More Than Words (Breaking the Curse that Brought Us Here)

Феликс думает, что горная деревня стала для них отличным способом отвлечься. Горы сильно отличаются от леса, но одновременно и в чем-то похожи. Отличия можно легко увидеть, оглянувшись вокруг. Земля более каменистая, воздух прохладнее, другие деревья и растения, другая фауна. Он вовсе не прочь быть здесь, хотя по пути встречается не так уж и много деревьев, и иногда он скучает по множеству животных и насекомых, живущих в лесу. Он все еще чувствует связь с природой в горах, но она новая, к ней еще нужно привыкнуть. Как и к тому, чтобы постоянно находиться среди людей — но ему нравится. Люди похожи на животных, и в чем-то — на лесных духов, только они не настолько привыкли и не настолько нуждаются в том, чтобы находиться на природе. Жители деревни очень добры, и танцевать ему нравится, но человеческая одежда странная, и носить ее неудобно. Он предпочитает свое платье: в нем удобнее двигаться, хотя и становится немного холодно, когда они поднимаются выше в горы. Но он может жить с этим — особенно, когда Чанбин дает ему свою запасную куртку. Поднимаясь выше, они больше не встречают узких уступов, но Феликсу приходится напоминать себе замедлять шаг, когда дорога становится чуть уже, потому что Минхо и Джисон все еще боятся и не хотят торопиться, когда идут вдоль обрыва, какой бы широкой ни была тропа. — О, кстати, Чанбин, Чан, — говорит Минхо, когда они обедают, отыскав хорошее место, чтобы сесть и отдохнуть. — Я знаю, что вы хорошо спали, но не заметили ли вы каких-нибудь эффектов заклинания? Было ли что-то, что отличалось от обычной ночи, когда вы хорошо спите? — Э-эм, я не уверен, насколько я помню, мне ничего не снилось, — Чанбин слабо пожимает плечами, как всегда жестикулируя свои слова. Ему приходится встряхнуть головой, чтобы убрать челку с лица, прежде чем он смотрит на Чана. “Я, кажется, почувствовал, что мои мысли не сходят с ума так, как обычно?” — добавляет Чан. Джисон быстро переводит, но, кажется, Минхо все уже понял сам. — “Так что, спасибо тебе.” — Не за что. Иногда так и не скажешь, но для этого и нужна магия. Чтобы помогать другим, — Сынмин согласно кивает. Феликс тоже так думает: он не может придумать, что еще делать с магией, но может быть, дело просто в нем. Кажется, некоторые ведьмы считают иначе. Он надеется, что магия ведьм поможет, потому что ему не нравится просыпаться из-за того, что у Чана, Чанбина или у обоих из них случился кошмар. Это чем-то похоже на то, чтобы просыпаться и видеть животное, которому плохо, потому что как бы они ни пытались это скрыть, Феликс всегда чувствует, что им приснился плохой сон. Сегодня этого не случилось, и все выглядят более расслабленными, когда продолжают свой путь вверх по горе. Феликс по очереди болтает со всеми по пути. Он говорит о танцах и спрашивает, танцевали ли они раньше. Когда он спрашивает об этом Хёнджина, его глаза загораются, как у молодого олененка. — Да, я обожаю танцевать. Раньше я постоянно танцевал, когда был дома или на деревенских праздниках, — широко улыбаясь, рассказывает Хёнджин. Чонин кивает, по видимости, вспоминая все, о чем рассказывает Хёнджин. — Ага, раньше он много танцевал, заставлял меня присоединяться к нему, но когда ему исполнилось семнадцать, все парни и девушки — все захотели с ним танцевать, — смеется Чонин. Щеки Хёнджина слегка розовеют, и он отводит взгляд. — А-ав! Как мило. Должно быть, ты был хорошим танцором, — улыбается Феликс. Он может представить себе, как все хотят потанцевать с Хёнджином, он и сам вчера очень повеселился танцуя с ним и пытаясь повторить его движения. В танце Хёнджин выглядел так естественно. — Не-а, думаю, им просто нравилось мое лицо, — отмахивается Хёнджин. Кажется, он смущен, но Феликс не понимает, почему. Как танцы связаны с чьим-то лицом? — Может, им