More Than Words (Breaking the Curse that Brought Us Here)

Джисон просыпается, и Чана не оказывается рядом с ним, и он немного паникует, особенно, когда замечает рядом с собой беспорядок. Он садится и оглядывается вокруг, встречаясь с таким же недоуменным взглядом Чонина. Снаружи еще не стало светло, но, кажется, сегодня у них ранний завтрак, если судить по доносящемуся с кухни запаху. Он не может найти Чана и Феликса, и задумывается, готовят ли они завтрак вместе. Он одновременно волнуется и ничего не понимает: что происходит, почему они так рано проснулись? Им ведь не нужно больше никуда идти? Случилось что-то еще? — Эй, Чанбин! Пс-с! — Джисон трясет друга за плечо, чтобы разбудить, и в ответ получает сон и легкий шлепок; Чанбин жмурится. Джисон игнорирует его и продолжает трясти. — Бин! Ты не знаешь, где Чан-и? Чанбин открывает глаза, услышав это, и глубоко хмурится. — Что…? Чан пропал? — он трет глаза и садится, оглядываясь по сторонам и взволнованно глядя на Джисона. — Наверное, он на кухне с Феликсом — не волнуйся — но я думал спросить, знаешь ли ты, почему, — Джисон слегка дует губы: он пытается не волноваться о Чане, но не может не беспокоиться хотя бы чуть-чуть. Чан — не утренний человек, может он просто не смог уснуть? Ему же не приснился кошмар, да? Минхо наложил на него свежее заклинание спокойного сна всего пару дней назад. — О. Чего. Подожди… Я ещё не проснулся, — шарит Чанбин, моргая и потирая лицо. Джисон хихикает: он понимает. Потом Чанбин снова смотрит по сторонам и видит Черён, идущую к ним из соседнего дома. Он хмурится, видимо, начиная осознавать происходящее. — Что происходит? Все уже проснулись? — Я проснулся от шума и от запаха с кухни, — комментирует Чонин. Минхо и Сынмин тоже не спят, и Сынмин соглашается со словами Чонина. Хёнджин еще спит: судя по всему, он может спать когда угодно. Сынмин тихо трясет его за плечо и шепчет ему просыпаться. Тот не просыпается — и Сынмин вздыхает, поджимая губы. — Оставлю его вам. Пойду проверю что там происходит, — говорит он, вставая и уходя на кухню, все еще босиком и в пижаме. Джисон слышит, как он разговаривает с Феликсом и Черён на кухне, и по одному все возвращаются в комнату, подбадриваемые Юной. Вместе с ними, как ни странно, выходит и Чан. Он выглядит взволнованным, и Джисон чувствует то же самое у себя в животе. Ему хочется встать и поговорить с ним, но Феликс, Сынмин и Черён выходят из кухни и объявляют, что завтрак скоро будет готов. — Ладно, давайте одеваться, — зовет Сынмин, садясь на корточки и помогая Чонину разбудить Хёнджина. — Кажется, Юна планирует сегодня наложить обратное заклинание. — Что? — Джисон оживляется и широко раскрытыми глазами смотрит на Сынмина, а потом — через плечо оглядывается на Чана, который присоединяется к ним. Он тоже еще в пижаме, так что, кажется, он тоже не планировал пока просыпаться. Джисон надеется, что Юна не разбудила его или что-то вроде того. Будить Чана — смертный грех, и делать это можно только, если у Чана кошмар. — Чан, что ты делал? — спрашивает его Чанбин, мягко ударяя его в плечо. Чан смотрит на них не до конца уверенно. "Я не мог уснуть, и решил пойти попить воды, но Феликс сказал мне, что Юна тоже не спит. Я волновался о ней, потому что она практиковалась одна, но она сказала, что все в порядке и что она чувствует, будто может "коснуться" полного обратного заклинания," — объясняет Чан. — "Они хотят попробовать наложить его сегодня." — Это отлично, да? — сонно спрашивает Хёнджин, все еще потирая глаза и пытаясь проснуться. Чан поджимает губы, и Джисон не понимает, что стало с его вчерашним нетерпением и восторгом. Он сказал, что не смог уснуть, значит, наверное снова слишком обдумывал вещи. Джисон надеется, что ему получится вернуть нетерпение и спокойствие за завтраком. "Да, это хорошо. Я думаю," — признается Чан. — "Я просто волнуюсь, потому что она тренировалась одна так рано утром." — Не волнуйся, мы посмотрим за ней. Мы остановим ее, если она ошибается или магия пойдет не так, — уверяет его Минхо, глядя на него мягко, но с серьезностью. Джисон тоже чувствует себя немного лучше. У него не оказывается времени успокоить Чана, потому что завтрак оказывается готов, но Джисон все равно обнимает его, прежде чем они садятся за стол. Юна говорит, что она работала над полным заклинанием вчера, и теперь уверена, что справится с ним. Джисон не очень понимает, можно ли ей верить, и представляет, что и Чан тоже этого не знает, хотя и следил за ее тренировками внимательнее, чем он. Джисон нервничает все сильнее, когда они завтракают, и все (хоть и немного неуверенно) соглашаются попробовать обратное заклинание. Он подходит к Чану и берет его за руку, глядя на него серьезным взглядом. Он видит, что Чан нервничает, его ладони потеют, а взгляд дрожит, когда он смотрит на него. Джисон пытается скрыть собственное волнение за улыбкой. — Все будет хорошо. Никто не хочет, чтобы все прошло не так, — шепчет он, жестикулируя одной рукой и сжимая ладонь Чана другой. Чан кивает, слегка сутулясь, будто бы говоря, что он знает, но не может не нервничать. Джисон незаметно коротко целует его в щеку. — Если ты плохо спал или вроде того… — он обрывается, не зная, что сказать. Чан кивает и все равно благодарит его, и, не