Осколки разбитого сердца

— Антон... — очень тихо произнёс Арсений, не осмеливаясь посмотреть парню в глаза, — я должен кое-что сообщить тебе... Шастун повернулся к нему передом, весь довольный, яркий, улыбчивый и радостный. — Я слушаю! — Антон... Твоя... Твоя мама... Она... — у Арсения образовался огромный ком в горле, и ему хотелось плакать, так как он понимал, каково услышать такую новость, Антон стал максимально серьёзным, — погибла в автокатастрофе, — тут Попов всё-таки поднял взгляд и увидел ошарашенного Шастуна, он приоткрыл рот и даже не моргал, испуганно смотря на мужчину. — Погибла?.. В автокатастрофе?.. — Да. — Как... В смысле... Ты... Ты же шутишь? Да? Плохая шутка, Арс! Ха-ха! Очень плохая шутка! — Я не шучу. Грудная клетка Антона начала вздыматься быстрее от сильного волнения и страха, его ресницы дрожали, глаза были на мокром месте. Внутри образовалось такое странное чувство, которое мешало нормально дышать и прям-таки выталкивало слёзы. Шастун опустился на пол и растерянно смотрел. — Как... Я не понимаю... Как?! Это неправда! Я не верю тебе! — Антон... — Заткнись! Ты врёшь! Ты мне нагло врёшь! — у парня пошли крупные слёзы, он начал вытирать их своими руками, задыхаясь, — это же... Это же неправда... Арсений тихо подошёл к нему и присел напротив, не решаясь ещё больше давить, убеждая в обратном. Попов молча наблюдал за разбитым Антоном, который, прикрывая свой рот, плакал, понимая, что вряд ли мужчина врёт ему. — Как... Я же... Я же даже не попрощался с ней... — Антон согнулся, сильно сжимая волосы ладонями, — я же... Я видел её в последний раз... Я даже не помню когда! Блять... Я же её больше не увижу, не услышу, не обниму... Как... Да как она посмела бросить меня... — Шастун заплакал ещё больше, скуля. Арсению было очень больно наблюдать за этим. — Антон... — Попов кое-как поднял парня на колени, — Антон, — Шастун выглядел очень уязвимым и буквально убитым, он не захотел больше разговаривать и просто крепко обнял Арсения, плача и дрожа. Шастуну было трудно, как никогда. Он буквально задыхался от моральной давящей боли. Плакал парень так, на плече Арсения, около двадцати минут, а потом, слегка успокоившись, вспомнил: — Стой... А как же Лёша?! — Антон тут же встал, начиная волноваться, — ему, наверное, ещё хуже, чем мне! Поехали к нему! — Арсений молча встал с колен и послушал Шастуна.                                           ***** Антон аккуратно вошёл в дом и тут же, на диване, увидел лежащего и плачущего Лёшу. — Анто-о-он! — закричал младший, его лицо и покрасневшие глаза опухли, он очень быстро побежал на старшего брата, а тот опустился на одно колено, чтобы поравняться с Лёшей. Мальчик крепко обнял Антона и горько плакал. Шастун не выдержал и последовал тому же примеру. В таком положении они пробыли около пяти минут, затем парень встал и крепко взял Лёшу за руку, вытирая с его глаз слёзы. — Всё, прекращаем плакать. Вряд ли бы мама хотела видеть наши слёзы, — отчаянно произносил Антон, натянуто улыбаясь и пытаясь сохранить позитивный настрой, вытирая и свои слёзы тоже, — лучше скажи... Где отец? — В своей комнате, — тихо ответил Лёша. — Ты с ним вообще общаешься? — Нет... — Шастун закатил глаза. — Если будет что-то меняться, обязательно напиши. А если ты будешь попросту голодать здесь, мы с Арсением заберём тебя. Ясно? — Ясно! — заулыбался Лёша. — Вот и отлично, — Антон потрепал его по голове и вместе с Поповым вышел из дома. Как только вышел, настроение тут же упало, слёзы накатились, так как впереди ещё похороны и прощание с мамой. Шастун понимал, что ему много ещё слёз предстоит пролить.                                           ***** Всё время, пока его видели Любовь Михайловна, Герман, Миша и охранники, Антон был очень серьёзный, заплаканный, хмурый, взгляд его всегда падал в пол. Только наедине с самим собой и иногда при Арсении он мог позволить отдаться своим эмоциям. Плакал он много и сильно. Особенно в день, когда хоронили мать. На похоронах был даже отец, а маленького Лёшу он решил оставить дома, слегка заботясь о его психике. Антон заметил это и немного обрадовался, надеясь на то, что всё наладится. Вот только ревел он в три ручья, когда гроб с телом его матери уже опускали в землю, закапывали, нужно было ещё и самому подойти, бросить горсть земли. Когда все разошлись, Антон упал на колени перед могилой и начал тихо плакать. Его окутал безумный холод и резко начавшийся проливной дождь. Крупные капли жёстко били Шастуна по спине, голове. В этот момент парень как никогда сильно был уязвим, сейчас он каялся перед своей ушедшей родительницей, наконец вспомнил слова Арсения, когда тот сорвался на свою мать. От этого Антону стало ещё хуже, он заплакал ещё громче, почти задыхаясь. Арсений молча наблюдал за ним из своей машины, но тоже чувствовал, что сейчас пустит слезу. Он буквально увидел себя маленького, себя в тот период жизни, в детстве, когда потерял свою мать. Попов еле сдерживался и, чтобы отвлечься, взял зонт, вышел из машины, раскрыл зонт и подошёл к Антону, прикрывая его от дождя, чтобы не заболел. Арсений и слова из себя выдавить не смог, чтобы хоть как-то ослабить горе Шастуна. Он сам понимал, что в таком случае помогает, по большей части, только одиночество, осознанность и, самое главное, время. Всё, что Попов может прямо сейчас дать парню — это только своё присутствие и понимание. Спустя полчаса Антон наконец встал и повернулся к Арсению. Его ноги были испачканы в глине, земле, они были мокрые до ниточки, как и почти весь Шастун в целом. Парень уныло посмотрел на Арсения, а слёзы всё шли из его глаз. Он ничего не сказал и пошёл к машине, Попов — за ним.                                           ***** В доме Арсения резко оказался Сергей Александрович. Он встретил своего сына и Антона на пороге, удивился состоянию Шастуна и даже разволновался, начиная позже, за столом, расспрашивать всё у Арсения. Попов хотел было остановить Антона, чтобы тот остался и хотя бы чай выпил, дабы не заболеть, но парень отказался и быстро удалился. — Арс, что с Антоном? — серьёзно задал вопрос Сергей Александрович, скрестив руки на груди и ноги под столом. Попов опустил взгляд. — Он мать потерял. — Да найдётся. Чего из-за этого так грустить. — Я имею в виду она погибла. У Сергея Александровича глаза были, как по пять копеек, он приоткрыл рот от шока и был ошарашен такой новостью. — Тяжёлые наступили времена... Арсений промолчал и тяжко выдохнул. — Иногда я возвращаюсь в воспоминания, когда мне было девять лет и я плакал также, стоя на коленях перед могилой мамы. — Арс, я всё понимаю, но пора уяснить одну вещь. Те, кто уходят из нашего мира, хотят уйти спокойно, мирно, без огромного количества слёз. Каждый, кто уходит, хочет нам счастья, хочет, чтобы мы отпустили этого человека и жили дальше. Они хотят, будучи на небе, видеть, как мы смеёмся, как смогли преодолеть свои трудности и смело идём вперёд. Антона я ещё могу понять, у него рана ещё слишком свежа. А ты, сынок, запомни да хорошенько и на всю жизнь. Я не говорю сейчас, что нужно забыть всех ушедших и жить так, нет, совершенно нет. Я склоняюсь к тому, что относиться к этому нужно легче, тем более в твоём случае, сколько лет уж прошло. Самое главное, естественно, это помнить тех, кто ушёл. Как говорится, они живы, пока мы о них помним. — Пап, тебе нужно было на философа или психолога учиться, — еле-еле улыбнулся Арсений, подшучивая. — Ой. Тоже мне. Это базовые вещи, которые знает каждый четвёртый. — Ладно. Как поживает Альберт? — Отлично поживает. Веселится вовсю. — Почему? — Потому что мы с ним скоро улетаем туда, куда он мечтал. В Австралию. — Ого! Очень далеко... — Не бойся. Связь поддерживать будем. — Хорошо. И сколько вас в городе не будет? — Месяц. — Месяц?! Что вы собираетесь делать в Австралии месяц?! — Арсюш, гулять, изучать, рассматривать, жить в конце концов! Там много чего делать можно, страна-то огромная, целый материк. Не бойся, фотки сделаю. — Да ладно. Отдыхай. — А по возвращении обратно я устрою прекрасный вечер, на который приглашу и тебя, и Антона, и Любу, и Гедеона, и Германа, и всех-всех остальных. Будет много еды, алкоголя, а главное, отличная компания, — в глазах Сергея Александровича будто искорки загорелись. — А ты, пап, времени, вижу, не теряешь. Заранее всё продумываешь. — А то!                                           ***** Вечер. Антон сидел в одиночестве у окна в комнате Арсения, плакал и вновь почти задыхался. Он был разбит. Вспоминая то, как парень упал на колени перед могилой мамы, Шастун всхлипывал чаще и сильнее. Он никогда не опускался не перед кем на колени, для него это очень отчаянный шаг. В эту минуту Антон чувствовал себя самым несчастливым и одиноким человеком в мире, почувствовал, будто его бросили. Благо, что хотя бы Анжелика есть, с которой у Антона тоже отличные отношения. Теперь за Лёшу, его здоровье и жизнь полностью отвечает Шастун, так как, как считал он, отец не способен. Да и мать для него была той, к которой можно было подойти и молча обнять, плакать в жилетку и не жалеть. Тебя бы не наругали за проявление эмоций. Антон вновь согнулся, обнял себя руками и совсем расплакался, жмурясь и задыхаясь, задерживая дыхание из-за слёз, не совсем контролируя этот процесс. Плюс ко всему действовали нервы и стресс. Шастун и не услышал, как в комнату зашёл Арсений. Мужчина прискорбно наблюдал за Антоном, ему было невыносимо смотреть на это, он тоже хотел расплакаться, понимая, что ни к кому ещё не проявлял такого сочувствия, такой эмпатии. Но Попов понимал, что слёзы парня остановить пока невозможно, нужно только вытерпеть этот период и всё будет отлично. Арсений вдруг вспомнил время, когда он потерял свою маму, как его поддерживала Любовь Михайловна: обнимала, целовала в щёку, готовила вкусняшки, пыталась развеселить, гуляла, водила в зоопарки, парки, площадки. Маленькому Попову иногда становилось легче, и он улыбался, чтобы показать женщине, её старания не напрасны. Арсений решил с завтрашнего дня начать план о помощи Антону. Зачем ему это, он правда не знал, просто не очень получается, когда у всех настроение на высоте, а у одного всё ужасно, его никто не выслушивает, не пытается поддержать. Попов тихо подошёл к Шастуну и аккуратно положил свою руку ему на плечо. Антон вздрогнул. — Антон. Послушай меня, — Арсений встал перед ним, а потом опустился на присядки и посмотрел парню в глаза, но тот отвёл взгляд. — Не хочу я ничего слушать, — тихо произнёс Шастун, мужчина не ожидал такого поворота и откровенно удивился. — Но это очень важно. — Мне плевать, — холодно отозвался Антон, негромко плача. — Антон, нельзя при таком состоянии молчать. Это же эмоции. Сдержишь — хуже будет. — Я и не сдерживаю. Как реву. — Тебе разве не нужен человек, который выслушает? Антон вновь обнял себя и неуверенно сказал: — Ну... Нужен. — Он перед тобой, — ярко улыбнулся Арсений, а Шастун округлил свои глаза и удивился такой доброте мужчины, раньше парень не мог увидеть в нём ничего, кроме удовольствия от чужой боли, жестокости и зверства, а сейчас Попов открывается ему в совсем другом свете. Антон даже чуть завис, ему стало как-то неловко, какое-то незнакомое чувство появилось в его груди. Но он не решил этого показывать, вспоминая про свой план, нахмурился и отвёл взгляд в сторону. — Какое тебе дело до моих чувств и переживаний? — Если не хочешь ничего говорить, а только таить и терпеть — твоё дело, — спокойно произнёс Арсений, вставая и уже направляясь к кровати. Антон резко схватил его за рукав, понимая, что и отпугнуть мужчину — не по плану. — Выслушай меня, — очень тихо произнёс Шастун, что было выше его гордости, — пожалуйста, — добавил он, сжимая зубы.                                           ***** Антон без передышки около часа ведал Арсению всё о том, что он чувствует, как сильно разрывает его грудную клетку, какую опустошённость он ощущает, как ему сложно жить прямо сейчас и даже дышать. Попов сейчас испытывал наисильнейшую жалость к Антону, его глаза были на мокром месте. Шастун так подробно рассказывал, что мужчина чуть слезу не пустил. Попов, недолго думая, крепко обнял парня, прижимая к себе. Антон не переставал плакать и в ответ обнял Арсения, не понимая, почему тот склоняется к нему и пытается помочь.                                           ***** Они вновь уснули в обнимку, молча и без лишних слов, и Антону становилось вроде бы хорошо. Он не очень понимал, что это за приятное чувство, разливающееся по всему телу, когда Арсений прикасается к нему, но спихивал это на сильную восприимчивость из-за траура. Утром Антон проснулся в постели один и вновь чувствовал какой-то дискомфорт внутри, вновь вспомнил мать, проведённое время с ней и вспомнил Лёшу. На часах было что-то около девяти, но на улице темно из-за тяжёлых нависших туч и неуспокающегося дождя, капли которого падали на подоконник, а холод прекрасно проникал в помещение через форточку. Атмосфера была тоскливой, апатийной и вовсе не радостной. Антон неожиданно ощутил какую-то боль при глотании, чувствовал слабость и колкую боль, резко проходящую по всему телу. Ещё он весь дрожал, и ему было безумно холодно, хоть прохладный ветер и не так часто заходил в комнату, тем более Шастун лежал под одеялом. Он решил не церемониться и пошёл вниз прям с одеялом, но все равно дрожал. На кухне он сделал себе чай, встретив там Мишу, который тоже принимал участие чаепитии. — Доброе утро, Миш, — тихо поздоровался Антон, взяв какой-то стакан, кинув в него чайный пакетик и налив туда кипяток. — Доброе. А ты чего в одеяле? — Холодно очень. — Холодно? Вроде тепло. — Когда я был на похоронах, — Антона будто окотило электрическим разрядом, и мурашки прошли по спине, — я под сильным дождём стоял, кажется, простудился. — Оу... Может, тебе дать какую-нибудь таблетку от простуды? — Нет. Всё в порядке. Чаем обойдусь, — Антон присел за стол и навис над кружкой чая, держась за неё обеими руками, прикрывая глаза и вдыхая пар от напитка. «Хорошо-о» — Антон, — неуверенно начал Миша, — ты мне как-то давно говорил про пла... — Шастун тут же подбежал к нему и прикрыл его рот. — Тихо. Кто ж о таком говорит так громко? — Антон сел рядом с дворецким, пододвинул к себе чай и накрыл парня одеялом, слегка прижимая к себе, начиная говорить шёпотом: — Теперь можно начать дискуссию. Да. Ты был прав. Я хотел рассказать тебе кое-что, но всё ещё не уверен, не отреагируешь ли ты слишком остро, не пойдёшь Арсению жаловаться? — А чего мне ему жаловаться? Я внимательно слушаю. — Это план касательно Арсения. Я хочу получить его доверие, сердце и любовь, а потом бросить в самый подходящий момент, разбив его. — Что?! Но зачем? — Дело в том, что Арсений и сам давным-давно грубо отверг меня, разбил моё сердечко. — И ты ради этого мстишь?.. — Конечно. Я хочу почувствовать его отчаяние, когда я буду убегать, говоря ему в трубку, что всё это время ненавидел. — Антон, это слишком жестоко... Но ты не боишься, что сам попадёшься? Можно же привыкнуть и привязаться... — Не будет такого, — закатил глаза Шастун, — точно не будет. Кстати, где сам Арсений? — На работу вызвали. — А о чем вы там болтаете? — вдруг появился Герман, убрав одеяло от обоих. — А ну отдай! Холодно же! — Антон тут же поспешил отобрать у парня одеяло, но всё оказалось не так просто. Герман смеялся и ловко уворачивался от Шастуна, провоцируя. Только продолжалось это до тех пор, пока Антону не надоело и он не встал в боевую стойку. Парень быстро отдал Шастуну его одеяло и уселся за стол. Антон, серьёзно посмотрев на Германа, Мишу, охранников, вновь последовал в комнату Арсения.                                           ***** Дождь всё ещё продолжался, даже усиливался, только Антону это не переставало нравиться. Он даже просунул свою руку через окно, которая тут же намокла от большого количества капель за короткий промежуток времени. Шастун вернул руку обратно в помещение и приложил её ко лбу. — Удобно, — невольно улыбнулся Антон, и ему сразу же стало стыдно. Он думал, что какие-либо положительные эмоции после смерти кого-то из близких нельзя испытывать за сорок дней вообще, поэтому ругал себя даже за чёртову улыбку. Затем на него опять напала волна тревоги, стресса и воспоминаний, почему он начал плакать, желая пропасть. Антон вновь упал на колени и мучился от боли в грудной клетке, от боли в горле, от общей слабости. Его это уже начало нервировать, он намеренно ударился головой о стену, а потом ещё сильнее завыл от боли. «Нет. Так не пойдёт.» — всё ещё злился Антон, начиная вновь искать что-нибудь острое, чтобы причинить себе боль. Он лазил по всем шкафчикам, тумбочкам, полочкам и нашёл только опять ножницы. Шастун смотрел на них около минуты как-то растерянно, вспоминая период, когда был избит Арсением за свою «храбрость», когда резался тоже ножницами. Антон хотел было провести по своему запястью острым предметом, но ему помешали. — Антон, ты что делаешь?! — резко образовался Попов, начиная злиться и повышать голос, пытаясь отобрать у парня ножницы. — Не мешай! — Шастун противоборствовал и не собирался слушаться, поэтому случайно порезал ладонь Арсения, даже не заметив. Попов зажал в своей руке ножницы, отошёл от Антона с недовольным выражением лица и отпустил их, слегка шипя. — Прости... — испуганно и очень тихо начал извиняться Шастун, медленно подходя к мужчине, — я случайно. Давай, порежь меня, чтобы было справедливо. — Тебе не стыдно? — серьёзно спросил Арсений, рассматривая свою окровавленную ладонь, — ещё раз попробуешь подобной хуйнёй заниматься, я сдерживаться не буду. Не смей опускаться так низко. Это ужасно. Терзать себя — это ужасно, ты понимаешь? — Попов начал агрессировать ещё жёстче, близко подходя к Антону, — боль пройдёт, а шрамы — нет. Ты хоть головой думаешь?! — Шастун опустил взгляд и опять заплакал. — Прости... Я больше так не буду... Арсений удивился, вдруг осознав, что немного дал волю своему гневу и надавил на Антона ещё сильнее. Он молча подошёл к Шастуну