Истоки трепетных чувств

      Он ничего не видел. Он не чувствовал. Ничего не знал и не хотел.       Он просто был. Не зная где, не зная зачем. Неуверенный даже в том, действительно ли он есть.       «Из-за тебя»       — Что? — хотел спросить, но не получилось. Неожиданно пришло осознание того, что для этого нужно тело или хотя бы рот. Как говорить, если ничего нет?       «Из-за тебя»       Мертвую тишину вновь прервал чей-то голос. Такой безликий, словно шелест ветра, когда засохший листок царапающим асфальт танцем проносится по улице. Становилось страшно, хотя отсутствующее сердце и не стучало что есть силы.       «Почему из-за тебя должны страдать другие?»       Он не знал, о чем речь, но понимал, что виноват. Знал, что заслуживает обвинений, кануть в небытие, утратить все, что делает его собой. Словно осознание вины помогло, он стал вспоминать. Какие-то очертания. Силуэты. Белый свет.       «Из-за тебя!»       Голос прозвучал так громко, разбиваясь многократным эхо, что захотелось спрятаться, особенно когда каждое слово отзывалось нестерпимой болью. Очертания постепенно становились ярче, разгоняя пустоту, мелькая прямо над ним. Ему хотелось дотянуться до них, хотелось ТУДА. Сам не зная почему, он был уверен, что там не будет боли. Там будет что-то такое странное, необъяснимое. Теплое.       «Никогда! Из-за тебя!»       Новый крик пронёсся вихрем, заставляя блекнуть и без того тусклый свет. Лишь темный силуэт становился чётче, позволяя увидеть мягкую улыбку.       Он не знал, как, но почувствовал обжигающие слезы, что показали контраст с окружающей мерзлотой.       «Помнишь? Сколького он лишился ради твоей дурости?»       — Прости, — беззвучно прошептал, зная, что не услышат. Что слишком поздно. Он знал, в чем виноват, знал, что жил с этим столько лет. И знал, что ничего исправить не сможет. Уже ничего не сможет.       Но все же он тянулся. К тому свету, единственной вещи, что существовала. И к тому важному силуэту, что, казалось бы, его звал. Он тянулся изо всех сил. И когда показалось, что у него получится, почувствовал, как его тянет назад. Как голос вновь убеждает его в вине. Несуществующее тело обхватило что-то липкое, мохнатое и острое, унося все дальше от помощи.       «Заслужил… За все! За каждую перьинку, за каждую эмоцию…»       — Хватит, хватит! Я старался все исправить! — неожиданно прорезался голос, появились руки, что отчаянно зажимали уши.       Боль не прекращалась ни на секунду, его оттягивали все глубже и глубже, заставляя задыхаться, словно вязкая нефть затапливала глотку. Клочок света становился все меньше, пока не исчез совсем.       «Виновен. Виновен!»       — Леха, твою мать! Борись! Дай мне руку.       Оказывается, свет не померк, просто темный силуэт закрыл его собой. Кто-то выглядывал оттуда, протягивал свою руку и звал. Звал с собой. Туда, где светло и тепло. Его голос был не такой громкий как другой, но Леша все равно слышал только его. Силуэт ждал его. Кажется, очень давно ждал.       — Я не могу дотянуться! Меня не пускает!       — Ты сам себя не пускаешь. Вспомни, ради чего все это?       И воспоминания вихрем стали проносится одно за другим, давая понять — кто он такой. За что он борется. И почему не имеет права сдаться.       «ВИНОВЕН. ВОКРУГ ОДНА БОЛЬ И СТРАДАНИЯ»       — Я сделал все, на что хватило сил, — прошептал Леша, — и не сдамся теперь. — Он вскинул руку, сбрасывая с нее мелкие прикосновения, сдерживающие все это время. Оказалось, что силуэт находится прямо возле него, только руку протяни. И он протянул.       То самое тепло, желанное и долгожданное, окутало все его тело. Почувствовался рывок, а сияние становилось все ближе и ближе.       — Ты… — вздох облегчения прозвучал сразу же, стоило только узнать Его. Ангела, что оберегал его всю жизнь.       Леху все еще пытались схватить за ноги, но теперь уже у них не было сил. Лишь бесполезно скользили по телу, оставаясь далеко позади. Но Леша все равно не смотрел вниз, его взгляд был прикован к тому, кто крепко сжимал его ладонь.       — Нурлан…       Они оказались посреди пустоты без цвета и контура, без начала и края. Леша жадно всматривался, не веря тому, что видел. Дожил, справился, и, зная, что теперь может сколько угодно любоваться, не мог насытиться. Он уже тянулся рукой к чужому лицу, как крылья Нурлана осыпались перьями, тут же исчезая.       — Эй! — заволновался Леша, уверенный в том, что он стоит на месте лишь из-за ангела. Но ничего не последовало, никто никуда не упал. Леша не хотел переживать из-за крыльев, да и вообще тратить время на пустяки. Он боялся узнать, что что-то поменялось, что ангел остыл к нему, что устал ждать, что все напрасно. Но и эмоции соулмейта, которых он не чувствовал столько лет, обволакивали так сильно, так крепко, как если б его прижимали к сердцу что есть силы. Глаза предательски заслезились, и он решил сменить тему. — Как-то тут иначе, хотя по-прежнему «зависаем»…       — Мы уже не там, где были раньше, — пояснил Нурлан, и даже в взгляде его было так много всего. — Знаешь, забавно видеть тебя старым, тебе идет.       