успевает Джисон сказать что-то еще, Йеджи просит его отойти, чтобы они могли начать колдовать. Джисон должен знать, чего ожидать, они наложили слабую версию заклинания вчера, но все еще нервничает, как и в прошлый раз. Он немного прячется за Чанбином и в предвкушении берет его за руку, сжимая мышцы на его плечах в попытке успокоиться. Чанбин отводит его руки и вместо этого обхватывает одну из них своей, прямо как вчера, и Джисона это немного успокаивает. — Ладно, Чан, ты хорошо себя чувствуешь? — спрашивает Юна, сделав глубокий вдох и встряхнув руками, чтобы подготовиться. Чан пару секунд дышит, а потом кивает ей. — Хорошо. Думаешь, сможешь расслабиться для меня? Чан снова кивает, и Юна улыбается. Она хлопает в ладоши и смотрит на других ведьм и своих подруг в поисках подтверждения, что она может начать. Когда все с одобрением кивают, она закрывает глаза и начинает бормотать что-то неразборчивое. Она шевелит пальцами и снова открывает глаза, пристально глядя на Чана. — Хорошо, основа готова, — тихо подбадривает ее Йеджи, так, чтобы все остальные тоже могли слышать. Он смотрит в сторону и видит Феликса, который, сжав кулаки, наблюдает за происходящим с полным вниманием. Хёнджин обхватывает руку Чонина и выглядит почти настолько же взволнованным, как и Джисон чувствует себя: его губы сжаты в тонкую линию, а Чонин бездумно гладит его рукой по спине. Взгляд Юны вдруг твердеет, челюсти стискиваются, и Джисона это сначала пугает, но потом он осознает, что она наверняка добавляет к заклинанию силы, и это должно быть трудно. Джисон смотрит на Чана, с ним, к счастью, кажется, все в порядке- Глаза Чана вдруг раскрываются, и брови его взлетают вверх, и в тот же миг Йеджи торопливо подается вперед, хватая Юну за руку. Та пищит от неожиданности, когда Чан открывает рот и морщится. Внутри Джисона все проваливается сквозь пол, и сердце начинает биться в десять раз чаще. Первый его инстинкт — податься вперед и обнять его, но он не знает, станет ли от этого только хуже. — Юна, внимательнее! — зовет Джису, заставляя Джисона и Чанбина вздрогнуть. Чанбин делает шаг вперед, но Джисон тянет его за руку. Это наверняка не лучшая идея, мешать им, когда они понятия не имеют, что происходит. — Хватит! — в панике кричит Хёнджин в тот же момент, как Минхо пытается сказать Юне сохранять спокойствие. — Простите, простите! — громко пищит Юна. Она не паникует, только напугана. — Просто- немного отступи- — предупреждает ее Сынмин, но Чан уже расслабляется. Он все еще тяжело дышит, но то, что заставило его сжаться, уже прошло. — Простите, я виновата, — Йеджи склоняет голову. — Не нужно было вмешиваться. — Что случилось? Почему ты вмешалась? — натянутым голосом спрашивает Чанбин, и Джисон чувствует, как его мышцы напрягаются. Сейчас он наверняка злится больше, чем напуган или шокирован, как Джисон. — Она теряет фокус, я пыталась помочь ей сконцентрироваться, но сделала наоборот, — Йеджи вздыхает и виновато объясняется. — Все в порядке, продолжим, — Юна отмахивается от подруги, но Джисон протестует: они ещё не спросили, в порядке ли Чан. Даже хотя они и могут почувствовать это в магическом смысле, ему может быть некомфортно продолжать. Чонин тоже протестует, и Джисон поворачивается, видя, как Хёнджин прячет лицо в руках, вжав голову в плечи. Вот черт, думает Джисон, ему очень страшно. "Все в порядке. Было не так плохо. Все закончилось прежде, чем успело стать плохо. Я просто испугался," — говорит Чан всем, и Феликс переводит для тех, кто не понял или не увидел. Джисон чувствует облегчение: Чан явно справляется лучше, чем он, но он все еще волнуется о Хёнджине. — Он в порядке! Мы все исправили! — уверяет всех Юна, но Сынмин поднимает руки. — Подождите минутку, ладно? Я не готов продолжать, — говорит он, и Юна сдается, грустнея, наконец заметив Хёнджина, который прячется за спиной Чонина, несмотря на то, что выше него. Сынмин присоединяется к ним, и Джисону хочется сделать то же самое, но он не знает, предпочитает ли Хёнджин пространство в такие моменты или хочет, чтобы его утешило больше людей. Чонин даёт Сынмину место, шепча что-то ведьме и продолжая гладить Хёнджина по спине. Сынмин кивает и нежно кладет руку на его плечо, двигаясь вверх, пока не касается ладоней Хёнджина, в которых тот все еще прячет лицо. Он обнимает пальцами его руки и нежно отстраняет одну из них. — Хёнджин? — Сынмин шепчет его имя так нежно, что Джисон почти его не слышит. И то, как он это произносит, почему-то успокаивает и его. Плечи Хёнджина немного опускаются вместе со второй его рукой. Сынмин не отпускает его ладони, свободной рукой обнимая его лицо и успокаивающе гладя его щеку большим пальцем. — Это заклинание куда безопаснее того, что делал я. Они знают, что делают. Минхо знает, что они делают. Юна специализируется на заклинаниях, которые требуют много сил, а мы помогаем ей с техникой. Чан сказал, что все в порядке, но я понимаю, почему ты напуган. Хочешь, чтобы мы остановились? — Нет, простите, я просто испугался, — тихо бормочет Хёнджин, тяжело сглатывая и дрожаще выдыхая. — Все в порядке, вы можете продолжать, — Сынмин качает головой и не убирает руки с его лица. — Все хорошо. Тебе необязательно смотреть, помнишь? — Хёнджин издает едва слышный смешок и льнет к касанию