Will Smith — Arabian Nights
Роскошно. Нет, не просто роскошно, а вопиюще. Именно так Гермиона описала бы прием принца Аль-Энези в королевском поместье. Ей стоило неимоверных усилий не открыть рот при виде этого убранства, как только она переступила порог зала. Переступила под руку с Томом-мать-его-Риддлом. Было что-то несомненно фантастическое в сегодняшней атмосфере: песчаные змеи в стеклянных ящиках по центру зала, фужеры из настоящего золота, танцовщицы в свете ярких софитов и Темный Лорд, по-джентельменски ведущий ее среди фуршетных столиков. Все это пахло богатством. И безумием. И то и другое было неплохо, честно сказать, но все еще ощущалось как параллельная вселенная, которая им, простым волшебникам, была недоступна без специального пропуска в пентхаус магического мира. Оказалось, что для премиальных билетов в высшую лигу недостаточно выиграть одну войну — необходимо еще достать психопата из тюрьмы, в которую ты же его и посадила, а потом влезть во вторую войну, и только тогда тебе предоставится шанс сверкнуть своим новым, синим, как предгрозовое небо, платьем среди гостей со счетами в банке на уровне небоскреба. — Так, может, ты уже раскроешь мне секрет, почему мы не под оборотным? — не опуская с губ милую улыбку, прошипела Гермиона. — Твое эго не смогло вынести того, что будет место, где никто тебя не узнает? — Здесь нет колдографов. И твоих знакомых. Это частная вечеринка, — она удостоилась лишь сухого ответа, пока Риддл высматривал кого-то в толпе. Ногти с сияющим на них черным лаком впились в его предплечье с очевидным посылом — «этого недостаточно». Гермиона могла поклясться, что услышала от него раздраженный вздох, прежде чем он снова начал говорить: — Наши арабские друзья... Грейнджер вздернула бровь, слегка меняясь в лице. — О, так они уже наши друзья. Как, однако, ты быстро сближаешься с людьми, Том. Никогда бы не подумала, что ты такой открытый. Ухмылка коснулась уголка его губ всего на секунду, но она успела заметить, даже при том что он не сделал ни единого движения, чтобы повернуться к ней, продолжая смотреть по сторонам. — Наши арабские друзья не любят, когда информация уходит вовне, так что можешь быть уверена — здесь безопасно. — Спасибо, ты меня успокоил, я уже ощущаю себя как дома. Она качнула головой, едва удерживаясь от неподобающей гримасы. — Так, значит, саудиты... — медленно, словно примеряя эту мысль на предназначенную для нее полку, проговорила Грейнджер. — И их ничуть не смущает твоя биография, похожая на ковровую дорожку из трупов? Она услышала хмык. Не задумчивый хмык, а тот, что обычно до краев наполнен иронией. — Они лояльны. Ты даже не представляешь, что они прячут под полами Министерства, Гермиона. Его слова ненароком заставили ее перевести взгляд на позолоченную плитку под ногами, а мысли перейти в ту плоскость, которая определенно не должна трансформироваться в речевую форму. Он подвел ее к свободному столику, наконец расцепив их руки, и жестом остановил официанта. Тем напором, с которым Лорд всунул фужер в ее ладонь, метафорически он, казалось, попытался заткнуть ей рот. Напрасно, естественно. Но попытку Гермиона оценила. Пальцы захватили в плен изящную ножку бокала, и она сделала глоток, осматривая обстановку в зале. Глоток для отведения глаз и закулисного мира между подельниками сегодня ночью, и притом абсолютно невкусный. Черт побрал бы их сухой закон. Они привлекали внимание. Во-первых, незнакомые лица — иностранцы, ярко выбивающиеся из местного контингента. Во-вторых, хоть ее платье и не было откровенней, чем у большинства присутствующих дам, они все равно с легким презрением украдкой посматривали в ее сторону. Это даже немного смешно, ведь Пэнси сказала, что чопорнее этого наряда выбрать было просто невозможно. Конечно же, она не права. Подошло бы все без выреза на груди. Ну и в-третьих, Риддл был красив, как чертов дьявол. Генетический шедевр. Смотря на его скульптурные черты лица, можно было даже простить Меропу... Ну слегка занесло, с кем не бывает, чуток переборщила с зельем... Зато, каков результат! И чего Том так на нее злился?.. — Так есть какая-нибудь методичка, которую необходимо было прочесть к сегодняшнему дню? Где указано, по какой официальной причине мы здесь находимся, — ее пальцы веером обвели помещение, — или какими тайными знаками нужно сигнализировать о том, что кто-то хочет меня убить, ну или хотя бы информация, есть ли домашние животные у королевской семьи, надо же мне о чем-то беседовать с женой Принца, пока вы, мальчики, разговариваете на действительно взрослые темы. — Слишком много вопросов, Гермиона. — Ты мог бы здорово сократить их количество, если бы обзавелся приятной привычкой посвящать меня в свои планы, — Гермиона вдруг прищурилась и тут же едва заметно усмехнулась. — Итак, ты можешь ответить на них сейчас или... — Или? — Как думаешь, пошатнется ли твоя репутация в глазах наших арабских партнеров, если еще до конца вечера каждый в помещении будет считать, что ты пришел на этот до ужаса деловой вечер с девицей из эскорта? Риддл окинул ее странным взглядом. — Серьезно? Эскорт? Делаешь ставку на свое платье? — Думаю, я могла бы предложить услуги некоторым. Тот, недалеко от стенда, даже кажется мне симпатичным. Вот оно. Наконец настоящая, ничем не прикрытая эмоция — шелковый гнев в нефтяных зрачках. Тьма, вырывающаяся на свободу, как бойцовский пес, которому запрещено нападать до начала раунда. Буквально умоляющая Гермиону сделать/сказать/подумать о чем-то, вырубающем нахрен предохранители на его показном спокойствии. Это должно было ее испугать, заставить неистово пиликать индикаторы самосохранения, ну или хотя бы вызвать крохотные сомнения в правильности собственного хода в этой игре на выживание, но все, что она чувствовала — удовлетворение. Аморальное и безрассудное удовлетворение от лицезрения изнанки его сущности. К сожалению, истинный мрак исчез быстрее, чем порыв ветра во время циклона Оливия, оставив почти неощутимый запах разочарования. — Каких именно объяснений ты ждешь? — Давай начнем с того, что на моей руке делает вот это, — она негромко постучала по бокалу безымянным пальцем, акцентируя его внимание на сверкающем бриллианте, — не помню, чтобы где-то на пути между домом и порталом в Аравию ты встал на одно колено и я сказала тебе «да». Ты что, вырубил меня, и теперь я мучаюсь от ретроградной амнезии? — Возможно, надо было поменьше грызться с Долоховым, чтобы не упустить момент, когда на тебя надевают неизвестные украшения. — Я всего лишь восхищалась чудесным составом для нашей маленькой поездки. Ты, Долохов и я — буквально новое Золотое трио! — нарочитый энтузиазм прорывался сквозь голосовые связки и заставлял ее губы расплываться в гипертрофированно счастливой улыбке. — И, беря в расчет то, что в этом пространстве нет ни намека на алкоголь, я определенно застряла с вами в одном из кругов преисподней. Она отсалютовала бокалом в сторону черного силуэта в углу зала, который, судя по всему, уже дурманил голову какой-то иностранке, шепча ей что-то на ухо. Долохов приподнял в насмешливом недоумении бровь, но шептать не перестал, а Грейнджер, сделав значительный глоток, перевела свой взгляд, вновь сталкиваясь с темнотой знакомых глаз. Риддл в который раз смотрел на нее как на котенка. Того котенка, которого после многочисленных молебных речей сына разрешаешь взять в дом, и теперь тебе приходится объяснять этому непонятному комку шерсти, где стоит лоток и что будет, если он решит уснуть на педалях фортепиано. — В этой стране женщинам нельзя появляться без пары, Гермиона. Ее нос машинально дернулся в отвращении. — Это пережиток прошлого. — Это традиции, — отрезал Том, — и ты должна чтить их, находясь на чужой территории. — Он слегка наклонил голову и повел ладонью в сторону: — Если хочешь, можешь поиграть в любовь с Антонином. Уверен, он будет не против. Ублюдок. Знал, на какие кнопки нажимать. Долохов все еще был в ее списке non grata и может быть вычеркнут оттуда, только когда его тельце лишится сердечного ритма и упадет где-нибудь в бескрайних полях Шотландии. На что Гермиона, надо сказать, очень надеялась. Долохов. Как вечное бельмо на глазу. Дурацкое пятно на ее прошлом, надоедливо всплывающее не только в ее деле, но и в кошмарах. Гештальт, который она успела бы закрыть, если бы тогда им не помешали. Удивительно, как с их историей ни один из них еще не отправил другого в похоронное бюро «Джингл и Беллз», ну или хотя бы не нанес пару режущих в память о былых временах. Повзрослели. По крайней мере, она. Этот придурок навряд ли, и именно поэтому Гермиона не спускала с него глаз, когда