Я навсегда за тебя в ответе

      — Добрый вечер. Кхм…       — Добрый вечер, Хокаге-сама! Сакура-сан на заднем дворе, с пациентами, — улыбнулась постовая медсестра, отвечая на вопрос ещё до того, как он прозвучал. Какаши смущённо поблагодарил и поторопился покинуть больничный холл. Конечно, все знали, зачем Рокудайме приходит в госпиталь по вечерам — и он знал, что все знают. А теперь стараниями Кохару-сама вся деревня знала, что…       «Вот каково быть Хокаге», — отметил Какаши, огибая здание госпиталя. — «Твоя личная жизнь — никакая не личная… Хм? Что там за шум?»       — Чоджи-сан, лови!       — Давай! Оп-па… А теперь ты!       — Сакура-сан, Сакура-сан! Я снова поймал, вы видели?       — Молодец! — и уже тише, кому-то другому: — Значит, в субботу уходите на миссию?       — Ага, — голос Шикамару.       — Что-то ты не рад, или мне кажется?       — Какие же вы, женщины, наблюдательные… Есть немного. Не так давно я сам мечтал о задании, но… В этом слишком много подводных камней.       — Раз Какаши-сама поручил его именно тебе — значит, считает, что ты справишься.       — Мне бы такую уверенность. Знаешь, кому бы эта миссия подошла идеально? Моему отцу, будь он жив.       Притаившийся за углом Рокудайме вздохнул про себя.       — Шикамару… А какой совет мог бы дать тебе отец?       — Пфффф! Сначала он дал бы мне подзатыльник… А потом добавил бы, что пришло время взрослеть по-настоящему.       — Это как?       — Брать и делать. Не только то, что уже умеешь, — а то, что от тебя требуется. Даже если задание кажется чересчур сложным.       — По твоим словам получается, — задумчиво отозвалась Сакура, — взрослеть всё равно что… подниматься по лестнице, у которой каждая следующая ступенька выше предыдущей.       — И чем выше забираешься, тем больше осознаешь, насколько эта лестница длинная, — усмехнулся Шикамару. — Эй, Чоджи! Пойдём, что ли?       — Пойдём. Пока, Ичимару! Ещё увидимся! Лови мяч, Сакура…       Не желая выдать себя, Какаши вернулся к больничному крыльцу и подождал там, пока его помощник с товарищем пройдёт мимо в сторону ворот.       «Ты хорошо воспитал сына, Шикаку», — улыбнулся Рокудайме, украдкой провожая ребят взглядом. — «И не только ты… Будущее Конохагакуре в надёжных руках.»       И прокрался вдоль стены обратно.       — Ты не устал, Ичимару?       — Можно ещё немножечко, Сакура-сан? Ну пожалуйста… Бабушка редко могла со мной…       — Хорошо, хорошо. Готов? Оп!       Синий с красным мяч перелетал из рук в руки; увлечённые игрой, девушка и мальчик не замечали Какаши. А он замер, завороженный особенно тёплым, искренним смехом Сакуры, её ласковым взглядом, тем, как предельно точно она бросала мяч — чтобы ребёнку в инвалидной коляске было легко поймать.       Может, переживания о том, что в её возрасте дети станут Сакуре обузой, были напрасны?..       Последний бросок мальчику не удался, и мяч попрыгал в сторону — прямо к ногам Рокудайме.       — Ой… Кто это, Сакура-сан?       Какаши представился и вернул мальчику мяч.       — Я знаком с твоей мамой, Ичимару. Ты оказался здесь по моему приглашению.       — Спасибо, Какаши-сан, — серьёзно ответил Ичимару. Рыжий, кудрявый, усеянный крапинками веснушек, он очень напоминал Юдоку. — А… мама тоже здесь?       — Думаю, скоро вы увидитесь, — пообещал Рокудайме ему и Сакуре, смотревшей с осторожной мольбой. — Ну? Хочешь ещё поиграть, ммм?       Подумав, Ичимару грустно повертел головой. Какаши передал Сакуре папку с записями Орочимару и взялся за ручки инвалидного кресла.       — Тогда поехали в палату.       — Так удобно, — сказал мальчик, поглаживая подлокотники. — Дома, если я уставал, приходилось просто лежать… Когда тепло, бабушка выносит мне в сад циновку и футон; мне очень нравится наблюдать за бабочками и всякими жучками… А раньше у меня получалось их даже ловить.       — У тебя, наверное, целая коллекция?       — Они же живые, Какаши-сан! Я только рассматривал — и отпускал.       «Вам бы не помешало, — думал Рокудайме, поднимая кресло на крыльцо, — познакомиться с этим мальчиком, Орочимару-сама.»       — А что тебе ещё нравится?       — Мама всегда приносит мне много-много книжек, про всё на свете. Я особенно люблю всякие энциклопедии…       — Сюда, — подсказала Сакура и открыла дверь палаты. — Ну а поскольку мне ты уже рассказывал, что любишь читать, я попросила кое-что принести для тебя…       Увидев стопку книг на прикроватной тумбочке, Ичимару ахнул и поднялся с кресла — с трудом, опираясь на подлокотники. Теперь стало видно, что он нездоров. Пока мальчик, спотыкаясь, шёл к кровати, Какаши отметил слабость его движений, выпирающие наподобие крыльев лопатки и опущенные плечи.       — Видишь, какие у него крупные икры? — шёпотом заметила Сакура. — Это не мышцы, а отложения жира — один из характерных симптомов…       Ичимару тем временем взял верхнюю книгу из стопки и обронил. И мгновенно повернулся к Сакуре — будто знал заранее, что она готова броситься на помощь.       — Не надо, Сакура-сан. Я сам.       Простое действие — поднять книгу — тоже стоило Ичимару немалого труда: одной рукой он опирался на колени, чтобы выпрямиться. Рокудайме аккуратно придержал девушку за локоть, чтобы она не мешала мальчику самостоятельно забраться с книгой на постель.       — Чуть позже, когда ты отдохнёшь, придёт медсестра и сделает тебе кардиограмму. Знаешь, что это, или объяснить? Ага, знаешь… Умница. Потом будет ужин. А потом можешь читать сколько угодно, — улыбнулась Сакура. — Но режим сна лучше соблюдать. Если что-то понадобится, нажми на звонок — вот он, прямо над изголовьем. А твоё кресло мы поставим поближе к кровати… Да, вот так. Спасибо, Какаши.       — Очень удобная штука, — повторил Ичимару. — Вот бы мне домой такую… Бабушке не пришлось бы столько со мной возиться.       Какаши и Сакура переглянулись. Если задуманное удастся, инвалидное кресло мальчику уже не понадобится… Только обнадёживать его заранее будет жестоко. И промолчать — тоже нехорошо.       — Мы постараемся помочь тебе, Ичимару, — заверил Рокудайме. — Для этого тебя и привели сюда.       За дверью палаты девушка вернула Какаши папку и вдруг обхватила его плечо обеими руками.       «Чёрт, где бы нам присесть… О, манипуляционная. Кажется, там пусто.»       На клеёнчатой кушетке в объятиях Рокудайме Сакура дала волю слезам: беззвучно и горько. Какаши гладил её вздрагивающую спину и пытался подобрать слова — а они разбегались, словно бусины с лопнувшей нитки.       — Извини… Ох. Я не думала, что он… такой.       «Маленький мужчина, который не собирается сдаваться и не терпит жалости.»       — Это именно то заболевание, Сакура?       — По всем признакам — да. — Девушка отстранилась, промокнула ресницы и подняла взгляд. — Завтра я возьму у Ичимару образец тканей для генетического анализа и теста на совместимость. Если в лабораторных условиях конфликт ДНК будет выраженным, это поставит крест на моей затее.       «Тогда останется только лекарство и… Инвалидное кресло. Пока не откажет сердце.»       — Но даже положительный тест не даст уверенности, — со вздохом продолжила Сакура. — Условия реакции в живом организме будут совсем другими. Для точного прогноза у нас недостаточно данных.       Какаши знал, о чём речь: они не раз обсуждали это. С одной стороны, известно об успешном вживлении целых клеток и замещении утраченных частей тела протезами, выращенными из образцов тканей Хаширамы. С другой — те самые пятьдесят девять погибших после внутривенного введения взвеси ДНК.       Предположение, что причиной смертей стала резкая трансформация чакры, было лишь наиболее вероятным. Орочимару не завершил тогда свой эксперимент: ему пришлось бежать из рассекреченного убежища, бросив и подопытных, и записи. Подробностей, которые необходимы были Сакуре — формулы вспомогательных медикаментов, значения концентрации, методы и скорость введения, — память Саннина не сохранила.       — Подождёшь меня здесь? Мне нужно осмотреть других своих пациентов, это недолго… А потом глянем, что с твоими руками.       Оставшись один, Рокудайме взял с края кушетки растрёпанную рыжую папку. Да нет же, ему всё это мерещится: сырой воздух подземелья, какофония резких запахов — фенол, формалин, эфир, камфора… Вонь мертвечины. Смесь рвоты и экскрементов на полу. Детские трупы в жутко неестественных позах — будто что-то выламывало их изнутри…       Представив Ичимару так же выгнувшимся от невыносимой муки, Хатаке Какаши вздрогнул. Если данные эксперимента Орочимару помогут Сакуре избежать роковой ошибки, гибель тех детей обретёт хоть какой-то смысл.       