Сынмина. Потом он притягивает ведьму в объятия вместе с Чонином, путаясь пальцами в их волосах. — Спасибо, — выдыхает он. Когда они отстраняются, Джисон бежит к нему, чтобы тоже крепко его обнять. Тот удивленно смеется, но так же крепко обнимает Джисона в ответ. — Простите, что заставил всех ждать. Вы можете продолжать. — Не волнуйся. Прости, что напугали, — искренне говорит Юна. Все возвращаются на места, и Юна делает еще один глубокий вдох, готовясь продолжить заклинание. Она начинает, медленно концентрируясь все сильнее, пока Йеджи, Черён и Рюджин тихо ей подсказывают и подбадривают. Чан, кажется, снова в порядке, и Джисон пристально смотрит за ним, напоминая себе не забыть дышать. — Ещё немного силы, Юна, — говорит Йеджи, кладя руку на плечо Юны в поддерживающем жесте и шепча что-то еще. Юна стонет; ее лицо уже блестит от пота, и пряди волос липнут к нему. — Ну же… — она сжимает челюсти и концентрируется. — Тебе нужен перерыв? — спрашивает Минхо, но она упрямо качает головой. — Нет, проклятие только уляжется обратно, нужно закончить сейчас, — она сжимает и разжимает кулаки. Джисон волнуется за нее, потому что теперь Йеджи и Черён практически держат ее на ногах, но Юна продолжает. Ее целеустремленность поражает, но Джисон надеется, что она не сломается в процессе. — Почти, — отмечает Сынмин. — Ты сделала самое сложное. Осталось немного в голосовых связках. — Сейчас достану…! — Юна тяжело дышит, быстро вытирает лоб и возвращается к работе. Повисает напряженная тишина, и Рюджин незаметно выходит из комнаты, возвращаясь с платком, чтобы помочь Юне стереть пот. Единственный звук, слышный в гостиной — тяжелое дыхание Юны, и если бы не оно, Джисон бы подумал, что время застыло. — Да! — вдруг радостно восклицает Йеджи, разрывая тяжелую тишину и пугая Джисона. — Вот оно! Ты достала! Теперь убери магию. Глаза Джисона расширяются. Она справилась? У нее получилось? Он обменивается взглядами с Чанбином, пока Юна делает широкий жест руками, будто бы стягивая с кровати большое покрывало. — Агх, ну же! Иди сюда, — она вздыхает и повторяет жест. — Спокойнее, ты справишься. Не торопись, — говорит Джису. Юна замедляет движения и пробует снова. Она добавляет едва заметные движения пальцами и бормочет что-то, прежде чем полностью расслабиться. Чан звучно ахает, и все резко поворачиваются к нему. Джисону кажется, будто его сердце сейчас вырвется из груди. Сработало? Тишина, накрывающая комнату, тяжелая и раздражающая, и кажется, будто прежде чем, как кто-то подает голос, проходит несколько минут. — Все получилось? Я все убрала, да? Хорошо себя чувствуешь, Чан? — выдохшись, будто бы пробежав марафон по городу, спрашивает Юна. Чан кивает и даже издает одобрительный звук, показывая ей большие пальцы вверх. Он выглядит хорошо, почти отлично. Сынмин и Йеджи подходят к нему ближе, быстро осматривают его Джисон задерживает дыхание, сжимая руку Чанбина. — Я не чувствую больше магию Пака, — отмечает Йеджи, и улыбка растягивает ее губы. Сынмин кивает. — Я тоже, — добавляет он, и Юна торжествующе кричит, вскидывая кулак в воздух. — Да! Слава богу! — она поворачивается к Черён и падает в ее руки. Черён смеется, поддерживая ее. Джису, Рюджин и Йеджи с радостью присоединяются к объятию и хвалят ее за работу. Джисон чувствует, как с плеч спадает тяжелый груз, и позволяет себе снова дышать. Он не знает, сколько времени заняло у Юны заклинание, но, кажется, будто прошла целая вечность. Потом Юна бежит к Чану и обнимает его, жестом зовя Минхо и Сынмина к себе. — Спасибо, спасибо! — повторяет она. — Это было невероятно. Я чувствую себя отлично! Вот поэтому я и ведьма, да! Все, приходите обниматься! Джисон смеется и тянет Чанбина за собой в большое групповое объятие. Он готов поклясться, что слышит, как Чан смеется, и его сердце пухнет от любви и нетерпения слышать этот звук еще. Он думает, что этого он ждет больше всего. — Ну что, Чан? — спрашивает Минхо, когда они медленно отстраняются. На его лице большая улыбка. — Как ты себя чувствуешь? Что-то новое? "По-другому, да," — признается Чан. — "Чувствую, будто в моей груди что-то открылось. Как будто я могу свободно дышать и издавать звуки. Как будто меня накрывало изнутри большое одеяло, и все было приглушено, но сейчас все открыто." — Чего ты тогда ждешь? — Чанбин мягко толкает его в плечо. Чан дует губы и потирает плечо, но Чанбин только поднимает брови. — Да! Говори свои тайные первые слова! — Чонин широко улыбается, и Чан снова смеется, сам пугаясь от этого звука. Джисон не сдерживает широкой улыбки, потому что звук только добавляет красоты и без того очаровательному смеху Чана. "Сначала мне нужно потренироваться в звуках, или я просто опозорюсь," — говорит Чан; его щеки слегка розовеют. Он пытается пройти сквозь всех окружающих его людей, но никто не двигается. Чан вздыхает (со звуком!) и когда Феликс спрашивает его, куда он идет, то он говорит: — "Не хочу, чтобы вы слушали, когда я буду тренироваться! Это стыдно." — Если ты потренируешься, будут ли твои особенные слова все еще первыми? — отмечает Хёнджин, когда все расступаются, чтобы дать ему пройти. Чан замирает и поворачивается к Хёнджину, кивая. "Я не буду говорить слова, просто попробую издать нужные звуки. Я не говорил пятнадцать или шестнадцать