***
Об отбытии Харуми из клана уже знала вся деревня, кто-то с подробностями, кто-то без. Все то время, что ей оставалось в родной деревне Харуми ловила на себе сочувствующие взгляды. Кто-то испытывал жалость, кто-то искренне переживал, кто-то просто сплетничал — якобы не выдержала дочь дзенина и решила руки на себя наложить, кто-то говорил, что изнурила она себя тренировками. Фантазии не было предела. Самой Харуми уже было все равно. Пусть думают и говорят себе, что хотят! Юко виновато опускала глаза, каждый раз, когда они встречались. А её брат приносил каждый день свежие травы от Хэноко, при этом в его глазах читалось что-то — вопрос, который синоби все же не выдержал и задал: — Ты правда хотела утопиться? — Я поскользнулась… — нелепо звучало оправдание. Однако и на то, как это звучало, Харуми тоже было плевать. Как и на то, что почувствует Юки, когда она уйдет не продолжив разговор. Харуми так и поступила. Она знала правду и этого достаточно. К тому же… Делиться ни с кем не хотелось. А ведь было чем! После того, как на неё обрушилась новость о скорой передачи в когда-то враждующий с ними клан, она хотела сбежать. Но от себя не убежишь… Харуми молниеносно пересекла мост, и скрылась в весенней гуще горного леса, приближаясь к реке. Уже у самой воды кицунэ почувствовала что-то неладное — координация в пространстве и баланс почему-то были нарушены. Она мимолётно оглянулась и пошатнулась от неожиданности. Два хвоста развивались в разные стороны! Харуми вернула себе человеческий облик и тут же улетела вниз, сорвавшись с мокрых камней в реку. А после были попытки выбраться из воды, но паника захватила юную куноити и та запуталась среди стеблей лотоса. «Глупая смерть» — подумала она тогда. Последнее, что Харуми увидела был мираж собственных воспоминаний. Она бежала по полю, выстланному цветами, которые она так любила собирать а детстве, не задумываясь, что срывает вместе с ними и их жизнь, обрекая на увядание через считанные часы. — Осторожно, стремительная, — поймал ее тот, к кому она бежала на встречу, не замечая земли под ногами. — Ну, здравствуй, Харуми. Убедившись, что девочка уверенно стоит на ногах, Кадзу отпустил ее плечи, и та поклонилась ему в знак приветствия, сдержанно улыбнувшись, как обычно учили юных майко. Харуми хотелось продемонстрировать то, чему она научилась у Мэй за время отсутствия мужчины. Движение было плавным, однако, очень контрастировало с непослушными волосами, что подхватывал ветер. — Смотри, что у меня для тебя есть, — словно волшебник, он завел за её ухо руку, а через секунду что-то прозвенело, Кадзу держал фурин из бамбука и круглого стеклянного шара, переливающегося разными цветами, как мыльный пузырь, к язычку колокольчика был прикреплен небольшой лист бумаги. — Говорят, желания исполняет. Напиши, позвони и сбудется. Харуми, наконец, заулыбалась так, как умеет только она, искренне, тепло, без налета притворства. А он улыбался ей в ответ. И именно Кадзу вытащил ее из реки, буквально выхватив ее жизнь из рук смерти. Харуми до сих пор была на него зла: за то, что скрывал от нее правду; что сердце ее продолжало сжиматься от одной только мысли о нем; и за то… что ни разу не пришел проведать ее. Харуми не видела его нигде, хотя иногда неосознанно сама искала встречи с ним. «Закрылся что ли в своем доме?» Она была так поглощена мыслями о Кадзу, что не заметила, как к ней сзади подошёл другой синоби. — Как себя чувствуешь? Шин стоял прямо за ее спиной, она даже вздрогнула от неожиданности. — А ты будто не знаешь? — бросила девушка, стараясь не показывать растерянности. — Харуми, — он обошел ее и встал впереди, закрывая вид на одинокий дом, к которому ее несли ноги. — Я и сам узнал обо всем в день твоего возвращения. Как и Юки. Не будь к нему так строга. Бегал за свежими травами каждый день для тебя. Харуми тяжело вздохнула, ей было неприятно. То ли от разговора в целом, то ли от того, что Шин был прав. — Тогда почему ты не сказал? — встретившись с его глазами, спросила она. В голосе слышалась издёвка. — Там у реки, когда встретились? — Не моя это тайна. Да и такие новости близкие должны рассказывать. Он был прав. — Должны… — хмыкнула она, вновь метнув взгляд к дому Кадзу.***
Все те дни, что Харуми приходила в себя после случившегося, длились мучительно долго для Кадзу. Он помнил какая она была холодная, бледная и измученная. Бедная девочка пережила потрясение за потрясением. «Что мы наделали?» Этот вопрос крутился не только в его голове, но и у ее родителей. Такао и Мэй не находили себе места. И видя это, Кадзу становилось ещё хуже. Ведь он знал то, чего не знали они… Он никому не говорил о случившемся между ним и Харуми на задании. Ни о ее ночной прогулке по городу, когда он был на встрече с Наоки Акасава. Ни о том, как она заживо почти сожгла стражника, чтобы он смог скрыться. И уж тем более о том, что случилось на подходе к деревне — ее поцелуй, перевернувший весь привычный мир. Он не знал как реагировать, от того решил не показываться на ее глаза вовсе. «Трус» — думал он, когда увидел Харуми, выходящую из его дома в день отбытия из клана. Он знал, что ей было ужасно больно, из-за чего у него самого внутри что-то ломалось и крошилось мелкой крошкой. Это та самая внутренняя стена, которую он так долго строил для самого себя, и она просто рухнула. С тяжелым взглядом синоби смотрел вдаль. Его грудь вздымалась от неровного дыхания, а голова и вовсе шла кругом. Он считал себя предателем, из-за того что с ней не попрощался, но по-другому он не мог. Он отпустил ее, дал спокойно уйти. «Пусть живет своей жизнью. Вдали. Так будет лучше»***