он появлялся со своей наглой злобной ухмылкой в радиусе ста метров от нее. — Нет, спасибо, — после вынужденной паузы, потраченной на раздумья, вымолвила Грейнджер, — мне хватит и твоей расчудесной персоны. Лорд усмехнулся и поменял позу, опершись локтем на столик и скрестив лодыжки. — Даже обошлись без бравадной смелости. С каких пор ты выбираешь самый безопасный вариант? — Ты и безопасность — это контрадикторные понятия, Риддл. Повезет, если меня не отравят до конца этого банкета. Я уже вижу как минимум четырех женщин, в чьих глазах горит желание убрать меня с пути, — вновь подхватив ножку фужера тонкими пальчиками, она с нарочитой внимательностью пригляделась к его содержимому, — возможно, мне уже стоит начать проверять свои напитки. — Я слышу в твоем голосе ревность? Том над ней смеялся. Нахально. Даже не пытаясь спрятать иронию на дне бокала с безалкогольным шампанским, промочившим его горло вслед за раздражающими словами. Грейнджер сузила глаза, с морозной свежестью встречаясь взглядом с черными зрачками. — Ты слышишь благоразумие. Не хочу закончить свою жизнь под аккомпанемент восточных танцев в качестве фиктивной фаворитки серийного убийцы, только что вышедшего по УДО. Потемневшие радужки вобрали весь цианид выброшенных в воздух слов за считанные секунды, и она словно с оттяжкой по времени наблюдала за тем, как Лорд медленно, практически лениво, обогнул стол. Эта небрежность движений зачаровывала всего на унцию больше, чем пугала. Легкий вздох вырвался сквозь приоткрытые губы, когда рука сжала ее талию, слегка надавливая, прижимая девичью спину к его груди. Терпкий запах табака, жжение на кончиках пальцев и кварцевые искры напряжения. Три ощущения, повисшие на паутине их межличностных интриг, не давали ей мыслить холодно и рационально. Гермиона до побелевших костяшек ненавидела то, как он на нее влиял. Как простое гребаное дыхание, опаляющее мочку уха, пропускало разряды по телу, а ненавязчивый мазок по кольцу, едва задевающий кожу, заставлял ее делать судорожный вдох через нос. — Не переживай, дорогая. До завтрашнего утра ты — единственная женщина, которая меня здесь интересует. Прикрытые лишь на миг веки были способом совладать с собой, пока его хриплый шепот пьяняще пробирался под эпидермис. Грейнджер шумно сглотнула, игнорируя нарастающее жжение где-то под ребрами. — Ну спасибо за одолжение, конечно... — собственный голос внутри ее головы звучал гораздо увереннее, чем то, что вырвалось из пересохших губ. — Стоп. Что значит до утра? — Пойдем, — подтолкнул он ее вперед, — вольемся в круг гостей. Намек прозрачен — вопрос останется без ответа, но, пожалуй, на сегодня с нее хватит недомолвок. Резкий поворот, и ладонь, автоматически проскользив по ткани рубашки, наверняка сделанной десятью несчастными эльфами, насильно удерживаемыми в подполье, остановилась у него на груди. — Что еще за «до утра»? Ее тон был серьезен. Можно даже сказать, чуть агрессивен в своей подаче, но вопреки этому он вызывал у Лорда лишь тень излюбленной сатирической улыбки. — Остаемся в Аравии на ночь. Морщинка прочертила переносицу, когда Гермиона свела брови в легком недоумении. — У нас же есть портал. Насмешливая невинность выражения его лица порождала в ней желание дать ему пощечину. Хлесткую. Такую, чтобы кровь прилила к щеке во мгновение, сделав мраморную маску более человечной. — Некрасиво отказываться от столь щедрого предложения хозяев. — Некрасиво — не ставить в известность об этом свою спутницу. На черта мы здесь остаемся? — Ты знаешь, насколько очаровательна, когда злишься? — Риддл... — сквозь зубы процедила Грейнджер. — Ш-ш-ш... — подушечка его пальца мягко накрыла ее губы, когда Том наклонился ближе, прочерчивая щетиной бесцветную линию на коже ее щеки. Он скользнул чуть левее и перед тем, как оставить в уголке ее губ секундный целомудренный поцелуй, прошептал: — Пора начинать шоу, любимая.***
В этой атмосфере тихой угрозы, исходившей от многочисленной охраны, окружающей периметр, паров ленивой властности, напрочь заполнивших воздух, и оттенков красоты по-царски одаренных бриллиантами женщин, он ощущал подлинный комфорт. Внутри, сквозь лед хладнокровия, пробивался тонкий юношеский восторг. Риддл на миг даже почувствовал себя истинно молодым, будто всего пару лет назад окончил Хогвартс и только начинал свой путь к восхождению. Компании сменялись одна за другой, пока они неспеша продвигались по залу. Привычные светские разговоры с линией двойного подтекста, оценивающие взгляды с едва заметным, но четким одобрением, словно литейным сплавом, укрепляли его уверенность в том, что ставка была верна, ну и, конечно, мисс Грейнджер... Честно говоря, беря ее с собой, он предполагал десятки вариантов развития событий, но ни в одном из них не было того, что она будет образцово играть свою роль. Расслабленно смеяться над его шутками, беззастенчиво класть теплую ладонь на его грудь при оживленной дискуссии, исподлобья дарить поддерживающие улыбки и доверчиво прижиматься, когда его рука настойчиво сжимает ее талию. Она была Идеальной. Влюбленной. Невестой. И это все была Идеальная. Гребаная. Ложь. Мерлин, эта женщина действительно интересна. Риддл знал о ней слишком много, но она все равно умудрялась удивлять раз за разом. Подпитывать непредсказуемостью его увлеченность, подбрасывая спички в костер так мастерски, словно искренне пыталась сжечь все представления о себе не только в его картотеке мыслей, но и в своей. Он выдохнул клубья дыма в пространство под узорчатым потолком, несознательно облизнул губы и посмотрел на Гермиону сквозь туманную пелену дум: ее мягкие кудри облегали ткань рукавов, доходящих до локтей, ничуть не делая образ менее соблазнительным, наоборот, привлекая особое внимание к вздымленной груди благодаря круглому вырезу на платье, облегающему ее фигуру почти как вторая кожа. Тонкие руки элегантно взмывали вверх равномерно смеху, раздающемуся из чувственных ненакрашенных губ. Живых. Провокационных. Удивительно легко произносящих любой блеф. — ...это не секрет, что приоритеты меняются, когда ты находишь то, ради чего стоит их поменять... — отвечая на очередной неудобный вопрос о том, как это получилось и почему она здесь, Грейнджер взмахнула своими пушистыми ресницами и взглянула на него, пронзая белесый дым блестящими зрачками, — ...или кого. Том мог поклясться, по краям ее янтарных радужек полыхал огонь. Пламя вызова. Он сглотнул, выдерживая паузу. — Конечно, единое направление мыслей — самое важное в любом партнерстве. Ласковая улыбка дотронулась до кончиков ее губ, и Гермиона, будто поддавшись немыслимому порыву, вложила свою руку в его, лишь на секунду переплетая пальцы, прежде чем вновь схватить бокал и обернуться обратно к гостям. Слишком невинный жест, чтобы быть правдой. Слишком короткий, чтобы отвлечь его от поставленной задачи. Но он отвлек. Темный Лорд оторвался от ведьмы, переводя взгляд на помещение и натыкаясь на зрачки Долохова, светящиеся неприкрытым интересом. Их молчаливый диалог прервал неожиданный вопрос, раздавшийся на периферии его сознания: — Что вы думаете о теневой торговле, мисс Грейнджер? — Том отвлекся, но не настолько, чтобы слишком близкий наклон к его спутнице юноши, незадолго до этого присоединившегося к компании, ушел от внимания Риддла. — Простите, если мой вопрос внезапен, но... Мне нечасто доводилось встречать действительно умных женщин, я приятно удивлен и заинтригован. Флирт наглого мальчишки не только чересчур прямолинеен, но и расположен ровно по лезвию ножа. Проверка на грани — пара слов до удушающего взмаха палочкой. Том был уверен, Грейнджер видит, как этот шпингалет на нее смотрит: играючи, с разнузданной пошлостью, откровенным желанием взять то, что ему не принадлежит, но она, словно специально притворившись, что у нее отсутствуют органы зрения, как и навыки элементарного мышления, сделала первую ошибку за этот вечер. Улыбнулась и мягко протянула ему руку. — Можно просто Гермиона, и я не думаю, что есть хоть какая-то корреляция между коэффициентом ума и подобными знаниями. Риддл с внимательностью заядлого игрока в бридж смотрел на то, как наглый франт слишком медленно приближает свое лицо к ее руке, оставляя отпечаток губ на кончиках пальцев. — Амир Шахназ Эль Дин, и я уверен, что у такой женщины есть свое мнение почти на все. Мысленно зафиксировав это имя в списках тех, кто вскоре умрет от случайной Авады, Том шагнул за спину Гермионы, собственнически кладя обе руки на тонкую талию, и присоединился к разговору: — Ты еще слишком молода, чтобы что-то понимать в этом, дорогая. — Волдеморт перевел взгляд на юнца, небрежно протягивая