А у влюблённого в окружающий мир мальчика и его матери появится надежда.       Что же касается самого Саннина…       «Не хотелось бы давать ему чувство, будто ценность знаний оправдывает проведение подобных опытов», — Рокудайме выправил пальцами заломанный угол папки. — «Горелый пень легко вспыхивает снова — так говорят… Но другого пути нет. В конце концов, за ним присматривает Ямато. И…»       Какаши порой так и подмывало поинтересоваться: Цунаде оставила инструкции — или Сакура сама сообразила, что роль ассистента Орочимару подразумевает также негласное наблюдение? Очень уж содержательными и подробными были её отчёты по работе над генетическими исследованиями. И если изучение сухих докладов Ямато можно было без зазрения совести доверить Шикамару, то отчёты Сакуры Рокудайме читал лично. Судя по всему, змеиный Саннин больше не стремился насиловать законы природы согласно своим идеям: его увлекали естественные свойства живого.       «Вот оно что… Вот где Сакура приловчилась отмечать детали и читать между строк. А я, дурень, всё удивляюсь.»       — Вот и я, — объявила девушка и, заметив папку, изменилась в лице. — Какаши… Это то, что я думаю?       Он кивнул.       — Меня не покидает ощущение, будто я… В каком-то смысле становлюсь соучастницей, обращаясь к этому эксперименту. Более того, по сути, я собираюсь сделать почти то же самое…       — Я вижу, как тяжело тебе с этим смириться. — Рокудайме отложил папку и протянул Сакуре обе руки. — Но есть большая разница между тем, что сделал Орочимару и что собираешься сделать ты.       Потоки их чакры сплелись ещё до того, как соприкоснулись ладони.       — Я очень хочу поставить Ичимару на ноги. Особенно теперь, когда мы познакомились. И если всё получится…       — Ммммм?       — Ой, нет, — смутилась Сакура. — Об этом пока слишком рано говорить.       — Ну… Как Хокаге, я уважаю твою серьёзность. А как будущий муж, хотел бы знать, какие планы строит моя невеста.       — Не планы, — поправила она. — Это скорее можно назвать мечтой.       — Тем более. Знать о твоих мечтах я просто обязан.       — Я думала о том, сколько ещё таких же больных, как Ичимару. И если мой метод сработает, я… Я мечтаю заняться лечением таких болезней.       «Меня зовут Харуно Сакура. Мне нравится… Сказать вам о моих мечтах? Ой нет!»       — Какаши? Ты так странно на меня смотришь…       «Как же далеко ты ушла от девочки, с которой меня свела судьба восемь лет назад…»       — Пытаюсь понять, кого вижу перед собой. Хмммм… Похоже, будущего знаменитого генетика доктора Харуно.       Сакура зарделась и опустила глаза.       — Доктора Хатаке, ты хотел сказать?       Столько всего было в этих словах, что после них долго стояла тишина. Потом девушка охнула и принялась быстро-быстро разматывать повязки.       — Мы ещё можем успеть к портнихе, — пояснила она. — Тебя же потом не вытянешь… Так. Посжимай кулаки… Ещё. Заживает хорошо. А теперь не отвлекай меня, пожалуйста.       Какаши прикрыл глаза, слушая мерное гудение чакры. И задумался: какой же концентрации требует ирьёниндзюцу для контроля над процессом вживления ДНК?       Но ни на миг не сомневался, что Сакуре это под силу.       В этот раз, пока она относила в кабинет записи Орочимару и медицинский халат, Рокудайме решил подождать девушку на крыльце. В голове настойчиво звенела какая-то мысль, которую никак не удавалось поймать…       — Погоди-ка, — осенило его, когда они уже шли по вечерней улице, — получается, если ты будешь лечить других больных, гены Первого Хокаге разойдутся по миру?       — Я думала об этом, — кивнула Сакура. — Потому и сказала, что пока рано говорить о широком применении методики… Если для Ичимару всё пройдёт успешно, будет смысл работать над модификацией ДНК Хаширамы. Мы достаточно хорошо изучили её, чтобы попробовать «выключить» комбинацию генов, которая даёт способности объединять стихии Воды и Земли в стихию Дерева.       — Даже так? А можно ли для Ичимару…       — Поиск способа модификации может занять не один год, — девушка покачала головой. — Мальчика нельзя заставлять столько ждать. Но для лечения других больных я планирую использовать уже изменённую ДНК.       — Интересно, — задумчиво заметил Какаши, — что бы сказал на это сам Хаширама. До сих пор его геном интересовал всех как источник силы… А теперь в нём увидели средство исцеления неизлечимых болезней. Но каково это, когда частицы тебя буквально раздают совершенно разным людям?       Они вышли на главную улицу, откуда открывался вид прямо на скалу Хокаге. Сакура ладошкой прикрыла глаза от заходящего солнца и улыбнулась каменному лицу Первого.       — Ну… Из того, что рассказывала Цунаде-сама, я поняла, что Хаширама-сама очень хотел сделать мир лучше. Надеюсь, он не был бы против моей идеи.       «Думаю, что нет», — про себя согласился Рокудайме. — «А вот у советников наверняка возникнет тысяча и одно возражение… Но я найду что ответить, когда придёт время обсуждать с ними этот вопрос.»       Портниха явно собиралась закрывать ателье, но, увидев таких клиентов, передумала.       — Добро пожаловать, Хокаге-сама, Сакура-сан… Я только начала распарывать ваше кимоно. Или вы пришли по другому поводу?       Какаши Хатаке и вообразить не мог, что для традиционного свадебного наряда нужно снять столько мерок. К счастью, Масако-сан начала с него, а потом уже занялась Сакурой, отправив жениха отдыхать на диван.       — Мне нужно изображение вашего камо́на, Рокудайме-сама, — проронила портниха, суетясь вокруг Сакуры с метровой лентой. — На столике рядом с вами есть бумага и карандаш, нарисуйте, пожалуйста.       — Нарисовать… что? Символ моего клана?       — Разумеется, Рокудайме-сама. Его полагается вышить на вашем хаори… И потом ваша супруга будет носить камон на повседневной одежде.       — Буду, — с нежной улыбкой подтвердила Сакура, перехватив растерянный взгляд Какаши. — Конечно, буду.       Он не смог бы объяснить, почему это так его взволновало. Просьба Масако-сан не была неожиданной или необычной. И то, что Сакура станет носить символ клана Хатаке после венчания, тоже вполне ожидаемо. Так почему же…       «Жаль, — подумал Какаши, выводя ромб с прямыми углами, разделённый на девять полей, — жаль, что ты не дожил до этих дней, отец.»       — Вот и славно. Напомните, когда состоится свадебная церемония? Четвёртого января? Ох, времени не так много… Но не волнуйтесь: я подвину другие заказы. Жду вас на первую примерку через две недели! А вы, Сакура-сан, должны зайти ко мне во вторник: привезут новые ткани, выберете шёлк для ироутикаке и заодно прикинем, что может получиться из вашего фиолетового кимоно… До встречи!       На улице догорал бронзово-алый октябрьский закат.       — Скажи, Какаши…       — Мммм? — он вскинул левую бровь, внимательно глядя на Сакуру: какой сногсшибательный вопрос она приготовила на этот раз?       — Ты знаешь обо мне всё — а я о тебе по-прежнему немного. Ну, — улыбнулась девушка, — помимо самого главного… Как вышло, что ты до сих пор был один?       — Ах вот ты о чём… Хм. Просто не сложилось, как и у многих других, — пожал плечами Рокудайме. — Я не прилагал к этому усилий… А когда задумался, решил, что уже слишком поздно. Любовь для меня существовала только на книжных страницах.       — Мне так не показалось, — спустя какое-то время деликатно заметила Сакура.       Скала Хокаге таяла в сумерках. Очертания лиц едва угадывались на ней: среди пяти мужских — единственное женское.       — У меня был роман, Сакура. Но с той женщиной у нас не могло быть будущего, и мы оба это понимали. Так что… В конце концов, всё закончилось тем, чем и должно было.       — Значит, я не ошиблась, — тихо сказала девушка. — Тогда, в августе, ты… Тоже пытался забыть.       Какаши замедлил шаг, чтобы заглянуть ей в глаза.       — Как бы там ни было, радость моя, это осталось в прошлом. Я ни о чём не жалею.       «Надеюсь, и вы тоже.»       Пятая Хокаге с барельефа провожала взглядом двоих влюблённых — бесстрастно, как и полагается камню, которому нет никакого дела до людских сердец.