У походного костра

— Ночью будет дождь. — Угли остудит… — Так вновь разожжём огонь. — Из пепла? — Подкинем дров. — Они отсырели. Тепла костёр не даст… Даже не взглянув на меня поднимаешься с промокшей насквозь земли и уходишь прочь. Резко обдаёт ночным холодом. Уносишь с собой всё тепло. Костёр догорает, меркнут раскалённые угли, комары набрасываются дикими изголодавшимися стаями. На лоб падает первая капля. Беру побитую временем пятилитровку и заливаю ей огонь. Ресницы намокли, влажные дорожки на щеках. Дождь? Нет, дождевая вода не оставляет солёного привкуса на губах. В гармонию природного хаоса врываются мои всхлипы. Зажимаю рот рукой: я никогда не была при тебе слабой. Шмыгаю носом, создавая из стройной мелодии лесного оркестра какофонию звуков. Дождь усиливается. Промокну, продрогну. Нет, мне нельзя: в понедельник снова мчать в универ. Мысленно матерю себя за то, что позволила чувствам вырваться на свободу. Ведь для тебя я всегда была солнечной девочкой. Медленно бреду к двухместной палатке. Осторожно расстёгиваю замок: не хочу раздражать тебя лишним шумом. Как мышь проскальзываю внутрь, попутно закрывая тамбур и палатку. — А, ты ещё не спишь? Мягко и невинно улыбаюсь. И снова ты даже не поднимаешь на меня головы. Беспристрастно наводишь порядок в том бардаке, что навели мы за день, постоянно вороша вещи в поисках зажигалки, ложки, верёвки али банок с тушёнкой. Затягиваешь лямки рюкзака. У тебя потухший взгляд. А ведь когда-то он искрился при виде меня… Скидываю штормовку, натягиваю чёрный свитер. Залажу в красные шерстяные носки. Протягиваю тебе толстовку с меховым подкладом. — Ночью будет холодно, оденься потеплее. Забираешь из моих рук разнесчастную пайту. У тебя ледяные пальцы. За два года, проведённых с тобой, я не могу припомнить ни раза, когда они были бы тёплыми. Будто сама не такая же… Некроманты чёртовы… Ты залазишь в толстовку, ныряешь в спальник, застёгивая его до ушей. Мой ледяной мальчик, который никогда не может согреться. А ведь когда-то я была для тебя жарким пламенем… Тебе нравилось обжигаться, нравилось дразнить огонь. Но от тебя всегда веяло холодом. А я ведь тебя отогрела… Северный Ледовитый обращался ласковым Карибским морем подле меня. Я так думала. На деле ж, он слепил мои глаза блеском солнца, отражённого от гладкой поверхности ледника. Моего солнца. Меня. Нет, ты никогда не менялся, никогда не таял. Я была твоей девочкой, твоим ласковым светом, жаром угля, забавной малышкой. Ты читал меня открытой книгой, бесцеремонно листая страницы. Пропуская весёлые картинки, всматривался в боль, излитую чёрными чернилами на белой бумаге души. Обнажал, разоружал, выворачивал наизнанку. Откуда же мне было знать, что всё то было лишь забавой, прихотью, капризом ледяного сердца? Долистав до последней страницы, ты с громким хлопком закрыл эту книгу. Бросил в тумбочку средь других ненужных вещей. Навсегда. Не интересна более. Не нужна. Скучна. Нет, я тогда сдержала все слёзы, хоть и не ожидала, что ты так циничен. Лёгкая улыбка, беззаботная мордашка, весёлый смешок. Конечно, понимаю. Конечно, не в обиде. Разлюбил, так разлюбил. Ага, конечно. Стоило тебе уйти за водой, как я забилась в неистовой истерике. Упала на земь, опрокинув раскладной стул, подтянула к груди колени и завыла. Сердце билось на всё меньшие кусочки. Рвалась душа… Я всегда была отличной лгуньей. Нет, к твоему приходу на лице не осталось и следа той боли, что ты мне нанёс. Весь день подкидывала дрова, раздувала пламя. Но что в том толку, коль для тебя угли — пепел, а берёза отсырела? Какую ж любовь я пытаюсь разжечь? Ту, которой в твоём сердце и не было никогда? И вправду смешная девчонка. И вот ты рядом. Лежишь, отвернувшись к тонкой стенке палатки. Я же вижу, как ты дрожишь всем телом от холода. Ворочаешься. Беспокоен твой сон. Вылажу из спальника, бесшумно его растегивая. Укрываю тебя им сверху. Крепко обнимаю холоднокровную ледышку, что мёрзнет, поджимая ноги. Умиротворённо сопишь. Согрелся от моего тепла. Но то лишь тело, не душа… Взгляд цепляется за верёвку. Удушить бы да прикопать прямо здесь. Не смогу. Я не смогла согреть твою душу, не смогла растопить сердце, не смогла стать твоим спасением. Не смогу поднять руки, не смогу разлюбить, не смогу отпустить. Но пусть я хоть раз в этой чёртовой жизни стану для тебя жарким пламенем. Здесь, в этой тесной для двоих палатке, в холодном и тёмном лесу, когда ты тихо сопишь, уткнувшись носом в свёрнутую втрое куртку. Хотя бы раз в жизни я смогла тебя согреть. Значит, горит в этом холоде тусклое пламя свечи?...