руку: — Амир, верно? Том Марволо Риддл. Вибрация мгновенно пронеслась по ее коже, мышцы напряглись, и тело неестественно застыло в его руках. Он чувствовал, как внутри нее расцветает откровенная бурлящая злость. Казалось, что еще секунда неловкой паузы, и даже каштановые волосы начнут искрить от накала. Ну, либо она просто попытается убить его перед сотней людей. Не то чтобы для него это было в новинку. Вдох-выдох. Он еще крепче сжал талию, пальцем очерчивая линию ребер, до того, пока ее голос не прозвучал в искусственно созданной тишине их круга: — Не знала, что эта информация доступна лишь тем, кто уже раскуривал сигары во время Суэцкого кризиса, — ярость буквально скрипела на ее зубах, хотя она несомненно пыталась придать тону эффект доброго подтрунивания. — Или я могу участвовать в дискуссии, только если была достаточно взрослой, чтобы хлопать Черчиллю на съезде партии? Маленькая, слегка щекочущая нервы, месть. Слабовато, Гермиона, в следующий раз попробуй нажать сильнее. Риддл наклонился к ней в упор, и ноздрей мягко коснулся свежий, едва уловимый аромат. Словно он был исключительно для избранных, тех, кого она соизволит подпустить к себе настолько близко. Еще один вдох. Сложный. Тому хотелось усмехнуться от пришедшей в голову мысли: «как и она сама». Третий вдох уже на грани приличия — сандал и мандарины, и что-то еще, что уже не так важно. Шепот Риддла задел верхнюю часть ее уха: — Ты должна быть достаточно взрослой, чтобы перестать видеть мир в черно-белом цвете, Гермиона. Ей понадобилась лишь доля секунды — маска на лице сменилась, и в глазах отобразилось уверенное спокойствие, с которым она повернулась обратно к собеседникам: — Думаю, что любые торговые отношения важны на мировом рынке. Главное — уметь их контролировать. Умная девочка. — Вся суть в категории и ее последствиях, ну и, конечно, в уважении к укоренившимся позициям страны. К примеру, торговля при сухом законе может быть перспективна, но не стоит засовывать голову в пасть к мантикоре, зная, что она непременно ее откусит. — Согласен. В Аравии — это негласное правило. Мы уважаем свои традиции. — А мы уважаем то, что вы так им преданы, — лукавая улыбка проскользнула на кончиках ее губ. Несколько мужчин в костюмах появилось на горизонте, вышагивая в их сторону. Сурово нахмуренные брови, палочки наизготове — уже знакомая по колдографиям охрана Принца. Не меняя положения тела, Риддл повернулся к начальнику охраны, давая понять, что слушает. — Принц Аль-Энези ожидает вас в малой гостиной.***
Три пролета, дюжина орнаментальных ковров и пол сотни светильников до того, как Гермиона поняла — для названия гостиной стоило выбрать слово, диаметрально противоположное «малой». Можно было с уверенностью говорить, что королевский дворец казался исполинским хотя бы за счет этих чертовски высоких потолков. В целом, не считая того, что от комнаты разило безмерным количеством нулей, интерьер был довольно обычным: несколько неимоверно огромных диванов вдоль стен, журнальные столики с фруктовыми вазами посередине, ковер, на который боязно ступать из-за мысли, что запачкаешь произведение искусства, и тяжелые шторы омбре. Задернутые. Видимо, на тот случай, если из комнаты гостям уже не понадобится выходить. Никогда. Принц вальяжно сидел на диване, приобнимая одну из своих наложниц за бедро, его советник стоял на почтительном расстоянии позади, а четверо человек из охраны — около входа. Коротким жестом предложив присоединиться, он внимательно ловил их движения, пока каблуки Гермионы подминали под собой баснословно дорогую шерсть ручной вязки. — Как вам Аравия, мистер Риддл? — дружелюбно начал светскую беседу организатор сегодняшнего приема. — Лучше, чем Эмираты. — Чем именно? — В основном погодой. Ответ Тома вызвал на лице араба улыбку, небольшую, оценивающую. Он ощущал себя хозяином ситуации. Его, очевидно, впитанная с молоком матери уверенность и постановочная доброжелательность пытались отодвинуть хитрость в глубине глаз. — Вам понравился дворец, мисс Грейнджер? — Я восхищена им столь же сильно, как и гостеприимством его хозяев. Гермиона увидела украдкой брошенный на нее Риддлом взгляд одобрения. Этот дворец принадлежал не Принцу, а Королю, но Грейнджер сделала небольшой реверанс в сторону младшего поколения, зная, что дни старшего почти сочтены. Нетрудно догадаться, по этой же причине они сейчас вели беседу именно с наследником, а не с правителем магической Саудовской Аравии. У него дернулся кадык, а губы задрожали в уголках, будто бы намеренно сдерживая прежнюю чинную улыбку. — К черту разговоры о погоде. Я знаю, зачем вы здесь, вы знаете, зачем вы здесь — почему мы тратим время? Принц чуть выставил указательный палец в сторону охраны, и один из его людей, взмахом палочки открыв антикварный шкаф в углу комнаты, заставил жидкость внутри графина наполнить бокал. А после аккуратно, не пролив ни капли на цветастый ковер, лично подал его Принцу в приподнятую руку. Согласно «Пророку», Карим Мирза Шараф Аль-Энези был молод, прогрессивен и амбициозен. В магической Англии его считали реформатором, способным модифицировать консервативные порядки страны, поменять отношение к женщинам и отойти от устоев в пользу современности. Что ж, в одном он точно уходил в пользу современности — в чем-то высокоградусном. — Что ты хочешь, Карим? — резкий переход Риддла на «ты», фамильярность не для того, чтобы унизить, а чтобы без прикрас указать на то, кто является главным. — Черный рынок. — Это понятно. А именно? Губы Принца приподнялись в усмешке. — Все. Одно короткое слово должно было походить на шутку, но скорее звучало как приговор. — В таком случае, боюсь, нам не о чем говорить. Монополия в этом случае невозможна, — флегматично бросил Том, вставая и застегивая пуговицы жилета. — Если решишь изменить свое мнение, то ты знаешь, где нас найти. Взгляд Тома был столь же тверд, как и рука, незамедлительно протянутая в ее сторону. Гермиона оцепенела. Казалось, напряжение в комнате возросло уже до предела — шаг влево, шаг вправо, расстрел. Вовремя очнувшись, Грейнджер вложила свою ладонь в его и начала приподниматься с дивана, когда услышала хриплый голос с акцентом, наполненный каким-то неуместным весельем: — Твое предложение?.. — Не контролирующая часть, никакой монополии ни в одном из направлений, и тогда, возможно, в качестве жеста доброй воли я сделаю первый шаг к нашему плодотворному сотрудничеству — дам тебе то, чего ты действительно хочешь, — при виде вопросительно приподнятой брови Риддл уточнил, — доступ к деньгам маглов. — Карим с легкой завороженностью выпрямил спину, подаваясь вперед, и приоткрыл рот, чтобы задать интересующий его вопрос, но Риддл не дал вставить и слова: — Мы обменяем рынки. Лицо Аль-Энези вернулось к обычному расслабленному выражению, но пальцы вцепились в бедный бокал так, словно вылитое стекло являлось корнем всех его проблем. — Это интересно... Но способен ли ты это сделать? Темный Лорд отпустил ее руку, вновь присаживаясь на мягкую обивку. — Требуешь отчетности? — уголок губ Тома выразительно приподнялся вверх. — Мне говорили, что тебя волнует только результат. — Хочу понять, есть ли в этой схеме план? — Карим повернулся к своей наложнице и провел внешней стороной ладони по ее щеке. — Знаешь, — произнес он отстраненно, спускаясь чуть ниже и грубее надавливая на кожу шеи, затем руки, и останавливаясь на затянутом в шелк бедре, — иногда слова — это просто слова. — Его рука сжала ткань, оставляя на ней некрасивые складки. — В глубине, под ними, нет ничего стоящего. Лишь иллюзия ценности. Он поднял свой взгляд, и темно-карие радужки нарочито медленно проскользнули по Гермионе, замирая на ее лице и устанавливая зрительную связь. Грейнджер была уверена, происходило что-то сверх ее понимания, диалог не ее уровня. Для иностранной прессы Карим был надеждой на перемены, но, сидя напротив него в данный момент, Гермиона видела лишь жестокость в глазах, вседозволенность в жестах, сексизм в словах и безжалостное тщеславие во всем, что он из себя представлял. Он несомненно был опасен. Как минимум для таких, как она. — Начнем с пороговой цены, — она никогда не была так благодарна Волдеморту, как сейчас, когда он своим голосом переключил взгляд Карима, снова сосредоточив его на себе. — В данных обстоятельствах это будет несложно, они сами упадут вам в руки. Натянутая тридцатиструнная пауза, которую закончил советник, сделав несколько шагов к ним и дважды хлопнув Принца по плечу. Аль-Энези задумчиво потер бороду, всматриваясь в лицо Риддла, и цокнул. — Хорошо. Поговорим о цифрах. — Взгляд вновь соскользнул на Грейнджер, даря