2WEI, Edda Hayes — Pandora
С утра ее уже чуть было не стошнило в горшок с чертополохом. Дурацкие нервы. Любой шаг отдавался болью в висках и приливом чувства вины. Гермиона не считала себя виновной. Мозгом. И душой. Она все сделала правильно. Вот только каждый шаркающий звук, приближающий ее к моменту принятия ответственности за свои действия, распалял тревогу внутри. Одно дело — быть смелой за спиной того, кто тебе важен, другое — стоять лицом к лицу. Гарри был в защитной форме, редкость, но ни о каком доверии к Пожирателям, естественно, речи не шло, так что Гермиона понимала желание перестраховаться. Брови нахмурены, мышцы напряжены, в глазах цвета надежды слишком много открытых эмоций, режущих по живому. Ему даже не надо было говорить. Тяжесть его чувств удушала, как аллергия, ведущая к анафилактическому шоку. В паре вздохов до полной остановки дыхания, в шаге от того, чтобы она сдалась и начала разговор первой. Сколько раз бы ты ни представлял себе ситуацию, ни прокручивал в голове возможные диалоги, оправдания и обвинения, экспрессивность пикировок, когда ты оказываешься в этих самых условиях — все ощущается иначе. Ярче. Гнетущей. Болезненней. На изломе эмоций. Смотреть в глаза человеку, с которым вас связывала практически половина жизни. С которым вы любили, умирали, падали и поднимались, разделяли свет, горечь и грязь совершенных поступков. С кем вы предавали. Друг друга. И не прощали. И вряд ли уже простите. Неопределенность — форма ментальной пытки. Она хотела спросить про Драко, но не могла вымолвить ни звука, растворяясь в напряженной трескучей тишине. Он тоже молчал. Гермиона была уверена, что у него есть целый список вопросов, но Гарри просто молчал, не прерывая зрительного контакта. Читал взглядом рацеи, передавал боль через взмахи ресниц. Говорили, слова бьют сильнее всего, но иногда немота еще хуже. Она обжигала, вытягивала самые плохие, в особенности надуманные, переживания, и заставляла вариться в вашем общесозданном аду. Оплаченном госденьгами, клятвами верности и кривозашитыми ранами, которые с каждой секундой вскрывались все больше. Раньше город пах ими. Черным кофе, табачным дымом и смятыми простынями. Ей казалось, что она будет чувствовать вечно его касания в предрассветной прохладе: тепло губ, давление пальцев. Порой Гермиона думала, что сойдет с ума прежде, чем смирится с тем, что для них все кончено. Словно там, в пустом пространстве, где они оба летали, как одинокие птицы, всегда оставался шанс на то, что они снова войдут в синхрон. Раньше город пах ими. После безумием. Сейчас — кровью и предательством. И этот запах останется с ними надолго, въестся в кожу, заполонит легкие, смажет работающие шестеренки в черепной коробке. Ничего как прежде уже не будет. Она немного наклонила голову и прикусила зубами левую часть нижней губы, неосознанно, как делала всегда. После разногласий на собрании АД в Хогвартсе, после скоропалительно принятых решений на операциях во время войны, после слов, которые никогда не должны были прозвучать, но прозвучали в пылу ссор дома. Знак сожаления. Тяжести моральных дилемм. Надежды на понимание. Он знал это выражение и прощал. Несмотря ни на что. До этого дня. Лицо Гарри приобрело холодно-отстраненное выражение. Он мог бы включить окклюменцию с самого начала, но специально дал ей увидеть. — Финниган, Ривера! Ритм сердца участился от осознания, кого волокли за собой двое авроров, приблизившихся к Поттеру и оставивших тело в средней зоне. — Твой подарок на день рождения, — ухмылка Гарри была сардонической, больше похожей на оскал. — Прислал бы в посылке, но боюсь, что не знаю твоего нового адреса. Ей нечего было сказать на его укол. Задача — вернуть Драко, а не устраивать здесь поле боя. Оппозиция и так с трудом добилась этой договоренности об обмене, задействуя третьих лиц для передачи деталей. Второй раз отдать одного из Малфоев, который у СОА как бельмо на глазу, они не согласятся. Хорошо, что они передумали насчет присутствия Нотта, а то спектакль мог закончиться, еще не начавшись. Практически не отводя глаз, Гермиона подала знак стоящему сзади Пьюси. Он и его напарник Браун исчезли всего на несколько секунд и вернулись с тремя пленниками, двое из которых стояли на ногах. Кеннет же выглядел плохо, походил на живой труп. Грейнджер не сомневалась, Тео сделал свою работу, влив в него даже больше зелий, чем было необходимо, но, возможно, именно это