Фраза была сказала с такой нежностью, что на смысл Леша обратил не сразу, а после взглянул на свою руку, по-прежнему сжимающую чужую. Она была такой, какой он ее видел еще совсем недавно: дряблая, тонкая морщинистая кожа обтягивала выпирающие костяшки.       — А ты чего такой же? — ангел сильно не изменился с тех пор, каким был в их прошлую встречу. На вид ему все еще было лет тридцать. — Ты же говорил, что растешь вместе со мной.       — Оказалось, после смерти можно быть каким хочешь. Ты тоже можешь, просто представь. А я никогда не видел себя в старости, так что не могу.       — Все как обычно, — усмехнулся Леша, зажмурившись от усердия и тут же стал маленьким ребенком. И так высокий Нурлан теперь возвышался над ним небоскребом. — Ого, так вот оно как — быть длинной каланчой, — став выше ангела, он так развеселился, что и забыл обо всем.       — Успокойся, пожалуйста. Люди обычно так не веселятся, умерев.       — А чего я умер? — спросил Леша, став под стать Нурлану тридцатилетним, таким же, каким был давным-давно.       — Ты ушел самой счастливой смертью — во сне, дожив до глубокой старости. Кто бы мог подумать, да?       — И что теперь?       — Сперва ты должен все вспомнить.       — Да-к вроде никогда на склероз не жаловался, все помню.       — Только последнее, а все что было до — нет.       Повисла тишина. Леша старался обдумать услышанное, но он правда помнил все и даже то, что хотел бы забыть. Он помнил каждую встречу с ангелом, помнил свою жизнь до него, с ним, и без. Поначалу без Нурлана было плохо, но он держался. Легче стало тогда, когда родился сын. Когда помирился с Дианой, и стал третьим колесом в их велосипеде-тандеме. Нет, девушки были ему рады, особенно, когда он помогал, забирая малыша на выходные, что очень удобно для пары, наконец осмелившейся на чувства. Но смотреть на чужое счастье было тяжело. Он жил, как и обещал Нурлану, стараясь не цепляться за прошлое, идти своей дорогой, и у него почти получалось. Он продолжал периодически что-то бормотать вслух, но уже не так целенаправленно, словно просто размышлял, и ни к кому конкретному не обращался.       Когда прошло пять лет, он поехал к месту аварии, с которого все и началось, и весь день провел у обочины, сидя в траве и наигрывая на гитаре песню, что ассоциировалась с ангелом. Ту самую, в строках которой печаль от одиночества, но и бесконечное признание. Он тогда улыбался, показывая, что у него все хорошо, что это лишь приятная светлая грусть. Ностальгия по счастью, которой он позволил затопить себя впервые после падения с моста.       Еще он помнил, как старался завести отношения, но они все не складывались. И как на десять лет решил вновь прыгнуть с парашютом. Он старался не вспоминать о Нурлане лишний раз, старался жить. Но, зная, какие эмоции он мог испытывать с ним, какие сильные чувства в нем все еще были… все казалось безнадежным. Зато он служил на благо человечеству и даже действительно построил церковь. Зачем, он не знал, просто надеялся, что это поможет хоть кому-то, даже если не ему самому. В скольких благотворительных акциях участвовал, основал собственный фонд. Он помогал всем, кому только мог.       Неожиданно, ему стало мало того прикосновения ладонью, и он притянул ангела в объятья, услышав вздох облегчения. Он так давно об этом мечтал, так хотел коснуться. Его руки жадно скользили по чужому телу, пытаясь насытиться, понять, что это реально. Чувство правильности и родного лишь доказало ему в очередной раз — в своей жизни он не мог быть так счастлив, как в смерти.       — Не понимаю, о чем ты, — наконец произнес Леша, когда успокоил свои взбунтовавшиеся чувства. В ответ его с не меньшим жаром не отпускали, даря покой, лишая прежних сомнений.       — Я могу помочь вспомнить. Только осторожно, может хлынуть слишком много информации, — Нурлан глянул в глаза, что видел изо дня в день, огладил пальцами черты лица. Ему хотелось плакать от того, что он может, наконец-то может прикоснуться, обнять, взъерошить волосы и уткнуться в них, почувствовать запах, что представлял так долго. Ему было слишком много, за годы одиночества он, кажется, разучился быть человеком, и сейчас захлебывался в ощущениях, но не хотел спасения. А такой жадный и отзывчивый Леша делился с ним в ответ своими чувствами, показывая, что все взаимно, как и прежде. Как и всегда.       — Попробуй, хотя и не понимаю, что такого важного я забыл.       Нурлан склонился и мягко прикоснулся к чужим губам. Ему хотелось успеть, пока Леша такой расслабленный, лёгкий, благодарно пьющий его дыхание. А потом прижал пальцы к чужим вискам. Он хотел лишь слегка подтолкнуть, приоткрыть замкнутые воспоминания, но переборщил, судя по болезненным ощущениям и скривившемуся лицу Леши.       — Так, стоп! Я ничего не понимаю, — Леша вырвался из чужих объятий и упал на колени. А затем схватился за голову, озираясь среди белого света, но не видя окружающего. — Что значит — не первая жизнь?       В отличие от Леши, Нурлан знал, что происходило. С ним самим было такое недавно. Стоило его подчинённому умереть, а страху за чужую жизнь отступить, как к нему стала возвращаться память. Он вспомнил и ждал встречи с тем самым Лешкой, что готов ради него на все.       