RL Grime — Core
Гермиона практически физически могла ощутить, как трещал магический купол. Они прибывали каждые пять секунд. Словно саранча во время нашествия, заполонившая поля Нотт Мэнора. Дико. Колоссально. Пугающе. Риддл вызвал их меткой всего десять минут назад, она сама видела, до того как поднялась в гостевую комнату. Не сдержала любопытства — не каждый день воочию наблюдаешь, как происходит действо темномагического обряда, про который почти нет описания ни в одной из книг. Всего десять минут, но каждый из них нашел время, чтобы облачиться в черную мантию Пожирателя, будто они всегда имели их при себе, лелея надежду на его освобождение. Эта мысль напрягала. А еще напрягало количество. Количество оставшихся на свободе. Количество тех, про кого, судя по всему, аврорат вообще не знал. Отменный проеб. Примерно на душ двести. Она прикусила изнутри щеку и бросила взгляд на часы — у нее не так много времени. Платье, до этого заботливо лежавшее в чехле на бархатном покрывале постели, село на ней как влитое. Для того чтобы освежить макияж понадобился всего миг, а вот с помадой, ровным слоем покрывающей губы, пришлось повозиться. Кремовые лодочки привычно окутали ступни, и, взяв мгновение на передышку, Гермиона остановилась посреди комнаты. Что это? Сомнение? Мотнув головой, прогоняя непрошеные мысли, Грейнджер стиснула пальцами палочку и призвала мантию, плавно взлетевшую и приземлившуюся аккурат на сгибе ее локтя. Неизменная тишина коридора в этот раз была нарушена уверенным голосом, добравшимся до всех уголков поместья благодаря усиленному Соноросу — Грейнджер опаздывала. До балкона, на котором она должна была стоять по плану, оставалось чуть меньше пяти ярдов, но обрывки речи Волдеморта уже четко проникали в сознание. — ...но сейчас стоит вопрос не власти, мои друзья, не иерархии и не благ, а вопрос выживания. Они хотят уничтожить всех, кто не согласен с их мнением, стереть любое упоминание различия между классами, по сути, искоренив весь пласт настоящих волшебников. Они хотят, чтобы мы молчали и были отребьем при нынешней политике, получали огрызки жизни с их щедрой подачи и были за это благодарны. Гермиона неосознанно вцепилась руками в перила балкона, вслушиваясь в слова. — Они делают то, за что осуждали нас, и оправдывают свои поступки якобы созданным прецедентом. Но на самом деле... — Том покачал пальцем перед собой и зло усмехнулся. — На самом деле они поступают куда хуже. Сознательно выбирают путь к полному уничтожению магии, к истреблению нас как вида. Переписывают историю, которую нельзя переписать, не вырывают страницы, а сжигают священное писание целиком, дотла. Грейнджер на мгновение забыла про необходимость вдыхать воздух. Эта речь, донельзя пропитанная патетикой, отзывалась в ней до боли в черепной коробке и заставляла усомниться, что волшебники не подвержены магловским болезням, ведь сердце билось с частотой тахикардии. — Правительство рассказывает о благих намерениях, о том, что нельзя повторять чужих ошибок, но в данную минуту оно меняет баланс природы, баланс магии и силы. Крушит устои, созданные не одним поколением, уничтожает саму суть магических традиций, передаваемых по наследству. Это было действительно ужасно, ведь в этой позиции, на блюдечке преподнесенной радикальной оппозиции, была логика. И правда. Это звучало как истинное знание, в которое хотелось безоговорочно верить. Грейнджер фыркнула. Видимо, ключ к разуму этих помешанных — преувеличение важности простых вещей. Напичкать сомнительным пафосом очевидное, и вот они уже твои. Хотя нужно признать, что ход умозаключений Риддла, в принципе, был неплох. Неплох, не более. — Правительство магической Англии... — Его отвращение процеживалось сквозь зубы, разносилось парами по залу, проникало внутрь организма и оседало, отравляя клетки. — Навязанное нам правительство лжет в каждой своей речи, в каждом обещании, в каждом принятом законопроекте. Их слова не стоят ни-че-го. Взгляд Гермионы переместился на зал, на тех, кто завороженно принимал дозу ядовитой реальности. — Потому что все, что они говорят, действительно только в настоящий момент. Не надо было залезать в мысли Пожирателей, чтобы узнать то, о чем они думали, ведь их реакции были на поверхности. Она могла их прочитать, как состав на этикетке пакета с кофе. — Сегодня ваши деньги в безопасности, а завтра они уже заморожены государством на неопределенный срок. Приподнятые в волнении брови, искаженные в презрении губы, очертившиеся в напряжении скулы, сжатые от злости кулаки. Все это заставляло что-то внутри Гермионы сжиматься, как при воплощении в жизнь прогноза, который, ты надеялся, никогда не осуществится. Но нет, глаза прямо сейчас говорили ей обратное. — Сегодня вы члены их общества, а завтра вы станете никем. Чернью, мешающей их долгоиграющим планам, лишней единицей в их политической системе, неудобным магом для волшебной картинки будущего. Их можно было сканировать, даже не заглядывая в глаза. Солидарность кивков, тяжесть вздохов, единичные выкрики возмущения и призывы к расправе. — Сегодня вы под охраной Министерства, а завтра ваши трупы найдут на улицах соседних государств. Но в их глазах... В их сосредоточенных на главной фигуре этого дня глазах было нечто большее — идейная ярость, болезненное одобрение, жажда мести и готовность противостоять. Из одних лишь неосязаемых, но мастерски выстраиваемых в нужные слова букв, Лорд создавал реальный коктейль Молотова, фитиль которого уже искрился в ожидании огня. — Думаете, что вас это не настигнет? Что не придется расплачиваться за родословную десятилетиями? Считаете, что все это случится с кем-то другим? Его голос повышался нота за нотой, продавливая в них остаточное чувство хрупкой уверенности, и когда зал затих, так что, Гермиона могла поклясться, половина из присутствующих не дышала, как и она прежде, он медленно обвел их взглядом и, стремительно выкинув палец вперед, указал на одного из Пожирателей. — Давайте спросим Эльвиру Забини, за что умер ее сын! За приверженность чистой крови? За метку на предплечье? За активную позицию против государства? Мать Блейза без единой заминки скинула капюшон под громкие вздохи и нарастающие перешептывания собравшихся с мгновенно окутавшим ряды чувством страха и сожаления. — Не-е-т, — протянул Волдеморт, — исключительно за подозрение. За смертельное клеймо, которое они поставят на любом. Абсолютно любом, только для того, чтобы зародить панику, разделить нас и перебить поодиночке, даже без усилий. Они сделают всех нас мишенью только за то, что мы ценим магию внутри себя. Лорд искусно сеял в их сознаниях страх будущих перспектив, нажимал на кнопки, активирующие незыблемую веру в силу толпы. — Они уже это делают. Аннулируют нашу историю, пытаются атрофировать в нас чувство единства и желание защищать своих людей. Гермиона буквально видела, как через легкое давление на постулаты верности Лорд возвращает себе их преданность. Как воскрешает феникса из пепла неудачи и пускает его на второй круг полета. — Они обесценивают нашу исключительность и искореняют древнейшие семьи. Хотят, чтобы мы пали ниц и отказались от самих себя. Прогнулись под их мнением и были никем в созданном ими мире. Каждое его слово, каждая фраза будто отпечатывались сразу на хромосомном уровне, заставляя ни секунды не сомневаться в верованиях, вписанных в генетический код. Словно это вообще было возможно. — Они хотят, чтобы мы исчезли. Не мешались. Утонули в страхе и презрении к себе за собственные мысли. Хотят, чтобы мы не боролись, не стояли друг за друга. Отвернулись от истоков, упали на колени и преклонили головы. Он завораживал. В прямом смысле слова — все лишние мысли, ранее крутившиеся в ее голове, испарились, оставляя на поверхности только то, что Риддл невесомой шелковиной внедрял в голову. Если бы Гермиона так хорошо не была знакома с ощущениями под Империусом, то подумала бы, что это именно он. Массовый и беспощадный. Том впечатлял. Давал стимул и силы бороться. Внушал огромное, почти незыблемое, глубоко пролезающее в душу чувство ненависти к тем, кто был на другой стороне, одними лишь акцентами. — Неужели мы им позволим? Неужели вы, те, кто всю жизнь охранял таинство магии, позволите зарвавшимся ублюдкам диктовать вам, как жить? Отдадите все во власть тех, кто разрушает нашу природу? Та мощь, которую несли в себе его слова, буквально сносила, а магнетизм, исходивший непосредственно от Риддла, не давал отвести взгляд. Гермиона сглотнула и призвала