Корона

— Надеюсь, мы еще встретимся. Рэй, — летит ему в спину. И он спотыкается о собственное имя. Спотыкается и замирает на переходной точке, в десятке шагов от его личного Чистилища. Он смотрит на Лес. Смотрит на Бездну, скрытую за тонкими хлесткими ветвями и кривыми стволами черных деревьев. Он знает, что обратной дороги нет, что он не вернется из этого Леса. А если и вернется однажды, то это будет уже не он. Его двойник, прошедший через смерть, метафорическую ли, реальную ли? Он играет в гляделки с самой судьбой, он стоит на ребре монетки, и стоит ему сделать шаг — и она упадет. И Рэй понимает, что нет расклада, при котором он мог бы победить. Мир нес его вперед с самого рождения, мир предопределил его судьбу, его семью, его проклятие. И, быть может, впервые жизни он совершал Выбор сам. Стоя на краю Бездны, легко подвергнуться соблазну запретного знания Вечности, сокрытой в ее глубинах, и Рэй чувствует, как кружится его голова, как отчаянно не хватает кислорода. Он делает шаг вперед, всего один шаг, Бездна зовет его к падению. “Не оборачивайся”, — шепчет она. — “Ты читал древние мифы. Не оборачивайся, чтобы не потерять путь к тому, кого ты так жаждешь. Не оборачивайся и прими судьбу, предначертанную тебе Богиней твоей Богини”. Но шепот ветров прерывает пронзительное ржание замершей лошади, и Рэй непроизвольно поворачивает голову на шум. Дон стоит на том же самом месте, стойкий и живой, ветер треплет края его плаща, снег пытается сокрыть его от глаз Рэя, но никакая снежная буря не может скрыть мягкой улыбки, никакие холода не способны заморозить теплые искры темных глаз. Дон не подходит ближе, не спрашивает и не зовет, только наклоняет голову в молчаливом вопросе: “Что же ты намерен делать, мой принц?” И Рэй не может не думать. Не может не вспоминать размеренные дни их путешествия, наполненные смехом и взаимными подколами, городами и поселками, в которых он впервые в жизни почувствовал настоящую свободу от ожиданий и обязательств. И Рэй не может не вспоминать долгие ночи, полные историй, которых нет в книгах, сплетенных ради сохранения тепла конечностей и, что совершенно иронично — громкого храпа его спутника, которого по непонятной причине так сильно боялись его демоны. — Дон, — тихо зовет он, не осознавая до конца собственных желаний. Но Дон не спрашивает. Дон мягко подходит ближе и останавливается на расстоянии протянутой руки, точно верный рыцарь готовый исполнить любой приказ. И Рэю кажется — попроси он сейчас отправиться с ним, и Дон бы пошел. Пошел бы на свою неминуемую смерть, ибо сумрачный лес не простит чужеземца без цели. Ибо оба они знали, что Север ждет лишь одного. Монетка падает с ребра. И Рэй даже не шагает — падает вперед, зная, что его поймают. И теплые руки смыкаются за его спиной, отрезая от Бездны, прижимая крепче к себе, удерживая его, почти баюкая. Рэй жмется ближе, и голоса в его голове утихают, позволяя обнажиться той мысли, что зародилась в нем еще в глубоком детстве, когда еще маленький принц беспокойно блуждал по непрогретым коридорам замка, ища спасения от поселившегося в его сердце одиночества: — Я так устал от этого вечного холода. …пожалуйста, помоги мне пожалуйста помоги. Я весь в трещинах, идущих от самого сердца, поразивших мои легкие так, что мне больше нечем дышать, поразивших мой мозг так, что я больше не могу ни о ком думать, кроме Него, поразивших мою плоть так, что я растворяюсь в своем бреду и в снежной буре, окружающей нас. Пожалуйста, удержи меня, пожалуйста, собери меня обратно, пожалуйста, люби меня достаточно, чтобы я смог согреться в этом чувстве, пожалуйста, сбереги моё сердце до того момента, пока я не полюблю тебя в ответ… Это эгоистично, это так эгоистично — жаждать для себя всего этого так, словно он имеет на это хоть какое-то право, но он был избалован безвозмездной любовью Эммы. Он жадно впитывал в себя тепло ее любви, и в те моменты, когда она была рядом — казалось, что даже вечная мерзлота испуганно отступала от его костей. Эмма была моим солнцем, думает Рэй, но ты — ты можешь стать моими полями. Моей летней ночью, летящей в пустоте. Если я буду с тобой, думает Рэй, холодный свет звезд не посмеет достичь меня. Если ты будешь меня любить, думает Рэй, я, наверное, смогу однажды полюбить себя сам. — Мы уедем на Юг, — шепчет Дон. — В те места, где никогда не бывает снега, в те земли, где леса дышат жизнью, в те страны, где никто и никогда не слышал твоего имени. Дон не замолкает ни на мгновение, пока уводит Рэя от леса, пока усаживает его на лошадь перед собой, пока прижимает его к ближе, пока кутает его в свой шарф. Рэй хочет оглянуться напоследок на ту, другую дорогу, но широкая спина Дона загораживает обзор, а от низкого голоса и внезапной волны спокойствия глаза смыкаются сами собой. И Рэй отпускает. Жмется ближе, прячась от северных ветров, и позволяет себе довериться. И Дону, и миру, и собственной судьбе. Вслед им смотрит темный сумрачный лес Эрленвальд. У сумрачного леса — спрятана Вечность среди ветвей. У сумрачного леса — глаза величественного белого волка, застывшего недвижимо у края леса. Там, у невидимой границы, очерченной Судьбой и снежной бурей, безжалостно заметающей следы лошадиных копыт.