лет, не хочу звучать так, будто мне все еще восемь," — смущенно улыбается Чан. Джисону хочется сказать ему просто попробовать не тренируясь, потому что ему любопытно, но он не станет давить на Чана. Чан торопливо уходит в угол комнаты, поворачиваясь к группе спиной. Джисон слышит, как он тихо пытается говорить: "а", "о", "нг", "м-м-м", "ж-ж", "ч-ш", "б-х", "с-с", и разные другие. Это мило, но он заставляет себя перестать слушать. Вместо этого он поворачивается к Чанбину, чтобы обнять своего такого обнимательного друга. Он оборачивает руки вокруг груди Чанбина и крепко обнимает его, утыкаясь головой в его плечо. Чанбин обнимается лучше всех — его объятия все делают лучше. Он так волновался, что ничего не выйдет, так боялся, что вытащил друзей в невозможное путешествие и что все они лишь пострадают, что Чан станет только неувереннее. Но теперь все эти беспокойства пропадают. Чан и Чанбин все еще есть у него, и он нашел и новых друзей. Это было сложно, но, может быть, стоило того. — Я так рад, — шепчет он, и Чанбин обнимает его сильнее, шепча "я тоже" ему на ушко. Объятия Чанбина теплые и уютные, и ждать Чана в них приятно, и когда Чанбин начинает ерзать, Джисон отстраняется, чтобы увидеть, как Чан возвращается к ним, алея ушами при виде того, как все его ждут, и издает задушенный звук. "Вы все… если вы будете смотреть, я буду запинаться," — смущенно предупреждает Чан. — Думаю, ты будешь запинаться в любом случае! Мы не против, мы все понимаем, — уверяет его Джисон, и Чан возмущенно на него смотрит, заставляя Джисона смеяться. — Давай, все хорошо. Чан сдается и делает глубокий вдох, опуская взгляд на ноги и медленно поднимая голову, глядя на Чанбина и Джисона. Сначала Джисон не придает этому значения, но потом осознает, что Чан должно быть, хочет сказать что-то, обращенное к ним, в качестве своих первых слов. В этом был бы смысл, потому что он решил, что скажет, несколько лет назад. Чан открывает и закрывает рот пару раз, заметно нервничая, прежде чем заговорить впервые за пятнадцать лет. — С-со Чанб-бин, Хан Дж-джисон, — Чан запинается, но старательно говорит, все еще жестикулируя их имена вместе со словами, и, хотя их имена звучат неразборчиво, Джисон чувствует, как в его глазах уже собираются слезы. Его голос звучит одновременно совершенно не так, как Джисон ожидал, и точно так же, как он размыто помнит с детства, но уже ниже. Чан продолжает, глядя им прямо в глаза, теперь немного увереннее, хотя и его глаза немного влажные. — Джисон-и, Чанбин-и. Бин-и. Сон-и. Я л-люблю вас. Сп-сп-са- агх- Спасибо вам. Сразу же после этих слов Джисон заливается слезами. Их язык жестов не позволял Чану по-настоящему сказать их имена, и особенно — прозвища. Чану приходилось добавлять свои милые жесты после жестов их имен, чтобы придать им смысл прозвища, а когда он злился — то жестикулировал их имена, а не жесты "белка" и "свинка-кролик", но Джисону всегда приходилось смотреть на его лицо, чтобы увидеть эмоции за его жестами. Но теперь, хоть Чану и сложно говорить, Джисон слышит облегчение и любовь в его голосе, в том, как он произносит их имена. Чан сказал, что в его первых словах не будет ничего особенного, но Джисону кажется, что это очень особенный момент. Он чувствует, как длинные руки обнимают его, как кудряшки щекочут его лицо, подобородок ложится на плечо, и чанбинов лоб упирается в его спину прямо под подбородком Чана. Он пытается сдержать всхлипы, но он всегда плакал очень беспорядочно и никогда не умел сдерживать слезы, когда что-то его трогало. Он слышит, как Чанбин позади него тяжело дышит, и, кажется, Чан дрожаще выдыхает рядом с ним. Он так счастлив, что они рядом, в его жизни, что он может обнимать их и испытывать все эти драгоценные моменты вместе с ними. — Мы тоже любим тебя, Чан-и. Так сильно, — шепчет Чанбин, и Джисон благодарен ему, потому что сам он сейчас наверняка не смог бы выдавить из себя членораздельную речь через все всхлипы и хлюпанье носом. Они обнимаются еще, просто наслаждаясь теплом и близостью друг друга, слушая дыхание и новые звуки чановых тихих всхлипов и вздохов. Когда они наконец отстраняются, Джисон понимает, что его друзья точно так же тронуты, как и он, так что он мягко целует каждого из них в щеку. Чанбин отвечает тем же, и, когда он и Джисон встречаются взглядами, то беззвучно договариваются о следующем действии — одновременно поцеловать Чана в обе щеки, захватив его между собой. Чан хохочет, и Джисон влюбляется в него снова, и эта новая часть Чана лишь укрепляет его любовь к нему, к его другу, к его половине. Он поверить не может, что наконец слышит, как Чан смеется. Это все еще кажется нереальным. — Вы такие милые! Это было так трогательно. И драгоценно, — Хёнджин очарованно вздыхает, и Джисон поворачивается к нему, замечая его влажные глаза. Он совсем забыл, что в комнате был и кто-то еще, и теперь немного смущается. Йеджи и ее группа уже ушли, и Феликс бежит к ним, чтобы заключить их в очередное объятие. Все это превращается в групповое объятие, где все поздравляют Чана, а тот благодарит всех за то, что прошли этот путь вместе с ним, за поддержку и доброту. Он пока не говорит этого вслух, потому что сейчас слишком полон эмоций. — Спасибо, что подарил нам новую семью, Чан, — искренне