Заходят в трактир колдун, лжебог и узурпатор

Гварн А’Вакх была родом не отсюда, не с лесистых предгорий восточного Кряжа, и не из тенистых пещер, — прибежищ мохнатых троллей, — что тянулись под старыми горами. Она не видела разорённых земель на линии войны, могилы Миссе в мёртвой топи, почти не встречала темнокровных колдунов, маисхе, а рамейцев и подавно. Но она не могла не признать странного очарования места, куда её послала служба Королеве. Гварн спрыгнула с седла на площади маленькой деревеньки, где крыши неказистых избушек заросли молодыми деревцами и пышным мхом. Повела коня под уздцы, искоса ловя взгляды местных. Настороженные, они издали видели её отряд. Их крылатые только пикировали с вышек, бросая тени на мощённые улочки, а она уже знала: эти люди не верили, что война доберётся до них. Но их бабушки были уверены, что рамейцы не дойдут и до Пыльного Дыхания, которое теперь зовётся Златнекором, Золотым Сердцем на их языке, и где рамейцы теперь. В нескольких верстах от Вирши, которая уже стала Зелёной речкой. Королева не питала надежд. Она бросала отряд за отрядом, чтобы граница держалась. Чтобы ни один рамеец не увидел стен Священного Города. Гварн вздохнула. Ей надо найти Мате и всё с ней обсудить. Но та сама вышла к ним, показавшись в дверях одной из изб. Седоволосая, сгорбленная Мате шла, опираясь на посох, и её сопровождала девушка с обеспокоенным взглядом и большой сумкой на плече. Лекарка, поняла Гварн. Заботится о старушке. Но когда они подошли, всё стало не таким очевидным. — Не хватало мне тебя, Азолан, так ещё и Королева прислала вояк на мою седую голову, — проворчала Мате. Затем протянула руку и коснулась стального нагрудника Гварн. — Ох, вижу, и от тебя проблем не оберёмся. Ну же, говори, что Королеве нужно на сей раз. Только упрежу, крылатых у нас нет, только юноши, а они воевать не пойдут. — Королева бросила нашу дюжину вам в помощь, Мате Маратхен, — Гварн склонилась в поклоне. — От нас не будет проблем, я обещаю. — Вот видите! — влезла лекарка, заставив Гварн вздрогнуть, такой звонкий голосок прорезался над старушечьим хрипом Мате. Девушка аж засветилась от нахлынувшего счастья. Рыжие волосы у неё распушились, достающие до самой талии, неприбранные, кудрявые, и оттого какие-то… мягкие. Гварн нахмурилась. — Вы можете отпустить меня в горы. Вам помогут здесь. — Все вы не видите нитей судьбы, а ты не знаешь ещё и такта! Так то ты говоришь рядом с королевской охранницей, Зо! — прикрикнула Мате, и лекарка потупилась. — Я лишь обучалась в гвардии Священного Города, и не стою таких титулов, Мате, — пробормотала Гварн. — Не казните её, имеет право говорить. — Такая высокая, а такая скромная, эй ты, — прищурилась старушка. — Ну же, Азолан, проводи гостей, а то от тебя весь день никакого проку. Лекарка надулась и, отвесив пару официальных слов, чтобы попрощаться с Мате, повела их к гостевой избе. По тому, как она сжимала ремень своей сумки, Гварн чувствовала себя обязанной извиниться. — Что там, в твоих горах такого, — протянула Гварн, когда её люди скрылись в потёмках общей избы, а её собственный конь был спроважен в стойло. — Кое-что несоразмерно важное, — обернулась Азолан, кажется, не ожидая, что с ней заговорят. — У вас в Каас’Хале не слышали о Чаше Света? Это древняя реликвия богов, она… Гварн знала эту легенду, но позволила ей говорить. Ей нравилось, как начинает звучать её голос, когда некому её перебить, и как горят золотом глаза, за широкими зрачками которых проносятся картины из книг и песен. Ну что ж, в этой деревеньке ей хотя бы будет, кого послушать. На следующий день их послали на границу. Разведчики