из кармана мантии пачку сигарет, доставая из нее одну и поджигая примитивным невербальным Инсендио. И тут он посмотрел на нее своими манящими темнотой глазами. Будто хотел, чтобы она точно услышала следующие слова. — Вы — разум этого общества, сила, с которой надо считаться! Вы — будущее, а не они! И только вы... Грейнджер с большим трудом прервала зрительный контакт. Демонстративно, зная, что ему не понравится. Правда, скорее всего, сегодня ему не понравится многое. Гермиона намеренно перестала слушать, абстрагируясь от голоса, ювелирно оставляющего сколы на ее жизненной позиции. Затянулась, пытаясь избавиться от наваждения, вызванного услышанным. Она понимала, почему за ним шли. Она понимала, почему в него влюблялись. Она понимала, почему его называли великим. Потому что он им и был. Исключением. От кончиков пальцев, передающих невероятную по силе магию, до децибел, создаваемых голосовыми связками, что безвозвратно зачаровывали своим тембром. Черт. Она ни от кого не чувствовала такой силы, никому не хотелось так верить, как ему в данный момент. Святая Моргана, что за дерьмо. Риддл будто гипнотизировал. Заставлял желать быть рядом с ним, желать думать так же, как он. Словно так ты ощущаешь причастность к тому могуществу, что он излучал, к величию, из которого он был соткан. Гермиона усмехнулась собственным мыслям, выдыхая тонкой струйкой дым, пока ее пальцы нервно отбивали бумагу на фильтре сигареты. — Сейчас вы должны решить, сильны ли вы, чтобы биться за свое будущее, или слабы, чтобы просто осесть и ждать идущей за вами смерти. Я верю в то, что среди нас не может быть немощных, верю в то, что вы не способны бросить наследие предков, верю в то, что вы особенные. Выбор, который Лорд им давал, — не более чем фикция, всего лишь намерение погладить их эго, поставить последнюю яркую ноту на финальном аккорде, ведь все уже решено. Они были его. Всецело. Безоговорочно. Податливо вручив ему свои жизни. Вновь, и на этот раз уже бесповоротно. Они его боготворили. И, к сожалению, теперь Грейнджер понимала, как именно это случалось. Образцово сыгранная партия. Она была готова хлопать стоя. Хотя она уже и так стояла, а за непрошеные аплодисменты можно удостоиться и незапланированного полета с балкона со смертельным исходом. Неудивительно, что все эти черные силуэты в бальном зале Нотт Мэнора не отводили от Риддла взглядов. Неудивительно, что он смог собрать вокруг себя столько чистокровных семей после Хогвартса, даже будучи полукровкой. Неудивительно, что, прочувствов его в действии, Грейнджер охватила нервная дрожь от задуманного. Так называемого десерта, который она собиралась преподнести под занавес пиршества темных сил. Приписки мелким шрифтом в конце договора. Грейнджер точно не знала, как Риддл это воспримет, не знала, как она расплатится за свою выходку после, но это был осмысленный риск, и Гермиона искренне хотела сравнять счет. Отчаянно желала увидеть в зрачках Тома осознание того, насколько он ее недооценил. Щелчок пальцев заставил сигарету испариться в накаленном воздухе, и Гермиона вновь бросила взгляд в зал, встречаясь глазами с Драко. Его приподнятая бровь говорила слишком о многом, как минимум о том, что он понимал — нервничает она не просто так. Грейнджер отправила ему успокаивающую улыбку, но, разумеется, не было ни малейшего шанса, чтобы он повелся на данную уловку. Малфой прищурился и вперил в нее пристальный, еще более многозначительный взгляд. Краем глаза она заметила, что церемония подошла к наиболее важной отметке, и кивнула ему в сторону толпы — следи. Массу волшебников в бальном зале разбавили во мгновение появившиеся эльфы с десятками прозрачных бокалов, наполненных зельем кобальтового цвета. Давнишняя разработка Тео для участников конфиденциальных заседаний Визенгамота как нельзя кстати сыграла Волдеморту на руку. Кажется, он всерьез не собирался повторять ошибки и раздавать новые, заметные даже из космоса, метки. Гермиона облизнула пересохшие губы и опять поднесла сигарету ко рту, чтобы впустить едкий дым в легкие. С такой сильной концентрацией дерьма на каждую минуту жизни к подобному можно и привыкнуть. Считается, что если только ты не стоишь в маленькой комнатушке, где все стены отливают багровым, ненавязчиво повествующим о том, что тут произошла резня, невозможно почувствовать запах крови. Явное заблуждение. Ведь, когда из двухсот ладоней проливается кровь и смешивается с зельем, этот металл ни с чем не спутать. Он насыщает воздух в секунды, добираясь до верхних этажей поместья, словно создает купол смерти. Вполне могло быть, что Теодор сделал это специально, чтобы каждый понимал значительность выбора. Нет антидота, нет отменяющих заклятий, нет способа обойти обещанное. И обратного пути тоже нет. Зелье на крови — практически самая серьезная клятва двоих людей. За одним лишь исключением — при нарушении условий оно отберет у тебя не жизнь, а магию. Со скоростью катаны вырежет из организма ген волшебства. Окончательно и бесповоротно. Сделает тебя обычным неприметным маглом, тем, чье существование для собравшихся не имеет ровно никакого значения. Овощ в волшебном мире — чудесная перспектива. Основательное решение ценой собственного «я». — Обещаешь ли ты не выдавать личности участников собрания и всех, кто присоединится к нам впоследствии? — Обещаю, — громкий гул голосов разрезал помещение. — Обещаешь ли ты без разрешения не распространяться о любой информации, полученной от участников договора, кроме как среди тех, кто будет связан единой тайной? — Обещаю. Гермиона внимательно оглядывала свой квадрат, всматриваясь в губы, подписывающие незримый контракт. Так же, как делали Тео, Драко, Пэнси и другие доверенные лица Риддла. Хотя доверял он им наверняка чуть больше, чем гоблинам, присягающим на верность. — Обещаешь ли ты держать в тайне местонахождение, цели и участников сегодняшней встречи? Им не нужны были имена, фамилии или свидетели — зелье сделает все само. Свяжет кровь Лорда и Пожирателя единой зайлоновой нитью, а остальные, те, кто стояли чуть выше, на мраморных выступах, проследят, чтобы никто не смог это обойти. Но было совершенно необходимо молчать о тех, с кем связи не существовало и не планировалось. Близкий круг новой оппозиции. Хоть его состав и абсурден донельзя. — Обещаю. Гермиона потушила сигарету на последнем слове клятвы и поднятом Лордом, словно в завершении тоста, бокале, ознаменовавшем финальную стадию ритуала. Опрокинутые в прожженные ненавистью горла зелья и светящаяся металлическая проволока, на миг окутавшая тела участников, изменили статус Грейнджер на «в безопасности». Мой выход. Мановение палочки, и мантия мягко опустилась на плечи, аккуратно соединив застежку на ключице. «Мы оставим твою личность в тайне...». Практически беззвучный стук набоек по ковровому покрытию лестницы играл в ее пользу, не выдавая намерение раньше положенного. «В темноте балкона никто не сможет различить черты». Вспыхнувший подсвечник на втором пролете озарил уверенно движущуюся фигуру, заставляя шоколадный оттенок ее волос переливаться более осенними тонами. «Ты должна оставаться на месте». Гордо расправленные плечи и полная невозмутимости маска на лице. Как будто всего пять минут назад не она успокаивала свои нервы табаком. «Ни при каких обстоятельствах не спускайся вниз». Легкая улыбка тронула краешки ее губ на последней ступеньке. Дальше только несколько матовых плиток, ведущих Гермиону прямиком на начальную позицию. «Что бы ни случилось, не засветись», — финальное указание, которое дал ей Том, прежде чем отпустить в комнату. Она не засветилась, нет — она осветила помещение, наполненное самой настоящей тьмой, когда палочкой распахнула исполинские двери бального зала и сделала первые шаги вперед. Добавила красок своей гриффиндорски-алой мантией и разбавила могильную тишину, торжествующе вышагивая в проходе, образованном расступившимися в неверии Пожирателями. Ее выход был подобен землетрясению. Реакции, словно продиктованные книжкой, после встряски магнитудой в восемь баллов: смятение, ошеломление, ступор, оцепенение, животный страх и стремительная попытка анализа. Все написано на лицах. Никакого навыка сокрытия эмоций при подобном триггере. Разве настоящие аристократы не всегда носят маски? Ее пудровое платье-футляр мягко скользило по бедрам, пока Гермиона, словно в замедленной съемке, оглядывала присутствующих, наслаждаясь каждым их нервным откликом от ощущения расходящихся под ногами трещин. Трещин на