую, что он скрыт. От таких препаратов разило бы энергией за сотню метров, но я ничего не чувствую даже вблизи. — Ну, есть определённые артефакты, места знать надо, это уже другая, более скрытная часть магического мира. — Как тебя зовут? — спрашиваю я. — Ник, для тебя Никки. — Парень подмигивает, пытаясь свильнуть со скользкой темы. — И зачем вы приехали в Россию? — У нас был тур по Европе, решили заскочить и сюда, узнали, что здесь много желающих прикупить товар. В столице и Санкт-Петербурге наши выступления оказались весьма прибыльными. Нашли тут тихий дворик со скверами, распространили информацию по нашим каналам, как видишь, собралась неплохая толпа. — Да, и вас сразу же поймали, конспирация на высшем уровне. — Многозначительно смотрю на парня. — И сейчас ты конечно же скажешь, что всё записала и побежишь нас закладывать, — мрачно вздыхает парень. — Я бы так и поступила, но сегодня обстоятельства складываются в твою пользу. — Следующие слова вырываются у меня слишком просто. — Я хочу поехать с вами. Найдётся местечко в автобусе? — Это шутка? — Нет, мне надо попасть в аэропорт, как можно быстрее. Я заинтересована в вашем артефакте, скрывающем магический фон. Кстати, почему вы не можете просто трансгрессировать? — Мы не просто так свалили из магического мира. У нас концепт: жить без использования магии, как самые простые люди. — Да, и продавать магические наркотики, — подмечаю я. — Это исключение… Ну, есть ещё одно на самом деле. Автобус. Как бы мы не старались, вот его-то переслать самолётом не удастся. В отличии от нас, наша старушка любит перемещаться в пространстве и ждать нас на новом месте. — Никки забавно поглаживает транспорт. — Так тебе нужно в Лос-Анжелес, да? Я киваю. — На самом деле, мы не сразу полетим туда. У нас самолёт до Сиэтла, а дальше уже поедем домой через Орегон и Неваду, у нас там дела. Думаю, прибудем в Лос-Анжелес недели через две. Я задумываюсь. Вот он, мой идеальный шанс. Кто-то говорит, что бегство — это не выход, но только это мне и остаётся. С этими запрещёнными артефактами, меня будет сложно отследить по магическому отпечатку. В чемодане куча денег и, что важнее, удостоверение агента. Оно поможет мне пересечь границу без документов. Я не могу просто трансгрессировать, такие перемещения легко отследить. У меня будет несколько дней, пока меня не лишат лицензии и не снимут с должности, тогда удостоверение станет бесполезным. Однако, этого времени хватит, чтобы скрыться. Меня здесь ничего не держит. Пока контракт с Роузом не подписан, Диксу ничего не угрожает, это не будет рассматриваться, как отказ. Лорды правы, мне выпал второй шанс, я могу начать жизнь заново. Могу позвонить Дэвиду по дороге и сказать, что со мной всё хорошо. Я увижу свою мать, сменю обстановку. У меня нет магии, нет парня, работа уже не может меня удержать, остаётся только крошечная надежда. Я хватаюсь за неё обеими руками. — Этот маршрут меня устраивает. Так в автобусе найдётся место? — Ну, у нас там два спальных места. Переезды длинные, чаще всего по ночам. Пока один за рулём, другие отдыхают. Есть, конечно, ещё одно переднее сидение, но будет тесновато, — замечает Никки. — У тебя вообще есть с собой документы? — У меня есть это, — указываю на удостоверение. — В аэропортах есть наши люди, они сотрудничают с центром. Если заплатить им за экстренное оформление документов и за молчание, проблем не возникнет. — И где же ты собираешься взять столько денег? — насмешливо спрашивает парень. Киваю в сторону