Харуми остановилась у двери и громко постучала, но никто ей не ответил. Постучав еще раз, она тихонечко приоткрыла дверь и просунула голову, заглянув в дом. — Кадзу… — протянула она, но все было тихо. — Я хотела попрощаться. Харуми уверенно прошла внутрь, оглядываясь по сторонам. Его нигде не было видно. Девушка присела на циновку и прикрыла глаза, чувствуя, как ком застревает в горле. — Что ищешь? — Кадзу зашёл в дом и обнаружил любопытную гостью, которая уже во всю хозяйничала, перебирая содержимое полок. — Ой! — стукнувшись затылком, Харуми свела брови и потерла ладонью голову. — Я тебя ждала. Ты голоден, кстати? Он улыбнулся, сняв мокрую куртку и повесив ее сушиться. Огонь уже был разведен и грелась вода в чайнике. — Очень. Тофу будешь? Ее глаза заблестели, Кадзу сразу понял что к чему и достал с верхней полки вкусно пахнущий свёрток. С тех пор синоби хранил его ниже, чтобы маленькая лисичка смогла достать. Она просидела так, вспоминая былое, полчаса, вот-вот ожидая появления ниндзя, но его все не было. Тянуть больше было нельзя. Харуми потерла ладонью лицо, оно было мокрым от слез, которых девушка уже не замечала, и направилась на выход. У самых дверей она остановилась и в последний раз окинула комнату, будто бы стараясь уловить что-то невидимое до сих пор. Запомнить всё. Вдохнуть родной запах осенних листьев. — Я буду скучать, — едва слышно прошептала она и, повесив над порогом когда-то подаренный ей колокольчик, навсегда покинула это место.***
Мэй ей что-то тихо шептала на ухо. Кажется, это были извинения и слова материнской любви. Объятия ее согревали, а отца — наоборот, приводили в сознание, как ведро холодной воды. — Когда-нибудь ты поймёшь и простишь нас. Дзенин держался, как положено главе клана ниндзя, не показывая волнения и источая уверенность в своем решении. Рядом стояла ещё одна семья, Хэноко — мать отправляющая своего сына в чужой клан для защиты Харуми; Юко — плачущая сестра и подруга. До самого последнего момента все думали, что Такао выберет Шина в качестве спутника своей дочери, но дзенин изменил свой выбор в пользу Юки. — Береги её, — обратился Такао к юноше, на что тот серьезно кивнул, а после вновь оказался в объятиях. — Будь счастлив, братец, — тихо шепнула Юко, а потом неожиданно быстро обняла и Харуми. — Прости меня, я такая глупая, — проглатывая ком в горле, пролепетала Юко. — Простишь? В ее голосе звучала искренность, и вся ее сущность прониклась искренним раскаянием за свои поступки. Юко не могла перестать думать о словах, которые обрушила на Харуми во время их ссоры. Все это время ее мучили мысли о том, что подруга запомнит её именно такой, жестокой и озлобленной. Юко желала доказать, что все то, что произошло, было всего лишь моментом слабости, который не достоин разрушить их многолетнюю дружбу. — И ты меня, — с трудом ответила Харуми, не замечая, что руки ее так и висели вдоль тела, обмякшие, в то время как подруга крепко обхватила ее плечи. Провожая взглядом клан, она хотела было заплакать, внутри все сковало словно тяжелыми цепями, но Харуми быстро взяла себя в руки. Выйдя за ворота и сев в седло своей лошади, она тронулась в путь. Постепенно шаг перешёл на рысь, и вскоре она оказалась далеко впереди Юки, заставляя его скакать быстрее. Харуми чувствовала, как на всём ходу душу ее очищал встречный ветер.***
— Ты, конечно, никогда не был слишком общительным, но в последнее время совсем дикий стал. Поговорить не хочешь? Сатоши, как настоящий друг, не мог смотреть на то, как себя изводит бесконечными тренировками, заказами и медитациями Кадзу. — Нет. — Слушай, наша Харуми не просто девушка. Она куноити, к тому же кицунэ. И Юки с ней, в обиду не даст. Потребность видеть её лицо, улыбку, слышать её голос. Кадзу нравилось учить её, отвечать на вопросы, радовать, заботиться о ней. И он следовал за этими внешне невинными желаниями. Говорил себе, что в этом нет ничего особенного — он же не позволяет себе лишнего. Ложь! Он понял это лишь с её уходом. Её отсутствие пронзало насквозь, парализовывало, мешало работать, жить. В надежде избавиться от наваждения он уходил в дела. — Сатоши, долго ты ещё болтать собираешься? Занят я. Синоби показательно продолжил метать ножи с большим усердием, чем прежде. — Да вижу уже… — поняв, что разговор бесполезен, Сатоши ушел, не заметив, как во второй руке Кадзу сжимал фурин, на кончике которого был небольшой листочек. А на нем аккуратно выведено чужое желание: «Пусть мы встретимся вновь»