Голова от обилия воспоминаний раскалывалась, обрывки жизней проносились один за другим, вихрем разбрасываясь, словно пазлы, на миллион деталей с изображением без определенной картинки. Он видел себя в странной одежде, он видел себя в белом свету, он видел очереди и ангелов, но ничего не понимал. Лишь знал, что жизней было больше одной. Он потерялся в воспоминаниях, забыв, где он, с кем, да и кто вообще он такой. Кто-то прижал его к себе, помогая пережить происходящее, и он скорее интуитивно понял, что зла ему не желают, просто переживают, и тогда благодарно уткнулся в невидимую поддержку. С нежным поглаживанием по голове стал замедляться и вихрь, приобретая подобие узора. Он вспомнил поместье, в котором был так счастлив, своих родителей и друзей, учебу и службу. Самым ярким воспоминанием была встреча с графом Сабуровым. Он увидел каждую их встречу, каждое письмо и каждую разлуку. Вспомнил, что полюбил его так сильно, что боялся в этом признаться даже самому себе. Что довольствовался тем, чтобы просто быть рядом, заботиться и поддерживать, даже если бы тот любил другую. Нежность, с которой он наблюдал за спящим Нурланом, затопила его так сильно, что вылилась счастливыми каплями по щекам, и кто-то их заботливо стер. А еще он вспомнил свою смерть, глупую, как и все, что делалось в мире во имя любви. Он переживал о Нурлане, его жар и хрупкое состояние были прямым доказательством того, что ему нужно было домой, к хорошему лечению, нормальным условиям и уходу. Ему хотелось покончить со всем как можно скорее, оттого и тянуло на необдуманные поступки — все, лишь бы помочь Нурлану. Этот человек значил слишком много в той жизни, что можно было и лишиться ее. Кто ж знал, что так получится. Он вспомнил поцелуй, что мог бы и оживить, как в сказках, что рассказывала мама. И он действительно не дал ему умереть. Воспоминания о том, как отчаянно цеплялась его душа за тело, принесли боль, ведь тогда обезумевший от горя Нурлан потерял рассудок. За ним, за человеком, подобным раненому зверю, летела и его душа. Ему хотелось остановить его, забрать всю боль, но не мог. Полыхающая деревня ужасала. Последнее, что успела увидеть его душа, — это сломленного Нурлан, в огне и слезах шепчущего его имя. Больше ему не позволили оставаться, и он оказался на том свете.       Толпа, среди которой он пришел в себя, неслась бесконечным потоком, разбиваясь на ручьи поменьше. В основном, были незнакомцы, но кого-то он узнавал, с ужасом понимая, что, возможно, он их и убил. Только лица людей больше не были воинственными, лишь уставшими. Они не отзывались на его вопросы, да и не останавливались, лишь брели куда-то вперед. Леша помнил, что его неудержимо тянуло последовать за ними, и лишь мысль о том, что где-то должен появиться Нурлан, держала на месте. Он оглядывался, всматриваясь в лица, пока не заметил стоящего поодаль человека. Нет, это был не просто человек. За спиной у того были крылья, и взгляд на его безликом лице был осмысленный, только скучающий. Алексей пробрался к нему и стал рядом, так, чтобы не упустить из виду поток. Все равно ангела было видно лишь краем глаза, смотря в упор он становился нечеткой фигурой.       — Прошу прощения, я ищу человека.       — Здесь людей, как овец на лугу, выбор огромен, — отбросил ангел, не взглянув даже толком.       — Мне нужен Нурлан Юрьевич, он сгорел недавно, — твердо произнес Алексей, не намереваясь отступать.       — Значит, он где-то здесь, если не ушел.       — А куда все идут?       — Никуда, — безучастно произнес ангел.       И действительно, присмотревшись, стало ясно, люди ходили кругами, даже если и проходили куда-то, то все равно возвращались туда, откуда начали.       — А зачем они идут по кругу?       — Они не готовы.       — К чему?       — Двигаться дальше. Большинство из них тени, они не знают, что их уже нет. Думают, что это их жизнь. А вы осведомлены о своем положении и можете идти дальше.       — Нет, я же сказал, ищу друга.       — Вы должны, — только ангел это произнес и потянулся к нему, как Алексей скрылся в потоке. Он не мог уйти один, и даже если бы за ним погнались или насильно выводили, он бы сопротивлялся изо всех сил.       Воспоминания понеслись дальше, вот он заметил потерянного Нурлана, вот побежал к нему, расталкивая всех вокруг. Как он тряс его, убеждая в том, что идти никуда не нужно. Как поцеловал, желая пробудить от бессмысленного сна, и что у него это получилось. Их второй поцелуй был среди мертвых людей, бредущих напрасно, словно белки в колесе, и лишь у них двоих все было иначе. Они умерли, но жизнь в них била через край. Смущенный Алексей, не дав ничего сказать, схватил Нурлана за руку и потянул к ангелу, что наконец обратил на них внимание. Тот беспристрастно оглядел их и сказал, что они могут следовать далее, но по-отдельности. Только Леша отказался отпускать спутника, да и его руку лишь крепче сжали.       