Пустельна троянда (Пустынная роза)

- Мне нужно выйти, - говорит Украина и начинает обуваться. - Куда? - спрашивает УПА. - Воздухом подышать. Украина выходит. Уходит в тёмную ночь, где ни одна звезда ему не укажет путь домой, если вдруг что случится. ВСУ будто бы понимает УПА без слов. И говорит: - Он не ребёнок. И хватит его контролировать. - Тебе не кажется подозрительным? Слишком часто и слишком надолго он выходит "подышать". - Хочешь - иди за ним. Он просто устроит тебе скандал, как сделал бы на его месте любой нормальный человек. *** Тонкая, длинная фигура Украины, которую УПА ни с кем не спутает, быстро и сутуло движется вглубь двора и сворачивает за гаражи. Останавливается, будто кого-то ожидает. УПА присаживается за ближайший куст. Вскоре к Украине подходит неизвестный мужчина. Средний рост, средняя комплекция, капюшон на пол-лица и натянутая до носа маска. Даже если бы УПА его знал, сейчас не узнаёт, как ни старается. Они не говорят - действуют так, будто договорились заранее. Украина опускается на колени - холодный асфальт возле гаражного кооператива - и расстёгивает ширинку мужчины. В ответ - быстрое, грубое движение руки, которая хватает за волосы и насаживает так глубоко, что Украина закатывает глаза и жадно дышит носом, трепыхаясь, как рыба, выкинутая на берег. Затылок мужчины прямо возле куста, где засел УПА. Понимая, что сейчас ситуация именно в его руках - точнее, в руке, крепко сжимающей обломок кирпича - УПА хреначит прямо в затылок. Мужчина, даже не вскрикнув, падает, и Украина еле успевает отскочить. Сразу же, мгновенно, Украина замечает УПА. Не скандалит, не льёт слёзы, не извиняется даже. - Ты убил его. - А он тебя изнасиловал. - Много ты понимаешь. - Твои глаза не соврут. - Ага. - Я люблю тебя, Украина. Скажи, зачем ты ходишь сюда так часто? - Раз уж ты тут, сам бы и ответил на свой вопрос. У него сумка расстёгнута. В сумке хренова туча пакетиков с одинаковым содержимым - белый порошок - и разными надписями. - Наркотики? - Нет, блять, мука и сахарная пудра! Тортик будем печь! - Не паясничай. Вот зачем ты ходил сюда. Ты отдавался ему, чтобы получить наркотики? Почему мы не замечали того, что ты употребляешь... - Если честно, я могу задать тот же вопрос. Пойдём отсюда. Скажи спасибо, что природа сотворила нас с тобой без отпечатков на пальцах. - Спасибо, блять! И за что это мне... Нет, главное - за что это тебе? *** - Я подозревал, - говорит ВСУ. И начинает рыдать, захлёбываясь слезами. Украина отворачивается - чудовищное зрелище. На обратном пути Украину и УПА настиг дождь, и сейчас УПА развешивает куртки на бельевой верёвке, натянутой по всей длине балкона. - ВСУ, не реви. - Ты бы на моём месте мог сидеть, как ёбаное полено? Или ревел бы тоже? Ещё и не так бы ревел... ВСУ пытается оправдать потерянный самоконтроль. И не Украине осуждать его - хоть сам бы поклялся, что не заревел бы на месте ВСУ, но сделал бы кое-что хуже, намного хуже, чем превратиться в рыдающую размазню минут на десять. УПА возвращается в комнату. - Всё хорошо, ВСУ? - Идеально, блять! - ВСУ всхлипывает и протяжно шмыгает носом. - Наш Украина, наше солнце и сокровище, оказался грёбаным наркоманом - и это наша вина! - Вы-то тут при чём... - Украина стоит, потупив взгляд. - При том, что упустили тот момент! - ВСУ закрывает лицо руками. - Скажи, Украина, зачем тебе наркотики? - спрашивает УПА. - Для кайфа, или... - Я хотел починить свою жизнь, - перебивает Украина и присаживается на диван. - В смысле, блять, починить? - УПА наклоняется к Украине. - Думал, озарение под кайфом явится и все проблемы решатся как по щелчку пальцев? - Не совсем. Сложнее. Я потом объясню... - Нет уж, ты объясни сейчас. УПА держит в себе тысячу проклятий, обвинений, всех собак, которых хотелось бы спустить на Украину, но - невозможно. УПА понимает, что первопричина лежит глубоко и далеко в прошлом. Что Украина уже больше двух лет - тех двух лет, когда он жил без УПА - сломанный и разъёбанный морально, настолько, что наркотики кажутся ему единственным способом исправить это. И УПА должен был, УПА обязан был сделать всё, чтобы эти два года Украина забыл, как кошмар, а не варился в них каждый раз, когда принимал новую дозу. ВСУ наконец поднимается, очнувшись, и подходит к Украине, чуть оттолкнув УПА. - Где ты всё это дерьмо заныкал? Сейчас же говори. - В обувной коробке под кроватью. Шприцы там же. - быстро проговаривает Украина. - Пойдём, - говорит ВСУ так, что Украина сразу подчиняется. - И ты, УПА, с нами. *** ВСУ открывает обувную коробку. В большом зиплоке - несколько зиплоков поменьше, один из которых полупустой, ложка и две пачки шприцов, одна из которых ещё не распакована. - Нихуя у тебя запас. Не верится, что всё это - тебе одному, - гыгыкает УПА. - Почему одному? Мало ли, вдруг у него соупотребы есть. - Хочешь спихнуть вину с нас на его гипотетических соупотребов, да, ВСУ? - Ничего я не спихиваю. Так, эту коробку я забираю себе и завтра же едем на дачу сжигать. - говорит ВСУ и смотрит на Украину, будто ожидая согласия. - Хорошо. Как скажете. - Сегодня спишь в комнате ВСУ, - добавляет УПА. - Ничего такого, просто у меня работа почти всю ночь. - Да я только за... - Украина пытается улыбнуться и готовит пижаму, чтобы заранее принести в комнату ВСУ. Взяв шорты и футболку, в которых обычно спит, Украина хватает из шкафа ещё кое-что - что-то мягкое и пушистое - и идёт спать. *** Это он, Украина. Ему девятнадцать лет по человеческим меркам, и в августе исполнится двадцать. Он два с половиной года употреблял героин, и сейчас он спит рядом с двухметровым зелёным шкафом по имени ВСУ, обнимая лохматое плюшевое животное непонятного вида - он называет его "Барабашка" и привык к нему не меньше, чем к героину. Это он, Украина. Он ёбнутый и очень, очень несчастный. Он и сам не может понять, чего ему хочется больше - умереть или обрести вечное счастье. И то, и другое в его случае далеко от возможного. Это он, Украина. Он весит сорок восемь килограмм при росте сто восемьдесят семь сантиметров. Он бледный, как покойник, под его глазами тёмные-тёмные круги, а волосы длинные, спутанные и грязные, и они свисают на лицо, как у девушки из "Звонка". Это он, Украина. ВСУ и УПА любят его больше жизни, но этого мало.