и побудило чары очарования сойти слишком быстро. Она скривила губы, испытав укол совести. Однако Поттер неверно считал ее эмоцию, вновь перевел взор на Чарли, и его скулы приобрели угрожающую остроту. — Ты для этого нас предала? Чтобы эти шавки выполняли твои приказы? Вот чего тебе недоставало, Гермиона? Власти? Кто-то слева от нее дернулся, делая шаг вперед, но Грейнджер резво вытянула руку, останавливая движение. Эмоциональная подавленность ушла на второй план, возрождая в груди гнев. — Или хватило смелости выполнить работу самой? — Мы здесь для обмена, не для разговоров, Гарри. Давайте сделаем это и разойдемся. Она видела напряжение в его челюсти и черноту, на миг вспыхнувшую в радужках. Скорее ярость от непонимания, чем презрение. — Как низко ты пала, черт возьми. Ложь, пытки, а... Он не верил в это, Гермиона могла бы поспорить на что угодно, но продолжал говорить, потому что ему было это нужно. Она должна была выйти из себя. Сделать что-то мерзкое. Что-то, мажущее черной плотной краской его хорошие воспоминания о ней. Так просто было легче. Отстраняться. Доигрывать роли. Дышать. Наверное, это нужно было им обоим. — Ты не возражал, когда я делала это для тебя, Гарри. Так? — не выдержала Грейнджер. — Впаривай дерьмовые двойные стандарты кому-нибудь другому. — Какая же ты сука! — донеслось справа, и в угол ее обзора попали рыжие волосы Рона. Судя по стремительно краснеющему вслед за шеей лицу, он был в бешенстве. Двое авроров придерживали его на месте, как будто бы это могло утихомирить темперамент Уизли. — Ты, блять, была нашей семьей! Пожирательская подстилка! Это она уже слышала... Неужели так выглядит результат госпрошивки? Они даже не понимали, что именно это ее никак не трогало, она пыталась не развалиться, как песочный замок, только по одной причине. Причине с черными вечно растрепанными волосами, чьи зеленые глаза откапывали в ней чувства, зарытые в шести футах под землей. Лучше бить первой, чем ждать, пока они поймут, по чему им нужно ее ударять. Лучше уж быть сукой, чем открывать душу у всех на глазах. Грейнджер закатила глаза к чистому, безоблачному небу. — Твои попытки задеть меня утомляют, Рональд. — Я, блять, прикончу тебя, дрянь! Отпустите, нахуй! — Не заставляй выбивать из тебя лишнюю хромосому, Уизли, — услышала она угрозу с незабываемым акцентом Долохова, появившегося рядом как никогда кстати. Моргана, это какой-то гротеск. Не может быть, чтобы ее жизнь так перевернулась. Истеричный смех разнесся по ветру позади Поттера. Зрачки Миддлвэя были расширены, очевидно — шок. — Ты шутишь, что ли? — задыхаясь сумел произнести Брайан, смотря ей прямо в глаза. — Долохов, Гермиона? Ты подружилась с ублюдком Долоховым?! Сука, это просто невероятно. Ебаный цирк. Мельком отметив, как рука Антонина сжала палочку, она обернулась к своим оценить ситуацию, а после проверила чужих. — Это же Долохов, Гермиона! — будто в надежде переубедить повторял Миддлвэй. — Тот, кто расчертил на тебе эти ебаные шрамы, блять. Я знаю, милый Брайан. Самое ужасное, что я правда это знаю. — У меня все хорошо с памятью, Брайан, — холодно отсекла Грейнджер. — В отличие от головы, — барабанные перепонки уловили злобное шипение Симуса Финнигана. Раньше казалось, что он способен лишь на беззаботные улыбки и беспрестанный флирт. — Встала на сторону уебков, которые всю жизнь втаптывали тебя в грязь. Ты хоть знаешь, скольких они убили? — А скольких убил ты? — лучшая защита — это нападение, Гермиона? Конечно, им было удобно делать из нее грушу для битья, и, возможно, если бы они были наедине, она бы даже позволила выплеснуть на нее весь ядовитый гнев, но у Гермионы, что пришла на обмен... У нее должен был быть лимит, твою мать. — Ну, в отличие от них, мы хотя бы не предаем своих, — ехидно выплюнул Уизли с другого края. — Или ты думала, мы случайно нашли твоего ублюдка? Фак. Настоящая оболочка, без прикрас, выползает только тогда, когда у людей забирают что-то важное. У тебя, Гермиона, пока ничего не забирали. Фак-фак-фак-фак. Так он просто хотел посмотреть, не зря ли делает на нее ставку? Грейнджер глубоко вдохнула, не позволяя маске упасть с лица. Ощутимый удар под дых, но с этой подставой она разберется позже. — И ради них, ради этих блядских отродий, ты решила рискнуть всем? Это гребаное предательство, это измена родине... — Это родина изменила мне, Рон. Когда те, кто должен был нас защищать, начали вырезать