ей уже знакомую дружелюбную улыбку. — Уверен, что дамам не терпится пойти потанцевать. Довольно скучно вникать в вещи, в которых ты не в силах разобраться. Шовинистский козел. Краем глаза она уловила предупреждающе сомкнутые губы Риддла. Оставив свою гордость в угоду политике, взмахнула ресницами и выдала одну из самых любезных улыбок. Как какая-то долбаная трофейная жена, ей-богу. — Конечно, — стараясь встать со всей ей не присущей элегантностью, произнесла Гермиона, — весь вечер мечтаю опробовать свои новые туфли. Спасибо за то, что смогли нас принять, Ваше Высочество! На каком-то инстинктивном уровне Грейнджер протянула Аль-Энези руку, когда он поднялся вместе с ней, придерживаясь рамок приличия. Но уже через секунду сознания достигли воспоминания о правилах этикета, и захотелось забрать ее назад. Карим смотрел с ухмылкой, чуть наклонив голову, словно ожидая, пока Гермиона примет предсказуемое для него решение. Ей не надо было ничего ему доказывать, но дух противоречия окутывал разум, а гордость не могла принять еще одно поражение за сегодня, поэтому рука неловко зависла в воздухе, подобно мячу, перелетающему через сетку. Что сделано, то сделано. Ухмылка стала острее, когда Принц сократил между ними расстояние всего на шаг и подхватил ладонь, удерживая ее дольше, чем это было необходимо — Рад знакомству. Для вас наши двери всегда открыты, мисс Грейнджер. Ей хотелось бежать, скрыться в коридорах дворца, беззастенчиво сверкая каблуками, но, гордо подняв вверх подбородок, она неспешно проследовала к выходу, лишь единожды обернувшись, прямо перед тем как закрыть дверь с другой стороны. Поправив рукой прядь, упавшую на лицо, Гермиона встретилась взглядом с Каримом, который даже не поменял позы за время ее триумфального шествия. По границам его радужек искрилось что-то сродни интересу, тому, что разгорается медленно от одного единственного уголька сопротивления, но если вспыхнет, то пожара не избежать. Однако... разве Гермиона дала ему причину искрить? Разве она дала ему повод снять маску и предстать перед ними таким... настоящим. Темным. Карим Аль-Энези был похож на того, кто может заказать убийство между первым и вторым блюдом, а после с диктаторским спокойствием, поделив людей на несколько сортов, наслаждаться вечерним шоу. В этом они с Риддлом, несомненно, были похожи.***
Will Smith — Friend like me
Практически у входных дверей фуршетного зала ее встретил довольно ухмыляющийся Долохов. — Что, тебя не пустили за взрослый стол? — ехидно обратился к ней Антонин. — Все потому, что этим миром управляют не куколки. Грейнджер посмотрела него как на назойливое препятствие у себя на пути. — Тебя там, насколько я вижу, тоже нет, Долохов. — Конечно, ведь, вместо того чтобы заняться делом, я должен охранять особенную куколку сегодня вечером, — он прицокнул и раздраженно пробубнил, сбрасывая улыбку с лица, — ты — мое вечное наказание, Грейнджер. Чем же я мог так провиниться в этой жизни? — Думаю, это выставленный счет за безвинно загубленные в прошлой жизни души. — Она задумчиво сощурилась и кивнула. — Да, наверняка кто-то маленький и жутко пушистый. Возможно, это было целое стадо милых кроликов. Гермиона пожала плечами и на этой драматической ноте поспешила пройти дальше в зал, но наткнулась на руку Антонина, оперативно шагнувшего ей наперерез. — Прошу прощения? — ее брови изогнулись, а во взгляде появилась колкость. — Ты что-то хотел? Долохов ухмыльнулся. Недобро. Даже не стараясь строить из себя невинного агнца. — Потанцевать. Грейнджер прищурилась, вперившись в него цепким взором. — Потанцевать... — Именно, куколка. — Долохов, — понижая тон до свинцово-сахарного, — если ты не перестанешь называть меня куколкой, даю слово, что я проткну твое колено палочкой самым наилюбимейшим тобой способом — без малейшего применения магии. — Тебе нужно немного расслабиться, милашкам вроде тебя не к лицу убийственные гримасы, — он отстранился и издевательски протянул ей свою руку ладонью кверху. — Долохов... — Гермиона была очень близка к тому, чтобы членораздельная речь превратилась в рычание. — На нас начинают обращать внимание, Грейнджер. Не будь так пуглива, это всего лишь танец. Гермиона обернулась, в действительности замечая несколько заинтересованных взглядов, направленных в их сторону, и с каждой секундой ее промедления число увеличивалось в геометрической прогрессии. Вопреки желанию, она вложила свою руку в его, моментально ощутив крепкую хватку мозолистых пальцев. — Танец с тобой соразмерен году, проведенному в Азкабане. — Уфф, ты ранишь мне сердце, — театрально приложив свободную руку к груди, он повел их на край танцевальной зоны. Не дав ей ни шанса опомниться, грациозно развернулся на каблуках, взял на себя инициативу, правильно расположив руки, и повел в танце. — Я же сказал, расслабься. Ты слишком напряжена. — Уж поверь мне, я пытаюсь, — сквозь зубы процедила Гермиона, раздраженно поднимая на него орехово-янтарные радужки. Почему все мужчины, встречающиеся ей в жизни, такие высокие? Почему ей вечно суждено смотреть на них снизу вверх? — Ты всегда такая грубая? Подол платья шелестел при каждом плавном движении, и как бы не хотелось этого признавать — Долохов умел танцевать. — Я не грубая. Просто не испытываю никакого желания с тобой разговаривать... — ...уважительно, — нагло перебил Гермиону Антонин, заканчивая фразу. Он удержал ее ладонь двумя пальцами, прокручивая Грейнджер несколько раз под своей рукой. — Почему бы тебе не попробовать? Она удивленно воззрилась на него, совершила серию простых па и снова оказалась вблизи русского. — Знаешь, все, кто однажды по глупости или незнанию оставил на мне проклятые метки, уже давно покоятся в шести футах вглубь чудесной выжженной земли. Кроме тебя. Так может, не стоит испытывать судьбу, Антонин? — кокетливо пропев его имя, Гермиона предумышленно сделала шаг назад, нарушая схему танца лишь для того, чтобы его глаза скользнули ниже ее ключицы. Невербальная отмена чар гламура, и взгляд Пожирателя остановился на белесых шрамах, сложенных в замысловатый ажур, пересекающий часть ее груди. Губы исказились в хищной улыбке, а в зрачках мелькнул маниакальный блеск, словно он испытывал немалое удовольствие от созерцания шедевра, сотворенного собственной магией. Вполне возможно, Долохов был в шаге от того, чтобы попросить Гермиону о колдо… Рука слетела с талии и зависла над открытым участком ее грудной клетки, повторяя гибкие линии. Пальцы почти дотронулись кожи, но резко дернулись назад, ногти впились в подушечки, словно Антонин пытался проконтролировать дикое желание коснуться. — Правильно, не стоит, — произнесла Грейнджер, когда его рука вновь легла ей на талию, а ноги повели их в очередной поворот. — Я даже пытаться не буду. Знаешь, мне все еще дорога моя задница. — Хорошо, что ты наконец-то осознал мои возможности, Долохов. Хриплый гортанный смех раздался на танцполе. — Куколка, кто сказал, что опасность идет от тебя? Она слегка запнулась, запоздало догоняя мысль, которую он пытался до нее донести. — Естественно... Риддл заботится о репутации нашей пары, — фыркнула Гермиона, скривив лицо на последних словах. — Забота... я бы выбрал другое слово. Тонкие звуки ней распространились по залу, заставляя гостей автоматически подстраиваться под такт новой мелодии. Антонин, не затыкающийся уже два танца подряд, основательно затих, то и дело скашивая взгляд на окружающих. — Кого ты выискиваешь? — с подозрением произнесла Грейнджер. Он замешкался и, будто нехотя, выдал: — Свое развлечение на ночь. Поворот на сто восемьдесят градусов дал Гермионе тот же обзор, что был у Антонина секунду назад. Темноволосый парень, обычный, не считая татуировки в виде лапы с когтями на левой стороне шеи, не сводил с них глубоко посаженных под густыми бровями глаз. — Хм. Я думала у тебя более традиционные взгляды, Долохов, — нарочито явно удивилась Грейнджер, поспешно добавив: — Ничего не имею против, только рада, что ты не стыдишься своих предпочтений. Антонин громко сделал вдох через нос и закатил глаза к потолку. — И что он в тебе нашел? — Кто? Его челюсть напряглась, а губы сомкнулись в тонкую линию. Он отвел в сторону взгляд и вяло бросил: — Лорд. — Очевидно, прекрасное чувство юмора, которое в полной мере отсутствует у тебя. — Она снова посмотрела на татуированного парня, но тот уже отвернулся, вступив в диалог с другим бородатым мужчиной в тобе. — Мальчишка и вправду ничего, но, если хочешь знать мое мнение, ты для него слегка староват. — Просто замолчи, женщина. Звонкий переливчатый смех вырвался из ее рта. Похоже, больше предложений о танце от Долохова поступать не будет, а значит, она может быть свободна на ближайшее время. Но, как говорится, мечтам не суждено сбыться, ведь, только оркестр доиграл финальные аккорды мелодии, в дверях зала появился Волдеморт собственной персоной. Долохов, пробормотав что-то типа «Ваши задания, милорд, сведут меня в могилу раньше водки», передал ее прямо в объятия Риддла, словно Гермиона была временно осужденной Визенгамотом с предписанием передвигаться только в присутствии надсмотрщиков. Грейнджер тоскливо вздохнула. Не было никаких сомнений. Она застряла между седьмым и восьмым кругом преисподней, окруженная импровизированной стражей из лгунов и убийц. Одна и без анестезии. Чудно.***
