Могильный холод леденил голову, сдавливал грудь. Скорбным караулом милосердная тьма окружала тело, окутывала саваном, пахнущим лилиями — цветком правящего королевского дома Франции. Сейчас сложенными в поминальной молитве ладонями этот аромат осторожно, бережно разбавлял нотками ирис — цветок рода герцогов Андоррских, переплетался с ним, порождая причудливый букет…
И помогая выплывать из жадно грызущей боли. Болит — значит, жив. Значит, не почудились две родные фигуры в проходе меж скамей храма, когда он с трудом приподнял голову, чтобы в последний раз попрощаться с ней…
— Слышишь меня? — пробился сквозь тьму знакомый голос. — Если слышишь, хоть немного моргни.
Он даже смог повернуть голову.
— Тише, тише, не так резво, — тёплые огрубевшие руки обхватили его виски, бережно поглаживая.
Пару раз моргнув, Арамис разлепил тяжёлые веки.
— Говорить будет неприятно, но доктор Лемей рекомендовал осторожно, чтобы связки начали работать и восстанавливаться. — Тревиль придвинулся с креслом поближе, не убирая рук, и посмотрел своим невозможным отцовским взглядом.
— Я что… в Лувре? — Арамис понял это по окружающим его предметам обстановки.
Прежде чем ответить, Тревиль приглушенно позвенел колокольчиком и приказал почти сразу же появившемуся слуге привести доктора Лемея. В приоткрывшийся проем двери, пока слуга выходил, Арамис заметил усиленную охрану в галерее.
— Тебя привезли на следующий же день, — заговорил Тревиль. — Был большой риск, что ты не перенесешь дорогу, но у Лемея не было с собой необходимых средств. Карета, в которой отправилась в поездку Ее Величество, была слишком мала, чтобы везти тебя в ней, и граф де Ри предложил свою. Кстати, он сыграл не последнюю роль и в подавлении мятежа.
— Как Анна и Луи? — перебил Арамис, сейчас его прежде всего волновало это.
— Его Величество не пострадал, — понимающе успокоил Тревиль. — Д’Артаньян нашел его спокойно спящим. Луи не видел, как наш гасконец вырубил охранявшего келью наемника, а после оставил охрану из трех часовых. Он крепко спал и не слышал шума схватки в храме и начавшейся после суеты, поднявшейся, когда стало понятно, что произошло. Ему сказали, что ты заболел.
Арамис с облегчением выдохнул. Все же Анна была с ним и о ней, он был уверен, позаботились те, кто не почудился ему в горячке агонии, а вот за сына он переживал.
— Значит, я не ослышался в бреду, и д’Артаньян…
Настежь распахнувшаяся дверь явила олицетворение последних слов. Встревоженный взгляд друга быстро оценил состояние консорта, и д’Артаньян в два огромных шага достиг алькова.
— Больше всего я боялся, что мы опоздали, — охрипшим от волнения голосом прошептал он, чуть не сев мимо стула.
— Ты мне сейчас же все расскажешь, но сначала — где Анна? — Арамис перевел взгляд с друга на министра и обратно.
— Ее Величество проводит с тобой все ночи и все время, что позволяют дела, днём, — начал Тревиль. — В остальное время здесь кто-то из нас троих. Счастье увидеть твое возвращение из царства Морфея выпало мне, — улыбнулся бывший капитан.
— Я проверял караулы, — вмешался д’Артаньян, — когда мимо пробежал слуга и сказал, что консорт очнулся и к нему приказали позвать лекаря.
— Портос, очевидно, сопровождает Ее Величество в Бастилию, — продолжил Тревиль.