монументальных устоях. Взор переместился чуть выше — восхищение в глазах Пэнси, едва скрытая усмешка Тео и Драко... Что-то нестандартное... Немое осуждение за безрассудство. Нестандартное, но ожидаемое. Малфой не любил рисковать. Страсть к непродуманным провокациям охладела в нем еще в те темные годы жизни в Мэноре, когда вместо утренней чашки кофе его глаза раскрывались от душераздирающих криков. А еще... наверное, ему просто было что терять. Сотня микровыражений в противовес ее бесстрастному лицу. Но внутри... Ни страха. Ни сомнения. Лишь мрачное удовлетворение горячей лавой разливалось по венам, реанимируя ее гордость в душе и положение в негласной иерархии. Она нарушила его приказ от начала и до конца. Создала то, что, скорее всего, Том претенциозно назовет неудобством. Плевать. Это был ее момент, и Гермиона собиралась запомнить его навсегда. Она совершила преступную дерзость, которую Лорд вряд ли простит, но совершенно точно оценит. Уже оценил. И она бы вновь поставила себя на линию огня только для того, чтобы сейчас, прямо перед сценой с кинематографичной медлительностью подняв на него глаза, получить этот взгляд. Легкое удивление. Огненный гнев. И приоткрытые в возбуждении губы. Страсть. Не к ней, а к поступку. Вызов. Они были диаметрально противоположны, но вмещали в себя один и тот же порок — голодный азарт. Сладкий вкус борьбы. Оголенное желание противостояния. Ее выход в толпу Пожирателей, большинство из которых, она была уверена, хотели растерзать ее на мелкие кусочки, оставив только брызги грязной крови на холодном мраморе, — был заявлением. Откровеннее некуда. Она сделала свой ход, передвинув пешку на B3. Взмах ладонью, и пачка сигарет, подкинутая в воздух, поменяла свои очертания на ступени, плавно приставляющиеся к сцене. Высшая трансфигурация — будто бы совсем без усилий. Будто бы она не училась этому трюку несколько лет. Очерченная бровь Риддла взлетела всего на миг, но этого хватило для подтверждения того, что тренировки были не напрасны. Гермиона поднималась по ступеням, не отрывая взгляда от лица Тома, наблюдая, как его глаза проскользили от ее руки, державшей палочку, до воротника мантии. А в следующее мгновение, когда они поравнялись, в его зрачках вспыхнули искры понимания и неуместного веселья. Грейнджер вздернула подбородок, приподнимая кончики губ в провокационной улыбке. Мантия с отделкой из кожи рунеспура. Та, что он попросил ее достать в Плимуте. Хотя попросил — не совсем то слово. — Я думал, это мой подарок, — хриплый тембр раздался рядом с ее ухом, когда Том наклонился к ней чуть ближе, возмутительно сократив расстояние. — Те, кто плохо себя ведут, не получают подарки. Поэтому пришлось немного ее переделать, — наигранно сочувствующим тоном ответила Гермиона, так же тихо, как это сделал он. Даже при том что кто-то вряд ли бы хотел напороться на уже знакомое Круцио, подслушивая их разговор. Риддл хмыкнул. — Это было эффектно. — Тебе стоит подумать над своим поведением. Я могу играть в эти игры бесконечно, Том, — его имя, вылетевшее из ее уст, было приправлено концентрированными нотками яда, и, не дожидаясь ответа, она добавила: — Пятый квадрат. Блондин со шрамом на левой щеке. Развернулась так, что объемные кудри взлетели вверх, и шагнула обратно к ступенькам, ведущим к минному полю. Как королева. Чисто по-английски. Зал тонул в гуле возмущенного перешептывания, пока она двигалась к выходу, и вот когда ей оставалось всего два ярда до заветных дверей, Риддл заставил абсолютно всех замолчать одним свинцовым: — Авада Кедавра! Гермиона машинально дернулась, но, сумев совладать с собой, продолжила шагать к выходу, практически не меняя темп. Переступила порог под изумрудные вспышки и ни разу не обернулась. Теперь ход был за ним.***
Они связывались каждое воскресенье ровно в одиннадцать утра. Любое изменение в договоренности означало, что можно было начинать бить тревогу. Совиную почту перехватывали, а на границах Шотландии уже месяца два стоял антитрансгрессионный барьер, так что в какой-то момент камин стал единственным вариантом для поддержания связи. Именно поэтому Астория уже пять минут нервно теребила подол своего жаккардового платья, сидя на ковре в спальне. Кажется, когда стрелка часов перевалила за одну минуту двенадцатого, а в камине все еще не обнаруживалось ничего кроме угольной золы, частота ее сердечных сокращений увеличилась вдвое — сердце начало преждевременный забег на сто метров. Тихий треск, ярко вспыхнувшее пламя и наконец знакомые очертания Дафны, заставившие Асторию громко выдохнуть. Она резко подползла к камину, столь близко, что ее голова почти заглянула за кованую решетку. — Ты опоздала, — пятьдесят процентов злости и пятьдесят беспокойства — идеальный состав сестринских чувств. Дафна взмахнула изогнутыми ресницами, удивленно распахивая глаза. — Прости, я дослушивала речь Министра... — Я думала, что он произносит речи только по вечерам. — Обстановка становится напряженней. Видимо, Министр считает, что нам нужна дополнительная поддержка. Горькая усмешка в исполнении Дафны смотрелась непривычно. Вообще, казалось, за эти неполных три месяца она постарела на лет десять: изрядно похудевшее, осунувшееся лицо, теневые круги, залегшие под глазами, слегка спутанные волосы, небрежно собранные в прическу. Но небрежно — это не про Дафну. Не про ее сестру, совершенную аристократку, которая предпочтет потратить лишних полчаса на макияж сладкому умиротворяющему сну, но появится на воскресном завтраке с родителями при полном параде. — Ты как? — Астория надеялась, что ее приглушенный голос не выдает той глубокой жалости, которая плескалась внутри. — Все... нормально. Более-менее. — Усталость, затаившаяся в уголках глаз, выдавала ее с поличным. Ничего не было нормальным. Даже близким к «более-менее», но Астория знала свою сестру, и Дафна точно сейчас не хотела делиться своими чувствами. — Так что говорит министр Уолш? Возможно, перевод темы приободрил ее, так как на губах появилась слабая улыбка. — Говорит, что мы должны держаться. Что нужно быть смелыми и не сдаваться противнику. — Дафна сглотнула слюну. — Говорит, что это не просто война с Шотландией, а война со всем цивилизованным миром. И если сейчас Шотландию продавят, то продавят весь магический мир. — В общем-то, ничего нового… — Что армия Англии на самом деле слабее, неопытнее в бою, чем утверждает ваше Министерство, — ее слегка дрожащий поначалу голос становился тверже, словно она пыталась наполнить слова иллюзорной уверенностью, — что они убивают, только когда на домах стоит слабая защита. Как Линтонов вчера... Миссис Малфой чуть склонила голову набок, внимательно всматриваясь в глаза сестры, в попытке понять, насколько глубоко Дафна верит в слова правительства Шотландии. — Говорит, что мы сможем выиграть. Слова никогда не бывают однозначны. Не в мире большой политики. Они имеют разное воздействие, разную степень громкости, разный подтекст. И наступившая в комнате тишина, как результат озвученного, для двух сестер тоже была разной: для Дафны — убаюкивающей страхи колыбельной, для Астории — безмолвным криком. Подобно тому, что фантомно разрывает барабанные перепонки, когда ты уже не в силах доказать что-либо сумасшедшему. — Ты в это веришь? — Не знаю, Тори. Да. Ну почему нет? Они создают иностранный легион добровольцев, и есть помощь от других государств. — Да, Тео говорит, что они поставляют зелья в больших объемах. — Не только зелья... — в камине показались приподнятые плечи Монтгомери, словно ненароком вместившиеся в объектив, — это не так много, как могло быть, но все же значительно. Все равно помощи больше ждать неоткуда, так почему бы не верить в то, что мы сможем победить сами? Астория закусила губу. Ей нельзя было распространяться о том, что происходит сейчас тут, даже Дафне. Пока все не будет готово. Пока они не будут в Шотландии. При мысли о том, что Драко тоже будет среди «них», на душе стало тяжелее на энное, но ощутимое количество фунтов. — Может быть, пора уезжать, Даф? А если ничего уже лучше не станет? — Ты же знаешь про ограничение на пересечение границы мужчинами. — Уезжай без него. Забери Стеф и Кайдена и уезжай. — Я не оставлю здесь мужа, — с раздражением донеслось из камина, — сколько раз нужно об этом... — Хорошо, — тонкая рука Астории прервала возмущение Дафны останавливающим жестом. — Если я достану портал, вы переместитесь всей семьей? — Дункан говорит, что они не смогут добраться до всех... На секунду Малфой почувствовала колкую злость, резко впившуюся в кожу. Что за сказки там рассказывает Дафне ее муж? — До всех не смогут. Только какова вероятность, что до нас не дойдет? — До нас. — Что? Дафна фыркнула. — До нас, не до вас. Ты уедешь со Скорпиусом во Францию, и до тебя ничего и никто не дойдет, Астория. А вот я вздрагиваю от каждого хлопка на территории поместья. Не объединяй всех в одну категорию. «Нас» — это те, кто сейчас рядом со мной, а не те, кто сидят в ожидании окончания, окруженные безопасностью поместья. Малфой снова прикусила изнутри губу, стараясь напомнить себе о том, что сестра находится в более уязвимом положении: она напугана, опустошена и окружена такими же растерянными людьми. Нельзя обижаться на мысли, что сорвались с ее губ под влиянием момента. Нельзя. Нельзя же ведь? Или не стоит так обесценивать свои чувства только потому, что кому-то сейчас хуже? Ведь в мире всегда кому-то хуже.***