— Есть какая-то причина, по которой ты меня ждешь? — Я провожу тебя до спальни. — Общей спальни? Риддл усмехнулся и вгляделся в лицо перед собой: цвет пряной корицы ее глаз будто бы стал глубже, насытив радужку кофейной акварелью, едва заметные темные круги, обрамляющие веки, нижняя губа прикушена зубами, а подбородок чуть вздернут в напускной смелости. Любое из микровыражений транслирует подозрение. — Нет, Гермиона, здесь запрещены общие спальни для таких, как мы. — Таких, как мы? — тембр мгновенно засиял оттенками веселья. — Безбожных лицемеров? — Если бы спальни раздавали по этому принципу, их бы точно не хватило на всех гостей. Том сделал формальный шаг влево и галантно подал ей руку, направляя в сторону парадной лестницы. Дружелюбные улыбки арабской знати, многообещающие пристальные взоры приближенных к принцу, кивки его людей около выхода из зала и резкий короткий выдох мисс Грейнджер знаменовали окончание официальной части этого достаточно долгого вечера. Судя по облегчению, отпечатавшемуся во взгляде, ей прямо не терпелось снять всю эту фальшь, сковывающую мышцы. Фасад будто причинял ей физическую боль, сам по себе. — Так чем ты собираешься заниматься вечером? Она спросила это буднично, словно они были друзьями. Словно кто-то вроде нее вообще мог считать себя его другом. Словно у него, в принципе, могли быть друзья. В целом понятие «друзья», очевидно, было переоценено, впрочем, как и ее надежда на то, что Том не уловит никаких скрытых вибраций прозвучавшего вслух вопроса. Миловидная улыбка расцвела на лице Грейнджер, когда она повернулась к нему вполоборота, замедляя шаг и тем самым еще ярче подтверждая, что любопытство не было праздным. Риддл механически подстроился под новый темп, отправляя маленький светящийся поисковик к апартаментам, и саркастически уточнил: — Это что, приглашение? Воздух незамедлительно прорезало фырканье. — Удивительно то, как ты умудряешься свести большую часть нормальных вопросов к дешевым подкатам, Том. — О, я убежден, что ты получаешь от этого удовольствие, — уверенность плескалась в его голове задорным пасадоблем. — Так к чему вопрос? Ты начала обо мне беспокоиться? — Пытаюсь понять, стоит ли переживать, что за оставшееся время ты сможешь сделать что-то невероятно глупое. — Ну если тебя успокаивает знание, то поздним вечером я планирую выпить пару бокалов настоящего виски, похитить несколько мужчин, которые посмели флиртовать при мне с моей драгоценной невестой, отрезать ненужные им конечности и провести незначительного ряда ритуалы прямо посреди великолепного королевского сада, — прозаически поведал Риддл, невинно добавляя: — Кстати, завтра надо будет обязательно похвалить супругу Короля — ее искусство рассадки белладонны весьма недурно. То ли от собственной неуклюжести, то ли от его нарочито вызывающих слов, Грейнджер на ровном месте зацепилась о ковровую дорожку и непременно столкнулась бы своим миниатюрным носом с твердостью полов, если бы не ладонь Тома, придержавшая ее за предплечье. Она выпрямилась, кричащим движением вырывая руку из стальной хватки, и молчаливо продолжила стоять, вглядываясь в темноту его глаз. — Увидела что-то интересное? Гермиона на мгновение приоткрыла губы, добавляя пары возмущения в смесь азота с кислородом, а после вновь презрительно свела их воедино. — Пытаюсь вспомнить, со всеми ли ты такой придурок или только со мной. Она была для него этаким волшебным фонтаном — источником эмоций, бивших через край всякий раз, когда он надавливал на нужный рычаг. Его забавляла ее неспособность стать холодной и отчужденной по отношению к нему, хотя она прекрасно с этим справлялась применительно к остальным. Возможно, за это нужно было бы приподнять шляпу перед фортуной, наградившей ее крестражем, но Риддл был уверен, именно его многогранная натура вызывала в ней сий отклик. — Какую из жен? Удивила. Снова. — Ту, на чьей шее было колье бюджетом всей магической Англии. — Я передам ей наши восхищения за завтраком, — с достоинством светской дамы скупо произнесла Грейнджер и вновь продолжила путь, ориентируясь на светлый огонек впереди. Риддлу как никогда захотелось пройтись по ее ментальной защите. Преступно медленно, разрушая ее, камень за камнем, дабы насладиться каждой тайной, каждой порочной мыслью и каждой яркой эмоцией, которую она пыталась спрятать. Разрушить с тем же упорством, что Грейнджер бросала ему вызов. Но тогда... Тогда все стало бы гораздо проще и менее интересно, чуть более банально и абсолютно удручающе, а ведь он только вошел во вкус... Зачем отказываться от того, что добавляло красок в опостылую предсказуемость жизни? — Десять тысяч галлеонов за твои мысли. — Во-первых, у тебя нет таких денег, во-вторых, ты и так знаешь обо мне все. Неужели Гермиона искренне считала, что он всегда тратит свое время на чтение ее мыслей, когда она находится рядом? — Я знаю о тебе недостаточно. — Недостаточно для чего? Риддл окинул взглядом коридор, убеждаясь в том, что поисковик еще горит и они не просто ходят по лабиринту, а неторопливо следуют к пункту назначения. — Для того, чтобы безболезненно контролировать твою взбалмошность. — Ну... — Гермиона перекинула копну волос на спину, — я знаю о тебе еще меньше. Стоит ли мне предлагать тебе десять тысяч галлеонов? — А ты хочешь узнать? — Что? — Ее недоумение было написано на лице отчетливей гравировки на гоблинском золоте. — Хочешь меня узнать? — Риддл небрежно перевел взгляд на наручные часы, добавляя пару секунд молчания для правдоподобности. — У меня есть двадцать минут до воплощения своего дьявольского вечернего плана. Нарочитое возведение его распорядка дня до гротеска определенно усыпляло бдительность Гермионы, но ничуть не располагало ее к нему. К сожалению. Светлячок остановился напротив резной двери, и Грейнджер, скрестив руки на груди, лукаво бросила на него взгляд. — И что ты предлагаешь? Разговор по душам, консультацию психолога, старую добрую исповедь?.. — Думаю, что для начала мы просто проясним некоторые факты. Как бы Грейнджер ни пыталась это скрыть, Риддл ощущал ее напряжение даже на расстоянии. Танец с Антонином явно дал результат с пометкой в графе «отрицательно», но всецело подтвердил отдельные умозаключения. Ее нестандартные реакции на всех них, в особенности на Тома, не являлись проблемой ровно до того момента, как мисс Мятежность придет в голову очередная идея, которая может пошатнуть его планы, словно чертов ледокол. Пришло время видоизменить стратегию — возможно, если он будет выдавать ей чуть больше информации, то Гермиона ослабит щиты. Иначе с ее желанием противоборства по любому возникающему на горизонте поводу есть только один путь. Путь, который не устраивал даже Темного Лорда.***