нравилось, как твое лицо светится, когда ты танцуешь, — предлагает Сынмин позади них. Феликс через плечо оглядывается на ведьму, который смотрит на Хёнджина с небольшой улыбкой на лице. В словах Сынмина есть смысл. — Хочешь сказать, тебе это понравилось, Мин? — Минхо ухмыляется, но Сынмин, кажется, не обращает на него внимания. Хотя и кивает в ответ на вопрос, подтверждая подозрение Минхо. — Я надеюсь, что им нравилось, — бормочет Хёнджин, пожимая плечами. — Не то чтобы это так серьезно, но э-эм, спасибо тебе, Сынмин. В любом случае, надеюсь, вам всем вчера было весело. И что вы не жалеете о том, что ноги болят. — Мне все точно понравилось, — сообщает Феликс, оглядывая остальных, чтобы увидеть, что думают они. — Мне тоже. Хёнджин, ты своей радостью подарил нам отличный вечер, — добавляет Чанбин. — Да, у нас в городе не хватало таких событий. На самом деле- хватало, но мы почти туда не ходили, — Джисон отводит взгляд, глядя на Чана и Чанбина. Чан в ответ смотрит на него с чем-то таким во взгляде, чего Феликс не до конца понимает. Джисон поджимает губы и продолжает: — Мы не особо вписывались. У меня нет красивой одежды, Чан не мог ни с кем говорить, Чанбину бы пришлось разговаривать слишком много… Обычно мы просто проводили время дома, только втроем. Мы предпочитали это. Но мне нравилось. — Ага, было весело. Минхо тоже нравится танцевать, но вы и сами понимаете, что мы тоже не любители многолюдных встреч, — коротко смеется Сынмин. Кажется, такие мероприятия знакомы только Хёнджину и Чонину, но Феликс решает, что для других они только становятся только более особенными. И не успевает он понять это, как солнце садится, окрашивая склоны гор красноватым цветом, добавляя им немного цвета. Судя по карте, они должны находиться уже близко к городу, где должна быть ведьма, которую они ищут. Достаточно близко, чтобы добраться до места уже завтра днем. Ночью Феликс пытается найти животных или насекомых и поговорить с ними, и ему удается найти нескольких ночных птиц и насекомых — его это радует. Он недолго спит, но силы восстанавливает больше из-за того, что находится на улице, рядом с флорой и фауной. Его всегда удивляло то, как долго спят люди и как им иногда бывает трудно проснуться: иногда это кажется неудобным, но это не так важно. У них нет сроков, но иногда он чувствует себя плохо, будя их по утрам. Они все выглядят так спокойно, когда спят. Сегодня делать это проще, чем вчера, но после весеннего солнцестояния ночи становятся короче, и он чувствует, что будить всех на рассвете становится сложнее. Но сегодня — последний день, когда всем нужно вставать так рано, так что Феликс должен взять себя в руки и разбудить всех вовремя! — Чан-и, Джисон-и, Чанбин-и, я понимаю, как сильно вам хочется пообниматься еще, потому что вы сонные, но вам правда пора вставать! — просит Феликс, пальцами ног тыкая их в бока и подмышки. Сейчас он уже отлично знает все их щекотные места, но ему запретили тыкать их в лицо. (По крайней мере, ногами. Руками можно.) — Да-! Ладно! Мы- мы встаем! — визжит Джисон сквозь смех, пока Феликс продолжает безжалостно его щекотать. Джисон случайно ударяет Чанбина рукой в лицо, и Феликс сразу же прекращает, чтобы проверить, в порядке ли тот. С Чанбином оказывается все хорошо, так что Феликс берет его за руку и тянет в сидячее положение. — Давайте, вставайте! — он гладит Чанбина по голове одной рукой, и ерошит волосы Чана — другой. — Топ-топ, сони! Я не сплю уже несколько часов. Солнце сияет. Пора идти. “Это нечестно. Ты лесной дух, единый с природой, и тебе не нужен сон или типа того,” — дуя губы, говорит Чан. Феликс смеется, говоря ему, что он только шутит, но ему и правда пора вставать. — Иногда ты как наша мама, Ликс, — с широкой улыбкой отмечает Чонин. — Но ты мне нравишься больше, чем моя. На это Феликс улыбается, принимая