— Я лично контролировал, чтобы мятежники были надежно заперты там в самых дальних и мрачных камерах, — вновь заговорил д’Артаньян, и тут уже Тревиль снисходительно кивнул ему, передавая право рассказать о том, чему сам непосредственным свидетелем не был. — Наемников поместили отдельно, и Ее Величество дала им выбор. Те, кто сотрудничал и назвал имена стоявших во главе заговора, получили ее снисхождение и были повешены. Кто отказался говорить, были колесованы на главной площади города. Она бы приказала казнить их так, как они хотели поступить с тобой, и ты знаешь… — д’Артаньян замолчал на мгновение, тяжело дыша. — Я видел ее глаза и чувствовал то же самое. Они заслужили. Они умирали долго и мучительно и никто… слышишь, никто из горожан за прошедшие полтора дня не выразил сочувствия. Чаще всего презрение было самым ярким проявлением эмоций — в них плевали, а кто-то даже плеснул помоями.
— Покушение на королеву, короля и консорта — самое тяжкое преступление, — тяжело вздохнув, покачал головой Тревиль. — А тебя любят, и Ее Величество рядом с тобой лишь укрепила свое положение, из принцессы-испанки, к которой стоит относиться настороженно, став любимой королевой-матерью Франции. Поэтому известие о заговоре всколыхнуло не только Париж. Атос едва сдержал волну гнева народа Андорры. Покушение на тебя сплотило противостоящие в прошлом стороны, главы всех дворянских фамилий составили и отправили в Париж петицию с требованием жестоко покарать бунтовщиков.
— Кто еще, кроме герцога Куртгёза, стоял во главе? И где они?
Арамис не скрывал металла в еще слабом голосе и того, что не считает только что озвученное чрезмерным. Да, он четыре года был послушником и всегда почитал заповеди Господа, но тех, кто попрал их и осквернил святыню Господню кровью, не считал заслужившими милость Его.
— Роберта поместили отдельно, — продолжил Д’Артаньян. — Его охраняли назначенные Портосом люди, которых всем золотом мира не купить. Но этот идиот пытался… — д’Артаньян жестко усмехнулся. — Мы с Портосом лично допрашивали его. И вновь я не ощутил внутреннего сопротивления или толику сомнения. Наемники выдали нам его сторонников, но мы хотели добиться подтверждения их имен и от него. Мы помнили, какими стали твои руки, когда сняли тебя с креста, и мы бы заживо сдирали с его ладоней кожу, пока он не назвал все имена до единого.
— Сейчас, — сменил капитана Тревиль, — допросы продолжаются. Мы узнаем все подробности заговора. Будут наказаны все: от герцога до слуги, начищавшего оружие, и казначея, отсыпавшего деньги на оплату наемников. Кроме Куртгёза в казематах Бастилии глава Штатов Бретани маркиз де Монфор — потомок рода, правившего провинцией четыре века назад, и всегда выражавший несогласие с потерей независимости после присоединения к Франции. Когда ты то же самое сделал с Андоррой, он возненавидел тебя и только ждал случая. Тот подвернулся в лице графа Гастона де Коменжа из дома Коменж-Гито, считающего, что его провинция брошена и забыта Парижем. Именно он стал инициатором заговора, чутко прощупав, кого еще следует привлечь. Гастон шпионил на граничащую с Коменж Испанию, там ему и подсказали обратить внимание на де Монфора, Куртгёза и графа д’Альбон, потомка Гига VI Андре.
— Что-то все Гастоны, что мне пока встречаются, — предатели короны, — мрачно хмыкнул д’Артаньян.
— Всех заговорщиков сразу лишили титулов и земель, их семьи отправлены в удаленные монастыри с пожизненным запретом всем их потомкам покидать окрестности. Коменж, несмотря на усилия дознавателей, пока молчит. Монфор признался быстро, против Куртгёза и так были неопровержимые доказательства. Альбон тоже упорствует, но Портос вчера говорил, что его физические силы подорваны и долго сносить муки он не сумеет.
— Портос его дожмет, — уверенно кивнул д’Артаньян. — Думаю, именно этим он сейчас и занимается.
— Анна присутствует на?.. — Арамис не договорил, все же удивившись.