и снова обнял его. — Всё наладится, ты меня слышишь? Где же твои фразы, что мама бы не хотела видеть твои слёзы? — Мама... Мамочка... Мамочка... — Антон упал на колени и заревел ещё громче и сильнее. «Блять, ещё хуже.» — расстроился Арсений, не зная, как успокоить младшего, который вёл себя, словно маленький-маленький ребёнок, который при любом повышении голоса на него будет пищать и плакать. Хотя у мужчины была одна идея. Он опустился на колени, поравнялся с Шастуном, приблизился к нему и впился в его губы. Антон не ожидал этого и даже отстранился, но Арсений всё равно настоял на своём и продолжал целовать младшего, придерживая его за руку и голову. Спустя долгих тридцать секунд Шастун всё-таки отлетел от Попова, прикрывая свои губы тыльной стороной ладони и краснея. — Ну? Успокоился? Антон молчал, даже не смел взглянуть на мужчину из-за смущения. Он не понимал, почему так сильно краснеет. Поцелуи с Арсением — для него уже не ново, может, из-за неожиданности? — Кхм, — всё-таки набрался смелости Антон начать первым, — может, рану обработать? – Спасибо. Сам смогу. — Дайте вину загладить... — Вину заглаживать будешь на коленях, — серьёзно сказал Арсений, поворачиваясь к Шастуну спиной и приближаясь к своей тумбочке, чтобы взять оттуда всё необходимо, — ой. Я это вслух сказал? — Антон опять покраснел. «Да что со мной...» — Шастун лишь закатил глаза и плюхнулся на кровать Арсения, тут же прячась под одеяло. Попов посмеялся и, быстро забинтовав свою ладонь, лёг рядом, вновь обнимая парня, который уже и не имел сил сопротивляться, засыпая.                                           ***** Так прошло примерно три недели: Антон грустил по матери и плакал в одиночестве, редко улыбался, Арсений старался поддержать его, утешал и внушал хорошее, отец начал лучше относиться к Лёше, ухаживать, кормить, покупать одежду, даже игрушки и гулять, заменяя почти мать, младший брат всё это сообщал Шастуну, что весьма радовало парня. Сергей Александрович и Альберт проводили прекрасное время в Австралии, убегая от пауков каждый день, посещая разные достопримечательности, местности и ездя в целом по всей стране. Миша и Герман всё больше сближались: откровенно разговаривали, друг при друге переодевались, дарили другу другу мелкие подарки и дурачились, как дети. Сегодня Сергей Александрович наконец приехал вместе с Альбертом обратно, но только ближе к вечеру, и у него хватило сил пригласить всех своих близких, друзей, самого Альберта, Арсения и живущих в его доме к себе домой. Из всех сначала сопротивлялся Антон и не желал никуда идти, накинув на себя одеяло печали и слёз. Он самостоятельно угнетал себя, чтобы не радоваться первые сорок дней. Арсений очень долго уговаривал его, указывал на то, что грустить всё это время — необязательно, как и грустить вообще. Главное, помнить эту потерю, не забывать человека и навещать его могилу. Шастун сначала не поддавался, а потом до него дошло, что ему самому нужно прекратить печалиться, иначе так и до депрессии недалеко. Антон и Арсений в это время сидели на кухне, и первый, воодушевленный словами второго, смог натянуть улыбку, как вдруг в дом врывается его отец. Парень взволнованно встал и ничего не понимал. — Папа? Что ты здесь дела... — Закрой свой поганый рот, грязный выблюдок! — громко выкрикнул мужчина, тяжело шагая и шатаясь, — это из-за тебя всё случилось! Это из-за тебя Майя погибла! — Антон был ошарашен и не понимал, почему его обвиняют в том, чего он не делал. — Но я... — Рот свой закрой, кому сказал! — Любовь Михайловна, Миша и Герман спустились на звук. Женщина всё увидела первой и поняла, что это семейная ссора, не пуская туда ни Мишу, ни Германа, уводя их куда подальше, чтобы лишних глаз не было, — ты, ублюдок, лучше бы не рождался! Из-за тебя все проблемы! Из-за тебя все наши ссоры с твоей мамой были! Из-за тебя она погибла! Из-за тебя страдает много людей! Из-за тебя всем плохо! Ты хоть головой своей думаешь?! — отец начал медленно и постепенно приближаться к Антону, который смотрел на него мокрыми и широко раскрытыми глазами, — Ты — ошибка природы, ты — ничтожество, ты всё портишь! — Шастун опустил взгляд и готов был расплакаться. Сейчас он был слишком уязвим, поэтому каждое оскорбительное слово задевало глубоко внутри и откликалось громче, неприятно билось о стенки грудной клетки, причиняя нестерпимую боль, которая выливалась в слёзы. Вот и у Антона пошли они. Его руки рефлекторно прикрыли собственное лицо, чтобы отец ничего не заметил. — Ну ты и тряпка! Парня вырастил, называется! Сейчас научу тебя уму разуму! — мужчина резко приблизился к Антону и замахнулся, чтобы ударить его по голове, но Попов придержал его руку и сильно сжал, окидывая осуждающим взглядом. — Может, хватит на него давить? Вы не видите, в каком состоянии Ваш ребёнок? Как можно обвинять его в том, в чём он даже физически участия не мог принять, когда каждый день находится здесь, у меня. Вам не стыдно при людях унижать своего сына? — Арсений повысил голос и оттолкнул от себя мужчину, — убирайтесь, пока я полицию за проникновение в дом не вызвал. — Да пошёл ты на... — его схватили охранники и уволокли к выходу, позже вызвав ему такси. Попов подошёл к Антону и приобнял его, прижав к своей груди. «Ну вот. Всё малину мне испортил.» — злился Арсений, понимая, что все его подбадривания и хорошие слова в адрес Шастуна были зря, ведь всё это растоптал отец парня. — Антон, ты не виноват, — попытался он вновь успокоить его, нежно поглаживая по голове, — и родился ты не зря. Должно быть, твой отец просто пьян, поэтому сказал такую чепуху. — Он редко разговаривал со мной, — тихо начал Антон, — основной предмет разговора — моя успеваемость, какой я ужасный по сравнению с другими и прочие унижения. Хоть разговарием редко, но метко... Отец знает, как задеть меня, как сделать мне больно, как довести до слёз. Я ненавижу его, — Шастун чуть отошёл от Арсения, уныло и бессильно посмотрев ему в глаза, — как и он меня. А что, если он с Лёшей