говорит ему Чонин. Его глаза блестят от слез, а голос немного дрожит. — Феликс уже сказал, и мне кажется, что мы все думаем об одном и том же, мы все благодарны, что встретили тебя. Чан дрожаще выдыхает и снова обнимает Чонина. Потом он оглядывает группу и качает головой. "Ладно, хватит на сегодня слез! Давайте радоваться," — жестикулирует он. — Сп-спасибо вам всем, — "Пожалуйста, продолжайте делать то, что вы хотите." Джисон не может сдержать яркой улыбки, как и все остальные. Они так рады, что стресс и тревога прошли, и заклинание наложено, и никто не пострадал. Феликс и Минхо уходят из комнаты на кухню. Джисон смотрит в дверной проем и видит, что Йеджи и ее группа уже собрались там. Наверняка они собираются все вместе готовить обед. Так уютно, думается Джисону, и он хихикает, глядя, как они всемером ютятся в крошечной кухне. — Как ты решил сказать их имена первым делом после того, как избавишься от проклятия? — любопытствует Чонин, когда все, кто остался, устраиваются: Чан между Джисоном и Чанбином на диване, Сынмине и Хёнджин вместе на матрасах, и сам Чонин на кресле у дивана. "Ну… я не знаю точно-" — начинает Чан, прерываясь, когда Сынмин и Чанбин говорят ему, что он может попробовать говорить вместо использования жестов. Чан кивает, его уши снова краснеют, и это так очаровательно, что Джисон не сдерживается и любовно тянет за мочку его уха. — Я… я буду ме-медленно, — говорит он вполовину не так быстро как жестами. — Мы не против. Ты можешь потренироваться в речи или просто говорить жестами, как тебе комфортнее, — уверяет его Джисон. Чан кивает. — Их имена это что-то, что я н-не могу пер-передать одним жестом, — медленно объясняет он. Джисону его голос кажется успокаивающим. Он все еще звучит грубо, хрипло и немного неровно из-за долгого неиспользования, но Джисон слышит в нем успокаивающие нотки. Это займет время — чтобы все привыкли к его речи, но Джисон уже наслаждается. — Я могу называть их только св-сви- хн-н- — "свинкой-кроликом", — этим, и белкой, или просто показать их имена. Чан показывает, как это делается. "Вот, видите-" — он останавливает себя и неловко смеется, начиная заново, уже вслух. — То есть- вот видите, это ощущ-ощущается не так же, как проз-прозвища. — Это так мило, боже мой, — Хёнджин надувает губы, склоняясь к Сынмину и глядя на Чана сияющими глазами. Потом он долго вздыхает. — Вы такие милые, — Чанбин смеется. — Не слушайте его, он просто безнадежный романтик, — притворно возмущается Чонин. Хёнджин игнорирует его и вытягивает губы трубочкой в поцелуе, поворачиваясь к другу; Чонин смотрит на него с отвращением и отворачивается к Чану. — Ты неплохо говоришь, кстати! "Мне приходится очень концентрироваться, чтобы не ошибиться в звуках," — Чан возвращается к жестам. — "И я уже чувствую, как у меня пересыхает в горле. Использовать жесты пока быстрее и намного проще. Но, да, мне нужна практика." — Я понимаю, — понимающе улыбается Чонин. Потом он поднимает брови, оглядывая всех, и хлопает ладонями по бедрам, поднимаясь на ноги. — Ладно, думаю, я порисую, наверное, обед будет нескоро, раз уж все на кухне готовят что-то серьезное. Хотите со мной? — Думаю, я что-нибудь почитаю, но я посижу с тобой, — говорит Сынмин и Хёнджин кивает. Чонин оглядывает троицу на диване, вопросительно поднимает бровь. Джисону хочется согласиться, но он слышит, как Чан тихо откашливается. "На самом деле…" — Джисон? — тихо спрашивает он. Джисон поворачивается к нему, глядя ему в глаза и по привычке бросая взгляд на его руки. Уши Чана все еще горят, и выглядит он смущенным. "Можно с тобой поговорить?" — Конечно, — Джисон нетерпеливо улыбается и Чан отвечает ему тем же. Если Чану хочется поговорить с ним о том, о чем он думает, то он очень ждет этого разговора. (И всего, что они могут сделать кроме этого.) — Тогда я присоединюсь к вам, — Чанбин слезает с дивана и хитро улыбается Чану и Джисону, дразняще подмигивая. — Удачи вам. Держите себя в руках. — Агх, замолчи! — по телу Джисона бегут мурашки, а уши его загораются. Он в притворном раздражении отталкивает Чанбина от себя, поворачиваясь к Чану. Тот скрещивает ноги и тоже смотрит на него. Джисон садится так же и придвигается ближе, пока их с Чаном колени не касаются друг друга. — О чем ты хотел поговорить? — он любопытно улыбается Чану и любуется тем, как розовеют его щеки. — Я хочу… я хочу поп-попро- сказать прости, — запинается Чан, немного злясь на себя за ошибки, если судить по его напряженным жестикулирующим пальцам. Он все равно продолжает. — Что заставил тебя так долго ж-ждать. Джисон быстро качает головой, подаваясь вперед и кладя руки Чану на колени. — Нет, не извиняйся, — говорит он, со всей серьезностью глядя на Чана. Если он думает, что должен за это извиняться, то самому Джисону надо извиниться еще за большее. Он снова неосознанно поднимает руки, чтобы жестикулировать свои слова. — Я и сам ждал слишком долго. Если бы я только мог дать тебе больше уверенности- — Нет, — Чан заставляет его замолчать, поднося палец к губам Джисона. Потом он неловко смеется. — З-знаешь ч-чт… — он вздыхает. — “Знаешь что? Давай не будем думать об этом. Моя уверенность никак не связана с тем, что ты недостаточно дал мне ее.” — жестами говорит он. — “И давай не будем портить