напоролись на рамейцев и бежали, понеся потери. Один добрался до деревни, но остальные повели погоню по ложному следу. Гварн ругалась всю дорогу до места стычки, и потом, идя по следам рамейцев, которые те из глупой самоуверенности и не пытались заметать. За её спиной всю дорогу прятался выживший разведчик, юноша с раненым крылом. Он сам перевязал себя, но Гварн уже знала, что в воздух ему не подняться. Глядя на его рану, вдруг вспомнила крылья Азолан, в цвет волосам рыжие с бурым, почти воробьиные. Как же хорошо, что это не они были прорежены рамейским клинком. Рамейцев они атаковали из засады, но всё равно одному удалось задеть её по левой руке. Гварн взяла троих людей против шести рамейцев, и расчёт оказался верным. Могла справиться и сама, но первый день всегда преподносит подлянки, и она не стала испытывать нити судьбы на прочность. Выслушивая восторженные восклицания юноши по пути в деревню, она всё же поняла, что рану стоит показать лекарю. Или та от раздражения начала кровить, мальчишка даже упросил подержать её свою рогатину, и остаток пути бежал, хвастаясь, что стал оруженосцем. Наказав ему вычистить своё оружие, Гварн завернула в избу с вырезанным на двери символом лекарей. И ожидаемо встретила там Азолан. Странно, она думала, что маленькая лекарка здесь у кого-то в ученицах, у той же Мате, но, похоже, всю медицинскую работу она выполняла сама. — Садись, — указала ей на скамью Азолан, подбегая с корзинкой мазей и бинтов. — Что это было? Меч? Да, вижу. Сейчас. Гварн следила, как она оголяет её порванный рукав, промывает рану и возится с глиняными чарками, полными снадобий. Как прокалывает палец, отпуская в мазь пару капель чёрной крови. Ну да, без магии она бы не смогла врачевать одна на всю деревню, ещё и в разгар войны. Интересно, сколько крови уходит на тяжёлых раненых, сколько уже таких выпало на маленькую лекарку. — Не больно? — суетливо спросила Азолан, поднимая взгляд. — Не бойся, — улыбнулась Гварн. Та спешно заправила прядь за ухо, потянулась за мазью, чтобы отвернуться. Гварн вздохнула: щипало, но от боли она разучилась морщиться ещё в обучении. — Если ты знаешь, куда идти за этой Чашей, я могла бы поговорить с Мате. Может, нам не помешает реликвия богов. — Там опасно, она ни за что меня не отпустит, — мотнула головой Азолан. — Моя рогатина рассчитана на троллей, а не на медведей, — кивнула Гварн. — Так что… пару троллей я точно завалю. Ври, ври больше, ворона ты ощипанная, перед миленькой рыжей лекаркой, когда на тебя так смотрят, засмеялась про себя Гварн, мысленно отвесив себе отрезвляющую оплеуху. Но Азолан смерила её взглядом, полным какой-то пугающей надежды. — Вот, — лекарка достала откуда-то плетёный шнурок и повязала ей на запястье. — Не снимай, чтобы магия не растерялась. — Что это? — Амулет, — Азолан прикусила губу, а Гварн, поднеся руку к лицу, заметила, что в шнурок вплетены рыжие пряди и янтарные бусины, точно кусочек самой Азолан. И теперь настала очередь врать уже лекарке, и это получилось у неё даже хуже, хотя куда, казалось бы. — Все наши воины уходят с такими, старая Мате всем такие давала и заговаривала, но я заговаривать не умею, поэтому только вплетаю. Ты… не снимай. — Не буду, — вздохнула Гварн, чувствуя, как против воли улыбается. Эта деревня грозила ей понравиться, даже стоя у подножия Кряжа, у самой переменчивой границы. Но уж Гварн что-то сможет сделать с этой войной, чтобы та не тревожила этих людей, и чтобы Азолан не приходилось тратить свою кровь на чужие раны. Хотя бы отбросить её на пару вёрст, уже что-то. А уж её саму защитит плетёный браслет на запястье. Почему-то она знала, что защитит.