также обращается?! — Антон, всё! Перестань думать об этом. Иначе я от тебя не отлипну, пока не увижу твоей улыбки. Шастун громко и недовольно цокнул, отвернувшись и скрестив руки на груди. — Ц! Тоже мне. Ну-ну. Удачи. Резко в дом зашёл Сергей Александрович и громким голосом заговорил: — А я не понял, — он подошёл к Антону и Арсению, встал позади них обоих и положил руки им на плечи, прижимая к себе, — почему главные звёзды ещё здесь? — мужчина начал вести их к выходу, улыбаясь, — Люба, Герман, Миша, а ну спускайтесь! — громко произнёс Сергей Александрович, эти трое тут же вышли из-за угла, уже готовые. — Антон, почему у тебя глаза на мокром месте? Плакал? — Да неважно. — Ничего-ничего. Сейчас развлечёмся по полной, — эта шестёрка подошла к выходу, и Сергей Александрович приостановился, вручил охранникам несколько пятитысячных купюр, — а вы тоже отдохните, — мужчины обрадовались и поблагодарили отца Арсения, мгновенно пропуская эту небольшую компанию на улицу.                                           ***** Сергей Александрович посадил Антона, Арсения и Любу в свою машину, а Германа и Мишу — в отдельную. Через двадцать минут они были уже у огромного особняка мужчины. Эта небольшая компания по очереди зашла в огромный особняк Сергея Александровича, там уже ждали Гедеон Георгиевич и Вера, был накрыт стол: очень много разной еды, алкоголя. У многих на лицах появились улыбки, только одному Антону было тревожно, он не мог просто выдохнуть и расслабиться. Когда за столом уже начали подниматься разговоры, смех и прочая суета, большинство участвующих уже успели поналивать себе алкоголь, за исключением Германа, конечно, у него только сок и газированная или сладкая вода. Шастун молча наблюдал за всеми, у него не было желания даже чего-нибудь выпить, так как голова была забита мыслями об Алёше и пьяном отце. Арсений в это время активно болтал со своим отцом, Верой и Альбертом. Антон не слушал, о чём они говорили, а только смотрел в пол, понимая, что чувствует в компании себя одиноко. Однако его одиночество продлилось недолго, вскоре к нему подошёл Попов и, несколько раз ткнув его в плечо, тихо позвал: — Антон, ты чем-то обеспокоен? Шастун тут же «включился» и удивлённо посмотрел на мужчину, сначала хотел промолчать, но всё же начал: — Я очень волнуюсь за Лёшу, не нападёт ли на него пьяный отец, — очень тихо произносил парень, сдерживая слёзы. — Пошли, — Арсений аккуратно взял Антона за руку и потянул его за собой, — позвоним Алёшке, убедимся, — Шастун широко раскрыл глаза, приоткрыл рот, следуя за мужчиной, а потом тихо бросил: — Да... Было бы славно.                                           ***** Пока Арсений вёл Шастуна, парень рассматривал интерьер дома Сергея Александровича и буквально восхищался. Все картины, стены, полки, цветы были безумно чистые, что, казалось, сверкали. Очень много разных комнат, большущий коридор из них, заплутать легко. Когда Попов всё-таки привёл Антона в одну из комнат, что походила на кладовую, тут же достал телефон и начал звонить. Шастун неуверенно посмотрел на мужчину и осторожно взял у него телефон, дожидаясь ответа Лёши. — Здравствуйте, Арсений Сергеевич, — достаточно громко поздоровался мальчик. — Привет, Лёшка, это я, — негромко, будто охрипшим голосом, проговаривал Антон, нежно улыбаясь. — Антон?! Братик! Я так соскучился по тебе! Когда ты меня опять навестишь? — Я пока не знаю, но это обязательно сбудется... Я вот что спросить хотел... Отец, как отец? Не трогал тебя? — Нет. Я заметил, что он пьяный и шатается из стороны в сторону, на меня один раз взглянул и к себе пошёл. — Фу-у-ух! — облегчённо выдохнул Антон, ещё шире улыбаясь, — я прям так разволновался за тебя, но теперь всё наладилось. — Не волнуйся за меня! А главное, не плачь! Я любого сокрушу, кто обидит тебя! — Люблю тебя, Алёш, — почти со слезами на глазах говорил Антон. — И я тебя, братик, — с лучезарной улыбкой на губах отвечал мальчик. — Смотри там, долго не засиживайся, сон — полезная штука. — Хорошо, Антон! Ты тоже следи за своим здоровьем! — Так точно! — невольно усмехнулся Шастун, чувствуя, что тревога рассеивается и накрывают положительные эмоции, — будь хорошим мальчиком, обязательно говори о каждой детали, что происходит дома! — Хорошо! И незнакомцам дверь открывать не буду, не впущу! А если и впущу, то не выпущу! Антон громко рассмеялся, прикрывая свой рот ладонью. — Умничка, Лёш, как я учил... — Обязательно передавай привет Арсению Сергеевичу! — Да... — Алёша отключился, а Антон медленно отдал телефон мужчине, пытаясь сдержать слёзы, — ам... Спасибо, — Шастун искренне улыбнулся, смотря на Арсения, — мне стало легче. Попов аккуратно взял свой телефон, положил его в карман и удивлённо смотрел на Антона, таким благодарным и нежным он его редко видит. Арсений настолько залип, что не спускал с парня даже глаз. Шастуну стало немного неловко, он опустил взгляд, сомкнул свои ладони, глядя на них, и тихо спросил: — Почему Вы так на меня смотрите? Я должен что-то сделать? — Арсений наконец пришёл в себя, близко подошёл к Антону и расплылся в улыбке. — Должен. Расслабиться. Сбрось с себя все эмоции, груз и прочее. Я приму это за благодарность. — Но я ещё не совсем отошёл от сме... — Попов тут же положил свою ладонь на губы парня и приставил один палец к своим а-ля: «тихо». — Не будем об этом. Запомни, в дом моего отца заходят только по двум причинам: хорошенько расслабиться или заключить какую-нибудь сделку. Позволь себе быть полностью раскрепощённым в такой период хотя бы сегодня, — Арсений убрал от Антона руку и смотрел на него, ожидая ответ. — Ладно, хорошо. Я попробую.                                           ***** Арсений и Антон сидели рядом, иногда посматривая друг на друга. Второй уже вовсю глушил алкоголь, даже смешивал, в чём ему помогали Сергей Александрович и Гедеон Георгиевич, а Любовь Михайловна ворчала на этих троих, всё же волнуясь. Герман не понимал смысл этого занятия, а Миша довольствовался несмешанным алкоголем, почему у него молниеносно поднималось настроение. Вера со своим отцом позже начали буквально дымить, засоряя воздух сигаретным дымом, позже к ним присоединились Сергей Александрович и Арсений, которые потом были отруганы Альбертом и Антоном. А потом стол и вовсе разделился на две части: Альберт, Антон, Миша и Сергей Александрович, Арсений, Герман. И так понятно, по какому алгоритму. Оставшиеся Гедеон Георгиевич, Любовь Михайловна и Вера молча наблюдали за этой шестёркой. У них было что-то типа соревнования, кто больше намешает алкоголя, выпьет и выстоит — тот победил. Сначала его мешала первая часть стола, Альберт, Антон и Миша. Они шушукались между собой, как какие-то три пожилые женщины-подружки у подъезда, хихикали и поглядывали на вторую часть стола, Сергея Александровича, Арсения и Германа. Исключительно из-за человека, склонного к здоровому образу жизни, Альберт, Антон и Миша не мешали ему такой алкоголь, как Арсению и Сергею Александровичу, которые, кстати, оба выстояли. Герману первая часть стола намешала сок, газированную воду и чуть вина, которое добавил Антон, хихикая. Позже пробовать намешанный алкоголь принялась первая часть стола, которые с охотой ждали, пока их «вторые половинки» приготовят что-нибудь загадочное и сногшибательное. Миша, как только попробовал, почти сразу отрубился прям на стуле, Альберт и Антон, отхлебнув с одного большого пивного стакана, из которого вовсю выливалось содержимое, опьянели ещё больше, начиная похабно и развратно шутить, что друг с другом, что с другими. Также постепенно поступали и их оппонементы напротив. Примерно в таком ключе прошло два часа, обстановка стала ещё горячее: в ход пошла музыка, танцы, песни, разные интересные истории и действия. Например, Антон успел бросить вызов Герману: — Герман, я бросаю тебе вызов! — с широкой улыбкой на губах выговорил Шастун, скрестив руки. — Вызов? — Да. На отжимания. Герман уверенно встал и ярко улыбнулся. — Я принимаю ваш вызов. Миша удобно уселся уже на диване, успев перебраться на него, пока все пели и пили, наблюдая за своим парнем и Антоном. Герман и Шастун оба встали на руки, посмотрели друг на друга, парень усмехнулся. — Уверен, что не хочешь отступить? Я дам тебе шанс... — Меньше слов, Антон, — ответил он, улыбаясь во все зубы. — Итак! Я ставлю таймер! Начали! — сказал Сергей Александрович, используя телефон, — раз! Два! Три! Четыре! — считали все громко хором. Антон и Герман сначала отжимались одновременно, а потом первый начал отставать. — Двадцать пять! Двадцать шесть! Двадцать семь... Сорок... Сорок пять... — на этой отметке Шастун остановился и перевернулся на спину, тяжело дыша. — Бля-я-я-я, я чё, проиграл... А Герман в это время не переставал отжиматься, скажем, на его лице даже не было капель пота, а сам он не краснел и, казалось, не уставал. Многие пребывали в шоке, когда количество отжиманий перевалило за сто пять. Миша, Гедеон и Вера одновременно гордились за Германа, широко расплываясь в улыбке. — Фу-ух. Даже для меня это было непросто, — хихикнул парень, разводя свои руки в разные стороны. — А на одной руке можешь отжаться? — задал вопрос Сергей Александрович, взяв рюмку водки со стола. — Могу, — уверенно ответил Герман, наблюдая за окружающими его людьми, все взгляды были переведены на него, ему даже это нравилось. Герман смог отжаться от пола одной рукой около двадцати пяти раз. — Ва-а-ау! — громко произнесла Вера, подходя к Герману, потрепав его за волосы, — не знала, что мой младшенький любименький такой сильненький! Девушка у тебя есть? — Нет, только парень, — посмеялся Герман, а Вера округлила глаза, видимо, Гедеон ей и вправду ничего не сообщал. — Парень?! Ещё лучше-е-е! Кто этот счастливчик?! Покажи мне эту сосочку! — Да вон там на диване сидит, — указал Герман ладонью на Мишу, посмеиваясь. — Миша-а?! А чего ты мне не сообщи-и-ил даже-е?! — О-ой, простите-е, Вера-а, у меня Вашего номера нет. — А ну-ка давай ещё по стаканчику намешанного алкоголя-я! — Я с вами-и-и! — отозвались Антон и Альберт, тут же приближаясь, до этого они стояли в стороне и что-то обсуждали, шатаясь. Так прошло ещё примерно полтора часа, Гедеон Георгиевич, Любовь Михайловна и Сергей Александрович начали ностальгировать по ушедшим годам, когда они гуляли втроём, ещё помоложе, где глаз упадёт. Как и от кого Гедеон спасал и выручал своих младших друзей. Слушать это было очень даже интересно. Все за столом, кроме Антона, вникали в каждое слово и внимали каждую деталь. А Шастун не слушал, потому что наблюдал за одним из охранников Сергея Александровича, который приносил и уносил разные блюда, алкоголь, не нравился он ему. В один из моментов, когда отец Арсения в очередной раз попросил стакан виски, смешанного с водой, слуга тут же пошёл на кухню, а Антон последовал за ним, на всякий пожарный. Перед парнем открылась интересная картина: мужчина насыпал какой-то порошок в стакан с жидкостью и немного помешал серебряной ложкой. Шастуну это явно не понравилось, но он сделал вид, будто ничего не было и дожидался слуги. Долго ждать не пришлось: мужчина пришёл, быстро поставил стакан перед Сергеем Александровичем и хотел было уйти, но Антон схватил его за руку и крепко сжал, а пожилому мужчине запретил пить эту жидкость. — Что такое, Антон? — Пусть сначала он попробует, — указал Шастун на слугу, жутко улыбаясь, мужчина начал подозревать, что его раскрыли. — Но я сделал это для Сергея Александровича... — А меня не ебёт. Пей. Слуга неуверенно взял стакан, а его руки начали дрожать, он с испугом смотрел на содержимое стакана, понимая, что попался в свою же ловушку. Мужчина не осмелился даже признаться, поэтому быстро выпил жидкость и отошёл от стола, смотря на Антона. — И что? Ничего не случи... — он тут же рухнул на пол, стал задыхаться и предпринимать тщетные попытки вдохнуть хотя бы чуток кислорода, однако это не получилось. Вскоре он умер. Сергей Александрович удивлённо посмотрел на погибшего и Антона. — А как ты определил, что он яд подсыпал? — Да я видел, подозрительный был. — Фу-у-у, уберите кто-нибудь труп, вонять же будет, — возмущался Миша, заткнув свой нос пальцами. — Я могу, — сразу же вызвался Антон, облизнувшись и получив от Арсения взгляд а-ля: «ну да, ну да, ты же мастер в этом».                                           ***** Вскоре бездыханное тело всё-таки убрали, но те же охранники Сергея Александровича. На часах была примерно половина нуля. Антон уже наконец начал постепенно возвращаться в свое привычное, желающее приключений состояние, отодвигая грусть и печаль. Парень решил хорошенько отдохнуть, вливая в себя литры алкоголя вместе с Мишей и Альбертом. С ними же он становился королём танцпола и бил все рекорды по выносливости. Остальные присутствующие то наблюдали за данным действом, то разговаривали между собой, то выдвигали разные поводы и тосты для выпивки, некоторые играли в игры, например, «правда или действие», «Я никогда не...», даже в карты(не на раздевание). Арсений молча наблюдал исключительно за Антоном, подставив под свой подбородок руку и слегка улыбаясь. Сергей Александрович заметил взгляд своего сына, тихо усмехнулся и залип на Альберта. Яблоко от яблони... Герман удивлённо смотрел на откровенного и вульгарно ведущего себя Мишу, которого он впервые видит. Мало ли что этот несовершеннолетний ещё учудит. Парень заговорил со своей старшей сестрой Верой резко о её личной жизни. Девушка рассказала ему о своей лучшей подруге Анжелике и описала недавнюю их совместную прогулку очень подробно, что даже Антон умудрился подслушать, оказавшись позади Веры. Любовь Михайловна рассуждала вместе с Гедеоном Георгиевичем о моралях жизни, людских порока, о том, как быстро растут дети и что нового появилось в современном мире. В общем, обычная беседа пожилых людей. Позже заиграла песня, и Сергей Александрович буквально заставил большинство присутствующих(Вера вышла в туалет покурить, но на самом деле общаться по телефону с Анжеликой) танцевать в парах, причём составлял их по своему мнению: сам мужчина и Альберт, Гедеон Георгиевич и Любовь Михайловна, Арсений и Антон, Герман и Миша.

Careless Whisper - George Michael

Пары, преимущественно из представителей мужского пола, вышли на импровизированный танцпол, около большого стола, держась за руки. Как только Арсений докоснулся до кисти Антона, второго словно кипятком окотило, по телу резко прошёл электрический ток, отчего парень дрогнул, немного смущаясь от такой неожиданности, а Попов лишь улыбался, хихикал там себе, но всё же стал серьёзнее, положил свою руку оппоненту на талию и прижал к себе, слегка улыбаясь и поддерживая с Антоном зрительный контакт. Шастуна смущало подобное действие, поэтому он просто прислонился своим лицом к плечу мужчины, положив свои руки ему на грудь и сомкнувшись с Арсением кистями. С Германом и Мишей ситуация обстояла совсем по-другому. Первый, хоть и соблюдал все личные границы второго, получил в свой адрес необычные извращённые шутки и пошлые ухмылки, взгляды от младшего, который не спускал с Германа глаз и всё негромко смеялся, прижимаясь к его груди. Старший же тотчас густо смущался, не ожидая вовсе такого внимания к своей персоне. Гедеон Георгиевич и Любовь Михайловна буквально обнялись и кружились активнее всех, так как мало чего уже стеснялась, всё-таки долго знакомы друг с другом. Сергей Александрович и Альберт были самые довольные и раскрепощённые. Первый понимал второго, второй понимал первого. Они бессовестно трогали друг друга в самых разных местах, очень близко были друг к другу, казалось, что сейчас сомкнутся губами и утонут в этом огне страсти. Ни на секунду не отводили друг от друга взгляд. Между ними явно что-то есть! Эти три сладкие и одна дружеская парочки кружились в танце, словно лепестки на ветру, отлично контактируя друг с другом, чуть больше двух с половиной минуты, а потом все резко разом остановились, уже топчась с ноги на ногу, будто утки(ХАХАХА), и что-то шепча друг другу. Арсений вдруг развернул Антона к себе спиной и прижался сзади, облокачивая свою голову о его плечо и провокационно дыша ему в шею, ухмыляясь. Шастун неожиданно громко вздохнул, вновь удивляясь движениям и поведению старшего, маленько краснея. Попов медленно провёл своими руками Антону от груди до живота, сжимая, а парень уже и не сопротивлялся, желая полностью погрузиться в эту раслабляющую атмосферу, побыть хоть раз с людьми, которые оказались вполне себе приятными, хоть раз послушать свои мысли и желания, хоть раз поддаться и не молчать о собственных хотелках. У Миши как будто бы челлендж какой-то был по соблазнению своего партнёра Германа, он то и делал, что тёрся о него, распускал свои ручонки, которые старший тут же перехватывал, немного краснея и смущаясь резкого напористого поведения дворецкого. Главное, никаких глупостей не совершить, а дальше и жизнь ключом ударит. Остальные две пары были более спокойны(Сергей Александрович и Альберт наконец решили несильно показать свои отношения чужим глазам, хоть сейчас в помещении и все родные, знакомые, близкие). Шастун обернулся и, заведя свои руки за шею Арсения, смотрел мужчине прямо в глаза, иногда отводя взгляд, его ресницы почему-то дрожали, а сам он неожиданно нежно и искренне, а далее и чересчур пьяно, развратно улыбнулся. Попов не ожидал этого, поэтому пару секунд стоял в шоке, приятно ошарашенный, а потом ответил тем же жестом, ярко и аккуратно расплываясь в улыбке. Позже они оба одновременно потянулись друг к другу и слились в тёплом, нежном, осторожном и недолгом поцелуе. Сергей Александрович, конечно, заметил это и довольно, гордо, победно хмыкнул, понимая, что его миссия удалась. Кто как не отец знает, кто больше всего подойдёт его любимому чаду!