настроение, прежде чем я не расскажу тебе хорошие новости. Прости, что начал с извинений. Дай мне попробовать снова и начать со счастливой ноты.” — Отличная идея, — улыбается Джисон. Чан глубоко вдыхает, пару мгновений готовится к тому, чтобы продолжить говорить. — Я д-думаю, что сейчас, — “когда мы сняли проклятие,” — я могу отдать себя тебе по-наст-настоящ- по-настоящему, — говорит ему Чан. Его медленная речь так отличается от того, как быстро он жестикулирует, и это помогает Джисону сдерживать нетерпение, но ему все равно приходится ждать, пока Чан закончит говорить. — Мне вс-все еще нужно трен-трени- — “тренироваться. Много. Очевидно,” — но я надеюсь, что ты будешь тер-терпелив ко мне. И что не посмеешься над моими- — Чан откашливается, — -по-попытками, не заи-заика-заикаться. Чан протяжно и тяжело вздыхает, когда заканчивает говорить, и Джисон смеется над усталым лицом друга. Он и правда старается говорить, и Джисон видит, что Чан предпочел бы продолжить жестикулировать, но явно понимает, что если он хочет научиться говорить — а он хочет, Джисон знает, хоть Чан этого и не признает — ему нужно к этому привыкнуть. — Не волнуйся, мне нравится сочетание жестов и речи. Это необычно, не дает мне забыться, — хихикает Джисон. Потом успокаивающе смотрит на Чана. — И я буду терпеливым. А если устану от того, как медленно ты говоришь, то заставлю тебя замолчать поцелуем. Глаза Чана раскрываются, и Джисону кажется, будто он слишком поторопился, и понял все не так, и все испортил. — То- то есть- Если ты имел это в виду, когда говорил, э-эм, отдать себя мне, да? Нет, подожди- то есть, типа- Мы могли бы- Я только наполовину шутил- То есть, на самом деле нет- Знаешь что? Я заткнусь. Можешь договаривать, — выпаливает Джисон, пытаясь спастись, но Чан только добавляет к его смущению, смеясь. То, насколько чудесно звучит его смех, успокаивает его смущение, но не полностью избавляет от него. “Ты был прав. Я имел в виду то, что теперь я смогу вслух сказать тебе теплые слова и при том по-настоящему физически показать свою любовь, я этого хочу,” — уточняет Чан, очарованно улыбаясь. Он запоздало осознает, что не говорил вслух и смущенно поджимает губы. — Т-ты бы хотел- быть со мной? Можно оф-оффи- агх… официально назвать тебя… моим? Джисон чувствует, как его улыбка растягивается до ушей, а щеки горят от этих слов. Он знал, что это случится, но слышать это от Чана — по-настоящему услышать это от своего друга, которого он молчаливо любил так долго — заставляет Джисона чувствовать себя счастливее, чем когда-либо. Он с энтузиазмом кивает, немного подаваясь вперед. — Конечно можно, Чан-и, — говорит он. — Позволишь ли ты мне ответить тебе тем же и любить тебя всей своей душой? Чан быстро отводит от него взгляд и тоже улыбается, прежде чем снова посмотреть на него и кивнуть. Джисон рад, что Чан так скоро набрался сил и рассказал ему, и что он готов принять чувства Джисона, что значит — он наверняка верит, что заслуживает их, заслуживает быть любимым. И он достоин любви Джисона. Он достоин любви и столького еще. Он пытается передать все эти чувства, глядя Чану в глаза, но не ожидает, что Чан будет смотреть на него таким же полным эмоций взглядом, и глаза его будут сиять любовью и теплом. В животе Джисона все невольно сжимается, пытаясь сдержать шторм бабочек, вздымающийся внутри. Вдруг они оказываются намного ближе, чем до этого — когда это случилось? — их носы оказываются всего в сантиметре от прикосновения. Взгляд Джисона дрожит, опускаясь на милые розовые губы Чана. Они слегка приоткрыты, и Джисон почти не сдерживается от того, чтобы склониться, но он вовремя осознает, что должен спросить, потому что не хочет повторения того, что случилось в прошлый раз, когда он бездумно поцеловал Чана. — Поцелуй меня? — едва слышным шепотом спрашивает он. Выходит дрожаще, не так, как он хотел, но Чан, кажется, не обращает на это никакого внимания, и только издает согласный звук, обнимая теплые щеки Джисона своими прохладными руками. Он наслаждается тем, как пальцы Чана нежно гладят его по щекам, и их носы едва касаются друг друга. Глаза Чана прикрываются, и он сокращает крошечное расстояние между ними, прижимаясь губами к джисоновым и склоняя его голову в поцелуе. Джисон льнет в его касание, наслаждаясь тем, как нежно Чан его держит, хотя он был бы и не против, если бы Чан целовал его немного грубее, но это он оставит для следующего раза. А пока он отчаянно целует Чана в ответ, но нежно, неторопливо, наслаждаясь теплом, разливающимся по телу. Когда они отстраняются, чтобы вдохнуть, это ненадолго — ни один из них не может перестать целовать друг друга. Чан гладит кончиками пальцев его щеки, спускается к челюсти и к шее, пока руки Джисона остаются на его груди, упираясь в нее, чтобы не упасть лицом в колени Чана. Он чувствует, как сердце Чана колотится в груди, в том же ритме, что и джисоново. Когда они в который раз отстраняются, Джисон глубоко вдыхает, опираясь о подбородок Чана, прежде чем тыкнуть указательным пальцем в левую сторону его груди и нарисовать там кружок. — Я люблю тебя, — добавляет он, может быть, немного излишне. Чан резко вдыхает и тихо всхлипывает. Джисон выдыхает, вдруг нервничая. Может, он зашел слишком далеко, уже признав свои романтические