людей. Целыми. Блять. Семьями. — Охуеть, ты ебанулась, что ли? Мы защищаем таких, как ты! — Полная херня! — подал голос один из людей Долохова. — Вы хотите показать свою мощь, избивая более слабых. — Ты вообще кто, нахуй, такой? О, Гермиона узнала этот самоуверенный, высокомерный взгляд, каким смотрел Гарри. Она видела его тысячи раз, и, увидев снова, ей хотелось закричать. Поттер на взводе, том, когда следом идут необдуманные жестокие поступки, заканчивающиеся чьим-то приговором. Еще немного, и они не вытащат Драко. Блеск. Гермиона не слушала препирательства, набирающие обороты, не акцентировала внимание на направленных в обе стороны палочках, была слишком занята, сдерживая крик. Надо сваливать. Срочно. Это предсказуемая, но ненужная конфронтация. Напряжение и так раскалено до предела — искра, и все взлетят в воздух кровавыми хлопьями, как фонтан гейзера в йеллоустонском парке. — У нас был уговор, — твердость ее голоса затормозила гул взаимооскорблений, — мы обмениваем людей и расходимся. Сейчас. Гарри медленно повернулся, заставляя Гермиону сосредоточиться на нем одном. И впервые за все это время кроме тоски и чувства обиды она ощутила угрозу, невесомую, кусающую ее за пятки. Даже крестраж встрепенулся, вздрогнул настороженной вибрацией меж легких. Что-то не так. Суровость мужского взора прокатилась мурашками по коже под ее мантией. Небольшой наклон головы, словно оценивающий. Грейнджер на секунду скосила взгляд на подопечных Поттера, застывших в ожидании развязки. Нет, в ожидании приказа. О нападении? Об обмене? Но глаза авроров следовали за ее персоной... Почему?.. Они думали, что она — главная угроза? Сомнительно, Гермиона поставила бы на Долохова. Он же подобен зажженной спичке при утечке газа. Складка пролегла меж ее бровей. Они не смотрели на пленных... не смотрели на Пожирателей... Грейнджер сглотнула, комок застрял в горле, легкие начинали приветствовать гипервентиляцию. Крестраж встал на дыбы. Это не обмен заключенными, это похищение. Ее. Блять. — Хорошо, — глухая отмашка Гарри, приправленная усмешкой, и... пакт о ненападении, и так держащийся на одном лишь честном слове, исчез за ненадобностью, превращая все в гребаный хаос. — Остолбеней! Заклинание, направленное в сторону Гермионы, полетело одновременно с ее криком Пьюси, находящимся ближе всего к Драко: — Забирай его! Уходим! Вспышки чар расчертили воздух, когда Долохов дернул ее на себя, активируя портключ. В вихре, закручивающем их, подобно торнадо, она почувствовала резкую боль в бедре и увидела четко оформленное обещание в глазах цвета надежды — это не последняя их встреча. Но, возможно, следующая станет последней в ее жизни.***
— Ты замечал, что жена Маркуса иногда меняет их бокалы местами? — щебетание Астории наполняло атмосферу комнаты фальшивой легкостью. Пестрой окраски вещи кружили над открытым чемоданом, как опавшие листья на аллее парка Тюильри. — Нет, — сухо ответил Нотт, прислонившись лопатками к высокому комоду из серого ясеня. — Не могу ее, конечно, в этом винить. Он опрокидывает виски, будто это его работа. Яркие летние платья одно за одним вылетали из гардероба, избавляясь от плечиков, аккуратно складывались в воздухе и плавно опускались в чемодан с функцией незримого расширения. Голубое, желтое, фиолетовое, опять голубое... Теодор раздраженно покачал головой. Мерлин, она даже не понимает, что ничего из этого не может ей там понадобиться. — А внучка леди Аделайн, Тесса, — Астория обернулась к Тео, словно пытаясь понять, помнит ли он о существовании такого человека, — она была на курс младше, чем я. Нотт вздернул бровь. Он должен был знать всех непонятных девиц в Хогвартсе? — Неважно, — вздохнула миссис Малфой, — в общем, тайно вышла замуж за магла и сбежала в Бразилию. Или в Коста-Рику... — мило поморщила нос. — Не суть. Леди Аделайн буквально в бешенстве, ты бы слышал ее на приеме на прошлой неделе. Клянусь, мои уши... — Что ты делаешь, Тори? — грубо перебил ее Тео, встречая непонимающий взгляд. Насквозь фальшивый взгляд. — К чему это? Астория на секунду приподняла плечи. — Если не хотел слушать новые сплетни, мог бы так и сказать. По-видимому, закончив с гардеробной, Тори сделала несколько шагов по старинному дубовому полу к комоду, на котором стояла изящная стеклянная вазочка с лилиями. Молча дернула за бронзовые ручки и размашисто впечатала наполовину выдвинутый ящик в спину Теодора, все еще не поднимая головы. — Остановись, — он