Гермиона прислонилась к дверному косяку, флегматично наблюдая за Лордом, дававшим последние наставления Макнейру. Риддл обхватил ладонью его плечо в покровительственном жесте, заставляя Уолдена качать головой быстрее, чем собака на приборной панели автомобиля. Грейнджер подумала, что похоже их милый разговор будет длиться еще как минимум час, и стоило подойти чуть позже, но спустя всего пару минут Макнейр уже двинулся в сторону выхода. Неужели. Он скривил лицо, поравнявшись с ней в дверях, вызывая у Гермионы непроизвольную реакцию в виде поднятых к потолку глаз. Вот уж неожиданность. Она то ждала полный восхищения взгляд и признание ее умопомрачительности. Ску-ка. За этой недолгой схваткой Гермиона не заметила, что Том воззрился на нее своими черными зрачками, ожидая объяснения ее присутствию. Грейнджер вздохнула с притворной удрученностью и прошествовала в середину зала. — Знаешь, если бы твои амбиции не были столь яро направлены на магический мир, то ты бы вполне мог добиться своего в магловском. Она не увидела даже на долю секунды ожидаемого отвращения в глазах Риддла, но это только подтолкнуло ее продолжить: — Хотя там уже был один такой. Правда, кончил самоубийством. Кстати, неплохой финал для твоей бурной жизнедеятельности, подумай на досуге. — Ты сегодня само очарование, Гермиона. Твой беспечный выход так подстегнул внутреннюю уверенность? У Гермионы было хорошее настроение. Нет, чудесное, определенно, чудесное, ведь даже спокойная снисходительность на лице Риддла ничуть ее не бесила. — Нельзя называть беспечным то, что им не является. — Можно, — возразил Том, ненавязчиво делая пару шагов к ней и оставляя между ними меньше полу-ярда, — если ты рассекречиваешь себя для тех, кто не связан клятвой. — Пытаешься убедить меня в том, что ты бы их не убил? Что они вернулись бы домой и продолжили счастливое существование, поедая на ужин йоркширский пудинг и выращивая гортензии в зимнем саду? — насмешливо изогнула бровь Грейнджер и, сделав ответный шаг к нему навстречу, беззаботно, едва касаясь, похлопала по плечу: — Оставь эти сказки для ограниченных, ладно? Упоенная сегодняшним безрассудством, Гермиона проморгала стремительное движение и не успела отдернуть руку вовремя. Теперь ее кисть была полностью захвачена его ладонью, а он, абсолютно не меняясь в лице, круговым движением указательного пальца равномерно поглаживал внешнюю сторону ее запястья. Аккуратно. Легко. Раздражающе интимно. Но Грейнджер уже успела выучить то, что за этим фальшивым успокаивающим жестом всегда кроется лишь предсказуемая опасность. Если бы ее спросили, то она не задумываясь бы назвала Риддла человеком, полностью состоящим из подтекстов. Но для начала пришлось бы представить, что в нем есть что-то человеческое. — О, я знаю, дорогая, ты предпочла бы Обливиэйт, — кривая ухмылка исказила его губы, — но, если подумать, это худший из возможных вариантов, не правда ли? Он определенно знал на какую кнопку нужно нажать. Гермиона вздрогнула, когда ее память вновь обратилась к далекому двухтысячному.Max Richter — Mrs. Dalloway:
Meeting Again
Пляж Коттелоу, Австралия. Говорят, что шум моря расслабляет. Стирает гнетущие мысли и дарует успокоение. Наверное, это работает, но только не в случае, когда на его фоне доносится заразительный смех, напоминающий тебе о том, как сильно ты облажалась. Гермиона перевернула ладонь, завороженно наблюдая, как частички песка стремительно падают вниз, но где-то в середине пути их подхватывает порыв ветра и неумолимо закручивает в маленький смерч. Грозовые облака тягуче сгущались над пляжем, окрашивая кобальтовый океан в темно-синий цвет. Ветер беспощадно набирал обороты: развевал и без того беспокойные кудри, заставляя их хлестать ее по лицу столь же резко, как высокие волны биться о каменные выступы при прибое. Гермиона прикрыла веки, защищаясь от очередного шквального нападения протертого гравия на ее глаза. Вокруг раздавались звонкие голоса людей, которых, судя по всему, ничуть не смущала быстрая смена погоды. Может быть, эти странно жизнерадостные австралийцы просто привыкли? В любом случае это больше пугало, чем умиротворяло. Она поднесла тлеющую сигарету к губам, вдохнула удушливый дым, мгновенно заполонивший полость рта, и выдохнула его куда-то в сереющую темноту век. Радостный смех, до боли знакомый и отзывающийся в груди шаровой молнией, вновь раздался около нее. Теперь чуть ближе. Думать не хотелось. Уже надумалась за последние два года. Уже изучила все существующие в общем доступе книги, опровергла самые маловероятные теории, получила десятки отрицательных ответов, чернилами оставивших дыры в трактате ее надежды, и придумала баснословное количество заклинаний. Кроме одного — отменяющего Обливиэйт без последствий для мозга. Уточнение: отменяющего Обливиэйт такой силы. Грейнджер мрачно хмыкнула и несколько раз указательным пальцем щелкнула по сигарете, сбрасывая пепел куда-то рядом с собой. Ну что ты расстраиваешься, Гермиона? Разве ты не хотела быть самой сильной волшебницей современности? Разве не ради этой силы ты столько трудилась, зачитываясь гребаными книгами? Рисуя в воздухе заклинания вновь и вновь, пока не переставала чувствовать пальцы от онемения? Разве не ты повторяла всем о том, что мощность заклятия зависит не только от искренности желания, но и возможностей волшебника? Так пожинай плоды, дорогая. Смирись с вердиктом «необратимо» в анамнезе. Встань, гордо расправь плечи, верни на лицо надменную улыбку и аппарируй обратно в свою жизнь. В жизнь, где ты еще кому-то нужна, где тебя еще ждут. Найди в себе силы признать поражение и открыть чертовы глаза. Почти истлевшая сигарета отдавала горьким привкусом и минимальным количеством дыма во рту. Взмах ресницами. Первый, второй, третий, и вот глаза уже снова привыкли к мучительно проникающему через сетчатку свету. Они стояли поодаль, в обнимку, распространяя вокруг себя ауру тепла. Вроде бы счастливые. Цепляющиеся друг за друга, как за последний источник чистой энергии. Ведь другого источника она их лишила. Родные черты лиц скребли душу Гермионы, оставляя на ней глубокие рваные раны, которые со временем обязательно зарастут, но останутся уродливыми шрамами в напоминание о тех, чьи судьбы она разрушила своим вмешательством. Не первыми и, скорее всего, не последними, но самыми яркими. Не заслуженными. Две недели на перебирание пальцами рассыпчатого песка. Две недели отпуска, незапланированно взятого на работе. Две недели на окончательное смирение с неудачей. Ее две недели на то, чтобы оставить прошлое позади, закончились. Пора идти дальше. В жизнь без самоистязаний. В жизнь без Моники и Венделла Уилкинс.The Killers — Somebody Told Me