Так они оказались в какой-то комнате, отдаленно напоминающей кабинет. Им ничего не объяснили, ничего не сказали. Просто оказались в этом месте с какими-то людьми и ждали, но будучи вдвоём им это было не в тягость, в отличие от остальных. Другие хотели взглянуть на себя, только зеркал не было, тогда они кричали и ругались, рыдали и молились, вспоминали свои жизни и убеждали всех в своей невиновности. Нурлан с Алексеем не обращали на них внимания, увлеченные друг другом. Они смогли поговорить, сперва смущаясь, перебрасываясь загадками о том, что чувствовали, и, наконец-то осмелев, признались по-настоящему. Не зная, чего ожидать, они хотели лишь одного — какой бы приговор им не вынесли, быть вместе. Все это время они держались за руки, боясь отпустить — что-то им подсказывало, что делать этого нельзя.       Какое-то время спустя, они оказались в пустоте, их хотело оторвать друг от друга, но и тогда они не разжали ладоней.       Воспоминания о суде были блеклыми, Алексей не помнил никого из судей, но их решение тут же всплыло в голове. Им поведали то, что сам он был свободен, и все из-за того, что он не чувствовал вины и все его действия обосновывались принципами, нерушимыми правилами, которым он следовал вопреки всему. Сам он себя не мог винить, а значит совесть его чиста, и никто другой осудить не мог. С Нурланом было хуже, стоило ему узнать, что из-за него погибли невинные жители деревни, он принялся проклинать себя. Известие о том, что он и сам бы вскоре отошел — на первый взгляд, его плечо прошло, но внутри остался гной, из-за чего и лихорадило — его бы убило второй раз, но высшие силы приказали успокоиться. Мучающие его по ночам кошмары все равно привели бы туда, где они находились сейчас, к тому же исходу.       Алексей помнил свой гнев, помнил, что отбросил все почтение и страх, требуя милости для Нурлана. Он рассказывал о том, какой ошибкой будет подвергнуть мукам такого прекрасного человека, но его не слушали. Он просил, он умолял, он кричал — у него отобрали голос. Тогда он начал жестикулировать, собираясь разнести все и всех, показывал неприличные жесты, но все было зря. Поздно опомнившись, он осознал, что отпустил чужую руку, а захотев схватить ее снова, увидел удивление на лице Нурлана. Оказывается, Нурлан хотел успокоить его, схватить за плечо, но не смог, он пробовал вновь и вновь, но безуспешно. Алексей тоже попытался, но коснуться друг друга они уже не могли. Их пальцы пролетали сквозь тела, и негодующему Алексею пришлось успокоиться и выслушать. Вместо наказания предложили второй шанс, прожить виновному еще одну жизнь, искупая грехи, и тогда, возможно, они бы встретились вновь.       Улыбнувшись нежно и ласково Алексею, Нурлан согласился, и уже исчезая, он слышал:       — Я буду ждать, Нурлан…       Алексею вернули голос, как только он остался один. Его уже хотели отправить куда-то дальше, но он выпалил, что виноват и должен все исправить. Он кривил душой, убеждая себя в том, во что бы раньше никогда не поверил. Твердил без остановки, что, не поступи он опрометчиво, не умри он так глупо, не случилось бы и всего остального, и значит вина Нурлана на самом деле его. Он с таким жаром это все объяснял, что даже сам поверил.       Его вера вновь была сильна, она уже помогла ему отсрочить смерть, а потом и получить обратно жизнь — его отправили искупать вину, совсем как Нурлана.              — Ты как? — воспоминания прекратились, и взволнованный голос Нурлана пробудил его.       Леша разжал пальцы, которыми до боли вцепился в чужое плечо. Слишком много информации не удерживалось в голове, и он тихо простонал.       — Это ведь не все, да?       — Мне не нравится твой вид, тебе следует отдохнуть.       — Нет. Нет, я хочу все узнать. Наша любовь не случайность, она сильнее, чем я думал. Мы находим друг друга несмотря ни на что, Нурик. А ты хотел, чтобы я довольствовался какими-то другими людьми и забыл о тебе.       — Я надеялся на это, но ты упрямый, как баран, — тихо рассмеялся Нурлан, целуя его в макушку.       Устало выдохнув, Леша прижался к чужому плечу. Он прожил долгую жизнь, и даже не одну, но каждый раз любил одного и того же мужчину. Осмысливая то, что уже увидел, он понимал, что, будь шанс что-либо поменять, все равно поступил бы так же. Он бы спорил, рвался встретиться, писал бы письма. Может, он хотел бы не умереть так глупо, но понимал, что ради Нурлана — и самого Наполеона заколол бы. Просто так сложилась судьба, ему позволили умереть раньше, чем болезнь забрала того, кто был ему дорог. И все равно жизнь привела к тому, что он сидит с Нурланом, в его объятьях, теплых и любящих.       — Давай дальше, я готов.       Оказалось, что всевышние не были глупцами, и вскоре он вернулся. Долгожданный младенец, рождённый мертвым, спас свою мать. Как объяснили потом, ее жизнь стала бы платой за его, но Алексей отказался отбирать что-либо у женщины, что с такой любовью поглаживала живот. Такие младенцы были чистыми, святыми и могли приглядывать за своей семьей. Так он и оказался среди ангелов, его наделили знаниями о том, как оберегать. Лишь крылья не получил, но мог бы при условии хорошего, так называемого, послужного списка, и пока учился, исправно выполнял свою работу. Вскоре он стал общаться с другими ангелами, с некоторыми завел дружбу, только имена их стерлись. Они почти ничем не отличались от людей, только эмоций у них было меньше, хотя скуку некоторых все же удалось развеять, заставив снять маску безразличия. Но на самом деле Алексея интересовал не досуг или попытки скоротать время, он искал того, кто присматривал за Нурланом. Со смертью к нему вернулась память о его прошлой жизни и переживания о чужой.       