перехватил ее запястье, привлекая к себе взгляд голубых глаз, и уже мягче добавил: — Не закрывайся от меня. — Я просто пытаюсь собрать вещи, Тео. — Непринужденная улыбка вновь вернулась на кончики губ Астории. — Ты же не хочешь провести здесь весь день, правда? Ауч. Ну, это было больно. Как будто все годы, проведенные рядом, не доказали того, что при нем она может быть свободной от масок. Открытой. Слабой. Словно его выкинули пинком под зад из круга доверия и забыли отправить об этом уведомление. Пальцы рефлекторно разомкнулись, давая миссис Малфой возможность и далее заполнять чемодан бескрайним потоком одежды. Нотт вновь покачал головой, устало растирая лицо ладонями. Чертов день был бесконечен. Он еще от новостей с гребаного обмена не отошел, а уже оказался во Франции. Тео взъерошил пальцами каштановую шевелюру и уставился на Асторию. — Тебе нельзя туда ехать, понимаешь? Строгость тона разбавила неудачно вклинившиеся нотки отчаяния. Блять. Все, связанное с этой женщиной, било наотмашь прямо по его контролю. — Это Драко, Тео, — в ее мимике наконец-то проблеск серьезности. — Я знаю. — Это мой муж. — Я знаю. — Тот, кого я чуть не потеряла, черт возьми! — перламутрово-голубые радужки застили ненавистные ему слезы. Нижняя губа Астории начала подергиваться. — Я все это знаю, Тори. Остынь. — Остыть? Да я само спокойствие. — Ты не мыслишь разумно. — Нет, это ты сошел с ума, если считаешь, что можешь запретить мне поехать! — миссис Малфой тяжело дышала, прикусывая губу, будто не решалась поверить в свой маленький срыв. — Думаешь, я не знаю, к чему ты ведешь? — Тори... — примирительно начал Теодор, делая шаг к ней и протягивая руку, — никто тебя не удерживает. Астория отшатнулась, словно раненый зверь, заставляя Тео стиснуть зубы от фантомной боли, пронзившей диафрагму. Это не произошло сиюминутно, не в первое мгновение встречи, когда она взмахнула копной своих волос и их взгляды пересеклись. Так слащаво могло быть только у поэтов, чьи стихотворения любила зачитывать профессор Бербидж на парах по магловедению, ну и, возможно, у самой Астории. Принцессы, мечтающей о сказке. Они были знакомы с детства. Дни рождения, приемы, вся эта претенциозная чушь, где их заставляли сидеть в обеденных залах и пользоваться пятнадцатью столовыми приборами, вместо того чтобы заниматься тем, что делали отпрыски среднестатистических семей. Веселиться. Все это время до Хогвартса Астория не была кем-то исключительным, она... была как все, просто девчонка с двумя бантами на концах косичек, бегающая по газонам поместья, когда взрослые не видели. Идеально знающая этикет, меняющая наряды по пять раз на дню и фыркающая на их с Драко розыгрыши. Как будто она что-то в них понимала. Очередная принцесса, которая готовилась стать великосветской леди. Типичная до скрежета зубов. Только во время учебы, уже курсе на шестом, не спеша, за разговорами у камина, за нежным ведением плеч, за лукавой улыбкой, играющей на ее лице, когда она пыталась спрятать их от Филча, за возникшей из ниоткуда потребностью защищать, произошел щелчок. Значительную часть жизни Тео считал, что отец лгал ему, дабы оправдать то, что он буквально перекупил мать Теодора у семьи предназначенного ей жениха. Эбигейл его ненавидела, а он без нее не мог. Лампочка вспыхнула, нестабильно замерцала и больше не погасла. Никогда. Даже здесь сквозила ебаная ирония. Тео хватило одного удара по выключателю, чтобы понять — он попал. Конкретно. И никуда уже это из него не денется. Лучше бы он, блять, навсегда остался в темноте. Один щелчок, и шипы пробили тонкую кожу шеи, пропитывая кровью воротник его белоснежной рубашки. Эти чувства... не были похожи на любовь, скорее на неправильно надетый парфорс. Никакой эйфории, взлетов, легкости или еще какого-то подобного дерьма, лишь ощущение удушья. До боли. До разрыва трахеи. До полной отключки. Он, блять, пропал в девушке, которая уже была обещана другому. И не кому-то там, а его лучшему другу. Пиздец, долбаный изврат судьбы. Горькое лекарство для циника. Попытки нахуй разбиться о стену не помогли. Шутка. Стандартный набор Блейза из алкоголя и шлюх, впрочем, тоже. Да и могло ли это сработать, если все его хищное внимание фокусировалось только на ней, не желая довольствоваться суррогатами. Осень смешалась в одно абстрактное ню, пока Нотт тонул в своем безумии глубже и глубже. Смирение пришло лишь на помолвке. Тео, словно