— Занятно, да? — услышала Гермиона на периферии сознания. Она с трудом овладела вдруг ставшими чужеродными связками и хрипло выдавила: — Что именно? — Обливиэйт должен облегчить жизнь тому, кто его накладывает, убрать проблему из поля зрения. Но на самом деле только создает новые сложности: заставляет хранить призрачную надежду на то, что человек что-то вспомнит, тратить время на слежку, мучаться чувством вины... Бережное касание его пальцев окончательно вернуло ее в реальный мир, и Гермиона поняла, что запястье все еще находится в тисках его ладони. Ее непроизвольная попытка освободиться заставила его только сильнее сжать руку, и она, не собираясь устраивать из-за этого сцену, сдалась и раздраженно выдохнула: — Обливиэйт — это способ оставить свои руки чистыми. — Считаешь? Нет, она так не считала. Давно примирившись с грузом вины за измененную реальность, в которой жили ее родители, Гермиона все равно чувствовала то, что лишила их самого главного — возможности любить своего ребенка. Убила в них себя. Том намеренно зашел на опасную территорию, вызывая в ней непрошеные воспоминания. Не то чтобы она ждала от него какого-то минимального понимания, но это было грязно. Очевидно, он жаждал увидеть реакцию, чтобы достать изнутри ее грудной клетки очередную слабость, но Грейнджер даже не думала приоткрывать эту карту. У него и так на руках был почти фул-хаус. — Полагаю, между смертью и вырезанными воспоминаниями, Пожиратели выбрали бы второе. Если бы ты, конечно, соизволил предоставить им выбор. — Они сделали свой выбор, когда решили, что могут быть умнее меня, — на мгновение в его пренебрежительном тоне появились явные нотки угрозы. — Незнание не заслуживает смерти. Мерлин, замолчи, Гермиона. Какое тебе дело до этих ублюдков? Чем больше умрет, тем меньше проблем будет в итоге. — Это не незнание, а глупость — основание, не достойное жизни. Считай, что я делаю услугу человечеству, руководя естественным отбором. — Естественным отбором? Ты серьезно? — Убираю с дороги досадную ошибку магической генетики, — пожал плечами Риддл. — В тебе так много альтруизма, Том... — вложив в слова тонну сарказма, процедила Грейнджер. — Только вот эта сомнительная теория все равно не дает тебе права игнорировать наши договоренности. — Ты первая нарушила правила, Гермиона. Брови Грейнджер взлетели вверх, а рот приоткрылся от вспыхнувшего возмущения. — Не знала, что у тебя такая короткая память. Мелвин Саттон? Авада, вылетевшая вчера из твоей палочки, — она театрально взглянула на поблескивающие на запястье часы, — примерно в восемь вечера, — и, не выходя из роли, вернулась к нему с удивленным взглядом: — Что? Совсем никаких ассоциаций? Риддл одарил ее насмешливым взором. — И как я, по-твоему, нарушил этим нашу договоренность? — Ну как же? «Я, Том Марволо Риддл, обещаю Гермионе Джин Грейнджер согласовывать с ней все значительные решения», — передразнила она его, снова безуспешно попытавшись выдернуть свою руку. — Удивлена, что смерть вчера была к тебе благосклонна. Его длительное молчание тревожило, делало воздух вокруг них слишком плотным, в котором Гермионе становилось тяжело дышать. Грейнджер поняла, что облажалась. Еще вчера, когда чернильные глаза Риддла пытались поглотить ее душу. Но любопытство в очередной раз взяло верх — она действительно хотела узнать, как он смог обойти Обет, даже если для этого придется похоронить свою гордость на несколько мучительных минут. Том резко дернул Гермиону на себя, так что она чуть не уткнулась носом в его грудь, но затем запрокинула голову, не желая склоняться перед ним. — Хочешь узнать в чем просчет, Гермиона? — он будто специально добавлял к своему голосу эту хрипотцу, которая заставляла крестраж внутри наполнять ее тело тягучим теплом и подталкивала к тому, чтобы прижаться к Риддлу каждой частичкой оголенной кожи. — Прежде чем заключать такие сделки, нужно не только знать, с кем ты договариваешься, но и то, как мыслит этот человек. — Это нечестно, Том. Гермиона почти что присудила себе премию за самую наивную фразу года. Ментально, разумеется. — В правилах обета нет ничего про то, что надо играть честно. Она плотно сжала губы и напряженно всматривалась в его зрачки. Пыталась сосредоточиться на словах, одновременно блокируя то, что навязчиво проталкивал в ее сознание чертов крестраж. — Видишь ли, — Риддл поднял свободную руку, и она стоически выдержала то, как он медленно, практически нежно очертил костяшками ее скулу, — у нас разное понятие значимости. Напряжение в теле Гермионы шло по нарастающей с каждым его крошечным касанием. Блядство. — Событий или убийств? Риддл одобрительно кивнул, хваля ее за догадку. — Вот, что мне в тебе нравится — ты быстро улавливаешь суть, даже если и проигрываешь мне при каждом следующем шаге. Хотя, — его ладонь вновь приблизились к ее лицу, но столь быстро, что она машинально дернулась назад от прикосновения к щеке. Правда крепкая хватка Тома не дала ей необходимого расстояния, только пару лишних дюймов. Его пальцы, убирающие упавшие ей на лицо волосы, обдавали жаром, словно в подушечках был заключен огонь, болезненно поджигающий пропитанную бензином кожу, — последнее мне нравится даже больше. — Ты бы отпустил мою руку, — прошептала Грейнджер, — сейчас кто-нибудь войдет, и придется оправдываться второй раз за день. Уголки губ Риддла приподнялись в чем-то похожем на улыбку. — Я не стесняюсь своих желаний. «Какого черта?», — все, что успело пронестись в ее голове до того, как громкий подобострастный голос раздался в тишине зала, заставляя их синхронно повернуть головы к источнику звука. — Мой Лорд! Кажется, у нее галлюцинации. — Умоляю, не наказывайте меня за опоздание. Моя магия еще не восстановилась окончательно, и я не мог... Определенно, это игра ее чересчур живого воображения. — ...я знал, что вы вернетесь, я всегда знал... — Салазар, — устало раздалось рядом с ней, — может, просто его убьем? Грейнджер возмущенно повернулась к Риддлу, переходя на шипение: — Никого мы больше не будем убивать! И вернулась взглядом к мужчине, чьи колени только что стукнулись о мраморный пол. Безумные глаза, резкие скулы, беспорядочно отросшие волосы и дрожащий в нетерпении голос. Прямо перед ней был Бартемиус Крауч-младший.***
Толстые бюрократические пальцы неторопливо проходились по бумагам, скрупулезно вдавливая подушечками каждую строчку. Словно запрет на изъятие средств Пэнси из хранилища был выбит шрифтом Брайля. По крайней мере, это бы объяснило ту медлительность, с которой он изучал документы. Паркинсон сдержала саркастичную ухмылку, норовившую украсить губы. — Неужели нужно столько времени, чтобы посмотреть информацию, мистер Ковард? — Можете обратиться с письменным запросом в Министерство, — ответил он официальным тоном и нарочито поправил позолоченную табличку на краю стола, как бы намекая на то, что Пэнси надо думать, с кем она говорит. «Специалист-эксперт по важным делам, Г.Л. Ковард». Она была почти уверена, что такой должности вообще не существует. Что ее сделали специально под него. Интересно, как все-таки Министерство продавило гоблинов, чтобы засунуть своего человека в банк? Это нововведение произошло столь тихо пару лет назад, впрочем как и все подобные истории, что никто даже не стал заморачиваться по поводу данных изменений. Министерство за последние годы, словно кракен, атаковало все сферы жизни, некогда считавшиеся обособленными единицами, запуская свои наглые ядовитые щупальцы все глубже и глубже, пока не получило полный контроль. Хотя гоблины наверняка бы с этим поспорили. В теории. А по факту — вместо высокомерного, но уважающего древние родословные гоблина Пэнси досталась обезличенная министерская пешка, копошащаяся в ее деньгах без грамма вежливости. Не то чтобы он был преисполнен предубеждением к чистокровным, он был обычным. Заурядным, как и преобладающая часть общества магической Англии, для кого тыквенный суп на обед представлял больший интерес, чем экономическая глобализация. Существовала даже некая ирония в том, что именно такие люди занимали данные посты. Но различие между его поведением в начале весны, когда она в последний раз посещала Гринготтс, и сейчас было ощутимо. В диаметральном температурном диапазоне. Больно ударяя по ее терморецепторам и самолюбию. Тогда, в светлом, распускающемся зелеными листьями марте, мистер Ковард был обходителен, учтив и даже пытался флиртовать. Если, конечно, сравнение Пэнси с маленьким декоративным созданием со слабым интеллектом, в целом, можно было назвать флиртом. Кто знал, что идеал Гленна Коварда остановился в самом начале пищевой цепочки — на феях. Сегодня же надменность, с которой он произносил слова, и плохо скрытое отвращение в мимике лица заставляли Паркинсон кривить губы в разочаровании. — Возможно, дело бы пошло быстрее, если бы я сама посмотрела нужные мне документы? — аккуратно предложила Пэнси, раздраженно подглядывая на часы. — Вы уже достаточно сделали, переводя собственные средства запрещенной в Англии организации. Знаете, мисс Паркинсон, — он отвлекся от бумаг, отклоняясь на спинку скрежещущего, будто доживающего свои последние дни, кресла, и сложил руки на груди, — мой вам совет... Она не успела услышать его уникальные рекомендации, прежде чем дверь за ее спиной распахнулась от бесцеремонного вторжения, и ритмичный стук набоек о деревянные половицы оповестил о внезапном