Он нашел Нурлана, когда тот был семилетним мальчишкой. Его ангел выполнял свою работу, не особо переживая о результате, позволяя упасть, пораниться, обжечься, получить трепку от родителей — он это называл уроками жизни. Алексей сомневался даже в том, будет ли он хоть что-то делать, угрожай Нурлану реальная опасность. Тем не менее, все равно подружился с ангелом, так он мог хотя бы наблюдать. Он видел, как маленький мальчик стал юношей, а затем и взрослым мужчиной. Знал, о чем он мечтал, кем хотел стать — это было очень интересно, ведь Нурлан, и в правду искупая вину, бредил пожарным делом. Алексей видел его удачи и падения, переживал за него, как за себя, хоть и старался не показывать этого окружающим. Видел он и первый поцелуй, и первую девушку, тогда его одолевали сомнения. Что, если их чувства слабы? Если Нурлан полюбит и… Он не позволял себе так думать, обрывая эти мысли. Убеждал, что желает лишь счастья, и примет любой выбор. В то время люди начали изучать явление под названием «соулмейты», Алексей попробовал узнать об этом у ангелов, но они ему ничего не сказали, лишь намекнули о том, что люди развиваются и должны сами это исследовать. Допросы о соулмейте Нурлана тоже ничего не дали, но теперь он хотя бы мог себя успокоить. Каждая новая девушка не была его истинной.       Тем временем Нурлан добился своего, он спасал людей из огня. Что-то на месте сердца Леши сжималось каждый раз, как мужчина бросался в самую гущу событий. Он едва не вопил от ужаса, боясь, что именно в этот раз что-то пойдет не так. На ангела он положиться не мог, многочисленные шрамы от ожогов все чаще украшали тело Нурлана, но тот лишь отмахивался. Ангелу было все равно, и какая-то старая фраза, воспоминание из другой жизни, частично объясняла это. Когда-то в недавней жизни Нурлан ему рассказывал, что не все ангелы могут спасти подопечного, а некоторые, разуверившись, даже не стараются. Видимо, у Нурлана был именно такой.       Но эмоции были слишком сильны, словно Алексей по-настоящему переживал события, а не просто возвращал память. В воспоминаниях, он частенько еле сдерживался, что б не наброситься на ангела, и однажды не справился. Память об этом была безупречная: он увидел, что вероятность падения балки почти сто процентов, она бы придавила Нурлана, лишив ног, или же упала на человека, которого он спасал, а может, и сразу на двоих. Он вспомнил, как ругался с ангелом, как схватил его за грудки и ударил. Как воспользовался замешательством и заставил балку упасть раньше, до того, как Нурлан вбежал в пучину пожара. Но это мужчину не остановило, он все равно бросился внутрь, ища другой способ пробраться, крик женщины о помощи не давал ему поступить иначе. Тогда случилось то, о чем Алексей пожалел почти сразу, — из-за обвала стало невозможным спасение девушки, приговаривая ее к смерти. Он помнил страх, помнил охвативший ужас. Он не хотел никому навредить, лишь спасти Нурлана. Сквозь вихрем пронесшиеся жуткие картины чувствовалась молчаливая поддержка, его вновь крепко прижимали к себе. Теперь он знал, что действительно был виновен в смерти Нурлана. Храбрый пожарный все равно бросился спасать девушку, закрыл ее собой. Жертва была принята, искалеченная, но живая пострадавшая, в обмен целой жизни Нурлана.       Леху трясло несмотря на крепкие объятья. Он чувствовал такую вину, что разрыдался. С одной стороны, он прекрасно понимал, что двигало им в тот момент, он хотел спасти, переживал за Нурлана. С другой, случившееся было слишком тяжёлым бременем.       — Тише, тс-с, все хорошо, я здесь. Мне все равно нужно было умереть, не мог же я жить вечно. Да и такая работа, — бормотал Нурлан, баюкая на руках Лешу. Он знал, как тяжело переживать все это заново. Ему было сложно прийти в себя после воспоминаний о первой смерти — погибла вся деревня. Старые люди, что не могли спастись, и из-за чего? Из-за его гнева, хотя злиться нужно было лишь на себя самого. — Давай, вдох. Задержи дыхание, выдыхай. Еще раз.       — Я же умер, мне не нужно дышать, — неожиданно пришло осознание к Леше, когда он пришел в себя.       — Не нужно, но это действительно успокаивает. Концентрация.       — Прости меня, Нур, — прошептал Леша. — Я так виноват…       — Не смей себя винить, слышишь? И зачем винил в этот раз? Я еле успел тебя забрать.       Ощущение липкой и хваткой тьмы мгновенно почувствовалось на ногах.       — Твои крылья, я ведь лишил тебя полетов, а сейчас еще и понял, что запер в промежуточном месте. Ты же был один столько лет именно из-за этого?       Нурлан молча отвернулся. Он старался не думать о том, что мог бы коротать время хоть с какой-то компанией, но был обречен на одиночество.       — Это ерунда, Леш, я был с тобой, а больше мне никто и не нужен. Ты мне устроил рай интроверта, так что не вини. Тем более, что это было мое решение.       — Но что с крыльями? Они вернулись и осыпались.       — Мне их дали только для того, чтобы я попытался тебя забрать.       — И ты смог, спас меня в очередной раз.       — Ты сам себя спас, — отмахнулся Нурлан и сжал чужую ладонь, — ты сделал проход, протянул мне руку. Если б ты себя не простил, то я тебя даже не смог бы увидеть, не то, что вытащить. Ты сильный, Лешка, очень сильный. Я так тобой горжусь.       — Я тебя теперь ни за что не отпущу, — он сжал в ответ чужую ладонь, как бы скрепляя обещание. — Пусть даже не надеются.       И он вновь вернулся к воспоминаниям, оставалось всего ничего, и тянуть не хотелось. На суд Нурлана ему пришлось попасть хитростью, притворившись, что его подопечный умер, он жаждет повышения и личного присутствия при вынесении приговора. Он ворвался к Нурлану, пролетел сквозь него и безумно разозлился, что коснуться так и не дали. Голос у него тоже сразу же отобрали. Зато Нурлан смотрел на него по-прежнему нежно, ласково, что все сомнения пропали. Его любят, все еще любят.       Нурлан справился и мог отправиться дальше, только у Алексея появились проблемы. Помимо собственной вины, на нем было покушение на ангела, что требовало наказания. Но как они вдвоем смогли уговорить дать им очередной шанс… теперь уже Леша отправился жить, и, как он недавно узнал, Нурлану позволили стать его ангелом.       — Как ты убедил их?       — Я старался вести себя как ты, — рассмеялся Нурлан, вспоминая, как требовал присмотра за Лешкой. — Они долго твердили, что мне следует идти и не ждать тебя. Но я же обещал. А услышав твою историю, захотел на тебя посмотреть. Тогда и сделали меня ангелом. Мне перекрыли прошлые воспоминания, заменили их знаниями, как если б я действительно был создан таким. Без воспоминаний и эмоций было безопаснее для них. Пока мы с тобой не коснулись друг друга, я и не подозревал, что во мне больше человеческого. Все вернулось, как только исчезли перья. Мне оставили возможность за тобой наблюдать, но делать уже ничего не мог.       — Спасибо, — Леша потянулся к его губам, оставляя на них нежный поцелуй. В этом было столько любви, благодарности, верности, что они вновь сжали друг друга в объятьях, пряча лица.       — Мы скоро с ними встретимся, твоя память уже стабилизировалась.       — Не дай мне отпустить твою руку, что бы не случилось, а то я вспыльчивый…       Они поднялись, сжимая крепко ладони друг друга. Их перенесло в знакомое место, и одновременно они его не узнавали. С удивлением Леша понял, что и в воспоминаниях это место не имело четкого интерьера, да и судей не было, лишь голос. Или голоса, он не был уверен даже в этом.       — Что ты видишь? — решил уточнить он у Нурлана.       — Пустошь. А ты?       — Похоже на кабинет, я бы сказал, зал суда, как показывают в американских фильмах, но это точно пустая комната. Она меняется что ли?       — Вы видите то, что может представить ваше сознание, — прозвучал безликий голос. — Добро пожаловать. Снова.       Нурлан поклонился, видимо зная какие-то правила общения с высшими существами, но Леша просто помахал свободной рукой. Ему заранее здесь не нравилось, так что распинаться ему не сильно-то хотелось.       — Вам было предоставлено столько шансов, Алексей — начал голос, — но вы вновь доказали то, что достойны идти дальше, хотя ваша вина, с которой поначалу вы здесь оказались, вызывала некие сомнения. Но все же вы достаточно искупили все свои провинности, ангелы более на вас не в обиде. Прошу, следуйте своей дорогой.       Неожиданно Леша увидел проход в стене, за ним ничего не было, но казалось, что так выглядело лишь издалека. Впрочем, он не спешил проверять, все равно один он никуда уходить не собирался.       — Спасибо, я подожду Нурлана, — сказал он твердо.       — Советую не испытывать более судьбу, — холодно и жестоко отрезал голос, но Леша и не подумал пошевелиться. Лишь крепче ухватился за чужую ладонь.       — Один я никуда не пойду.       — Леш… — начал Нурлан, но его перебили.       — Я хочу узнать приговор.       Голос молчал. Долго молчал, видимо, испытывая терпение собравшихся, но в конце концов произнес.       — Нурлан, вы пренебрегли даром, не каждому позволяют стать ангелом, и вы первый, кто решил нарушать древние законы таким варварским способом. Ни один ангел не захочет и не сможет с вами более иметь дело, даже если потребуется. А вам придется понести наказание.       — Что за бред?! — воскликнул Леха, намереваясь послать голос куда подальше, но ладонь сжали крепче. — Он самый лучший не то, что из людей, из всех ангелов! А я знаю, я с ними вместе работал. Им плевать на подчинённых, они хладнокровно смотрят на страдания людей и ничего не делают, даже то, что является их прямой работой! Да, Нурлан выдрал себе все перья, но делал он это ради простого человека, еще не зная ни о какой любви…       — Леш.       — Даже когда вы забрали его эмоции, сделали одним из вас, он был лучше всех! Каждого из вас! И вместе взятых! Он не сделал ничего предосудительного, лишь то, что велела его совесть. Которой у вас нет!       — Леш.       — Да, что? Я неправ? Прав! Тысячу раз прав, возомнили себя богами, и делают, что хотят, даже не подумав о том, каково это терять того, кого любишь из раза в раз. Они хотят нас разлучить? Ничего, мы проживем тысячи жизней, но будем вместе!       — Леш! — прикрикнул Нурлан, одернув Леху. Тот, весь красный от гнева, посмотрел на него, и словно шарик, сдулся. Как у него все еще не отобрали голос — осталось загадкой.       — Нурлан, — продолжил голос, словно пропустил всю пылкую тираду Алексея, а может и действительно прослушал, — у вас есть два выхода. Первый — начать все заново, мы верим, что вы сможете вернуться на путь истинный. Второй — кануть в небытие и забыться.       — Что? Кануть? — изумленно переспросил Леша.       — Это используется для ангелов, — пояснил Нурлан, — когда они провинились, или… или устали от своей жизни и бремени. Они исчезают там.       — Последний вариант нам не подходит, — отмахнулся Леша, но его ладонь снова сжали, привлекая внимание. — Что? Ты чего? — нервно рассмеялся он, занервничав — чужие эмоции отдавали странным спокойствием.       — Я так больше не могу, Леш, — выдохнул Нурлан, позволяя себе признаться. — Я-я смотрел все это время. На тебя, твою семью. Завидовал Диане, ведь она может высказать тебе все, что думает. И услышать ответ. Смотреть тебе в глаза. Я ревновал. Ревновал к Лене, хоть и между вами ничего не было. Просто потому, что она могла тебя коснуться. Могла обнять. Черт возьми, обнимать вместе вашего ребёнка. Мы не смогли в первый раз. Не смогли второй. И сейчас. Я устал, Леш. Устал быть один. Без тебя не… я не справляюсь, Леш. Мне нужен покой. Не могу больше.       — Но, мы же, подожди! Если мы попробуем снова ты просто забудешь все. Как с чистого листа.       — Только потом все равно вспоминать. И я не хочу знать, что из-за меня ты вынужден перенести то же, что и я. Снова.       Леха не выдержал и прижал к себе Нурлана. Такого разбитого. Судорожно схватившегося за него, как за самую крепкую и выносливую стену. Он гладил его по спине, чувствовал его эмоции и понимал, Нурлан действительно устал. Прошло три века с их знакомства, а они никак не станут счастливы, может, им и не суждено? Судьба поиграла с ними и выбросила на помойку. Отчего им продолжать ей улыбаться, повторяя из раза в раз наскучивший сценарий?       — Хорошо. Давай просто исчезнем, — тихо прошептал Леша ему на ухо. — Если нам не суждено быть вместе, то мне плевать. Либо с тобой, либо никак.       — Ты уверен? Ты же не сможешь потом встретиться с детьми, внуками, не иди на такие жертвы ради меня…       — Ты не понял. Все эти годы я выполнял данное тебе обещание, жил и был счастливым, как мог. Кажется, я неплохо справился — семья, ребенок, даже собака. Любимая работа, путешествия, благотворительность. Но сколько б жизней я ни жил — всегда ждал. Тебя ждал. Иногда мне казалось, что над нами зло пошутили. Были не в том веке, потом я вообще не родился. Стали соулмейтами, что не только не могли быть вместе, но и почувствовать друг друга.       Он жадно гладил лицо Нурлана, словно только увидел, словно хотел запомнить навсегда, успеть насытиться, восполнить утраченные моменты. Улыбался грустно, но его эмоции отдавали счастьем. Груз прошлого и прожитые года сделали его спокойнее, он уже не хотел разнести «шарашкину контору на небесах», как когда-то в молодости. Да, он не собирался мириться с решением, но он видел и чувствовал Нурлана, его усталость. Давление и принуждение стало бы пыткой, а он всегда хотел для него только счастья.       — Подумай еще раз, в твоем распоряжении вечность, ты бы мог столького добиться, а твои родственники, твой сын…       — Уже и сам отец. Он меня прекрасно поймет, не дурака же вырастил. Десятилетия без тебя, а еще и вечность? Хренушки тебе, не отвяжешься.       Шутливая угроза разрядила немного атмосферу, да и мягкий поцелуй не отдавал так сильно горечью.       — От тебя отвяжешься, — Нурлан почувствовал облегчение. Он был бы счастлив последовать дальше за Лешей, но не мог, а одиночество, ставшее ему спутником в ангельской ипостаси, было так невыносимо. Его угнетала сама мысль о жизни там, где есть понятие об идеальном для тебя партнере, но где не будет его Леши. Сам он даже не вспомнит о нем, просто проживет в бесконечных поисках, полных надежд и отчаяний. Совсем как тогда, в свой второй шанс. И за ним по-прежнему будут наблюдать, без возможности прикоснуться, дать о себе малейший знак. Это в сотню раз тяжелее незнания, он знал по себе, и видел это в глазах Леши.       Тогда к ним пришло осознание — решение вынесено. Им позволят уйти вместе, кануть, забывшись навсегда. Никто не произнес это вслух, не звучало чужих голосов, словно их оставили, подарив последние мгновения наедине.       — Я так долго ждал тебя, — прошептал Нурлан из-за того, что голос его надломился и больше не слушался. — И все ради того, чтобы утратить вновь.       — Прости, быстрее не получилось. Если б я знал, что не выйдет, давно бы плюнул.       — Ты бы этого не сделал.       — Почему это?       — Тебе нравилось жить, — Нурлан прижался к чужому лбу и прикрыл глаза. Он чувствовал тепло от прикосновений по коже, щекочущее дыхание возле губ и чужие эмоции. — Я ведь знаю. Потому что мне тоже нравилось. Все, что ты делал, было с мыслью обо мне.       