Он прошел внутрь апартаментов, дважды щелкнув пальцами по пути к велюровому креслу. Домовик, появившийся посреди комнаты, смотрелся довольно странно с покрытой головой и в просторной тобе, но, несомненно, в духе здешней моды. — Бокал виски и красное вино, — кивнул ему Том, и тот, ничуть не удивившийся его просьбе в отличии от Гермионы, у которой значительно округлились глаза, незамедлительно исполнил приказ. — Здесь нельзя пить. — Никого не интересует, что ты делаешь за закрытыми дверьми, — закончил дискуссию Риддл, протягивая ей фужер. Грейнджер скорчила гримасу, но бокал приняла. — Так что мы собираемся прояснять? Может быть, смерть четы Поттеров или твою одержимость реликвиями основателей, о, или ты расскажешь мне о предпочтениях для позднего завтрака? Полагаю, змеиный яд в дополнение к эспрессо? — задорно пропела она, расслабленно присаживаясь в кресло и пригубляя вино. — Я никогда не был против маглорожденных. Кажется, эти сведения застали мисс Грейнджер врасплох, если ориентироваться на тот ужасающий кашель, который пришел вслед за тем, как она резко подавилась напитком. У Тома даже мелькнула довольно альтруистическая мысль помочь ей, но он лишь провел пальцами по древку палочки и предпочел понаблюдать за ее комическими страданиями. Скептицизм, чересчур ярко плещущийся в ее глазах, огорчал своей предсказуемостью, но язвительность, которую поистине можно было считать константной чертой характера Гермионы, все еще вызывала в нем легкое чувство умиротворения. — Ну значит, ты довольно тонко оказывал им симпатию. Тоньше только теория Шредингера. Смешно. — Я действительно против наличия маглов в нашей системе, но ближе к мнению Геллерта, чем к тому образу, который ты держишь в своей голове насчет меня. — Твоя идеология... — Моя идеология — лишь твердое основание в политической игре. Как бы ни был хорош Гриндевальд, он никогда не смог бы осуществить задуманное, — надменно произнес Риддл, — потому что собирался охватить слишком большой пласт населения. Я же сосредоточился на тех, у кого в действительности есть влияние. Он наклонил бокал в свою сторону, будто делал себе комплимент. — То есть все эти годы... — она взмахнула рукой в космическую бесконечность, — ты развлекался игрой чужими жизнями? — Не будь так наивна, душа моя. План всегда прост — людям надо дать то, чего они хотят. Гермиона пыталась не показать заинтересованности данной темой, но у нее получалось откровенно плохо. Глаза сверкали жаждой информации, даже стопы непроизвольно приподнялись на носочки. — Власть? — Власть — это прекрасно. Так же, как и деньги. Но, когда к ним присоединяется вера, все становится гораздо проще и в разы мощнее. — Том сделал глоток и, облокотившись двумя руками на колени, приблизился к ней, будто собираясь разделить сокровенную тайну. — Все дело в душе. Людям надо чем-то успокаивать душу, пока они бросаются Авадами во все известные им стороны. — И для этого ты рассказывал им проникновенные речи про то, что мы крадем у них магию, чтобы вызвать у чистокровных ненависть за то, кто мы есть? Она так отчаянно пыталась скрыть за бравадой презрения любопытство, что это даже умиляло. — Я ничего не вызывал, лишь немного подтолкнул их в направлении. Ты правда думаешь, что мир принимает всех и вся? — Том демонстративно приподнял бровь и наклонил голову. — Чудесный либерализм и очаровательная неосведомленность для той, кто половину жизни занимается чтением книг. Тогда ты столь же глупа, как и те, кто считает, что маглорожденные отбирают магию из общего чана раздачи. Слова, прокроенные поперечным швом снисхождения, заставили ее ненадолго замолчать, оставляя в комнате лишь звук стучащих о стекло ногтей. Том откинулся назад, ощущая приятную мягкость спинки кресла, и закинул руку на подлокотник. — И это большая часть твоих... соратников? Подчиненных? Рабов? Кстати, как ты их характеризуешь у себя в голове? — Союзники. Грейнджер хмыкнула, цинично отмечая: — Союзники, которых можно периодически пытать… — Образование, Гермиона, не равняется умению анализировать. Как бы ни были хороши преподаватели, ты не станешь гением, если у тебя отсутствует предрасположенность к дедуктивному мышлению. И когда ты не способен понимать причинно-следственные связи, то приходится объяснять всеми доступными вариантами, раз за разом, пока это не вырежется у тебя в подсознании. Ее рука импульсивно взлетела в останавливающем жесте, рот приоткрылся, втягивая воздух сквозь зубы, глаза сузились в возмущении. — То есть ты дал фальшивую идеологию чистокровным, сам ее не придерживаясь, чтобы что? Как ты представлял себе этот мир? Вы выиграете, и ты всех отпустишь в надежде завоевать доверие той части общества, которая проиграла, а чистокровные при этом будут молчать? Грейнджер везло, Том был сегодня на редкость разговорчив. — Конечно же нет. Мы бы сепарировали общество. Маглы бы ушли из нашего мира, подчиняясь нашим правилам, маглорожденные заняли бы низшую ступень, а полукровки имели бы шанс на лучшую жизнь. Риддл с наслаждением наблюдал, как легко ее вывести из себя — негодование попросту заполонило комнату, но, несмотря на это, Гермиона все еще контролировала порывы. — Ты серьезно решил забрать шанс на нормальную жизнь у людей лишь потому, что такая политическая стратегия была более удобной? — Это твой единственный вариант? — Он оттолкнулся от спинки, придвинулся на край кресла и провел большим пальцем по ее скуле, ловя ответное нервное подергивание от этого, а после очертил подбородок. — Тебе нужно время, чтобы это обдумать. Том почувствовал, как стеклянный флакон немного вывалился из кармана, совсем чуть-чуть, но взгляд Грейнджер уже зацепился, хоть она и поспешно отвела глаза на журнальный стол. В данный момент они не будут это обсуждать. Пальцами возвращая его на место, Том встал, лениво подошел к окну и облокотился о стену, убрав руки в карманы. Ей нужна была передышка, небольшая. Нужно было нарисовать схему в голове, но по морщинке на ее переносице из-за сведенных бровей казалось, что Гермиона выбрала самый плохой кусок мела и теория никак не хотела выстраиваться. Она продолжала оглядывать пространство перед собой, однако ее замечание явно относилось к нему: — Хватит смотреть на меня, как на математическую теорему. Хотя кто сказал, что ей необходимо дополнительное время?.. — Я жду. — Я заметила. — Ну же, Грейнджер. Когда не можешь найти ответ, всегда возвращайся к истокам. Он практически видел, как на ее лбу голографически отображается: Сепарация. Чистокровные. Политика. Мотивация. Власть. Первопричины. — Ты хотел власти... и ты специально хотел отделить маглорожденных, чтобы контролировать их. Но зачем? — Наконец-то правильный вопрос, Гермиона. — По телу прошло едва заметное чувство воодушевления, странное, необычное для него. — Маглорожденные — это те, кто имеет наибольшую силу в нашем мире. На них обрушилась волна магии, и они почти что тонут в ней. Они не знали, что это за мир, их жажда знаний и желание стать своими там, где их никто не ждет, гораздо выше, чем у тех, кому магия дана по наследственному праву. Они бы могли подмять под себя все магическое общество, и на них не было бы рычагов давления, возможности держать под контролем. — Гордость священных двадцати восьми была бы задета. Тебя бы никто не поддержал. Ну уж аплодировать он ей за столь очевидный факт не станет. И так все преподнес на блюдечке. — Ну вот, ты начинаешь что-то понимать. Это было не так уж и трудно. — Тебе просто была необходима власть. Он кивнул и со сквозящим сарказмом ответил: — И мне, как ты знаешь, не нужно успокаивать душу. — Риддл двинулся в ее сторону, останавливаясь прямо перед ней. Сценарная пауза — виски прекрасно ощущался в горле, но это был лишь акцент. Громко поставив его на стеклянный столик, так что стакан немного проехался по тому гранями, он сосредоточил внимание Гермионы на себе. — Вера — это для слабых. Под сомнение ставится все, иначе это просто беспричинная глупость. Грейнджер обыденно запустила пальцы в волосы, круговыми движениями массируя кожу головы. О да, он определенно дал ей повод для раздумий. — Но ведь... Короткий отрывистый звук пресек начало ее пререканий. Ах, как же вовремя иногда раздается стук в дверь.***
Прошло целых пятьдесят четыре минуты с неожиданного появления Долохова около ее двери, сорок восемь — с сомнительного оправдания Тома для ухода и тридцать две с того момента, как внутри нее поселилось это дурацкое чувство. Саднящее, нервно щекочущее какой-то непонятный лишний орган, судя по всему, только недавно появившийся в ее анатомии. Орган, заставляющий Гермиону Джин Грейнджер верить в долбанные предчувствия. Она была почти уверена, что это смертельная опухоль. Казалось, ноющее ощущение, передаваемое ее правой, отстукивающей ритм в воздухе, ноге, никогда не закончится, сколько Гермиона бы ни говорила себе обратное. Пока Грейнджер, подобно очень плохому шпиону, прислушивалась к шагам в коридоре, дабы поймать Риддла и таки потребовать объяснений, вино в бутылке успело исчезнуть на две трети, при этом пропорционально добавив решимости в ее светлую голову. Ладно, я просто проверю теорию. Просто сделаю вид, что нагуливаю вечерний сон. И в помине ничего противозаконного. Скрип открывшейся двери был слишком громким для пустоты коридора, освещенного лишь парой навесных ламп. Грейнджер мысленно отдала должное дизайнеру дворцового интерьера, ковры — лучший выбор из всех возможных, это хотя бы позволяло не слушать стук каблуков каждого гостя, который бы непременно отскакивал от стен при любом, даже самом осторожном, шаге. Бесконечные коридоры напоминали ей живой лабиринт на Турнире Трех Волшебников — за каждым поворотом может скрываться чудовище, и есть большая вероятность никогда отсюда не выбраться, но в целом — весьма живописно. Особенно, если не брать в расчет то, что приблизительно на двадцатом уже начинаешь