— Ее Величество не пропустила ни одного допроса, — кивнул Тревиль. — Признаться, я сам был удивлен твердостью и решимостью отдаваемых ею приказов. Но я понимаю ее. На ее глазах убивали не просто консорта, а ее любимого мужа. Убивали жестоко, безжалостно. Заставляли ее смотреть на это, заставили тебя добровольно пойти на крест. Будь я на ее месте, тоже бы не простил. Сейчас не время для сентиментальностей.
— Мятежники добились лишь того, что ожесточили королеву, — поддержал д’Артаньян. — Но не только мы, большая часть знати поддержала ее жёсткие решения. Атос писал, андоррская знать надеется, что окончательное возмездие руководителям заговора будет «более достойным их деяния, чем используемые средства допросов». Это я процитировал, если что, — с выражением выделил д’Артаньян последние слова. Еще и посмотрел так, что Арамису с Тревилем стало ясно, каких титанических без преувеличения усилий стоило Атосу успокоить возмущенную знать Андорры.
Арамис перекатил по льняной наволочке отяжелевшую от обилия нахлынувших новостей голову. Тревиль обеспокоенно обругал себя вслух, вспомнив, что они забылись и переусердствовали с разговорами, как двери распахнулись, впуская доктора Лемея.
— Найди графа де Ри, — морщась от укола боли, попросил Арамис поднявшегося д’Артаньяна, перехватывая его руку забинтованной ладонью. Друг кивнул, с неуверенной улыбкой посмотрел на повязку и вышел следом за Тревилем.
— Слава Господу, ваш сильный организм справился с кровопотерей, — радостно начал с хороших новостей Лемей. — Сейчас я посмотрю состояние ран и определюсь с дальнейшим лечением.
Арамис кивнул и откинулся на подушку, позволяя лекарю осторожно разматывать бинты. Изредка он шипел от боли, прикусывал губы, понимая, что еще очень долго последствия будут беспокоить его, далеко не сразу перестав быть такими нестерпимо острыми. Но когда доктор Лемей обследовал ногу, Арамис, даже покрываясь испариной, уже знал — он будет ходить.
***
— Ваше Королевское Высочество…
Арамис кивнул и жестом пригласил графа де Ри войти. Слуга с поклоном закрыл за молодым графом дверь.
— Простите, граф, — хрипло прошептал Арамис, когда наследник наместника Пуату присел на стул у его кровати. — Ненавижу эту слабость…
— Вы и слабый? — совсем в духе их первого знакомства озорно усмехнулся де Ри.
— Рассказывайте, — улыбнулся Арамис на короткий, но ёмкий и отнюдь не льстивый комплимент. — Д’Артаньян сказал, вы сыграли большую роль в раскрытии заговора и подавлении мятежа. Мне почему-то кажется, что отчасти благодаря вам я остался в живых. Так что случилось?
— Я горд, что мое незначительное участие спасло консорта Франции, — посерьезнел де Ри. — И важнее словесной патоки от многих для меня была благодарная улыбка Ее Величества. Ваш друг и капитан мушкетеров рассказал ей. Я не привык хвастать сделанным, но повинуюсь вашему приказу.
Молодой граф на мгновение замолчал, увидев, как консорт едва заметно поморщился от боли, пытаясь приподняться в кровати. Де Ри нахмурился.
— Доктор Лемей говорит, что произошедшее подорвало моё сердце, — объяснил Арамис, с благодарностью приняв помощь графа. — Я был солдатом, и мы никогда не задумывались, что наши ранения могут влиять на что-то, кроме того места, куда угодила пуля или клинок. Но с тех пор, как я пришел в себя, я часто чувствую тупую боль в груди, и становится больно дышать. Лемей сказал — это сердце. Обещайте, что не скажете никому без моего разрешения. Особенно Анне…
— Я повинуюсь, но Ваше Королевское Высочество… — де Ри покачал головой, — после случившегося королева Анна будет еще более бояться потерять вас, и ради нее в первую очередь вы должны забыть о прежнем понимании слабости. Простите мою дерзость…
— Ты прав, — прервал Арамис, незаметно переходя на более доверительное обращение. Де Ри заметил это, судя по на мгновение замершему взгляду, но не подал вида, и Арамис поставил молодому графу еще один жирный плюс. Значит, ко всему скромен и тактичен. — Рассказывай, — и Арамис вернулся к началу разговора.