чемоданчика. — Да ладно! Только не говори, что там лям баксов. — Поменьше, но суть ты уловил. Я дам вам пять тысяч долларов, если вы доставите меня в Лос-Анжелес в целости и сохранности, ну и не буду сообщать о том, что вы барыжите зельями с чёрного рынка. У парня округляются глаза, названная сумма явно его поражает, но он тут же берёт себя в руки и с серьёзным видом произносит: — Семь тысяч. — По рукам, — соглашаюсь я. — Ещё мне нужно, чтобы вы достали для меня артефакт, глушащий магический фон. — Ты что, в бегах? — недоверчиво уточняет музыкант. Не успеваю что-либо сказать, потому что слышу торопливые шаги у себя за спиной. — Никки, хватить клеить девчонок, сними себе кого-нибудь в Калифорнии. Я оборачиваюсь. Передо мной стоит гитарист со светлыми волосами. Его серо-голубые глаза смотрят на меня с раздражением, хотя несколько минут назад он глядел на меня с совершенно другими эмоциями. — Клифф, у меня новость, — энергично говорит Никки, кажется, он уже представляет, на что потратит деньги. — Она едет с нами! Гитарист поражённо глядит на меня. — Ты что, обдолбался? Завёл себе подружку и решил притащить её в наш автобус? Этого не будет. Смотри во что она одета, небось из психушки сбежала. Бросаю взгляд на длинное белое платье. В чём-то он прав. — Она законница, может повязать нас прямо сейчас, я вообще-то нас всех спасаю последние десять минут, — ворчит Никки. — К тому же, она нам заплатит. — Ага, только копов в машине мне не хватало… Ты вообще знаешь, кто она такая? — Немного раздражает, что он говорит так, будто меня здесь нет. — Ну, она агент из Адриэлского центра, у неё нет документов и, кажется она в бегах, — улыбается вокалист. — Идеально впишется в нашу безумную тусовку. — Как тебя зовут-то хоть? — Гитарист наконец-то поворачивается ко мне. Я поджимаю губы. Никки замечает моё смятение и находит решение: — Придумай новое имя, всё равно тебе сейчас липовые документы делать. — И какое имя мне подходит? — спрашиваю у Никки, игнорируя пристальный взгляд его приятеля. — Долли, — вклинивается гитарист. — Сразу в голове всплывает образ психованной деревенщины с ужасным акцентом. И почему все так цепляются к моему акценту?.. — Фу, ну какая Долли? — Никки протестующе машет руками. — Мне кажется, что тебе надо быть Риной. — Рина должна быть рыжая и с веснушками, — возражает бэк-вокалист. — Значит, Рина, — решаю я. Никки улыбается, а гитарист раздражённо закатывает глаза. — Это Клиффорд, Клиффорд Мейсон, — представляет друга Никки. — Клиффорд — хорошее имя, — говорю я. — Например, для кота. Глаза Мейсона недовольно вспыхивают. — Да и фамилия отстой. Твоя жена захочет оставить девичью. — Я не собираюсь жениться, — фыркает Клиффорд. — Все твои фанатки сейчас с облегчением вздохнули, — парирую я. — Тебе вообще есть восемнадцать? — осведомляется Мейсон. — А на сколько я выгляжу? — Лет на девятнадцать-двадцать, — предполагает Никки. — Значит, есть. — Я пожимаю плечами. — Самим-то сколько? — Мне двадцать три, эти двое на год младше. Нашего третьего участника группы зовут Джейк, кстати. Видимо, он сейчас там один отдувается, продавая товар. Я ничего не отвечаю, принимая информацию к сведению. — Рина, ты чего такая мрачная? — не удерживается от вопроса Никки. — Ты вообще умеешь улыбаться? — Нет. — Исчерпывающе, — бормочет Клиффорд. — Так из какой психушки ты сбежала? Я снимаю с головы отвратительный красный венок и надеваю на голову Никки. Тот улыбается и его глаза хитро сверкают. — Вы новости не смотрите? Солнцестояние