Я навсегда за тебя в ответе

      Какаши Хатаке поставил на пол свой обед, к которому так и не успел притронуться.       — Могу я узнать, чем вызвана твоя просьба, Сакура? — мягко поинтересовался он. — Почему это так важно для тебя?       Она тоже убрала бенто в сторонку, чувствуя, как по самые уши заливается румянцем под его пытливым взглядом.       — Я не уверена, что сама понимаю, почему, — сказала она спустя какое-то время, — но попробую объяснить… Только после того, как вы снимете маску, Какаши-сенсей.       В чайнике забулькала вода. Рокудайме тронул девушку за плечо и поднялся:       — Погоди, хорошо?       Сакура кивнула — и не сводила глаз с Какаши, пока он снимал чайник с огня и сыпал заварку. Сердце билось так, словно вот-вот выскочит из груди…       Наконец, он снова присел на циновку — почти вплотную к ней — и ласково взял за плечи:       — Посмотри на меня, Сакура.       Он будто стеснялся не меньше неё; это было странно и даже немного забавно — при его-то увлечении неприличной литературой…       — Видишь ли, без маски я чувствую себя так, будто, хммм, недостаточно одет. Но раз ты так хочешь… Сними её сама.       Её рука дрожала от волнения, когда девушка взялась за тонкую чёрную ткань и медленно потянула вниз.       «А вдруг он прячет под маской уродливый шрам? Или у него некрасивый рот? Или зубы торчат?..»       Но шрам был всего один, хорошо знакомый — прорезающий левую бровь и через веко переходящий на скулу. А губы, не узкие и не пухлые, гармонировали с удлинённым овалом лица. И немножко курносый нос придавал облику Какаши Хатаке что-то озорное, почти мальчишеское; а ещё эта очаровательная родинка под нижней губой…       «Если бы я раньше знала, — мелькнуло у Сакуры, — какой он красивый, может, я бы никогда и не глянула на…»       Девушке вдруг окончательно стало ясно: образ Саске Учихи превратился в блеклую тень, что больше не вызывала тёплых чувств — да, пожалуй, и никаких чувств вовсе… С тех самых пор, как они с сенсеем, уже не сговариваясь, стали встречаться каждое воскресенье на третьей тренировочной площадке. И Сакура постепенно стала понимать, что хочет чего-то большего, чем дружеское и деликатное, чуточку покровительственное внимание Какаши. Вот только как сказать об этом ему? Вдруг он оттолкнёт её, и тогда…       «Нет, довольно молчать, — решила куноичи. — Будь что будет».       — Вы давали мне несколько советов, Какаши-сенсей, — тихонько заговорила она. — И я нашла того, кто очень хорошо ко мне относится. Только вот…       — Что, Сакура? — так же негромко спросил Рокудайме.       — Это противоречит вашему самому последнему совету — когда вы велели мне не думать о вас.       Увидев, как распахнулись при этих словах глаза Какаши, девушка поспешно приложила палец к его губам:       — Я знаю, что вы сейчас скажете: что не подходите мне по возрасту, что мы были сенсеем и ученицей и ещё что-нибудь в этом же духе… — она помолчала и, склонив голову, добавила почти шёпотом: — Только знайте, что с вами мне хорошо, легко и радостно, как никогда в жизни. И потому я хотела увидеть вас без маски, такого, какой вы есть.       Снаружи всё также яростно хлестал ливень и громыхала гроза. А в пещере, под уютное потрескивание костра, ошеломлённый признанием Сакуры Рокудайме молчал, по-прежнему сжимая её плечи руками.       Собравшись с духом, девушка подняла на него взгляд.       — У тебя листок на голове, — очень тихо сказал Какаши. — Можно я…       Сакура ответила движением век. И замерла, боясь спугнуть, пока пальцы сенсея ласково перебирали пряди её волос — гораздо дольше, чем нужно было, чтобы снять листок… Никто и никогда не смотрел на неё так: с нежностью, от которой сладко сжималось сердце, и тщательно сдерживаемым желанием. Девушка легонько, по-кошачьи потёрлась щекой о перчатку Какаши. В ответ — почти как в её шальных снах — он медленно завёл руку ей под затылок, склоняясь к её лицу; чувствуя, как смешивается их частое дыхание, Сакура опустила ресницы. Биение сердца в ушах заглушало все прочие звуки.       