за комплимент. Чонина ему не приходится будить часто, так что он решает, что его это расстраивает меньше остальных. Чан, Чанбин и Джисон встают и начинают собирать вещи, чтобы продолжить путь. Остался всего один крутой подъем, и они окажутся у города. Потом, они решат, как найти этого Пака — теперь, когда они знают его имя, это должно быть проще. — А! Мы пришли! — восклицает Феликс, завидев вдалеке силуэты домов, когда они забираются на вершину подъема. То есть — когда он забирается на вершину подъема. Когда он оглядывается, то оказывается, что остальные отстали и тяжелыми шагами ползут вверх. — Ха? Пришли? Или у нас еще час пути, и Феликс просто увидел дома размером с муравьев? — спрашивает Хёнджин, тяжело дыша. Феликс чувствует напряжение и в своих ногах — он не привык так много ходить в гору. — Нет, я тоже их вижу! — сообщает Минхо, добегая последние шаги в гору. — Как ты все еще можешь бежать… — выдыхает Чанбин, упираясь руками в колени и тащась в гору. — Я думал, вы, ведьмы, — домоседы… — Уход за садом и жизнь в лесу — неплохая тренировка для мышц ног, — пожимает плечами Сынмин. Феликс старается не ускорять шаг: ему уже не терпится добраться до места, но нельзя забывать об остальных. И если он останется с ними, то скорее всего, никто не пристанет к нему из-за его необычного внешнего вида. — Так, значит наш план — это поспрашивать у людей об этой ведьме? Потому что Чан говорит, что на карте не сказано, что это ведьминский город, — говорит Джисон, когда все заканчивают подниматься и подходят к городу. Дома там маленькие и каменные, и город похож на деревню, в которой они были вчера, только немного больше. Деревья и другая зелень исчезают, когда они подходят ближе, к сожалению Феликса, но кажется, жители посадили некоторые растения тут и там в городе. — Ага, или просто спросить про ведьму Пака или Пак Джинёна, думаю? Или это будет опасно? — предлагает Чонин. Феликс понятия не имеет, но и остальные тоже. Они решают попробовать и узнать, что получится, потому что, судя по тому, что сказали им другие ведьмы о Паке, он больше не опасен. — Ведьмы ведь обычно не хотят причинить вред лесным духам, да? — спрашивает Феликс, оглядываясь вокруг, словно пытаясь кого-то найти. — Может, мне стоит- А! Человек! — он замечает, как кто-то выходит из дома, и бежит к ним. — Феликс, стой! — кричит ему вслед Минхо, но Феликс уже привлекает внимание человека, так что теперь можно и спросить их. Это ведь не повредит? В любом случае, Феликс может себя защитить. — Привет, вы случайно не знаете, как нам найти ведьму? Ведьму Пака? — спрашивает он, но на него лишь смотрят с недоумением. Выглядит не очень многообещающе. — Ведьма? В городе нет ведьм, простите, — отвечают ему с сочувствующим взглядом, прежде чем уйти. Нет ведьм? Не может быть. Должно быть, этот человек ошибается. Ведьма Пак живет здесь, так? Он бежит к остальным и рассказывает все им. Они проверяют карту, но они уверены, что это тот город, потому что тот подъем, который они только что совершили, тоже есть на карте. — Вот так повезло, ха? Может, он уже ушел? — вздыхает Джисон, упираясь руками в бока и оглядываясь по сторонам. — Может, стоит поспрашивать еще. Нельзя верить только одному человеку. “Да, давайте, может быть, он живет на другой стороне города,” — предлагает Чан. Так они и поступают, на этот раз — оставаясь на виду друг у друга, и спрашивая у людей о ведьме. Оказывается, никто в городе не слышал о ведьме — но Пак Джинёна они знают. Так, у них остается всего два варианта: или это не тот Пак Джинён, которого они ищут — Пак Джинён, который вовсе не ведьма — или никто здесь не знает, что он ведьма. Феликс не знает, что из этого более вероятно: он еще не разобрался во всех сложностях человеческого общения. — Джинён? Да, он живет в конце улицы, в кирпичном доме с клумбами, вы