чувства, но он уверен в них. Он знал Чана слишком долго, чтобы не быть уверенным, но он был бы не против, если бы Чану понадобилось больше времени, чтобы ответить ему теми же словами. — Я тоже люблю тебя, — на удивление легко отвечает Чан, рисуя кружок на левой стороне груди Джисона, подчеркивая романтический смысл его слов, прямо как Джисон. Его сердце подскакивает в горло от удивления и от счастья, счастья слышать эти слова, знать, что Чан достаточно уверен в себе, чтобы ответить взаимностью. Джисон снова целует его, потому что ему очень хочется. Чем больше он целует Чана, тем больше становится зависим, но Чан, кажется, вовсе не против. Только когда обед оказывается готов, им двоим приходится отстраниться друг от друга больше, чем на пару секунд. Джисон немного смущается, когда все многозначительно смотрят на них, явно замечая розовые щеки у него и у Чана. Они, к счастью, не спрашивают ни о чем: они расскажут всем, когда остынут от радости признания. — Так, что вы теперь будете делать? — спрашивает их Йеджи, и Джисон осознает, что они ни разу не говорили о том, что будет дальше, о том, что они будут делать после того, как снимут проклятие с Чана. Поначалу Джисон думал, что путешествие займет у них пару дней, может недель: они найдут ведьму и снимут проклятие с Чана, но путь затянулся, и он начал верить, что он может занять несколько месяцев, может быть, даже больше года. Только вот когда они встретились с Йеджи и ее группой, все начало двигаться намного быстрее, и, как думает Джисон, они провели в путешествии немногим больше трех месяцев. Кажется, что это так долго, но так мало. Кажется, будто они встретили Минхо и Сынмина в лесу сотню лет назад, но и что провели вместе так мало времени. Если он будет честен с собой — он не готов прощаться с новыми друзьями — нет, с семьей. Они прошли через столько всего — через трудности и счастливые времена — и было бы ужасно расставаться так быстро, не успев провести время без всяких обязанностей. Он оглядывает стол и чувствует, будто его чувства обо всей этой ситуации отражаются в глазах остальных. От этого ему становится лучше, но вопрос Йеджи остается без ответа: что они теперь будут делать? Куда пойдут? — Я пока не уверен, что мы будем делать дальше, но хотел бы, чтобы мы ввосьмером остались вместе, — первым из всех говорит Джисон, но все остальные кивают, а некоторые даже вслух соглашаются. На лице Джисона появляется довольная улыбка: он счастлив знать, что все чувствуют то же самое. — Если кто-то хочет предложить, куда нам пойти дальше, я с радостью выслушаю. Мне не очень хочется домой, мой дом — с Чаном и Чанбином, так что я рад быть где угодно, пока я с ними. И, думаю, с вами. — Я чувствую то же самое, — говорит Чонин. — Я бы предпочел вообще не возвращаться домой. Я чувствую, что вы мой дом, если честно. — Вы можете остаться здесь, если хотите. Здесь доброжелательные люди, и, думаю, вы нравитесь ведьмам, Сынмин и Минхо сюда отлично впишутся, — предлагает Черён. Джисон был бы не против, но, когда он осматривает всех за столом, то видит, что Феликс так не думает. Минхо тоже замечает это и мягко подталкивает лесного духа, подбадривая его говорить. — Я… мне так понравилось путешествовать и узнавать новые места, но я хотел бы вернуться в родной лес — или хотя бы поближе к нему — когда-нибудь. Признаюсь, я скучаю по лесу, и лес скучает по мне тоже… — признается Феликс, трогая свои рога. — Но я хотел бы и остаться с вами. И нам необязательно возвращаться сразу же, я бы хотел попутешествовать еще, но все-таки очень хочу когда-нибудь вернуться. — Конечно, — уверяет его Хёнджин, нежно касаясь его плеча. — Мы что-нибудь придумаем. — Мы могли бы отправиться дальше на восток, я слышал, там большая библиотека, я всегда хотел ее посмотреть, — предлагает Сынмин. — Уверен, мы сможем найти там карту страны, так что легко вернемся обратно в лес. Если мы тогда не решим что делать, то все можем остаться в нашем с Минхо доме в лесу, пока не придумаем, или пока не подвернется очередное приключение. — Это значит, что мы пройдем через лес на востоке, да? Звучит отлично, — Феликс соглашается слишком легко, улыбаясь, когда Сынмин кивает в подтверждение того, что в ближайшем будущем они могут оказаться в лесу. — Я дум-думаю, что это звучит отлично, — говорит Чан, и Джисон оказывается приятно удивлен тем, что он участвует в разговоре со столькими людьми и все его слушают. Он тянется к руке Чана, которая лежит на его колене под столом и мягко сжимает, чувствуя, как Чанбин делает то же самое. — Если вдруг будете проходить мимо по пути обратно, заходите поздороваться! Мы будем рады услышать ваши истории, — искренне говорит Джису. Она, кажется, что-то осознает и поднимает руку. — Погодите-ка- знаете что? Если хотите, мы можем дать вам камень призыва, так нам будет проще найти друг друга. Это как магия в- — В лесных маячках? — перебивает ее Феликс, вставая и упираясь руками в стол, подаваясь вперед и глядя на Джису большими сияющими глазами. Джису кивает, и Юна ахает, бормоча что-то вроде “Он лесной дух, ну конечно!” Джисон оживляется. — Как тот, когда мы искали Чана в лесу, и ты дал нам еловую ветку? — он помнит это слишком хорошо, как и то, как недоумевал, как ветка может помочь Феликсу найти