Это не было похоже ни на описание из «Тактики флирта», ни на то, что представляла она сама: прикосновение губ оказалось невесомым, трепетным, словно крылья мотылька… И только когда девушка сама подалась ему навстречу, Какаши мягко накрыл её приоткрытые губы своими.       От блаженства у Сакуры закружилась голова; она ухватилась за жилет сенсея, чувствуя, что растворяется в этом невозможно сладком поцелуе. Его язык, лаская и исследуя её рот, осторожно проникал всё глубже. Будто со стороны девушка услышала собственный тихий стон, когда их губы сошлись изгиб в изгиб; Какаши в ответ прижал её к себе ещё крепче, и она, задыхаясь от счастья в его руках, хотела лишь одного: чтобы это длилось вечно…       Когда гром оглушительно грянул прямо над ними, Сакура вздрогнула от испуга. Рокудайме бережно прервал поцелуй и коснулся её печати Бьякуго горячими губами; она тихонько вздохнула и обняла его за шею, спрятав лицо у него на груди.       — Сакура, — прошептал Какаши Хатаке ей в макушку, — храбрая моя Сакура, радость моя… Никому я тебя не отдам.       От нахлынувших чувств к глазам подступили слёзы. Как же боялась девушка разрушить своим признанием ту близость, что была между ними… А теперь она готова была благословить и грозу, и приютившую их пещеру, и свою просьбу, невольно сорвавшуюся с языка.       — Костёр вот-вот погаснет, — с сожалением заметил Какаши. — Придётся мне встать.       Сакура плотно закуталась в плед и беззастенчиво любовалась тем, как он ломал и аккуратно подкладывал в огонь новые ветки. Вскоре отблески пламени снова весело заплясали по стенам пещеры. Рокудайме пощупал чайник и опять подвесил его над костром. Потом, потирая плечи от холода, вернулся к девушке; она поделилась с ним пледом — достаточно большим, чтобы хватило укрыться обоим.       — Может, теперь поедим? — предложил Какаши с улыбкой, от которой у Сакуры захватило дух.       — Ох, да, — согласилась она, чувствуя, как сводит желудок. — Тем более, повар так старался…       Он смущённо закашлялся, открывая свою коробку. Девушка покосилась на Рокудайме с подозрением и ахнула:       — Признайтесь честно, вы приготовили это сами! Я угадала?       — Да, — скромно кивнул он и разломил палочки.       Растроганная, она принялась за еду, смакуя каждый кусочек и исподтишка посматривая на Какаши Хатаке. Ел он неторопливо, действуя палочками с очень естественным изяществом. Сакуре невольно подумалось, что с его манерами он вполне мог быть аристократом при дворе Даймё…       — Расскажите о вашем клане, Какаши-сама.       — Я плохо помню, что говорил отец… Кажется, во времена Мадары и Хаширамы Хатаке владели обширными землями где-то на юге. А после очередной войны остатки разорённого клана переселились в Конохагакуре, — Рокудайме задумался, глядя в огонь. — Не знаю, может, где-то ещё есть дальние родственники… Но из прямой ветви клана остался я один.       Дождь понемногу начал стихать.       — Как раз попьём чаю, и распогодится, — сказал Какаши, убирая в сторону уже пустые коробки. — Надо же было грозе случиться именно в этот день…       — Я ни о чём не жалею, — улыбнулась девушка и прильнула к его плечу. Рокудайме вздохнул, обнимая её под пледом:       — Я тоже, Сакура. А злые языки скажут, будто я облизывался на тебя ещё в те времена, когда ты была моей ученицей, хотя это совсем не так.       — Ох, да кому такое в голову придёт!       — Хотел бы я ошибаться, — иронически хмыкнул Какаши. — Надеюсь лишь, что рано или поздно сплетники перекинутся на что-то новенькое. А до тех пор придётся нам ходить по Конохе с гордо поднятой головой, Сакура… Начиная прямо с сегодняшнего вечера.       — И какой ранг вы присвоили бы этой миссии, Хокаге-сама? — усмехнулась куноичи. Какаши посмотрел на неё, и его тёмно-серые глаза игриво сверкнули:       — Самый высокий, джонин Сакура Харуно… Самый высокий.       Позже, когда они шли по деревне, а в спины им светило закатное солнце, Сакура убедилась в том, что Какаши Хатаке — как всегда — оказался прав.       — Выше голову, Сакура, — напомнил Рокудайме, ободряюще сжимая её пальцы. — И расправь плечи. Нам нечего стыдиться.       