не пропустите, — говорит им невысокая девушка, указывая на улицу, где они еще не были. — А, спасибо вам! — с благодарностью кивает Сынмин, и они отправляются в путь. Улица довольно широкая, но вскоре Феликс замечает кирпичный дом, о котором говорила девушка. Она была права — его нельзя было не заметить. Это большой дом со множеством растений вокруг, пробивающимся между камней и украшающими подоконники. Он напоминает Феликсу о хижине Сынмина и Минхо в лесу. Феликс очень хотел бы пойти с ними, но его рога могут быть слишком заметными, и они не хотят беспокоить ведьму. Ведьма оказывается дома; Феликс видит, как дверь открывается и на порог выходит взрослый мужчина. Он не понимает, о чем они разговаривают — но ему так любопытно, что он прислушивается. “ —Мистер Пак. Вы ведьма, если мы не ошибаемся,” — говорит Сынмин, но ведьма только качает головой. Феликсу не удается услышать всего, но он не думает, что пропустил многое. “ — Я больше не ведьма, я не могу вам помочь,” — говорит ведьма Пак, прежде чем сделать шаг назад и попытаться закрыть перед ними дверь. Минхо выходит вперед и ставит ногу между дверью и косяком. “ — Пожалуйста, выслушайте нас,” — давит Минхо. — “Мы здесь не для того, чтобы просить вас наложить заклинание. Мы здесь из-за вашего прошлого-” “ — Еще раз — я не могу вам помочь. Прошу прощения-” — Пак пытается снова закрыть дверь, но Минхо и Сынмин протестуют. “ — Пак Джихё сказала нам, где вы живете. Пожалуйста, выслушайте нас,” — умоляет Сынмин. Ведьма застывает и приоткрывает дверь, явно заинтересованный в их словах теперь, когда они упомянули Джихё. Он кивает, и Сынмин продолжает. — Мы пришли, чтобы просить вас помочь нам снять проклятие, которое вы наложили на этих парней больше десяти лет назад. Пак снова застывает и поворачивается к Феликсу, вдруг глядя ему прямо в глаза. Феликс вздрагивает, быстро прекращая слушать, чувствуя себя пойманным. Знает ли он, что Феликс подслушивает? Знает ли он, что они с Минхо и Сынмином? Чувствует ли проклятие Чана издалека? Может, то, что он увидел их — это просто совпадение? Или его внимание привлекли рога Феликса? Сынмин и Минхо тоже поворачиваются к ним и жестом просят подойти. Феликс смотрит на остальных: он точно хочет подойти, но ему любопытно, комфортно ли это сделать остальным. Они не слышали короткого разговора между ведьмами. Он смотрит на трех проклятых друзей успокаивающим (как он надеется) взглядом. Ведьма Пак выше их, и старше, морщины на его лице показывают весь его жизненный опыт, так же, как и животные стареют по-разному в зависимости от того, какой жизненный путь они выбрали и каким был их опыт жизни в лесу. Феликс не очень-то знаком с людьми, и он не может ничего о нем сказать по одному лишь взгляду на него. Что он может понять — так это то, что ведьма шокирован, увидев Чана, и, кажется, Чанбина и Джисона тоже, потому что, как только он их видит, то бледнеет и тяжело сглатывает. Кажется, будто они стоят у дома ведьмы целую вечность, прежде чем кто-то начинает говорить. Когда все подходят к дому, присоединяясь к Сынмину и Минхо, всех тяжелым одеялом накрывает напряженная тишина. Чанбин смотрит ведьме в глаза и вместо страха чувствует, как его неожиданно накрывает волной ярости. Этот парень вовсе не выглядит, как монстр, которым представал в кошмарах Чанбина, снившихся ему в бессчетные ужасные ночи. Он выглядит, как обычный мужчина чуть старше средних лет, но от этого Чанбину становится только хуже. Его лицо заметно бледнеет, когда он смотрит на Чана, Чанбина и Джисона. По крайней мере, ему стыдно. — Вижу, — бормочет ведьма, нарушая тишину, прежде чем поджать губы и откашляться. Его взгляд бегает между Чаном, Чанбином и Джисоном. — Я помню эти проклятия. — Вы помните наши проклятия? — фыркает Чанбин, делая шаг вперед и чувствуя, как в груди кипит гнев, затмевая все