(Когда мамы нет) Чуть позже песня, к сожалению, прекратилась, а некоторые парочки раскололись, но Антон по-прежнему не отходил от Арсения ни на сантиметр, будто бы прячась за ним, так как у него в штанах случилось кое-что интересное, о чём он не горит желанием оповещать всех присутствующих. Герман и Миша тоже держались вместе. Ну как. Дворецкий держался за своего парня, чтобы грех не ёбнуться на пол, ещё сломав чего-нибудь или сильно повредив. Глядя на такое состояние юноши, Герман принимает ответственное решение, вернуться домой и уже там обо всём поговорить, точнее уложить несовершеннолетнего мальчишку спать, а наутро как следует наказать! Поэтому, когда Сергей Александрович начинает спрашивать про ночёвку, Герман, уже держа на руках почти не в сознании Мишу, говорит, что пожалуй отправится домой. Отец Арсения с улыбкой на губах соглашается, мол если надо, значит, надо, и поручает одному из своих водителей отвезти голубчиков домой. Гедеон Георгиевич завистливо и изучающе наблюдает за своим сыном и его отношению к Мише, а Вера, уже пришедшая наконец из туалета, хихикает, придумывая себе в голове много разного. Герман, конечно, с ними до того, как уходить, попрощался.                                           ***** А затем, пытаясь поставить младшего на ноги, Герман недовольно отзывался: — Слышишь, пьяница, хоть на ноги встань. — Что-о-о?! Ты кого это... — Миша резко икнул, стараясь самостоятельно встать, всё же держась за Германа, — пьяницей назвал? Я трезвее любого трез-з-звого! — заострил внимание на звонкой согласной юноша, шипя, как змея. — Ну-ну, — закатив глаза, выразился старший, легко взяв Мишу на руки и положив его к себе на плечо. — Э-э-эй! Ты куда меня... Куда... Куда это мы-ы-ы? — пьяно растягивая гласные, поинтересовался дворецкий, ни капли не сопротивляясь, даже получая удовольствие от того, как Герман проводит руками по его икрам на ногах и сдавливает временами. Парень кое-как усадил в машину своего пьяного парня и присел рядом, страдая его от липких и откровенных подкатов всю дорогу.                                           ***** Сергей Александрович, провожая Германа и Мишу взглядом, повернулся к Арсению и Антону, который прятался за ним, схватившись за руку и уткнувшись лицом куда-то чуть выше лопатки, выглядывая как бы из-за мужчины. Отец Арсения громко хохотнул, открыто умиляясь, а потом начал: — Вас как положить? В одну комнату или в две? — задал, казалось бы, ну уж очень очевидный вопрос он, скрестив руки на груди и дожидаясь очевидного ответа. Арсений хотел было что-то сказать и, может, по поводу того, чтобы спать с Антоном порознь, но Шастун ловко перебил его, уверенно отвечая: — В одну. Попов широко раскрыл глаза, взглянув таким образом на своего отца и как бы вбок, в сторону чуда, которое это произнесло. В принципе, Арсений и не сопротивлялся. — Решено, — Сергей Александрович, лучезарно и добродушно улыбнувшись, подошёл к столу, ближе к Альберту, усадил его на одно свое колено, предварительно похлопав по нему, и продолжил, — тогда вперёд. Арсюш, твоя старая комната. Его сын, понимая, куда идти, положительно кивнул и, сжав руку парня, повёл Антона на второй этаж, в свою комнату, которая, кстати, поддерживалась в отличном санитарном состоянии, хоть там уже давно никто и не жил. Шастуну все не терпелось поскорее оказаться в этой комнате и заняться тем, чего он так желает уже неизвестно сколько, не в состоянии бороться с безумным и вдруг накатившемся возбуждением, сильнее сжимая в своей руке руку Арсения, рассматривая его кисть, фаланги пальцев, которые он был хотел почувствовать внутри себя. Отогнав от себя подобные мысли, Антон густо покраснел, всё же не понимая, как докатился до такого. Однако отступать парень не планировал. И как только они завернули в нужном направлении, Арсений, как настоящий джентельмен, открыл дверь Антону, нешироко улыбаясь. Только-только дверь комнаты закрылась, Шастун тут же прижал мужчину к ней, упираясь руками в его туловище, и грубо поцеловал, проникая в горячий рот своим языком, исследуя каждый влажный сантиметр. Попов весьма удивился, но не сопротивлялся, даже подался навстречу, взяв и сжав волосы Антона. Поцелуй был долгий, мокрый и жаркий, Арсений даже чуть не задохнулся от такой наглости, но когда Шастун всё-таки на секундочку отстранился, то мужчина негромко смеялся, прикрывая щёки, покрасневшие то ли от давления, то ли от алкоголя, то ли от смущения. — Что смешного, кис? В комнате было достаточно светло, так как на стене располагалось огромное трёхстворчатое окно, откуда прекрасно проникал свет луны, освещая пол, кровать и прочую мебель. Также здесь, несмотря на то, что комнатой никто давно не пользуется, достаточно хороший интерьер, дизайн, санитария. Большая и просторная кровать, застеленная крупным алтасным бордовым одеялом, рядом были такого же цвета подушки, а всё закончили чёрные обои, расклеенные по комнате, которые создавали некую мрачную и до дрожи в коленках загадочную атмосферу. Арсений наконец перестал смеяться, но лёгкая улыбка с его уст не ушла, взгляд стал надменным, многообещающим и каким-то хищным. Он, грубо схватив Антона за руку, жёстко прижал его лицом к двери и неожиданно больно шлёпнул по заду, парень жалобно простонал, его вставший колом член болезненно тёрся о дверь и требовал внимание к себе. Арсений в это время активно раздевал Шастуна, резко и грубо срывая с него одежду, и проводил руками по его спине, пояснице, талии, задерживаясь преимущественно на бёдрах и ягодицах, иногда мня их. — Ты, выходит, терпел весь вечер? — бархотным и низким голосом спрашивал Арсений, чуть стягивая с Антона брюки. — Можно... И-и-и.. Так сказать, — неуверенно ответил Шастун, опираясь руками о дверь, пытаясь смотреть на мужчину. — Я сегодня добрый. Так уж и быть, сделаю тебе хорошо, — Арсений резко вставил в анус Антона два пальца, парень жалостливо и громко вскрикнул, слегка содрогаясь. — Ай!.. С.. Стой... Больно.. — Попов молниеносно прижал младшего к себе, прикрывая его рот и вставляя пальцы ещё глубже, двигая ими в разные стороны внутри. — Не нужно, чтобы нас услышали, — прошептал мужчина, внимая беспомощные, возбуждающие и мучительные мычания Антона, а также его попытки выбраться из могучих рук Арсения.