вчера, помнил, как зашел в штаб Ордена сразу после, как уговаривал Гестию Джонс предложить сделку Драко, как уверял появившегося на шум Кингсли, что это взаимовыгодный вариант. Скалясь выгрызал для женщины, которую он никогда бы не смог получить, лучшую жизнь. Тогда, стоя в костюме стоимостью годовой зарплаты служащего Министерства, практически перейдя на шантаж главы Ордена Феникса, Теодор куда более понимал отца, и только поэтому развернулся на сто восемьдесят градусов и пошел по обратному пути. Пусть его женщина не с ним, зато живая. А он будет рядом, тонкой нитью на ее запястье. Отец бы назвал сына жалким слабаком, если бы знал. И был бы прав, отчасти. Тео даже не боролся, отступил, остался на вторых ролях, как гребаная тень. Он действительно сделал все, чтобы никогда не увидеть на лице Астории подобное выражение, так какого же хрена история зациклилась и теперь Теодор чувствовал себя змеей, кусающей собственный хвост? Нотт цокнул и поднял глаза к потолку. Ласково в этот раз не получится. Вернув зрительный контакт, скрестил руки на груди. — Никто тебя не ограничивает. — Ха, коне... Жестом показывая ей замолчать, Тео продолжил: — Ты можешь делать все что вздумается. Ты свободный человек, а не чья-то собственность. Но своим присутствием в Шотландии ты поставишь под удар не только меня, Гермиону и остальных, но и самого Драко. Понимаешь, о чем я, Тори? Астория нахмурилась, с минуту подержала губы сомкнутыми, а после твердо произнесла: — Я не собираюсь вам мешать. Посижу в поместье или рядом с Драко. Мне не нужно, чтобы меня охраняли. — А если на поместье нападут? Об этом ты подумала? Или о том, что Драко не будет выздоравливать вечность. Он должен вести свою группу, концентрироваться на планах, но ты вынудишь его переключить внимание на тебя. Бояться за тебя, ведь сама приволочешь себя к огневой линии. — Ты драматизируешь, Тео. — Длинные ресницы Астории затрепетали. — Я не собираюсь участвовать в боях, я просто хочу находиться рядом с мужем. Да я даже не знаю, в каком он сейчас состоянии. — В нормальном он состоянии. Салазар, Тори... Мы же хотим тебя защитить. Драко хочет тебя защитить. Почему ты раз в жизни не можешь послушаться? Лицо миссис Малфой скривилось. — Послушаться? Я только и делала, что слушалась. Вы решили выступить оппозицией, и я поддержала, попросили переехать во Францию, и я не сказала ни слова против, участвовали в операциях, и я не задавала вопросов. Я делала все, что от меня требовали, пока Драко не схватили, пока вероятное, — Тори показала в воздухе кавычки, — не стало реальным. Я больше не хочу сидеть здесь и выдумывать худшее, что может произойти или происходит в данный момент, я хочу быть там. Рядом с Драко. Теодор молчал, ощущая несвойственную для него тоскливую беспомощность. — Тео, пожалуйста, пойми мои чувства. — Твои чувства ни к чему хорошему не приведут. Скорее сломают нас всех. Усталый вздох сорвался с губ Астории, и она досадливо покачала головой. — Ты меня не слышишь. — Какой смысл в этом разговоре, если ты для себя уже все решила, — Нотт повел плечом, не отрывая пристального взгляда. Миссис Малфой расстроенно отвернулась к чемодану, проделывая несколько манипуляций палочкой, и дергано спустила пластмассовые колесики на ворс ковра. — Вот увидишь, Тео, — ты зря волнуешься. За окном, будто насмехаясь, расцветали спокойные краски осени, пока в душе Тео бушевал шторм. Ему не нравилась ни ситуация, в которой они оказались, ни итоги, к которым пришли, но больше всего его будоражило масляное ощущение какой-то дерьмовой неизбежности, что разливалось по артериям, когда он шел по следу чемодана.***
Красный на пару секунд расплылся перед глазами, превращаясь в мутное пятно, а затем вновь вернулся в фокус. Грейнджер на миг зажмурилась. Цифры на черном экране не менялись, сколько бы она ни прожигала взглядом монитор. Ногти стучали свою собственную мелодию по подлокотникам, разбавляя удушливый писк аппаратов. Они еще даже не знали, в каком он проснется состоянии. В порядке ли его мозг? Или психика? Сможет ли Драко вообще говорить после такого количества дней, проведенных в плену? То, что его там никто не щадил, было понятно сразу, стоило лишь снять одежду в смотровой для диагностики травм. Гарри отыгрался по полной. Гермионы с силой сомкнула челюсти, почти уверенная, еще немного давления и зубы начнут крошиться. По телу Малфоя можно было составлять ебаную контурную карту по