прибытии того, кого, судя по лицу Гленна, тот меньше всего ожидал увидеть. Подстрекаемая любопытством, она изящно повернулась к двери, кладя ногу на ногу, и на секунду приоткрыла губы в изумлении. Проклятье. Белесые волосы Люциуса Малфоя, забранные шелковой лентой, эффектно выделялись на фоне темной цветовой гаммы кабинета, а уверенное, излучающее высокомерие лицо очаровательно оттеняло застывшее выражение неподдельного ужаса в глазах секретаря Коварда. — Извиняюсь за опоздание. Меня поздно проинформировали об этом камерном собрании, — буднично произнес Люциус, переводя взгляд на Пэнси. В котором явственно читался укор. На минуточку, она вообще его не информировала. С каких это пор я должна перед ним отчитываться? — Пожалуйста, — взмахнул рукой Люциус в сторону Коварда, — продолжайте с того, на чем остановились. — Ни грамма просьбы в тоне, только разрешение с царского плеча. Размеренный отзвук его трости слышался до тех пор, пока рука не оказалась на спинке стула, на котором сидела Паркинсон. Она подозрительно прищурилась, но, не найдя мгновенного ответа о причине его присутствия, повернулась обратно к письменному столу. Казалось, у Коварда что-то застряло в горле от такой наглости, иначе было не объяснить, почему он столь долго молчал, изображая выброшенную на берег рыбу. — Не помню, чтобы вносил вас в списки на прием, мистер Малфой, — сквозь зубы процедил Гленн, видимо, наконец оправившись от шока. — В отличие от вас, у меня довольно дружеские отношения с гоблинами. Мы с ними сотрудничаем гораздо дольше, чем вы находитесь на этой должности. Пэнси порой удивлялась, как этот человек мог восхвалить себя и унизить собеседника в одном предложении. — Простите, и в качестве кого вы собираетесь участвовать при данном конфиденциальном, — подчеркнул Ковард, — разговоре? Хороший вопрос. В качестве ее фиктивного любовника? Группы поддержки? Отца ее друга детства? Пэнси заинтересованно прислушалась, стараясь не выдавать глубокой растерянности. — Я поверенный мисс Паркинсон, — с некой уничижительной ленцой ответил Люциус. — Если это действительно необходимо, то я могу представить соответствующие документы. — Я... — Вы говорили о моей семье, — неожиданно пришла на помощь Пэнси, желая побыстрее закончить встречу. — Да... — Ковард растер поблескивающую жиром кожу на висках, будто вспоминая не так давно потерянную мысль. — Не со всеми родственниками стоит общаться, мисс Паркинсон. — Я правильно понимаю, — тщательно разделяя слова, произнесла Пэнси, — что вы предлагаете мне предать родную кровь? С некоторой опаской взглянув на Люциуса, Гленн дерзко проинформировал: — Если вы не хотите в итоге оказаться в списках. Паркинсон свела брови к переносице, чуть склонив голову набок. — Списках? — Да, я... — Он имеет в виду списки нежелательных для этой страны лиц, Персефона, — слегка поучительным тоном предвосхитил его речь Люциус. — Очевидно, Министерство считает, что отправка денег на еду своим родственникам, которые попали в такое шаткое положение из-за того, что Англия создала угрозу для всего мира, автоматически приравнивает тебя к террористам. На секунду Паркинсон почудилось, что глаза Коварда натурально налились кровью. По тому, как быстро он взорвался, было совершенно ясно, что спокойный тон Малфоя стал напалмом, сброшенным на благодатную почву. — Мы создаем угрозу для мира? Мы?! — Гленн остервенело стукнул по деревянному столу, отбивая собственные ладони. — Это Шотландия создала угрозу для мира, принимая приверженцев чистой крови! — крикливый голос отскакивал от стен, отдавая неистовой яростью. — Принимая вас, мразей! — с отвращением выплюнул последние слова Ковард. Пэнси инстинктивно отстранилась от волны гнева и затаила дыхание, не успев выстроить приличную окклюменционную стену. На миг оказываясь зажатой в холодном углу Паркинсон-Холла, где ее дрожащие детские пальцы вновь обнимают острые коленки. Спасаясь от исступленного гнева отца. Она ощутила покалывание магии, возвращающее в душный кабинет банка, перевела оттаявший взгляд и увидела ладонь, обхватывающую ее плечо. Пэнси никогда не задавалась вопросом, знал ли Малфой-старший об этих периодических вспышках Филиппа Паркинсона? Одобрял ли? Его длинные пальцы вновь надавили, не сильно, в поддерживающем жесте, подушечками отпечатывая протекцию на ее ключице. Она не одна. Он защитит. Дыши, Пэнси. Ее глаза, она была уверена, изменившие свой цвет на оливковый, как обычно бывало из-за наплыва эмоций, снова нашли Коварда. Чьи лицо и шея успели покрыться беспорядочными красными пятнами, а морщины от насупившихся бровей врезаться в кожу за то время, пока она пребывала в своем прошлом. Возможно, такая реакция была связана с ревностью? Может быть, в своей голове Гленну казалось, что между ним и Пэнси есть сексуальное напряжение, и это было бы началом их счастливых отношений, если бы Люциус не ворвался на их дивную, наполненную нежностью, встречу? Возможно, у него были личные счеты с Малфоем. Может быть, тот как-то раз, посчитав его назойливой преградой на дороге, столкнул Коварда в озеро в Беккенхэм-парке, породив тем самым кровную вражду? Хотелось придумать тысячу объяснений для подобных эмоций, но только не верить в то, что все такие. Что все они накачены злостью, активизирующей тягу к разрушению чужих судеб. — Судя по всему, мистер Ковард, вы забываете, в чей адрес говорите столь громкие слова, — Люциус с деликатной, но очевидной демонстративностью положил руку на руку и прокрутил кольцо с гербом Малфоев на пальце, — и заблуждаетесь, думая, что вы незаменимы на этой должности. Лицо Гленна исказила злобная гримаса. Видит Мерлин, прятать эмоции — было совсем не его. Пара взмахов палочкой, и откопированные страницы внутренних документов Гринготтса полетели прямо в руки Пэнси. — Информация, которую вы просили, — неприязнь в голосе зашкаливала, будто Ковард продавал собственную бабушку на черном рынке, а не отдавал им бессмысленные для него бумаги. Настолько явными переменами поведения он буквально вынудил ее залезть к нему в сознание, дабы прощупать степень возможной опасности. Да-а, хорошее оправдание для нелегальной попытки легилименции, будто она пришла совсем не за этим. Его коридор воспоминаний целиком и полностью состоял из скучных, как поваренная книга, что однажды подарила ей на Рождество Грейнджер, будней. Гарантированно ненужная информация. А вот в мыслях уже было кое-что интересное. Такая яркая гиперболизированная ненависть, намертво пропитывающая нефтяными пятнами личностные верования. Фамилии тех, кто ставил вето на запросы Пэнси о разблокировке средств при закрытом голосовании, были на поверхности. Пожалуй, мысли Гленн скрывал настолько же паршиво, как и чувства на лице. Что, надо сказать, существенно облегчило ей жизнь, в отличие от того напряжения, что заполонило пространство кабинета, пока эти двое вели кратковременную борьбу взглядами. — Думаю, наша встреча окончена. — Не уверена, стоит ли еще раз занимать ваше драгоценное время, Гленн, но я рада, что узнала истинное отношение к происходящему. Пэнси наградила его презрительной ухмылкой, мягко принимая руку Люциуса и поднимаясь со стула. Ковард проводил их оскорбленной миной прямо до двери. И когда, ленивой походкой пересекая оживленный холл банка, Люциус непринужденно провел пальцами по ее позвонкам, в конечном итоге расположив руку на талии, Пэнси вскипела, останавливаясь на полпути до выхода. — Хотелось бы услышать объяснения. Малфой удивленно изогнул бровь. — Откуда ты вообще узнал, что у меня встреча... Ладно, все равно. Ты не должен сопровождать меня на каждом шагу. — Это я получаю вместо заслуженной благодарности? — насмешливо ответил Малфой, не убирая руку с ее талии. — Прости, я ослышалась? — Ты бы никогда не достала эти документы с помощью одного лишь очаровательного взмаха ресниц, дорогая. — Скорее всего... но мне бы не пришлось унижать себя участием в том цирке, что вы устроили. Взгляд Люциуса скользнул с ее глаз на очерченные карандашом губы, и она была почти уверена, что за этим последует поцелуй, когда тот наклонился ближе. — Персефона, пока ты не поймешь, что, для того чтобы выиграть, надо не демонстрировать всем сохраненную до конца гордость, а использовать силы, имеющиеся рядом, — ты будешь проигрывать. Он резко отстранился, забирая тепло руки с ее тела, и направился в сторону дверей, оставляя Пэнси стоять посреди толпы с опаленными правдой губами.***
ABBA — Money, money, money