Некоторые зеваки таращились так откровенно, что девушка тихонько прыснула.       — Кажется, я начинаю входить во вкус, — шепнула она. — Ох, взгляните направо… У этой женщины в фиолетовом глаза сейчас из орбит вылезут!       Какаши подавил смешок. Они свернули за угол — и носом к носу столкнулись с Наруто Узумаки. Он расплылся в радостной улыбке:       — О, привет, Сакура-чан! Здравствуйте, Какаши-сен… — и осёкся, заметив, что они держатся за руки.       — Добрый вечер, Наруто, — спокойно ответил Рокудайме. — Как поживаешь?       Сакура не смогла выдавить ни словечка и просто кивнула, понимая, что краснеет.       — У меня всё отлично, — вполголоса ответил джинчурики. — А…       — Если тебе нужны объяснения, — мягко сказал Какаши, — приходи завтра ко мне в офис.       Наруто помотал головой:       — Я уже достаточно взрослый, сенсей. И… не переживай, Сакура, я не осуждаю вас, просто… Да я в шоке, даттебайо!       — Тише, Наруто, — рассмеялась куноичи. — А сам ты куда собрался, кстати? Твой дом ведь совсем в другой стороне.       Джинчурики смущённо почесал затылок:       — Я это… В общем, — он покрылся румянцем и выпалил: — Извините, мне пора! До свидания!       — Что это с ним? — задумчиво спросил Какаши, глядя ему вслед; Сакура улыбнулась:       — Я подозреваю, в Конохагакуре скоро станет одной счастливой парой больше.       Рокудайме заломил левую бровь:       — Вот как… Тогда я подозреваю, Наруто не сам до этого додумался, мммм?       — Может быть, — подмигнула ему девушка. — Что поделать, раз наши шиноби такие недалёкие? Пока их не ткнёшь носом…       Какаши на это издал какой-то невнятный звук.       На перекрёстке Сакура приготовилась было прощаться, но он сказал, не выпуская её руки:       — Нет уж. Свою, кхм… девушку я провожу до дома, как положено. И всё равно, кто там на нас глазеет.       Куноичи посмотрела на него с благодарностью, до сих пор не веря, что всё это происходит с ней наяву.       Жаль, пришли они очень быстро.       — Что ж, Сакура, — Какаши легонько приобнял её за пояс, — ты сама видела, сколько мне вчера надавали бумажной работы. Поэтому завтра встретиться вряд ли выйдет. А вот во вторник, хм… Что скажешь, если вечером я зайду за тобой в лабораторию?       Она вспыхнула от радости и робко положила ладони ему на грудь.       — Во вторник, — тихонько повторила она. — Хорошо, значит, до вторника.       — До вторника, — шепнул Какаши и долгим поцелуем прижался губами к её лбу сквозь маску.       За ужином Мебуки Харуно поинтересовалась:       — Сакура, мне не показалось, что я видела тебя под окном с Рокудайме Хокаге-сама?       Кизаши недоумённо вертел головой, глядя то на жену, то на дочь.       — Нет, мама, — ответила Сакура, поднимая на родителей счастливые глаза. Женщина выронила ложку и всплеснула руками:       — Ох, девочка моя… Какаши Хатаке достойный и благородный человек, только ведь у вас такая разница в возрасте!       Сакура открыла было рот, но папа опередил её.       — Будет тебе, Мебуки, — сказал Кизаши с улыбкой. — В отцы ей Какаши-сама всяко не годится, разве что в братья. И вовсе это не плохо, когда мужчина старше девушки. А так-то… О лучшей партии для нашей Сакуры я и мечтать не мог. Это честь для семьи Харуно! И потом, — Кизаши толкнул супругу локтём, — ты только взгляни, как она светится, наша девочка… А то ходила поникшая и всё тосковала по своему негодяю Учихе.       — Не надо, папа, — смутилась Сакура.       — И правда, чего ты, Кизаши! — проворчала мать. — Нечего упоминать его здесь! — и улыбнулась дочери. — Лишь бы только ты была счастлива, моя Сакура.       Девушка вспомнила сегодняшний день — от начала и до конца: подъём по скале, невероятный покой высоты, внезапную грозу, костёр в пещере и свои сомнения. Как целовал её Хатаке Какаши и что шептал после. Чаепитие под пледом из одной кружки на двоих. То, как они шли по улицам деревни под любопытными взглядами, держась за руки…       И сказала с уверенностью:       — Буду, мама. Обязательно буду.