сходить с ума. Грейнджер подумала, насколько немыслимо глупой была эта идея, и попыталась вернуться назад, но, видимо, еще больше утянула себя в переплетение одинаковых стен и теперь уже совершенно точно не понимала, как выбраться из данной мириады поворотов. Да зачем я вообще пошла за ними?.. Какой абсурд. Иронично, именно на этой мысли она повернула за величественную статую и врезалась в чье-то довольно крепкое тело. Быстрый взмах ресниц вверх — журнально растрепанные волосы, мефистофельский блеск в темных, словно поглощенных мазутом, глазах и отголосок иронии в уголке губ. — Прогулка перед сном? — Решила подышать. — Ковровой пылью? Гермиона прикусила губу, перебирая в уме наилучшее оправдание из десятка нелепейших. — Думала, что эта дорога ведет к саду. Резкий поворот в сторону пустого коридора в надежде продолжить запланированный фальшивый путь, будто ее намерение сбежать не было так очевидно. Святая Церцея, даже портреты, висящие на пестрых стенах, видели насквозь ее дурацкий план. И наверняка осуждающе переглядывались. Чувствительное давление на коже — явное предупреждение, и только в этот момент Грейнджер поняла, что рука, за которую он ее удержал от падения, все еще находится в его власти. — Если хотела прогуляться в нашей с Антонином компании, ты же знаешь, — растягивая слова в пренебрежительной манере, — стоило лишь попросить. Грейнджер нахмурилась, ощетинившись подобно кошке, только что облитой водой. — Меня искренне поражает твоя убежденность, словно все происходящее в моей жизни связано с тобой, Том. — Ее лицо приобрело невинное выражение, когда Гермиона ехидно добавила: — Даже в голову не приходит, что, может быть, я просто спешу на свое полночное свидание? Воздух ощутимо сгущался вокруг, вязкой поступью заполняя организм, пока Риддл оскорбительно долго ее разглядывал. Каменность его образа не вселяла никакой уверенности в том, что Том спокоен, скорее играла на нервах и заставляла испаряться спасительную влагу, оставляя в ее горле пустынную сухость. Она бы могла обмануться, уверив себя, будто отсутствие видимых эмоций на лице — это признак уравновешенности, но перед ней был Волдеморт... а на руке уже точно останутся синяки от того, насколько сильно он сжал ее бедное предплечье. Ну если мое глупое «я» хотело вызвать его реакцию, то результат просто блестящий. Браво, Гермиона, теперь главное — выжить. Риддл приподнял ее за подбородок указательным пальцем и, коротко мазнув по линии челюсти, убрал руку, перейдя на вкрадчивые шипящие нотки в голосе: — Не знал, что тебя устраивает быть одной из многих. Слова хлестнули по самолюбию, инстинктивно заставляя ее сжать зубами щеку изнутри. — Не критично, когда это просто секс, — Грейнджер попыталась придать себе непринужденный вид. Небрежно повела плечами, будто все ее внутренние принципы, или, как называл их Драко, периодически вкидывая шутку о тройничке, заморочки, канули в лету, и сладко отбила подачу: — Не все из нас нуждаются в единоличном поклонении. — Не все, — он провел указательным пальцем уже по своей нижней губе, словно марионеточной ниткой приподнимая уголок, — но ты не из их числа.Welshly Arms — X
Раздражение отодвинуло чувство настороженности на второй план: Гермиона даже не подозревала, насколько может злить тот факт, что кто-то понимает про тебя то, что ты усердно пытаешься закопать под изрядной грудой цементной смеси из доброты, милосердия, строгой нравственности и надменности. Прямо-таки отпугивающий коктейль для чрезмерно любопытных, проще только было бы повесить на шею табличку «За ограждение не заходить — там нет ничего интересного. А если и есть, то оно точно вас убьет». Ей не нужно, чтобы у нее был тот, кто ее понимает. У нее уже были эти люди, те, чье понимание она могла контролировать в полной мере, те, которым она давала доступ к своему мозгу и душе. Лимитированный доступ, точно не распространяющийся на Тома-огромную-проблему-Риддла. Ей не нужно, чтобы ее понимал именно Он. Она буквально кожей чувствовала, к каким катастрофическим последствиям может привести его влияние на ее похороненные желания, а Лорд, казалось, наоборот, подобно маленькому ребенку в период Рождества, горел энтузиазмом вскрыть каждую из ячеек этого адвент-календаря, чтобы потянуть ее вместе с собой на дно. Определенно пора взять себя в руки и добровольно не ступать в разгорающийся костер, как бы притягательно не веяло оттуда теплом, ведь, как и в шестнадцатом веке, результат всегда один и тот же. Он отошел от нее, вставая под перекрестный свет коридорных ламп и задумчиво рассматривая причудливый рисунок фресок на стене. Атмосфера будто бы стала чуть дружелюбней, спокойней, словно они только что перешли на безопасную территорию и дозволительно было немного расслабиться. Гермиона следила за каждым его движением, жестом, мимической эмоцией, выискивая тот самый момент, когда можно было бы беспрепятственно увильнуть. Хватит на сегодня. Уже вдоволь наигралась. Она и так большую часть вечера подавляла калейдоскоп настроений крестража, подталкивающего ее к грани. Даже сейчас он не мог просто тихо посидеть внутри, создавая на кончиках пальцев какое-то странное ощущение, подобное тому, что чувствуешь, входя в теплое помещение после зверского мороза. Покалывающее, капельку мучительное и радостное... Риддл чуть дернул подбородком и поменял наклон головы, устремив взгляд вниз, на совершенно неприметный среди всего остального убранства угол коридора. Кончик его языка высунулся, неспешно обводя губы, и Гермиона автоматически перевела зрачки, отслеживая то, на что он смотрел так, как хищник наблюдает за целью. Может быть, его внутренняя змея проснулась и увидела нагло бегающую в королевских хоромах мышь? Нет. Теория не оправдалась. Просто пустой угол. Она закусила губу, слегка посасывая ее, пока пыталась понять, что именно его так заинтересовало, хотя сам Риддл уже казался ей чуть отстраненным, замершим. Возможно, это довольно непрозрачный намек судьбы на то, что самое время бежать, если Гермиона хочет миновать неожиданные последствия данной ночи. — Ну, раз здесь мы разобрались... Грейнджер застопорилась из-за стремительно переведенного на нее взгляда темных глаз. В них блеснула незнакомая эмоция, но, прежде чем она успела что-либо проанализировать, Риддл уже вторгся в ее личное пространство двумя широкими шагами и впечатал в стену. Резко. Жадно. Без права избежать контакта. Так, что откуда-то сверху иронично посыпалась штукатурка... Его губы захватили ее, а холодные пальцы прожигали кожу на шее, сдавливая горло до боли. До боли в сознании от вопроса «Какого черта?». До боли от непонимания «Какого черта так хорошо?». Грейнджер сомкнула губы, неловко упершись руками в его ребра. Пространства между ними не хватало даже для того, чтобы с силой толкнуть его в грудь, но ее слабая попытка освободиться лишь заставила Тома прижать свой торс еще ближе, а ее лопатки неприятно скользнуть по шершавой стене. Его большой палец прочертил линию по вене, машинально поднимая ее подбородок выше, и ладонь снова сдавила, заставляя Гермиону открыть рот в поисках воздуха. Из уст вырвался непроизвольный жалобный стон, но последнее, в чем призналась бы Гермиона, это то, что, насколько бы беспомощной она не чувствовала себя в этот момент, стон был отнюдь не из-за этого. Легкие полыхали гребаным огнем. И непримиримым противоречием. — Что. Ты. Твор... — ее голос с придыханием из-за отсутствия необходимой дозы кислорода, а не из-за отчаянного способа казаться сексуальной нагло прервал язык Тома, ворвавшийся в рот в давящей, беспощадной манере. Поцелуй со вкусом запретного торфа, терпкого табака и пепла ее самообладания. Вкус, слишком правильно ложившийся на губы. Как идеально подходящая помада. Судя по ощущениям Гермионы, пламя изнутри уже перекинулось вовне, подпаливая уста с каждым соприкосновением. Силой собрав оставшиеся не отравленные крохи сознания, она гневно укусила его за нижнюю губу, пока не ощутила солоноватый вкус. Риддл шипяще втянул воздух и, переместив ладонь, надавил на челюсть, не оставляя шанса полностью ее сомкнуть. Грейнджер чувствовала себя жертвой, загнанной в угол. Только у этой жертвы явно были отголоски какого-то стокгольмского синдрома, ведь очевидно, что нормальный человек не мог возбуждаться от того, что Том, слизав языком кровь со своей губы, бесцеремонно втолкнул его ей в рот, деля металлический привкус на двоих. Будто бы хотел, чтобы она попробовала результат своего протеста. Влажно. Скользко. Туманом накрывающе ее сознание. И это было, блять, так неправильно, что ей нравилось. Неожиданно получив немного пространства, Грейнджер