— Я возвращался из деревни, что мы проезжали, той самой, где, если вы помните, герцог Куртгёз бросил мальчишке немного медяков и серебрушек.
— За то, что тот вытащил застрявший в подкове его великолепного гунтера камень, — конечно, помнил Арамис.
— Я запомнил это, — кивнул де Ри, — потому что такая щедрость даже опасна, ведь другие дети или даже взрослые мошенники могли избить мальчика за эту огромную с их точки зрения сумму. Но тогда я подумал, что герцог хочет произвести на вас впечатление своей щедростью и открытой душой. Однако, мысли о мальчике не давали мне покоя, и после ужина я взял слуг и решил проехаться к деревне. Я действительно нашел мальчика сильно избитым и забрал с собой. Он оказался сиротой, воспитывал его кузен его дяди, седьмая вода на киселе, как говорится. Тот охотно собрал какие-то пожитки и благословил родственника ехать со мной, сам мальчик тоже не возражал. Мы неспешно подъезжали к монастырю, когда я увидел в глубине леса привязанных к деревьям лошадей. Их было слишком много, небольшой табун, что вынудило меня пустить своего коня в галоп. Въехав во двор монастыря, я быстро передал мальчика первому же монаху, попросив пока покормить и отвести к лекарю. Сам же я решил обойти территорию монастыря. Я не понимал, почему меня так встревожили те лошади, но волнение не отпускало. Я бы просто не смог уснуть, поэтому решил успокоиться, убедившись, что все в порядке. Снаружи я ничего не заметил, но едва вошел внутрь, как увидел, что в другом конце коридора Его Величество за руку ведет какой-то человек.
Арамис покачал головой, осознав, как глупо попались мятежники. Прикасаться к члену королевской семьи недопустимо. Арамис с улыбкой вспомнил, как друзья по первости, едва он только стал консортом, несколько раз нарушали принятый протокол. А уж чтобы кто-то коснулся маленького короля, кроме матери или его, ее консорта!.. Но откуда это было знать наемникам? Их явно не обучали этикету, готовя только убивать. С чем они почти справились, если бы не подозрительность молодого графа.
— А ведь по опыту нашего первого общения могло показаться, что это именно вы воспринимаете меня в штыки, в то время как герцог Куртгёз… — Арамис в изумлении покачал головой.
— В тот момент, когда я увидел Его Величество с незнакомцем, я о герцоге и не подумал даже. А потом вспоминая и сопоставив детали… — де Ри тоже покачал головой. — Вы правы, что никто бы не заподозрил в нем заговорщика. Тогда же, в монастыре я сначала спрятался, чтобы меня не заметил тот человек, а когда он с королем скрылись из вида, покинул укрытие. К сожалению, когда я добежал до конца коридора и выглянул за угол, то обнаружил, что дальше он расходится в три стороны. Я не знал, куда мне идти, когда услышал в отдалении шаги. Побежав на них, я встретил капитала д’Артаньяна. Я объяснил ему кратко, что меня так встревожило, и мы решили разделиться. Капитан сказал, что оповестит вас с королевой, а меня попросил идти к келье короля. А ведь мы были так близко… и еще ничего не случилось…
— На тот момент вы не могли знать весь масштаб заговора, — успокоил Арамис сетующего на свои воспоминания графа. — Вы сделали то, что сделал бы на вашем месте любой — вы увидели угрозу вашему королю и искали его.
