Я, может, больше не вернусь, а может, я с тобой останусь

Эд послушно пил отвары и травяные настойки. От некоторых его выворачивало наизнанку и начинало трясти. Но даже после этого он продолжал принимать все, что Стид предложит. Одуряюще пахнущие травами мази, отдающие запахом мокрой коры компрессы, различные благовония и пары, щекочущие ноздри холодком, которыми его просили дышать. В промежутках между лекарствами Стид давал Эду различные супы и очень радовался, когда они оставались в желудке, а не выходили почти сразу. Некоторое время Эду удавалось притворяться, что он никого и ничего не узнает. Пожалуй, так было проще. Сил на то, чтобы спрашивать и узнавать хоть что-то, не было. Но в одну грозовую ночь, когда корабль слишком мотало по волнам, а кашель душил особенно сильно, Эд не выдержал. Его бросало от беспокойства за Стида и команду до равнодушия, в котором он пытался себя убедить. И в конце концов он сделал титаническое усилие и сам приподнялся в кровати, правда, только для того, чтобы тут же рухнуть со стоном на колени читающего рядом Стида. — Господи, Эд, что с тобой? — тут же всполошился Стид, отбрасывая книгу и обнимая его. — Стид, — скорее простонал, чем произнес Эд, уткнувшись лицом тому в колени. — Блядь… паруса. Ты опустил чертовы паруса? — Эд, ты меня узнаешь? — голос звучал слишком высоко, выдавая волнение, но потом Стид поспешно добавил: — Конечно, мы убрали паруса. Пуговка заметил шторм еще издалека. Это просто гроза, скоро море успокоится, не переживай, — с улыбкой закончил он. Но Эдвард уже понял свою ошибку и постарался затихнуть, просто прижавшись поближе. Какое-то время Стид ничего больше не спрашивал, лишь гладил Эда по голове. Потом аккуратно уложил обратно на подушку, напоил очередным отваром и только после этого позволил себе ласково провести костяшками по щеке Эдварда со словами: — Поправляйся, Эд. Потом мы обязательно обо всем поговорим. Эд понятия не имел, как реагировать на это заявление. Его разрывало от нежности и тоски, которые смешались в дикий коктейль, разъедая разум. Он прекрасно помнил, как был переполнен гневом и всепоглощающей яростью, как мечтал пристрелить Стида на месте и боялся подобного исхода больше всего на свете, потому что прекрасно понимал, что после подобного поступка ни Черная борода, ни Эдвард Тич не выживут. Поэтому сейчас ему вдвойне тяжело было принять происходящее, ведь Стид был так пугающе близко, смотрел так нежно и прикасался так бережно. Эду отчаянно хотелось сбежать и одновременно хотелось остаться навсегда рядом с этим невероятным мужчиной, который, может, и не покорил море, но точно покорил его сердце. Дни сменялись днями, и, к своему бесконечному удивлению, Эд стал ощущать, что его больше не бросает в жар и все меньше знобит. Дышать стало немного легче, и хоть кашель никуда не делся, он определенно стал не таким надрывным. Теперь Эд мог съесть небольшую миску супа, не опасаясь, что очень скоро снова встретится с ним лицом к лицу. Стид больше не пытался заводить с ним каких-либо разговоров, но почти неотлучно находился в каюте, давая лекарства, ухаживая и помогая во всем. Он всегда называл Эдварда по имени и смотрел своим теплым, открытым взглядом так, что сжималось все внутри. И это чувство не имело ничего общего с болезнью. Теперь к ночи Стид неизменно садился около кровати и негромко читал вслух. Он не спрашивал, хочет ли Эд слушать историю, а сам Эд ничего не говорил по этому поводу, поэтому каждый раз было немного страшно, что Стид передумает читать. Но этого не происходило. И вот наконец настал тот момент, когда — в первый раз за много дней — Эд проснулся и не почувствовал привычной давящей боли в груди. Это было так удивительно и так бесконечно приятно. Он просто лежал и вдыхал воздух каюты, пропитанный запахом трав, пота и вездесущей морской соли. Казалось, что в мире не было ничего лучше, чем просто вдыхать и выдыхать. Стид тоже заметил улучшения в здоровье Эда, но не прекратил лечение. Правда, сократил количество некоторых процедур и немного расширил рацион питания, в который теперь входило немного мяса и фруктов. Даже стал ненадолго отлучаться из каюты по каким-то делам, оставляя Эдварда одного. Эд, конечно же, был рад, что морской дьявол не возьмет его прогнившую душу прямо сейчас, но, с другой стороны, каждый день, в который он чувствовал себя лучше и лучше, приближал его к непростому решению. И тут вариантов было немного. В какой-то момент Эд твердо решил, что ему нужно уйти с корабля, как только он сможет уверенно стоять на ногах. Он не знал, что делать с этим тянущим чувством в груди, со спонтанными приливами злости, которые накатывали каждый раз, когда ему снились проклятый причал, пустая лодка и розовый рассвет. И не знал, что делать со Стидом, которого хотелось крепко обнять, и в то же время не верилось, что это вообще возможно. Надо было уходить. Хотя бы попытаться.