the line

      Через неделю Джисон снова в кабинете Доктора Бана, сидит всё на том же роскошном фиолетовом диванчике, пот стекает по его шее — он нервничает. Самого терапевта нигде не видно. Без его успокаивающего присутствия время проходит в ужасно неловкой тишине.       Теплые пальцы слегка касаются Джисоновой руки. Минхо встречается с ним взглядом и ободряюще улыбается, и Джисон чувствует, что все тревожные мысли уходят прочь.       После их последней встречи демон предложил привести Минхо с собой, если они хотят лучше понять те невидимые узы, что их связывают. Звучало довольно просто, пока Джисон не понял, что ему нужно придумать способ убедить Минхо пойти с ним.       (На удивление, это оказалось совсем несложно. Джисон ждал, когда Минхо вернётся домой — у него неосознанно выработалась привычка называть их общую квартиру домом — после танцев в маленькой студии в центре города, завернувшись в одеяло на ярко-оранжевом диване.       У него не было ни малейшего представления, как объяснить всю эту «Слушай, возможно, наши души связаны, но я понятия не имею, что это значит, поэтому, может, хочешь сходить со мной на еженедельный сеанс к терапевту, который к тому же демон?» ситуацию.       Когда Минхо проходит в парадную, Джисон озвучивает этот вопрос, закрывая лицо ладонью.       — Конечно. Я разгружу свой график, — пожимая плечами, говорит Минхо. Вот так просто, не задавая вопросов.       Джисон замер.       — В этот раз ты не упадешь в обморок?       Живой сел рядом с Джисоном и стянул с него одеяло, накрывая ноги.       — Мой лучший друг встречается с вампиром. Я уже ничего не боюсь.       — Эй, я помню, как ты сильно испугался, когда впервые увидел меня.       — Все потому, что сначала я не мог видеть тебя. Я правда думал, что уже слышится всякое, — Минхо слегка усмехнулся.       Джисон не мог перестать удивляться живому. В силу своих возможностей он объяснил Минхо, кто он и все остальное о призраках. Как он может скрываться от кого хочет, но не смог скрыться от Минхо после того, как он увидел Джисона. Как он ненавидит это ужасное ощущение, когда вещи проходят сквозь него, но он был так счастлив и смущен, когда узнал, что Минхо может еще и прикасаться к нему.       Он также сказал Минхо, что не совсем понимает, как он стал таким. Джисон на самом деле не знал, какой реакции ожидать от Минхо, но мужчина просто сидел и внимательно слушал. Он дал Джисону возможность озвучить то, о чем тот раньше не говорил.       В свою очередь Джисон слушал, как Минхо оказался тут. Как его лучший друг и сосед по комнате влюбился в вампира, как его взяли на новую работу, и он понял, что время переезжать, и как он всегда интересовался всяким сверхъестественным. Джисон хихикнул на это.       — Да ну, сильно не расслабляйся, я могу быть очень страшным, — Джисон нерешительно потянулся к теплой руке Минхо; хотелось всегда как-то слегка касаться его просто потому, что он мог. Минхо сразу же обвил обе руки вокруг Джисоновой и уложил к себе на колени.       — Говори себе больше, Джисон.)       Дверь в кабинет распахивается, и Доктор Бан проходит внутрь, хмурясь.       — Прошу меня простить. Я надеялся, наш гость придет вовремя, и мы сможем все вместе начать.       Джисон оживляется при упоминании гостя, но тут же отвлекается на тихое ох, вау Минхо, когда он полностью осматривает демона, теперь сидящего в своем кресле.       — Джисон, я думал, ты предупредил живого о моей внешности.       Минхо щелкает челюстью и берет себя в руки.       — Извините, не хотел показаться грубым. Я больше впечатлен, нежели что-то еще. То есть, мой друг встречается с вампиром, мой сосед — призрак, и теперь напротив меня сидит демон. Ой... Можно мне вас так звать?       Что-то мелькает в глазах Доктора Бана, когда он слушает бормотание Минхо и, быстро вытаскивая бумагу и ручку, что-то записывает. Минхо смотрит на Джисона, нервно улыбаясь, но тот лишь мотает головой и успокаивающе сжимает его ладонь, одними губами говоря всё в порядке, пока демон отвлекся.       — Отлично. Итак, начнем, — терапевт поправляет очки на переносице, кивая призраку, — Джисон, что ты рассказал Минхо о вашем... случае?       (Призрак еще сам не до конца понимает всей сути связанных душ. Когда они с Доктором Баном читали короткие и сильно размытые главы об этом в книге, у него осталось больше вопросов, чем ответов.       Вдобавок ко всему, Джисон, возможно, был самым худшим призраком. За последние двадцать лет он в основном был сам по себе, и впервые, когда он понял, кем стал, он был в ужасе. Только когда встретился с Доктором Баном — тогда странная маленькая рекламка в газете привлекла его внимание — он понял, почему он все еще заключен в этой форме и должен оставаться среди живых.       — Скорее всего, у тебя есть незаконченное дело, — сказал ему демон. — Есть предположения, что это может быть?       Джисон откинулся на спинку сидения. Слишком много информации: она вытянула из него всю энергию.       — Понятия не имею.)       Как только Джисон хотел открыть рот и выдать смехотворные оправдания, почему именно он не говорил Минхо, почему они здесь, температура в комнате резко падает, заставляя всех дрожать.       Звук чего-то острого как бритва тянется по деревянному полу, заставляя Джисона подпрыгнуть на месте.       — Это уже чересчур, не думаешь? — вздыхает Доктор Бан.       Глаза Минхо округляются до размеров блюдца, когда чей-то смех эхом раздается в воздухе.       — Д-доктор Бан, с кем вы говорите? — пустая грудь Джисона тяжело пульсирует.       — Думаю, со мной, — зловещий шепот прямо рядом с ухом заставляет Джисона вскрикнуть и прижать Минхо к своей груди. Он не уверен для чего: чтобы защитить живого от страшного голоса или для своего душевного спокойствия. Может, немного того и другого.       Вдруг в центре комнаты начинает проявляться силуэт мужчины, навязчивый смех превращается в своего рода радостное хихиканье. Струйки обсидианового дыма клубятся, формируя длинное лезвие изогнутого клинка, закрепленного на конце замысловатого посоха из металла. И что-то щелкает в голове Джисона, что или скорее, кто стоит перед ними.       Темноволосый мужчина с головы до пят одет во всё черное. Плотный рубчатый верх заправлен в прямые брюки, прочная сбруя лежит на его плечах и застегивается на животе, а на ногах его — массивные армейские ботинки, которые определенно могут вырубить любого одним быстрым ударом. Грубо говоря, Джисон бы уже потерял сознание, если бы не крепкая грудь Минхо, прижатая к его боку, тем самым удерживающая его на месте.       Незнакомец бросает взгляд на Джисона, и его губы кривятся в ухмылке.       — Хан Джисон. Родился человеком 14 сентября 1973 года. Умер в 23 года. Убит в результате ДТП 25 октября 1996 года. Соответственно, это твой двадцать пятый год как заблудшей души, — говорит он, озвучивая Джисонову жизнь и смерть, будто это старая статья в газете, которую не единожды перечитывали.       Взгляд скользит к Минхо, и он продолжает:       — Ли Минхо. Родился человеком 25 октября 1996 года, на данный момент 25 лет и он очень даже живой. Причина смерти... неизвестна, — если предположения Джисона об этом мужчине верны, то скорее он намеренно решил опустить подробности последней части.       Наконец он поворачивается к демону, наблюдавшему за незнакомцем своим фирменным равнодушным взглядом.       — Доктор Бан Кристофер Чан. Родился демоном...       — Достаточно, Хосок. Прекращай это представление, — обычно карие глаза Доктора Бана наполнились тьмой, что Джисон видел лишь несколько раз. Мужчина усмехается, пропуская замечание мимо ушей, и опирается на свою косу. — Господа, это Чон Хосок — главный жнец северо-западного полушария. Думаю, что он сможет ответить на все ваши вопросы лучше, чем я.       — К вашим услугам, — Хосок кланяется, взмахивает рукой и затем кладет ее на место, где, по идее, должно быть сердце.       Теперь очередь Доктора Бана усмехаться.       — Как видите, провожая живых в течение неизвестно скольких тысячелетий, у него выработалась такая самоуверенность.       — Я глубоко оскорблен, — жнец специально вставляет свою косу глубже в отполированный деревянный пол.       — Надеюсь, что так.       Минхо отвлекает Джисона от перепалки, кладя руку на его бицепс. В глазах живого плещется грусть.       — Ты никогда не говорил мне, как умер.       Из-за того, что они знают друг друга всего две недели, Джисон не жалел, что решил оставить этот момент в секрете. Он уверен, что тот, должно быть, думал об этом, но, к счастью, Минхо никогда не поднимал эту тему. Джисон сдавленно улыбается.       — Это правда не то, о чем я бы хотел рассказывать.       (На самом деле Джисон вечно пытался зарыть каждую деталь своей смерти глубоко в себе. Только на годовщину смерти Джисон позволяет себе подумать об этом «несчастном случае».       Во всяком случае, вот что говорилось об этом в сводках новостей:       «Молодой человек погиб в результате трагического ДТП».       «Автокатастрофа забрала жизнь 23-летнего студента».       «Будьте осторожны ночью: в результате несчастного происшествия один человек погиб на месте».       Джисон никогда не понимал, как СМИ могли называть это «несчастным происшествием». Его убили вот так просто и понятно. Но это слово никогда не использовали в заголовках. Горечь наполняет его изнутри всякий раз, когда он вспоминает события той ночи.       Он шел домой с вечерних занятий и решил сойти с автобуса на несколько остановок раньше, чтобы пройти остаток пути пешком. Ночь была приятная, земля — влажная от моросящего дождя, воздух был холоднее, чем на неделе, и фонари освещали пустые дороги — достаточно, чтобы Джисон чувствовал себя в безопасности.       Чего он не заметил, так это машины, которая ехала за ним уже три квартала, когда повернула за угол и исчезла из поля зрения. Он не заметил, как машина остановилась в конце переулка, когда он пошел по пешеходному переходу, с выключенными фарами и слабо гудящим двигателем. Когда он все-таки заметил, как машина мчится по тротуару, уже было поздно.       Джисон все еще чувствует ту боль от сломанных костей и кровь, наполняющую его легкие.)       — Твои рога выглядят скучновато, старикашка.       — Вижу ты не повзрослел за прошлое столетие, мелкий жнец.       — Почему бы тебе не спросить у Юнги, насколько я взрослый? Он, возможно, оставил бы тебя в живых...       — Не желаю слышать о сексуальных похождениях своего брата, поэтому не мог бы ты, пожалуйста... — Джисон должен спросить об этом позже.       — Эм, прошу прощения, что перебиваю, но не могли бы мы перейти к той части, где вы рассказываете, почему я и Минхо можем типа касаться друг друга и прочее?       — Не знаю, что ты имеешь в виду под и прочее, но думаю, это не мое дело, — Хосок морщит нос.       — Это не то, что я имел в виду! — несмотря на то, что он был невидим совершенно для всех более двадцати лет, Джисон никогда не хотел провалиться сквозь землю настолько, как сейчас.       Тихий смех Минхо рядом только еще больше подливает масла в огонь, но живой находит руку Джисона и сжимает ее, остужая этот пылающий стыд. Доктор Бан поправляет очки, пока прочищает горло, и машет рукой Хосоку, тем самым говоря продолжать.       Жнец наконец-то берет себя в руки, и его язвительная детская аура превращается в нечто более серьезное.       — Как вы знаете, существует несколько причин, почему душа может застрять среди живых: незаконченное дело, проклятье, иногда Раю и Аду требуется больше времени на решение, где должна остаться душа, — Хосок рассеянно теребит лезвие своей косы, — но в вашем случае, похоже, Джисон застрял, или лучше сказать, спасся по немного другой причине.       На лицах Джисона и Минхо написано полное недоумение. Очевидно, не такой реакции ожидал Хосок:       — Серьезно? Вы не понимаете, о чем я говорю? — пара на диване кивает в унисон, и жнец вздыхает. — Джисон, когда ты вздохнул в последний раз, Минхо вздохнул впервые. Когда твоя душа покинула тело, ее частичка соединилась с Минхо и наоборот.       — А? — Джисон, возможно, не самый умный, но как это, черт возьми, вообще работает?       Игнорируя нелепо открытый от шока рот Джисона, Хосок продолжает:       — Связывание душ было гораздо популярнее в прошлые века. Королевские особы молились богам, — ни один из них кстати не был настоящим, то были лишь мы, жнецы, что слушали их, — прося связать их детей душами. Они верили, что из них получатся сильные командиры, лучшие правители, если они будут иметь связь с, как они верили, призраками предыдущих королей и королев.       Минхо подвинулся на край, вникая в каждое слово Хосока и сжимая до побеления костяшек (никакого каламбура) руку Джисона. Осознание, что живой не хочет его отпускать, невероятно греет душу.       — Так какое-то время жнецы развлекали живых. Когда одна жизнь заканчивалась, а другая начиналась в тот же вздох, мы связывали их души вместе, даруя живым возможность видеть и слышать своих призраков, когда другие не могут, — тьма застилает глаза Хосока, и кажется, что комната темнеет с ними. — Тогда некоторые из нас увидели в связывании душ своего рода... игрушку. Какая-то небольшая группировка начала связывать живых только с самыми обезумевшими, испорченными душами, создавая худших правителей, которых в этом королевстве когда-либо знали. Воры, убийцы, называйте как хотите. А жнецы, ответственные за них, просто спокойно сидели и смеялись. В дальнейшем живые стали бояться духов и начали забирать желания обратно.       Краем глаза Джисон увидел, как Доктор Бан хмуро смотрит в пол, прежде чем поднять голову и заговорить:       — Те из нас, у кого было немного больше полномочий, вмешались, чтобы положить этому конец, но многие утверждали, что связывание душ не такая уж и плохая вещь. Поэтому мы допускали исключения.       Хосок смаргивает темноту в своем взгляде, и на долю секунды Джисону кажется, что он смотрит на него и Минхо с какой-то нежностью.       — В том случае, если жизнь заканчивается в тот момент, когда начинается другая, и их души вне всякого сомнения хорошо подходят друг другу, мы связываем их вместе в надежде, что они смогут согреть и дополнить друг друга.       Тихий голос Минхо нарушает повисшую в комнате тишину:       — И это... это мы?       — Я более чем уверен, что да.       Миллион мыслей проносится в голове призрака, и он не может зацепиться за какую-то одну, как за листовки, унесенные ветром. Минхо задает несложные вопросы, но большинство из них о Хосоке и его обязанностях жнеца или о Докторе Бане и каково ему быть демоном, на которые они оба отвечают с гордостью. Джисон почти не говорит в оставшееся от сеанса время, только любезно прощается с жнецом, когда его силуэт превращается в тот же обсидиановый дым, и обещает Доктору Бану, что придет на следующей неделе в то же время как всегда.       Оказавшись дома, Джисон устраивается на отведенной ему стороне дивана и удивляется, когда Минхо плюхается прямо рядом с ним, ухмыляясь, берет пульт и включает телевизор, будто между ними ничего не поменялось.       — Минхо, — неуверенность берет над ним верх.       — М? — отвечает он, сосредоточив взгляд на дурацком мультике, который им нравился.       — Тебя не пугает это? То, что наши души буквально связаны вместе?       Живой кладет пульт и поворачивается к Джисону: выражение его лица спокойное, а глаза искренние.       — Не думаю, что есть кто-то еще, с кем бы я хотел быть связанным.       Слова Минхо зажигают что-то глубоко внутри Джисона — все его сомнения и опасения исчезают. И прежде чем он успевает подумать о последствиях, он сокращает расстояние между ними и оставляет мимолетный чмок на губах Минхо.       Живой издает удивленный звук, но сразу же кладет руку на щеку Джисона и притягивает назад для продолжения.       Впервые за долгих двадцать пять лет Джисон думает, что вспоминает, каково это — быть живым.