их. Конечно же, это была магия, но, видимо, особая магия лесных духов. — Да! — Феликс радостно кивает. — В любом случае, я был бы не против, думаю… Вы, вроде как, понравились мне за все эти дни в вашей крошечной дальней комнате, — Минхо пожимает плечами. Джисон тоже соглашается. Поначалу он опасался Йеджи и ее группы, но за все проведенные вместе дни они были к ним добры, и за едой они вели приятные разговоры. И вот так они решают, что им делать, и принимаются собираться, планируя отправиться в путь на следующее утро, после большого праздничного ужина, на котором настояла Рюджин даже после того, как они плотно пообедали. Последняя ночь в доме проходит торжественно благодаря энтузиазму Йеджи и ее подруг, и они проводят его за едой, разговорами и даже немного за песнями. Чан пока не пытается петь, потому что прикусил язык и стесняется говорить. Когда ночь подходит к концу, и они устраиваются на “позаимствованных” матрасах в последний раз, Чанбин строго смотрит на Чана и Джисона. — Так, — начинает он, откашливаясь. Это привлекает внимание всех остальных в комнате, особенно Хёнджина, который смотрит на них большими глазами. — Вы поговорили? Джисон улыбается и обменивается с Чаном взглядами. Когда они смотрят друг на друга, Джисон решает, что лучшим ответом на их вопрос будет прижаться с мягким и нежным поцелуем к губам Чана. Чан прикрывает глаза, когда Джисон склоняется к нему, и Джисон уверенно целует его. Это приносит им несколько удивленных ахов, но он пытается не смущаться. Не успевает он оглянуться, чтобы взглянуть на лица других, Чанбин прыгает на них, чтобы крепко обнять. — Да! Наконец-то, — выдыхает Чанбин. Джисон смеется, держа его вес на себе и крепко обнимает его в ответ. — Это лучший подарок после того, как мы сняли проклятие Чана. Вы понятия не имеете, как я счастлив, что вы наконец забыли о своих неуверенностях и можете разделить эти чудесные чувства. Джисон почти начинает плакать от этих слов, но он пообещал себе не плакать больше так часто. Вместо этого он показывает, насколько тронут, влажно целуя Чанбина в висок. Тот немного отстраняется, делает притворно кислое лицо и так же мокро целует Джисона в ответ, прямо в середину лба. — Вы уже использовали романтическое “я тебя люблю”? — вдруг спрашивает Хёнджин, рисуя кружок на груди, и Джисон удивляется тому, что он запомнил жест. Чонин шлепает Хёнджина, шипя ему не лезть не в свое дело, но Джисон только смеется на его милый вопрос. — Я же не спрашиваю вас с Сынмином о таком, да? — журит Хёнджина Чонин. Сынмин закашливается, а Хёнджин краснеет, но Джисон говорит, что все в порядке. — На самом деле, да, — бормочет он, немного стесняясь признаваться, но он любил Чана так долго, что уже не должен бояться рассказать об это всем. Чан очаровательно краснеет, и Джисон сталкивает их плечи вместе. Когда он оглядывает комнату, то видит, что все наконец улыбаются — и он счастлив знать, что его любовь может заставить улыбаться не только Чана, но и всех остальных. — Поздравляю, — искренне говорит им Минхо, и после этого Чан выпутывается из объятий Чанбина и Джисона, чтобы подползти вперед, зовя Джисона за собой. Тот немного недоумевает, но следует за ним. Минхо тоже смотрит на него с любопытством, и его глаза расширяются, когда Чан обвивает его руками, обнимая. Теперь Джисон понимает, что происходит, и радостно присоединяется к объятию. Минхо недоуменно закашливается, но отвечает на объятие, обхватывая Чана и Джисона за талии. — Чего- а это еще за что? — Сп-спасибо тебе, — говорит ему Чан, и слова его полны благодарности, несмотря на отсутствие опыта в речи. Джисон ждет, что он скажет что-то еще, но, когда Чан молчит, он чувствует, что может немного объяснить их объятия. — Ты был рядом, когда мы были не уверены в своих чувствах, Минхо, вот за что, — Минхо был рядом, поддерживая Чанбина, помогая ему, когда тот справлялся с Джисоном и Чаном в их самые трудные моменты, несмотря на усталость и стресс заставил их поговорить друг с другом даже когда это не удалось Чанбину. Минхо много готовил для них и в целом показал себя добрым человеком, несмотря на ужасное первое впечатление. Все и правда оказались не теми, кем показались на первый взгляд (кроме Феликса — Джисон с первой же секунды понял, что он добрый), но Минхо особенно заслуживает объятий за помощь ему и Чану с их чувствами тогда, когда они были особенно не уверены. — Вы все преувеличиваете, — смущенно бормочет Минхо. Джисон хихикает и отстраняется из объятий, глядя, как Чан нежно гладит Минхо по голове. Потом Чан благодарит всех за поддержку еще раз, и все они ложатся спать. Завтра их ждет еще несколько долгих дней путешествий и сна на улице. Джисон точно не скучал по тому, чтобы спать на земле, но, стоит признать, ему не терпится отправиться в путь без временных рамок, обязательств и лишних волнений, наконец имея все время, чтобы исследовать и по достоинству оценить все места, где они побывают. Самое главное — ему не терпится провести со всеми больше времени, разговаривать поздней ночью, узнавать друг друга лучше. Он уверен — когда они привыкнут к тому, что больше у них нет цели, то найдут новые вместе, а потом — найдут место, где осядут вместе, рядом с лесом, и может быть — найдут друг в друге настоящий дом. Конец.