запах тикового дерева и табака

       Скриптонит — Это любовь        27 ноября 05:23        — «Жить прошлым, значит умирать в настоящем.» Кто это сказал? — задаёт вопрос Рождественский, стоя напротив кухонного окна и тушá окурок сигареты в пепельнице. Ему нет нужды оборачиваться, дабы знать, что она зашла.        — Ты сказал, — отвечает Варвара, остановившись в проёме и скрестив руки на груди, облокачиваясь на дверной косяк.        — Билл Беличик — мудрый человек, а как тренер полное говно, — … — Как же так, Ветрова? — снова спрашивает Владислав, но уже лицом к девушке, медленно делая шаги к ней на встречу. — Ты слишком стервозна. Как нам найти общий язык? — парень останавливается в сантиметре от шатенки и слегка склоняет к ней голову.        — Поцеловаться.        Обхватывая его шею руками, Варя притянула Рождественского ближе к себе, впиваясь в такие необходимые губы. Брюнет тут же опустил свои руки на её талию, отвечая на поцелуй. Им обоим катастрофически не хватало воздуха, но ни один не хотел отрываться от другого ради того, чтоб перевести дыхание. Только когда лёгкие начали гореть от нехватки кислорода, они разорвали поцелуй, тяжело дыша, но их губы все ещё легко соприкасались.        — Что же ты со мной делаешь, ведьма? — шепчет Влад, соприкасаясь с Варварой лбами.        Она смотрит на него. Не отдавая самой себе отчёт о своих же действиях. Ещё слишком рано. Возможно, позже, днем, ей придётся осмыслить все произошедшее, но не сейчас. Ведь парень припадает к её шее, оставляя влажные поцелуи, вновь туманящие разум.        — Чш-ш. — Владислав медленно отстраняется и выходит из кухни, оставляя за собой приоткрытую дверь и Варю, не способную пошевелиться из-за потока мыслей.       

***

       30 ноября 16:57        — Ты растерянна? — заговорила вдруг Снежанна, придерживая фарфоровую чашечку за края и отпивая глоток горячего чая с мелиссой.        — Что?        — В таких ситуациях люди испытывают что-то вроде... Замешательства? — белобрысая сидела напротив подруги в удобном кресле одной из кофеен Петербурга. Отдаленно слышался запах ванили, а за стеклом крапал дождь.        Напиток бил по стенкам горла, отчего она жмурится стискивая зубы, морщится, а потом грозно ойкает.        — Черт, как же горячо.        А Ветрова, подливая ей заварку, предупреждала и наказывала быть осторожной. Зрачки ее темнеют и опускается взгляд на упавшую со стола ложку. Огорчена? Опечалена? Ресницы прикрывают блондинку, словно бархатный занавес, поэтому эмоции глаз остаются на кое-то время неизвестными.        — Нет, — шатенка устремляет свой взгляд в запотевшее окно, находящееся за подругой. — Не совсем, — пальцы размеренно бьют по кружке со свежемолотым кофе. — Я знаю, чего хочу. Вне всяких сомнений. Но хочет ли этого он? — … — Разбавь кипяток, язык обожжешь.        — Я уже обожгла его, — отмахивается Морозова.       

***

       30 ноября 19:15        Девушка провела рукой по своим собственным волосам цвета каштана, отмечая то, что они стали влажными. Дождь не прекращал лить несколько дней. Она не возражала. Любовь к дождю была ее частью так же, как и влюблённость в него. А он дождь не любил. Это было обидно.        — Ненавижу дождь. Почему ты не берёшь с собой зонт? — Потому что у меня его нет. Это всего лишь дождь. Я не боюсь промокнуть.        Даже сейчас, когда дождь шёл стеной, она все равно стояла на набережной без зонта. Она любила его. И его тоже. Наверное, это было более сильное чувство, чем влюблённость. Да. Она любила их.        А он любил только её. Поэтому сейчас нервно стучал ногой по асфальту в ожидании зелёного света на светофоре, дабы быстрее оказаться рядом с ней. Но он тоже был без зонта. И ни в коем случае не из-за любви к дождю. Лишь из-за любви к ней. Лишь из-за любви к ней он бежал не останавливаясь до этого чёртового моста. Ведь именно там в приложении высвечивалась красная точка, обозначенная как «Варвара Ветрова». Только она.        — Как ты?.. — шепчет девушка, видя знакомый приближающийся силуэт.        — Не имеет значения, ведьма, — шепчет парень, прижимая Варю к себе.        И она молчит. Обнимает в ответ и молчит. Потому что слов не надо. Потому что он пахнет тиковым деревом и табаком. Потому что запах уже родной.        — Что, слова исчезли? — усмехается Рождественский, все так же её обнимая.        — Дурак.        Ухмылка на его лице пропадает, когда его губы впиваются в её, такие родные. Они любят друг друга. Она любит дождь и его. А он любит её и будет терпеть этот дождь из-за любви к ней.