иррациональные страхи, которые были у него, когда они приближались к городу. Чан и Джисон сжимают его предплечья, но Чанбину нужно дать ему кое-что понять. Если и есть что-то, что может пересилить множество его страхов, так это гнев, который он чувствует, когда думает об этой ведьме и о том, что он сделал с его друзьями. — А детей, которых прокляли, тоже помните?! Потому что Джисон был слишком маленьким, чтобы запомнить все, но мы с Чаном помним слишком хорошо. — Думаю, да, — отвечает Пак, и Чанбин сжимает челюсти. Слишком уж у этой ведьмы невозмутимое лицо. — Но, к сожалению, я совершил слишком много вещей, о которых жалею. Поэтому я поклялся больше не использовать магию. — Вы даже не исправите свои ошибки? — спрашивает Джисон — его голос слишком натянут, чтобы скрыть отчаяние, но Чанбин слишком хорошо слышит все эмоции в нем. На мгновение он беспокоится, что Джисон сделает что-то, о чем пожалеет, но пока он стоит за его спиной, все в порядке. — Позвольте мне договорить, — настаивает Пак. — Я хочу исправить свои ошибки, но я слишком стар, и слишком много людей пострадали от того, что сделал я или мои ученики, но все это было давно. Вы трое — одни из немногих людей, что я проклял до того, как начал учить, и я давно уже забыл все детали того множества проклятий, созданных мной, и я не пользовался магией уже годы. Я учил только нуждающихся путешественников. Я не могу сделать ничего больше, чем позволить вам воспользоваться моими записями и книгами проклятий, но я могу помочь вам понять их и дать вам крышу над головой, если вам это нужно. Это звучит… почти слишком хорошо, чтобы быть правдой, думается Чанбину, хотя по словам ведьмы и не похоже, что он сожалеет о содеянном. Чанбин не до конца согласен с его идеей просто спрятаться ото всех вместо того, чтобы исправить причиненные страдания, но кто он, чтобы судить? Пока этот парень не хуже обычной ведьмы, он решает, что ему стоит сделать маленький шажок в нужном направлении. Главное слово — стоит. Он не уверен, что ему сейчас чувствовать. Он ощущает смесь гнева и недоумения, но еще — слабое облегчение. Это странно. — Откуда нам знать, что вы говорите правду? Как мы должны поверить, что вы жалеете обо всем, что сделали с нами, если вы не хотите снять проклятие сами? — давит Чанбин, потому что он все еще зол и напуган. Он пока не верит этой ведьме, но ему нужно убедиться, что Чан и Джисон будут в безопасности, если они решат принять предложение. — Никак. Вам придется положиться на мои слова или увидеть самим, если согласитесь принять мое предложение дать вам доступ к моим исследованиям и так показать вам свое сожаление и желание все исправить, — спокойно объясняет Пак. В его словах есть смысл, но Чанбину все еще это не нравится. Как и тогда, когда они соглашались позволить Минхо и Сынмину исцелить Джисона и у них не было иного выбора, кроме как поверить им и позволить контролировать их здоровье и благополучие в обмен на дом. Положиться на ведьм, чтобы сохранить Джисону жизнь, было пиздецки страшно, и сейчас пиздецки страшно позволить этому мужчине приблизиться к ним, не говоря уже о том, чтобы войти в его дом. Теперь их больше, и среди них есть две ведьмы, но он куда сильнее и опаснее, и он совершал плохие вещи в прошлом, и единственный способ поверить в то, что он сожалеет обо всем — это послушать его. Минхо и Сынмин обмениваются взглядами друг с другом, а затем смотрят на Чана, Чанбина и Джисона. Чанбин тоже смотрит на своих друзей, и они выглядят точно такими же неуверенными, как и он сам. Он теряет надежду на то, что они сумеют найти более безопасный способ снять их проклятия, потому что ведьмы множество раз говорили им, как невероятно сложно снять проклятие, придуманное кем-то, а уж тем более — такое сложное и запутанное, как у Чана. “Я хочу знать еще кое-что, прежде чем мы