Риддл был во всем черном. С задумчивым взглядом смотрел в окно, заложив руки за спину, ладонь на ладонь. Если бы она так не торопилась задать вопрос Тео, то непременно поинтересовалась бы, не хоронят ли они сегодня кролика Роджера, ну или девственность Тома. Не останавливая надолго на нем взгляда, Грейнджер прошла вглубь комнаты, держа рукой книгу с зажатым на интересующем развороте пальцем. — Тео! — ее фальшиво дружелюбный голос явно насторожил Нотта, внимание которого до этого было приковано к активно рассуждающему о чем-то Драко. — Скажи мне, что в этой книге будет объясняться, почему Феликс Финч смог выжить после отравления Напитком живой смерти. — Конечно будет, Гермиона. — Да? — голос Грейнджер подпрыгивал от раздражения. — Почему-то я в этом не уверена. Знаешь, я на предпоследней главе, и тут, как бы правильнее подобрать слова... ни черта не объясняется! — Это будет во втором томе, — невозмутимо ответил Тео. — Втором томе? — прищурилась в подозрении Гермиона. — Здесь не говорится ни о каком втором томе. — Естественно, потому что он есть только в библиотеке Ноттов. Единичный экземпляр. Буквально реликвия. Хитрая улыбка Тео запустила мыслительный процесс в голове Гермионы. — Хочешь сказать, что подсунул интереснейшую книгу с открытой концовкой, чтобы шантажировать меня долбанным незакрытым гештальтом? — Тео, я смотрю ты совсем не опасаешься за свою жизнь, — вставил Малфой, за что сиюминутно получил от Грейнджер убийственный взгляд. — Что? — в тоне Драко содержалось дружеское подтрунивание. — Вообще, цени, что я никогда не пытался проделывать с тобой подобные манипуляции. — Я спасла жизнь твоему сыну, Драко, — у меня пожизненный абонемент в библиотеку Малфоев. — Ауч. Это запрещенный прием, знаешь? Грейнджер расплылась в довольной улыбке. — Знаю, но ты, правда, ожидал, что я буду играть честно? Хотя сама ты ожидаешь этого от других. Как лицемерно, Гермиона. Услышав фырканье Драко, она перевела взгляд на молчаливо наблюдающего за ними Нотта. — Так что ты хочешь за второй том, Тео? — Ничего такого — обмен. Одолжу у тебя пару книг. У меня появились идеи насчет будущего проекта. — Просто книги? Мнительности Грейнджер мог бы позавидовать даже Темный Лорд в юные годы. — Книги, которых нет на полках Флориш и Блоттс. — И?.. — И нет в Лютном. — И?.. — И за которые можно сесть в Азкабан, если аврорат будет проводить тщательный обыск. — Кажется, он говорит о твоих мемуарах, — прошептал Малфой прямо ей в ухо. — Мерлин, Драко! — Гермиона заливисто рассмеялась, отталкивая от себя Малфоя, и вновь обратилась к Тео: — Хорошо, зайди ко мне на днях. Нотт коротко кивнул, переводя взгляд на арочный проход. Гермиона проследила за этим движением, слегка приподнимая бровь от увиденного. Люциус Малфой и Пэнси Паркинсон зашли вместе. Нет, они не держались за руки и не шептались, одаривая друг друга томными вздохами, но с недавнего времени их взаимодействие в глазах Гермионы смотрелось иначе. Имело другой смысл. Обзор на картину, в которой она непременно собиралась разобраться, закрыл незаметно подошедший Риддл. С безупречной прической, безупречно вылепленными скулами и безупречно сидящей на нем рубашкой. Вероятно, ей стоит побольше практиковаться в контроле собственных мыслей. Риддл довольно улыбнулся, словно прочел то, что выдавало девичье сознание, все активнее начинавшее сводить Грейнджер с ума в его присутствии, и посмотрел на увесистую рукопись в ее руке. — Внеклассное чтение? Гермиона на пару секунд приподняла книгу, чтобы он мог увидеть обложку, и опустила ее обратно на предплечье. — Самые эффективные способы применения Напитка живой смерти. Интересно. — Пытаюсь найти побольше способов тебя убить. — Старайся лучше. В этой дилогии нет ничего полезного, — сардонически бросил он напоследок, исчезая в обществе подошедшего Эйвери. Гермиона закатила глаза к потолку и с громким хлопком закрыла рукопись как раз в тот момент, когда Долохов присоединился к их обществу, а старинные часы на стене Нотт Мэнора пробили семь. — Ну раз все собрались, — Риддл сделал приглашающий за стол жест рукой, — можно начать. — Макнейр и Руквуд не почтят нас своим присутствием? — саркастично спросил Эйвери, присаживаясь на ближайший к Тому стул. — Они заняты подготовкой перемещения в Шотландию. Завтра, Долохов? — Да, мой Лорд. Часть группы отправляется завтра, часть — на следующей неделе. — Какие-нибудь новости? Все взгляды в комнате обратились к Антонину, вальяжно закинувшему ногу на ногу. — Запасы истощаются, но они держатся, пока есть поставки от Франции, Германии и Штатов. Есть потери среди профессионально обученных бойцов, но у них большой приток добровольцев. — Вопрос только в том, что эти добровольцы мрут как мухи, потому что не способны отличить боевые заклятия от бытовых. — Как я понял, другие страны не решаются вмешиваться в конфликт на официальном уровне, хотя Шотландия пытается давить через СМИ... Грейнджер услышала рядом тихий хлопок — эльф передал Драко письмо. Сейчас? — Естественно, никто не хочет вступать в войну и напрасно становиться вторым фронтом. Нелепая просьба. Действия премьер-министра Уолша, по всей видимости, только раздражали Риддла. Правда, Гермиона не могла вспомнить, чтобы когда-либо Том высказывался о нем в приятном ключе. — Но они создают иностранный легион, набирают добровольцев, — хриплый голос Уильяма продрался через покашливание. — Другими словами — делают все, лишь бы не отвечать за собственных людей, — цинично усмехнулся Риддл, кивнув в сторону Драко. Что происходит? Гермиона уже собралась поинтересоваться, но услышала мягкий шепот около ушной раковины: — Я скоро вернусь. Постарайся никого не убить. Улыбка непроизвольно застыла у нее на губах, когда Малфой стремительным шагом вышел из-за стола, но стоило встретиться с изучающими зрачками Лорда, и ее рот вновь превратился в тонкую линию. Риддл прожигал ее взглядом. Странным. Будто хотел что-то сказать, но вместо этого задал вопрос Долохову, не отводя от нее внимательных глаз. — Что-то еще, Антонин? — Шотландцы облажались. — Предсказуемо, — скучающий тон Риддла ни разу не успокаивал участников беседы. Кроме Долохова, из чьего рта вырвался смешок, прежде чем он продолжил: — Линтоны. Они утверждают, что это на совести Англии, но четыре придурка из их аврората неправильно поняли сигнал. Там даже хозяина не было, — хохотнул тот, — только жена и пацан. Дебилы. — Авада? Короткое уточнение просвистело в воздухе. — Да. А мальчишку убили только ради прикрытия — Англия не оставляет за собой живых. В общем, — подвел итог Антонин, прикуривая сигарету, — Шотландия облажалась по полной программе. Наверное, это был очередной переходный этап, когда сознание уже не удивлялось подобным новостям. Когда это не казалось чем-то совершенно невозможным. Чем-то абсолютно антигуманным. Видимо, психика за последние месяцы уже настолько адаптировалась, что давала мозгу мыслить рационально, исключив стадию шока и перескочив сразу на этап принятия. И, честно говоря, в глубине души Гермиону это просто ужасало, но она не собиралась лишний раз показывать свои настоящие эмоции. Точно не перед ними. Это война. Никто не отменял человеческий фактор, ошибки и ответный огонь. Никто не отменял ложь на обложках журналов и провокации в заголовках газет. Никто не отменял того, что в накале военных действий к слову «разрушение» автоматом добавлялась приставка «само». Грейнджер постучала ногтями по темному дереву стола и вступила в разговор: — Почему тогда об этом еще не трубят со всех экранов колдотелевидения? Опять этот снисходительный взгляд Риддла. Черт возьми, ему и в самом деле доставляет удовольствие так часто смотреть на нее, как на несмышленого котенка? Может быть, это какой-то кинк? Том повел кистью в сторону Малфоя-старшего, как капитан, что решает, кто из его команды будет отвечать на вопрос ведущего. — Они придержат это. Чтобы поймать на лжи в более подходящий момент, — неохотно изрек Люциус, будто данная стратегия была прописана где-то в учебнике, но Грейнджер не удосужилась его прочесть к сегодняшнему занятию. — Странно, что эта дамочка из Пророка еще не вопит от радости. Обычно ее рот не закрывается. Наверняка она из тех, кто не затыкается даже в постели. — Судя по всему, ты много об этом размышлял. Хочешь преподать ей уроки любви, Долохов? — с кривоватой ухмылкой поинтересовался Малфой-старший, вызывая на лице Паркинсон гримасу отвращения. «Мужские разговоры — развлечение для низкосортных женщин», — часто любила повторять Пэнси. — От того, что она говорит, во мне