географии, в которой девяносто процентов площади занимала исчерна-синяя вода с редкими лиловыми вставками. Ублюдки. Грейнджер шумно втянула воздух через нос. Голос в голове настойчиво напомнил о Кеннете... Будто бы она была с ним самой любезностью. Взгляд упал на засохшую грязь на ботинках, она так и не переоделась после обмена пленных. Если бы Драко был в сознании, а не лежал полумертвой тушей в медикаментозной коме, то уже бы фыркал от недовольства. Как когда-то в их далеком прошлом. Не верилось, что столько лет прошло, словно в другой жизни она переступила порог Малфой Мэнора в первый раз с окончания войны. — Ты решила добить моего сына инфекцией, Грейнджер? — Только твои турецкие ковры. Хотя уверена, нельзя сделать эту безвкусицу еще уродливей. Малфой был Малфоем в полном смысле этого слова — высокомерным, брезгливым, колючим и защищающим то, что ему дорого, как птицы нанду. Лишь через время, когда еженедельные походы в поместье перевалили за три месяца, Гермиона начала узнавать его с другой стороны. Что он был начитанным; что брезгливость сходила на нет, когда его сыну было плохо; что Драко умел улыбаться без противной усмешки. Немного, но сдвиг был глобален. Для ее предубеждения. Приятное открытие, принесшее положительные эмоции среди раздрая, творящегося вокруг. Постоянное давление со стороны Гарри, который был категорически против помощи Пожирателям, застрявшее вопреки ожиданиям выздоровление Скорпиуса, повальный загруз на работе, будто все старались специально занять ее время, чтобы не осталось ни одной свободной минуты... Конечно же, проклятье, которое наслали на Скорпиуса, он не заслужил. Да и какой ребенок вообще заслуживает смерти: медленной, мучительной, выворачивающей кости? Когда Гермиона впервые его увидела, у нее перехватило дыхание. Ужасающе бледный, кожа даже ближе к серому, чем к нормальному человеческому цвету, практически обессиленный, прикованный кучей полупрозрачных трубок к своей кровати. Было заметно то, насколько отчаяние поглотило Драко, раз он начал перебирать все из возможных способов, включая магловские. Счет шел не на месяцы, на минуты. Скорпиус с трудом открывал глаза, не говоря уже об остальном. Это проклятье, которое Грейнджер отыскала в старинном фолианте в чертогах Отдела тайн, почти добило ребенка, как магический рак. Оно бы и взрослого добило, просто чуть ленивее, растянув симптомы по временной линии, но нападавшие точно знали, на кого направлять палочку, — целью была месть, и они почти лишили Малфоев самого ценного, что у них было. Месть за что?.. Никто так и не узнал. Были ли это бывшие Пожиратели, обвиняющие Драко в шпионаже, или пострадавшие в войну, недовольные фактом амнистии Малфоя... Никто ничего не расследовал. Лишь для приличия, на бумаге. Аврорат не стал тратить силы, расследуя покушение на семью убийц. Мы все в чем-то виновны. Но за грехи родителей всегда платят дети. Вот такая дерьмовая правда жизни, Гермиона, смирись. Ей повезло. Она нашла причину, синтезировала несколько исследований и вывела правильную формулу для лечения. В кратчайшие сроки и с вероятностью в девяносто девять процентов. Именно этот оставшийся процент неслабо бередил ее душу, когда диализ Скорпиуса не давал нужных результатов в самом начале. Один месяц, второй, на третий паника почти накрыла с головой: ее магловская кровь, добавленная в раствор, не помогала. Не так, как было необходимо. Гермиона успела перебрать в голове десятки вариантов, включая увеличение количества процедур с двух до четырех в месяц, когда наконец на тринадцатой неделе произошел толчок. Резкое улучшение, и впервые за долгое время Скорпиус смог сам сесть на кровати. Грейнджер улыбнулась, вспоминая собственные ощущения и реакцию Драко. Его радость была ярче, чем свет от фейерверков в Ночь Гая Фокса. Они выдохнули. Она не ошиблась. Она сделала все правильно. Спасла невинную жизнь и никогда об этом бы не пожалела. Даже заслужила объятия. Импульсивные, неконтролируемые, с шепотом благодарностей на ухо и мокрыми следами на щеке от слез Малфоя. Это вообще был единственный раз, когда Грейнджер видела, как он плакал, но запомнился надолго. Остальные месяцы пошли по накатанной, повышение показателей Скорпа в арифметической прогрессии, без неожиданных скачков. Тихо, спокойно, счастливо. Хмурые улыбки Малфоев превратились в приветливые, нежелание принимать гостей в приглашения на ужин, поверхностные разговоры в философские