потянулась к палочке, закрепленной на бедре, но Том незамедлительно накрыл ее руку своей, напрочь блокируя движение. Его теплое дыхание томительно считало секунды, прежде чем пальцы скользнули выше по вырезу, бесстыдно приоткрывая кожу бедра. Она застыла, подобно восковой фигуре, когда большой палец очертил кружевное окончание ее чулка, ненавязчиво задевая мурашки, расползшиеся по эпидермису. Снова попыталась отстраниться от его контролирующих губ, запрокидывая назад голову и жадно вдыхая воздух, но сделала только хуже, полностью открыв для него шею. Захват кожи был мучительно долог, наверняка завтра Грейнджер увидит лиловый синяк на этом месте. Как будто Том был зол, что она может сопротивляться целую вечность, и наказывал ее за эту борьбу. Как будто ей не хватало еще дополнительного стимула помимо Риддла, самой Гермионы, тянущейся к сумрачным порывам, словно инфернал на живые души, и крестража, сдавливающего черепную коробку в тиски при неугодных для него желаниях. Кстати, спасибо за то, что нашел время о себе напомнить. Боль прорезала голову и пошла дальше по телу при очередной возникшей идее, удивительно здравой для ее состояния: «Надо остановиться... Остановиться...». Это чувствовалось, словно наркоз отошел прямо посреди операции, но крестраж не проявил никакого милосердия, усилил давление и нещадно смыл мысль о пит-стопе. Горячий язык, откровенно зализывающий место укуса, рисующий путь к границе ее терпения, мягко вызвал у нее запретный сладкий всхлип. «Какой извращенный способ убийства...» — подумала она, прежде чем полностью капитулировать. Все. Сдалась, обхватывая воротник мужской рубашки и притягивая Риддла еще ближе, хотя ближе уже некуда. Вбирая в себя его нижнюю губу и падая навстречу ужасающей ошибке. Отвечая на поцелуй как женщина, пылающая от страсти. Как женщина, которая действительно хочет мужчину, буквально заявляющего на нее права. И проблема была именно в этом — она хотела. Порочно. Запретно. Неистово вступая в игру. Рациональность сделала всего один маленький шаг назад, но и его хватило, чтобы эмоции захлестнули Гермиону, сметая логику ко всем чертям. Том отстранился телом на несколько дюймов, давая им небольшую передышку, прежде чем настойчиво сделать движение бедрами вперед, надавливая ногой на внутреннюю боковую часть ее колена, заставляя расширить стойку. Волна жара хлынула в низ живота, пульс зашкаливал, отбивая ритм во впадинке на ключице. Гермиона смежила веки, вдыхая тяжелый запах густой похоти, а открыв их через мгновение, наткнулась на его неотрывный взгляд. Мрачный. Иссиза-черный. Никакой туманности в радужках, лишь оголенный голод и чувство собственности. Риддл был подобен песчаной буре, которая налетает до того, как ты успеваешь сообразить, что именно происходит. И в ее зените все органы чувств забились потоком, заставляя Грейнджер чуть потерять связь с реальностью. Будто бы всех аргументов против никогда и не существовало. Это было гребаное поглощение. Ее губ. Ее чувств. Ее личности. И она, черт возьми, готова была ему это позволить. Возбужденно пропуская через ногти его волосы, оставляя полосы на коже прямо на уровне четвертого шейного позвонка, дразняще проводя языком по его зубам. Чувствуя, как властно рука Тома сминает край ее белья на бедре, а палец обводит выступающую косточку по кругу. Он глотал ее инстинктивные стоны и дарил возможность не унижать себя в собственных глазах, прося о большем. Это была его партия. И, несмотря на то что Гермиона приняла установленные правила, он давал ей то, в чем она нуждалась, медленно проводя линию к точке их невозврата. Касание за касанием, мучительно долго лаская изгиб ее челюсти и паляще пробираясь под кромкой белья. Пока чье-то настойчивое хмыканье не прервало симфонию на середине и не вернуло Гермиону в суровую явь. Дворец. Прием Принца. Кто-то из королевской охраны, стоящий в длинном коридоре и пристально смотрящий на возникшую перед ним картину. Внутри нее мелькнуло сожаление наряду с чувством холода от потери. Потери того, что ей было нужно. Того, кто ей был нужен. И впору ужаснуться данной мысли, если бы она не была столь ошеломлена только что произошедшим и тем, что их поймали, как учеников Хогвартса на вечернем обходе. Есть ли какой-то предел, когда уже даже кто-то свыше не кидает тебе препятствий на пути, потому что дальше позориться просто некуда? В отличие от нее, Том был предельно собран и ничуть не смущен, аккуратно поправляя растрепанные волосы и застегивая пуговицу рубашки. Боже, когда она успела добраться до пуговиц?.. Грейнджер могла бы сейчас сделать на себя стопроцентно выигрышную ставку, если бы сказала, что ее щеки покраснели, как яблоки из сказки про Белоснежку. — Вы осведомлены, что находитесь в запрещенной части дворца? — раздался рядом с ней голос охранника, пропитанный подозрительностью. Она стянула задравшееся платье ниже по бедрам, прикрывая постыдно обнаженную ногу, и руками расправила вперед волосы, максимально пряча шею от пронзительного постороннего взгляда. Хм. Так Риддл теперь у нас уже не посторонний, да, Гермиона? — Прошу прощения, мы с невестой немного потерялись в ваших многочисленных коридорах. — К сожалению, я обязан доложить об этом начальнику королевской охраны. Ваше появление в этой части поместья недопустимо. Так же, как и ситуация, при которой я вас застал... Грейнджер смущенно вскинула на него взгляд, уловив то, как охранник поджал губы в искреннем неодобрении. — Усман, верно? — кивая на бейдж, зацепленный прямо над гербом магической Саудовской Аравии на форме, бестревожно произнес Том. — Мы глубоко сожалеем, что нарушили границы допустимого. Во всех смыслах... — Риддл перевел на нее свои блестящие зрачки. Моргана, этот позор никогда не закончится. Я буду помнить о нем вечно, задокументировав в отдельной главе мемуаров: «Как меня отчитывали в Королевском дворце через пять минут после того, как я чуть не занялась петтингом с Темным Лордом, пока со стены на нас осыпалось чистое золото». Гермиона ощутила руку Тома на своей талии, собственнически притягивающую ее ближе к нему, а хриплый голос ласкающе вплыл в пространство: — Нам с невестой очень сложно умерить пыл накануне свадьбы, — пальцы Риддла мерно просчитали ее позвонки, — а эклектичность Дворца вызывает у нее моментальное возбуждение, которое весьма затруднительно утихомирить. Можно сказать, существует только один единственный способ... Риддл нажал пальцами на кости, очевидно подталкивая Гермиону к действию. — Да, я совершенно точно сгорю от стыда, если кто-нибудь из королевской семьи об этом прознает. Можно ли попросить вас об одолжении оставить сей факт только между нами? С такими данными Гермиона вполне могла бы сыграть на сцене какую-нибудь трагическую роль, ну или роль сабмиссива. В принципе, одно не отменяет другого. Даже ее ресницы подрагивали умоляюще. Усман тягостно вздохнул, опуская плечи. — Хорошо. Я вынесу вам устное предупреждение, — грозно выставив вперед палец, пробормотал он, — это только на первый раз. — Спасибо, Усман. Мы, пожалуй, отправимся в свои покои, дабы избежать следующих недоразумений, — учтиво кивнул Том, поворачивая Грейнджер в другую сторону коридора и направляя двигаться вперед. Она, даже не пытаясь убрать руку, нагло расположившуюся на талии, молчала. Таким особенным молчанием с ярким оттенком стыда, ярости и желанием повеситься на ближайшей позолоченной ручке. Том вывел ее к комнатам не более чем за пять минут и, перегородив своим телом дверь к спальне, наклонился чуть ближе, нежным жестом заправляя прядь за ухо. Она вздрогнула, но продолжила его игнорировать, не поднимая глаз выше кадыка. Как подросток, ну честное слово. Внезапный шепот опалил ее лицо. — Всегда доигрывай роли до конца, Гермиона. Она резко приподняла подбородок, ошарашенно всматриваясь в его зрачки. Только сейчас начиная понимать, зачем нужен был этот спектакль... Том вновь наклонился, и мягкие губы коснулись ее скулы, незначительно продвинувшись к верхней части уха. — Но ты молодец, — насмешливый тон прокатился по барабанным перепонкам, — твой румянец нам действительно помог. Убедил его в том, что ты искренне сожалеешь. Он слегка отодвинулся от нее, пальцем пройдясь по бьющейся на шее жилке, абсолютно прискорбно выдающей ее возбужденное состояние, и отошел в сторону. — Потому что я точно не жалею. Дверь спальни Риддла закрылась, а Гермиона все так же продолжала стоять на месте. Она уже слышала его. Отчетливо. Саундтрек к собственной катастрофе. И все из-за гребаного поцелуя с рейтингом восемнадцать плюс. Как спойлер предстоящего секса. Секса, который она ни в коем случае не должна допустить.