вообще-то, — спокойно говорю я. — Да где смотреть то? У нас только зеркало заднего вида на автобусе, — смеётся Никки. — Да вроде утром слышал, что в Тиррассее только один выживший, а в Ирридии вообще все погибли. — Да, в Ирридии погибли все… — Протягиваю я. — Я куплю другую одежду по дороге в аэропорт. — Ну и отлично! Сейчас поедем тогда! — Никки прикасается к моему плечу, от чего я слегка вздрагиваю. — С нами весело, — шепчет парень мне на ухо. — Эй, ребят, я закончил. — Из-за автобуса показывается Джейк. — У нас пополнение, — раздражённо говорит Клиффорд, проходя мимо нас. Я слышу, как он прощается с оставшимися слушателями. — Я не думаю, что это хорошая и… — начинает Джейк. — Семь тысяч долларов, — перебивает его Никки. — Добро пожаловать в обиталище музыкальной группы «Freedom», — улыбается парень и уходит вслед за Мейсоном, не задавая лишних вопросов. — Какое у вас банальное название, — замечаю я. — Всем нужна свобода, разве нет? — спрашивает Никки, глядя мне прямо в глаза. Я пожимаю плечами и иду ко входу в автобус вслед за парнями. Когда, поднимаюсь на ступеньку, вижу внутри две узкие кровати и проход между ними. Наверху, на полках, лежат гитары. В автобусе весьма уютно, на полу лежит пушистый коврик. — Да заходи уже. — Клиффорд явно не рад моему присутствию. Я все ещё чувствую в крови действие успокоительного, оно настолько мощное, что заглушает все жуткие мысли о прошлой ночи. Сейчас мне всё равно, просто хочется уехать. Однако, тонкий голосок здравого смысла пробивается наружу. Я, несовершеннолетняя девушка, собираюсь отправиться с тремя незнакомыми парнями неизвестно куда. Они могут убить меня ночью и забрать деньги, могут накачать наркотиками. Я не могу просто так сбежать из страны, придётся заниматься подкупом, создавать фальшивые документы. Это же безумие. Я не могу бросить Дэвида, Кэтрин, Бена, да даже Давиллера. Это не мой путь. Я должна брать ответственность за свою жизнь, не поддаваться сиюминутным порывам. Когда я поругалась с Диксом, я не пошла напиваться в клуб, я смогла удержаться, мыслить рационально. Я — агент, я не могу бросить работу, которой посвятила всю свою жизнь. Именно из-за работы я уделяла так мало времени близким, погружалась в себя. Брала на себя слишком много, боялась просить о помощи, не желала слушать другие точки зрения. Если я останусь, у меня будет шанс исправиться, начать с чистого листа. Не убегать от проблем в сомнительной компании, а взять себя в руки и бороться дальше. Я многое сделала ради своей цели, неужели всё это было действительно напрасно? А автобусе начинает играть радио. Никки и Джейк о чём-то шепчутся, глядя на меня. Я не чувствую себя в безопасности, хотя и дом перестал быть моим островком спокойствия. Если я достаточно сильная, я смогу идти дальше, смогу придумать, как избавиться от обязательства работать на Роуза. Если я достаточно сильная, сейчас я выйду из автобуса, приду домой и увижу друзей, поговорю с Диксом и проведаю Кэтрин. Если я достаточно сильная, я не поведу себя, как трусливая девчонка, поступлю правильно. Подхватываю чемоданчик в правую руку и спускаюсь по ступеням вниз, на газон, стоя спиной к автобусу. Смотрю на сквер, освещённый одинокими фонарями. Если я достаточно сильная, я не предам своих близких, не сбегу, даже не увидевшись с ними на прощание. Делаю шаг вперёд, музыка, доносящаяся из радио, остаётся позади. Снимаю дверь автобуса с крепежа и закрываю. Я закрываю её изнутри, стоя на мягком ковре. Нет, всё-таки недостаточно.