беседы за виски по вечерам, а поспешные подталкивания ее к камину в сопровождение до дома. — Ты беспокоишься обо мне, Драко? — поддела Гермиона. — Ага, как и о ценах на чай в Японии. Ей нравился такой Малфой. Со всеми плюсами и минусами, с саркастическими ремарками и джентльменскими замашками, с искренней заботой о близких и правдивостью, порой заменяющей иглотерапию. Ей нравился настоящий Малфой. Со страхом, ненавистью, с любовью, льющейся из сердца, и желанием жить, которое снова горело в серых глазах. Со всем, что выходило за пределы его обычной вежливости. Она должна была его спасти. Свою вторую половинку домино. Вот только стрелки часов равнодушно пробили двенадцать, а Драко все еще не очнулся, пропитывая ее внутренности тревогой и яростью по отношению к тому, кто в этом был виноват. Кстати, самое время прояснить и этот вопрос.***
Adelitas Way, New Medicine, Rick DeJesus — Up
— ...на границах все тихо... Орион... красная Бетельгейзе и голубой Рикель. Слишком легко. — ...они заблокировали эту сделку... Лира... Все еще просто, Вега так отчаянно горит на хвосте ковша... — ...мы можем передать информацию через Плайнбэка... Нужно что-то сложнее. Андромеда? Вот пики Кассиопеи, три звезды — первая часть. Ниже два плеча... и звездный квадрат к Пегасу. — ...либо действуем по плану. Они все равно... Цефей... Малая медведица... Дракон... Хм. Где же ты, душа моя? Тик-так, тик-так... Сколько еще нужно простоять в ожидании, выслушивая скучные объяснения Руквуда? — Мой Лорд?.. Риддл оторвал взгляд от ночных светил, разбросанных внутри небесной сферы, и перевел его на подчиненного. — Я говорил... — Я похож на человека, которому необходимо повторять информацию дважды? — Нет... Где. Гермиона. Грейнджер? По его подсчетам она уже должна была справиться со своей бесполезной деструктивной меланхолией и вспомнить о гораздо более важном аспекте ее жизни. О нем. Однако прошло полчаса изучения звездного неба, включающего в себя раздражающее бормотание Августа, а она по-прежнему не появилась. Еще немного и ему придется искать ее самому. Бред, естественно, никуда он не пойдет. Даст ей еще несколько минут. Видимо, некоторым требуется больше времени для оплакивания дружков-олигофренов. Разочаровывающее откровение. — Дай отмашку Долохову, скажи немцам, что мы не меняем условия соглашения, если они хотят его обсудить, пусть обратятся ко мне лично, и Плэйнбэк, Август? Ты соскучился по Азкабану? — Я найду другой путь. — Лучше бы это сделать. Эффект от многообещающего взора Риддла слегка испортили вмиг расслабившиеся мышцы лица. Он почувствовал Гермиону еще до того, как она ступила на каменистую дорожку сада. Хотя могло ли быть иначе, если ее магия громкая, словно церковный колокол? Ожидание все сильнее щекотало его рецепторы по мере приближения Грейнджер к месту, где они стояли. Даже Руквуд замолк, видя, что внимание Риддла поглощено чем-то другим. Кем-то другим. Том ждал ее, как ждут стихийных бедствий. С исследовательским энтузиазмом и нежной привязанностью к разрушениям. Легкий кивок головы, и Август размашистой походкой исчез в дорожной пыли в тот же миг, что ведьма добралась до Тома, встав напротив. Взгляд Гермионы горел, будто Риддл стоял перед местом, где только что столкнулись замораживающие и воспламеняющие чары, горячий и холодный воздух встречались, как завитки пара вокруг него. Том сомкнул губы. В его молчании было предвкушение, в ее — истерика. Чуть издевательский наклон головы Риддла, и щеки Гермионы стремительно покраснели, прежде чем чеку сорвало. — О чем ты, блять, думал?! — произнесла она с придыханием, нервно. Рот Лорда дернулся в уголках, и, судя по тому, как раздулись ее ноздри, ведьме явно пришлось не по душе, что она его забавляет. — ...олное дерьмо, я даже поверить в это не могу... Не обращая внимания на гневные выкрики, Том скользнул взглядом по ее лицу. Привлекательная симметрия черт. Длинные ресницы, гладкие скулы, нижняя губа практически незаметно, но больше верхней, крошечный шрам на подбородке. Сосредоточение родинок на шее. Мисс Грейнджер была естественна и, что более необычно, ей это шло. — ...