Они терлись носами, больше не произнося ни слова. Но даже так их разговор был чувственным, эмоциональным и наполненным стольким смыслом, как ни один до этого. Они прощались, зная, что больше не будут порознь. Нурлану вспомнилась та дурацкая пьеса Шекспира и любопытство взяло верх. Что с этими двумя бы было, будь они реальны? Бросились бы они так отчаянно в новую жизнь или сдались? В их любовь, почему-то, больше не верилось, как и в счастливый конец.       Леша почувствовал его эмоции и притянул к себе, касаясь нежно губами. Он делился своим счастьем, утверждая, что Нурлан неправ: они вместе, они нашли его — свой хэппи энд, пусть и такой странный.       Поцелуи становились жадными, ненасытными, а время утекало сквозь пальцы песчинками. Они не видели, но понимали, что проем приближался. Нурлан посмотрел в его сторону, прижав к груди самое ценное, что у него было. Посреди пустоши зияла дыра, от которой не чувствовалось ничего. Там не было тепла, не было холода, не было грусти или веселья. Там не было никого, кроме потоков распадающейся энергии.       А вот Леша, кроме этого, видел еще и второй путь. Тропинку, такую узкую, что ему едва ли самому хватило места. Он знал, что все еще был шанс, что он мог бросить все и уйти дальше. Но лишь крепче прижался к Нурлану.       — Они испытывают меня. Неужели не понимают, что меня не переубедить?       — Просто не знают тебя так, как я. За столько лет, идиоты у них тут работают, или что…       Легкий, беспечный смех Леши разлетелся вокруг, совсем как в юности, когда все было просто и понятно. Этот смех Нурлан любил больше всего, в нем чувствовалась надежда, вера в лучшее, нескончаемый оптимизм.       — Я не могу тебе позволить исчезнуть, нет, — бывшего ангела затрясло от ужаса. — Только не ты, нет… — он бормотал бессвязные фразы, качая головой из стороны в сторону, пока Леша просил посмотреть на него. — Нет, не могу…       — Нурик, — мягко и заботливо он закутал в свои эмоции, кроме бесконечной любви, там были уверенность и покой, — ответь мне на вопрос. Ты сможешь существовать без меня? Представь, что меня больше нет.       — Не заставляй меня это пережить.       — Это ты меня не заставляй. Без тебя нет меня. И наоборот. Вместе до конца.       — Вместе, — Нурлану не верилось, что с ним был такой человек. За какие такие заслуги он его встретил?       Они повели друг друга к проему, понимая, что времени больше нет. Перед последним шагом они улыбнулись. Леша искренне, а Нурлан не собирался, но не мог не ответить, слишком уж заразная была эта улыбка. Сжатые ладони бесконечно устали, но так и не разжались, даже когда пустота поглотила обоих мужчин.              — Знаешь, я это место одновременно ненавижу и люблю, — прошептал Нурлан. Когда пустота рассеялась, приобретая знакомые очертания, оказалось, что под ногами зеленая сочная трава, состоящая уже не только из подорожников, над головой синее небо, по которому неспешно плыли пушистые облака, все чаще напоминая какие-то фигуры. Нурлан знал, что, стоит обернуться, и за спиной будет лес, сперва сосновый, а если идти нужной тропой, то набредешь на лиственный. Там есть очаровательная поляна с ягодами, всегда спелыми и сладкими, и ручей поблизости. А если пойти вперед, то увидишь море с разноцветными рыбами, горный хребет и многочисленные водопады. — Ненавижу за то, что столько времени существовал здесь без тебя, — Нурлан почувствовал, как его ладонь крепче сжали, передавая фоном беспокойство, и он поспешил продолжить, — и люблю, за то, что это место создано тобой. Так же сильно люблю, как тебя.       — Я старался сделать его как можно лучше…       — Вот за это. Ты все делаешь с любовью и заботой. Такой искренний, — прижимаясь свои лбом к чужому, Нурлан нежно обхватил лицо Леши ладонями. Заглянул в такие старые, уставшие глаза на молодом лице. — Я так соскучился.       — Тоже «Порнофильмы» слушал? — усмехнулся Леша, словно вовсе не у него слезы счастья навернулись. Неужели они победили? Неужели после стольких лет они получили свое счастье?       — А как их смотреть? Ты ни телека, ни ноута не создал, дитя джунглей.       — Но разве это место не должно было исчезнуть?       — Мне кажется, ты его так старательно создавал и верил, что еще немного, и оно бы стало реальным.       — Вот и всплыла Нурлантида? А почему мы не исчезли?       — Не знаю.       — Их, наверное, напугал твой вид. «Не могу, нет, уходи без меня!» — передразнил Леша, посмеиваясь, скорее из-за пережитого стресса, но в этот раз его шутка не зашла. На чужом лице была маска боли. — Прости, блин, я не подумал…       — Меня просто таким образом наказали, вечность с неумеющим думать дураком, хуже забвения, — пихнул локтем в бок Нурлан и, согнувшись от смеха, побежал.       — Ах, ты! Каланча узкоглазая, я же поверил!       Они бежали друг за другом, совсем как когда Леша оказался в промежуточном месте впервые. Их души сейчас были подобны тому маленькому ангелу и ребенку — беспечные, вольные, знающие о том, что им принадлежит все время мира. Они кричали и смеялись, падали и качались в траве. Обнимались и целовались. Они наконец-то были счастливы.