— Пока я достиг кельи Его Величества, пока увидел, что его в ней нет, а фрейлина крепко спит… Я поспешил на поиски капитана д’Артаньяна. И вновь время… — граф, как ни старался, никак не мог успокоиться, вспоминая.
— Вы не могли знать, — повторил Арамис.
— Я наткнулся на вашего второго друга, генерала Портоса, когда мы услышали голос капитана. Он выбежал на наши голоса и сказал, что вас с королевой в покоях нет. И тут я рассказал им про лошадей… Сейчас я понимаю, что только тогда что-то «ёкнуло», как потом бросил генерал. Мы просто бежали по монастырским коридорам, когда услышали глухой звук, какой бывает при постройке деревянных сооружений. Капитан д’Артаньян попросил меня бежать к мушкетерам, а сам с генералом пошел на звук. Дальше вы знаете…
— Фредерик, если бы ты, — Арамис вновь перешел на более неформальное общение, показывая так свою безграничную благодарность и расположение, — не увидел тех лошадей и не решил осмотреть монастырь… Я, быть может, всю оставшуюся жизнь буду хромать и не смогу обойтись без трости. Вероятно, я не буду более фехтовать, как умел ранее, и не попаду больше в центр мишени из пистолета. Но я буду жить. И это важнее всего. Спасибо.
— Возможно, вы правы, и в каждый из тех моментов я, капитан, генерал действовали по ситуации, но, — де Ри вздохнул, — я не смогу простить себе, что не пошел за тем мятежником сразу и не предотвратил…
— Вы все делали правильно. Перестаньте винить себя. Считайте, что это приказ.
— Да, Ваше Королевское Высочество, — поклонился граф.
— И имейте в виду, что, став калекой, я не перестал видеть людей насквозь, — улыбнулся Арамис.
— Ваше Королевское Высочество! — вскинулся де Ри. — Какой вы ка…
— Что есть, то есть, будем смотреть жизни в лицо, — прервал Арамис, не заостряя внимание, что до этого прервали его. — Голова моя, — продолжал он, — на том же месте и в том же состоянии, так что я пойму, если вы решите лукавить. А если хотите искупить свою надуманную вину, мне пригодится человек столь наблюдательный и уже показавший себя в деле. В одном Куртгёз был прав — вы «договорились». До должности моего личного помощника. Надеюсь, ваш отец отпустит вас в Париж надолго, быть может, навсегда, а мальчика, которого вы забрали из деревни, можно устроить здесь же, на дворцовой конюшне. Его Величество только начал осваивать азы верховой езды, и нам с королевой будет спокойнее, если при нем будет тот, кому мы всецело доверяем. А мальчик вырастет рядом со своим королем и, даст Господь, станет его верным другом и защитником.
Поклонившись в знак почтения и согласия, Фредерик де Ри поднялся после отпускающего его жеста консорта и покинул комнату. Два мушкетера у двери окинули его взглядами, проверяя, в каком состоянии покинул их господина гость, и успокоились, увидев, как искренне молодой граф улыбнулся. В Пуату справится его младший брат, сам он никогда править и не стремился. А вот пойти дальше, сделать карьеру при дворе королевы Анны и умного, смелого и искреннего консорта, к которому он проникся глубоким уважением, де Ри счел за высшую честь.
***
Анна вошла в неслышно распахнувшиеся перед ней двери. Так же тихо те захлопнулись за спиной королевы. Анна с улыбкой прилегла рядом с мужем на широкую кровать. Он еще очень уставал и уснул за считанные минуты, едва молодой де Ри покинул его покои — Анна видела, как граф спускался по лестнице.
Бережно накрыв повязку на лежащей поверх одеяла руке Арамиса, Анна холодно улыбнулась, вспомнив события сегодняшнего дня, мерзость признаний и лжи. Она отбросила эти мысли и тут же ласково поцеловала повязку. Они все заплатят за его боль… И за то, что чуть не отняли его у нее.