помешался на гребаных проверках... Память подкинула другой образ с карими глазами — Нурит Варди. Эйвери считал эту женщину красавицей, но Уильям вообще питал слабость к ближневосточной внешности, Том скорее назвал бы Нурит инвестором. Можно было с уверенностью сказать, что половина коррумпированных денег, полученных ею в качестве председателя кнессета, вложены только в лицо. Бесполезная трата средств, если ты на вкус как отчаяние, что топит рецепторы, оставляя маслянистый осадок во рту, от которого невозможно избавиться, даже если сутки чистить рот мылом. Риддл бы и притрагиваться к ней не стал, если бы она буквально не умоляла его. Том поморщился — досадная ошибка. — ...сдал нас! Да кто вообще захочет тебе доверять, если ты так поступаешь... Ничего общего с брюнеткой, стоящей напротив. Отчаяние мисс Грейнджер на вкус было совсем другим. Близким к чувству удовлетворения в шаге от задуманного, паточный оттенок чужих мучений. — ...а если бы он умер? Тебе совсем плевать на последствия!.. Она освежала. Была побита, разодрана, несовершенна, но все еще вскидывала подбородок и смотрела на него в ответ, бездумно выбрасывая в воздух слова так, как ни один человек в его орбите никогда бы не осмелился сделать. Даже в тюрьме. Даже со скованной в запястьях магией. Большинство людей слишком напуганы или угодливы, чтобы сделать что-то, кроме как спросить, как высоко необходимо «прыгнуть». Люди с инстинктом самосохранения, который у этой ведьмы напрочь отсутствовал. Приятная прохлада ощущений среди постылых реакций. — ...эгоист долбаный, параноик хренов... — сыпала оскорблениями Грейнджер, — ...бесчувственный, холодный... Довольно... забавно. Хотя с другими это бы раздражало. Интересное наблюдение. Она могла быть вежливой и тихой, не транслировать все, что у нее на уме, а делать выводы для дальнейшего удара. Том видел это не раз, но почему-то с ним Гермиона и не пыталась. — Ты чертов псих! Девичий палец приземлился точно по центру грудной клетки, окончательно вытягивая его из раздумий. Сегодня вечером он слишком часто уходил. — Нет четкой границы между психическими заболеваниями и здоровым, рациональным умом, — немного скучающим тоном опровергнул Риддл. — Что-о? — аж задохнулась Гермиона от возмущения. Гомерический смех эхом разнесся по округе, как музыка из ада. Словно напоминая, что они оба будут вариться в том котле, если дьявол договорится с Мерлином о пригласительных. Однако по какой-то щекочущей его любопытство причине Тома захватил этот хохот. Наверное, все дело в легкости, с которой она этим делилась. В честности. Отсутствии страха. — Да по тебе Мунго плачет! — Отрадно видеть попытку классического адлеровского психоанализа, однако, если оценивать объективно, из нас двоих психические отклонения скорее у тебя. — Официально: кажется, ты всерьез бредишь. В голове мелькнула мысль о том, было бы легко читать мисс Грейнджер без изучения паттернов, без его многочисленных знаний о ней? Насколько она прозрачна для других? Не то чтобы интерес был так велик, что Риддл собирался воплощать его в жизнь каким-нибудь эксцентричным способом и терять это подкупающее ощущение от обратной связи. Их взаимодействие Том относил к рекреации, практически санаторно-курортному лечению . — Неужели ты и правда думала, что я поверю тебе, только потому что у нас есть сделка? — Я просто не думала, что ты ублюдок наивысшей категории. — Меня прельщает, что ты такого хорошего обо мне мнения. — Очевидно, веру в то, что люди лучше, чем они есть на самом деле, не смог вытравить даже крестраж. — В саду воцарилась тишина, подправленная лишь гулом ветра, играющего с листьями яблонь вокруг них. Взор Гермионы блуждал по горным вершинам и ясной синеве звездного неба, долго не останавливаясь ни на одной из точек. Короткий острый выдох вырвался с ее губ, прежде чем до Тома тихо донеслось: — Ты мог его убить. — Цель всегда оправдывает средства, вопрос только в цене. В данном случае цена ничтожна, — он бросил это легко, безразлично к той гамме чувств, что разливалась в карих радужках. — Ты поймешь это, Гермиона, когда поставишь свои потребности выше чужих. Широкий размах крыльев светящегося голубым филина показался на горизонте. Эйвери просил аудиенции и, по всей видимости, это не терпело отлагательств. Прискорбно, что их время сократилось. — А ты поставишь, — вернулся к ней взглядом Риддл. — Любопытно лишь то, сколько еще времени тебе для этого понадобится. Он оставил ее среди лабиринтов сада, аккуратно вышагивая по каменистой дорожке вслед за патронусом. Однако, уже почти повернув в сторону поместья, обернулся, решая чуть четче прояснить ситуацию: — Хорошо, что у нас его предостаточно. В противном случае пришлось бы действовать иными методами.