умирает все мужское. — Странно, раньше у тебя с этим проблем не возникало, — кольцами выдыхая дым, напомнил ему Эйвери. Люциус с совершенно серьезным лицом оценил внешний вид Антонина. — Уверен, это последствия длительного пребывания в Азкабане. — В любом случае даже на самых неприятных женщинах Силенцио работает безотказно, — ухмыльнулся Нотт, получив одобрительные взгляды мужчин и ошарашенный Гермионы. — Какой смысл разделять с кем-то ложе без полноценной любви? Речь Долохова была одета в философично-поэтичную обертку, впрочем как и его напыщенное поведение. — И с этим у него тоже раньше проблем не было, — Уильям напрочь игнорировал факт того, что Антонин сидел практически напротив него, обращаясь к Люциусу. — По всей видимости, каменные полы Азкабана все же сказались на его потенции. — Ублюдки. Удивительно, что Волдеморт до сих пор молчал, позволяя мальчишкам играться, в то время как этот полилог уже подвел терпение Гермионы к самому краю. — А можно оставить разговоры о том, кто кого хочет трахать, на потом? Желательно, в мое отсутствие. — А вас и сейчас здесь никто не держит, мисс Грейнджер. Едкое замечание представителя Малфоев во мгновение вернуло ей мстительное настроение. Грейнджер приторно улыбнулась во все тридцать два ослепительно белых зуба. — Отлично, может тогда каждый поделится своими предпочтениями. Как насчет вас, Люциус? — на ее лице отражалась искренняя заинтересованность. — Есть ли у вас тайный объект воздыхания? Даже тяжелый взгляд Пэнси, упершийся в висок, не мог остановить ее феноменальный дебют в этом спектакле. Гермиона резко повернулась, бегло осматривая комнату. — А где Драко? Уверена, он тоже очень хочет послушать. — Довольно. Лорд хоть и позволял отвлечься, но явно не разделял всеобщего веселья, пока над столом висели нерешенные вопросы. Гермиона с досадой поджала губы и отклонилась на спинку стула, краем глаза уловив ухмылку на лице Люциуса. Мерлин, лишь желание поскорее закончить эту встречу удержало ее от того, чтобы показать ему язык. Создавалось ощущение, что Малфой-старший одним своим самодовольным видом возвращал ее во времена Хогвартса, к ее худшему «я». — Деньги. Ожидаемая тема. Когда-нибудь она должна была всплыть на повестке дня, но рот Грейнджер выдал следующую фразу раньше, чем она смогла ее обдумать: — Нам нужны деньги? — Да, Гермиона. Только правительство может чеканить галлеоны из воздуха, а всем остальным необходимо их где-то добывать, — в своей терпимо-педагогической манере разъяснил Риддл. — Соответственно, встает вопрос, откуда нам их достать? Том вертел меж пальцев галлеон, по всей вероятности, просчитывая в голове варианты. И пока остальные всерьез размышляли над поставленной задачей, Гермиона решила вернуть должок: — Можно продать пару твоих колдографий в журналы. Ну там, знаешь, обычные будни — Волдеморт в кожаном кресле около камина, Волдеморт, поедающий суши в серпентарии, Волдеморт и пара маглов, начищающих языками его ботинки... — увлеченно предлагала Грейнджер. Невесомая угроза затаилась в его чернильных радужках. Взгляд будто говорил ей хорошенько подумать над тем, хочет ли она это продолжать. Грейнджер пожала плечами, пробормотав с показным равнодушием: — Ну ладно, я всего лишь предложила... — Есть вариант, — впервые подала голос Пэнси, — попросить поддержки у французов. Я могу попытаться связаться с заместителем министра финансов. Неуверенность в тембре ее голоса чувствовалась как тонкая, но ощутимая струна, хотя глаза, которые она подняла на Риддла, абсолютно не выдавали какого-либо беспокойства. — Вы знакомы? — в тоне Лорда прозвучала заинтересованность. — Да, мой бывший муж часто бывал в этих кругах. — Этим ты откроешься для нашего Министерства, — резкий комментарий Малфоя-старшего заставил Пэнси перевести взгляд на пепельные глаза под нахмуренными бровями. — Пути назад не будет. — Мне кажется, я уже сделала свой выбор, Люциус. И я не собираюсь его менять. — Иногда стоит потратить больше времени на обдумывание, чтобы обойтись наименьшими потерями, Персефона. Между ними проходило какое-то противоборство. На метафизическом уровне. Но Гермиона словно не могла точно уловить суть их связи, будто так много оставалось за кадром, что выстроить логическую цепочку на детективной доске было просто невозможно. Утешало исключительно то, что это видела не одна она, судя по изгибу бровей Теодора Нотта, сидевшего рядом. Повезло, что Драко ушел из зала, видимо, для срочного ответа на только что полученное письмо, иначе это не ограничилось бы молчаливым наблюдением. Риддл, что-то подчеркивая пером в документах, которые ему предоставил Эйвери, неожиданно вернулся к теме: — Знаете, мисс Паркинсон, даже когда ситуация однозначна, надо иметь храбрость выбрать сторону. — Он закрыл бумаги и, приписав слово в углу первого листа, воззрился на Пэнси: — В этом вы гораздо смелее, чем ваши родители. Гермиона точно не знала, что Лорд подразумевал под своими словами, кроме очевидного. Пэнси редко говорила о родителях, вообще не говорила, если так вспоминать. Слева почувствовалось касание — Драко вернулся, незаметно присаживаясь рядом с ней. — И что это было? — шепотом спросила Грейнджер, цепляя пальцами рукав его рубашки. — Он попросил связаться с несколькими иностранными журналистами. Малфой отстранился, намекая ей оставить сейчас эту тему, и кивнул в сторону главы стола. — Но данный вариант плох тем, что как только мы получим деньги от слишком заинтересованной в этой войне страны, то подпишем негласный договор подчинения их собственным правилам. Это не кооперация, — продолжал лекцию Том, — а работа по найму, и я точно не собираюсь тратить на это время. На минуту в помещении воцарилась тишина, нарушаемая только шестеренками, крутившимися в черепных коробках ближнего круга оппозиции. — Арабы. Нам нужны арабы. Том не подавал идеи, своим тоном он ставил задачи к только что принятым решениям. Прочистив горло, Теодор наклонился вперед и оперся локтями на стол, сцепляя ладони в замок. — Недавно на конференции я познакомился с личным зельеваром принца Аль-Энези. — Эмираты? — Малфой-младший сдвинул брови к переносице. — Нет, Аравия. Утвердительный кивок в ответ. — Я могу с ним связаться, договориться о встрече с принцем. Или с послом. — Имя? — Викрам Гарири. Перо Эйвери прошелестело по бумаге, оставляя кляксу вместо точки. — Его имя, что, какой-то ребус из бывших Грейнджер? — с неуместным весельем прокомментировал Драко. Гермиона, застыв всего на мгновение, перевела взгляд влево, округляя глаза. Малфой с присущей ему от рождения наглостью делал вид, что не замечает ее ошеломленного взора. Комик хренов. Грейнджер почти придумала план, как она лишит его магии и отправит в магловский Лондон зарабатывать себе на жизнь стендапом, когда до барабанных перепонок донеслось: — ...буду ждать результатов к завтрашнему дню, Теодор. Завтра? И как Риддл думает, что Тео это сделает? Отправит письмо ковром-самолетом? Отвлекшись на внутренний монолог, она упустила то, что собрание окончилось, и маги начали вставать со своих мест, шумно скрежеща ножками стульев по полу. Долохов, по-видимому, собирался что-то обсудить с Риддлом, поэтому не сдвинулся ни на дюйм, направляя на нее долгий испытующий взгляд. — Что? — не выдержав, рявкнула Грейнджер, ненарочно вызывая любопытство тех, кто еще остался в зале. — Все думаю, мисс Грейнджер, — Антонин с чувством растянул ее фамилию, — как так получилось, что мы с вами оказались на одной стороне. — А вам и не надо понимать этого, Долохов. Достаточно того, что мы преследуем одну цель и не посылаем друг в друга проклятия каждую чертову минуту. Но это не значит, что мы должны забывать о прошлом, верно? Елейный тон Грейнджер для большинства мог казаться обычной издевкой, прямым намеком на их прошлое. Он и был, но не на то прошлое, что было общеизвестно. На скрытую главу в биографии Гермионы, которую можно было увидеть, только купив адвент к ее жизни или же приняв в ней непосредственное участие, как Антонин. Ну или Тео, стоявший на углу стола со стальным лицом и крепко сжимавший древо палочки. Она поднялась, слегка поправляя блузку на талии, и направилась к арочному проему, пересекаясь взглядом с Ноттом. — И все же? Думал, в момент, когда разойдется адское пламя, вы будете рядом с близкими людьми. Гермиона развернулась, не желая оставлять за ним последнее слово. — Сейчас близок тот, с кем мы уже горим в этом адском пламени. Взгляд соскользнул правее — в темных глазах Тома Риддла читалось одобрение.