решим,” — с каменным выражением лица говорит Чан. Чанбин сглатывает, видя в глазах Чана такой редкий ледяной холод, потому что даже когда Минхо только что ранил Джисона, выражение на лице Чана не было таким холодным. Оно было скорее опечаленным, но теперь в нем не видно ни капли грусти. “Почему вы это сделали? Почему прокляли нас? Что мы сделали, чтобы заслужить это?” — жестикулирует Чан ведьме, пусть он даже и не может понять его слов. Пак хмурится, но пару мгновений спустя осознает, что это способ коммуникации, и в его глазах вновь появляется сожаление. Чанбин жестикулировал вместе с ним, но теперь он понимает, что трудно понять, когда никто не говорит вслух вместе с жестами. — Что… что вы сказали? — медленно спрашивает он, и тон его голоса пронизывает вина, а выражение лица становится все более и более мрачным. На его лице нет жалости — Чанбин слишком хорошо знает, как лица людей заполняются жалостью, когда они смотрят на Чана — он скорее, жалеет о содеянном. Чанбину хочется радоваться, видя его таким, но он лишь расстраивается и злится, что ведьма только сейчас понимает, что принесло его проклятие этим трем детям. — Почему вы сделали это? Почему прокляли нас? — повторяет Джисон, сопровождая свою речь такими же резкими, как у Чана, жестами. — Что мы сделали, чтобы заслужить это? Пак бледнеет еще сильнее и сглатывает. Он молчит, осторожно подбирая слова — как и должен. — Вам… вам не понравится мой ответ. “Мне плевать. Скажите,” — во взгляде Чана читается почти что ярость. Чанбин с ним согласен. Он хочет узнать, раз и навсегда, чтобы спокойно спать по ночам. Какой бы глупой или ужасной ни была причина, ему нужно знать. — Нам плевать. Говорите, — требует он, и Пак вздыхает. Кажется, он снова обдумывает, что собирается сказать; он хмурит брови, и морщинки на его лбу становятся глубже. — Послушайте… Я не хочу придумывать оправданий, потому что, какой бы ни была причина, то, что я сделал с вами, было неправильно, и тогда я был просто одержим созданием проклятий. Эта… эта одержимость свела меня с ума. Я был угрюмым, раздражительным и чувствовал себя лучше других, — начинает он. — Я постараюсь вспомнить все, что смогу. Тогда я путешествовал, пытался поделиться своими знаниями и изобретениями со всеми, кого встречал, когда оказался в вашем городе. Я искал ведьм, но не нашел ни одной, и это меня разозлило. Это стало первой каплей. Чанбин слушает, поджав губы в тонкую линию. Все начинает звучать так, будто у Пака не было никакой причины проклинать их. Он не знает, злит это его или успокаивает, потому что они не сделали ничего плохого. — Я не помню точно, что произошло, и не помню ваших лиц, но я куда-то шел, и услышал детские крики. Это меня раздражало, и… — Пак обрывается и делает глубокий вдох. Внутри Чанбина все сжимается — он уже знает, к чему все идет. Пак качает головой. — Вы трое были шумными… может даже мешали мне покинуть город… уверен, и до этого случилось что-то, что разозлило меня, может быть заклинание не получилось так, как я хотел… Я пытаюсь сказать, что вы не делали ничего особенного, просто были детьми и шумели. Шум стал для меня последней каплей, и я заставил вас прекратить. Вот- вот и все. Уверен, что в тот день я покинул деревню, и даже не думал о вас, только о ваших проклятиях. Блять. Это даже хуже, чем Чанбин ожидал. Это несправедливо. Неоправданно. Просто жестоко. Чан даже ничего не сделал. Никто из них ничего не сделал. Чан потерял способность говорить просто так- просто потому что у какой-то ведьмы в тот день было плохое настроение. Ему хочется плакать и кричать на этого человека, но горло от разочарования сжимается. Он отворачивается от ведьмы — он не может больше смотреть ему в глаза. Он встречается взглядом с Джисоном, и его глаза так же наполнены слезами. Воздух вдруг начинает душить. Ему нужно уйти отсюда. — Мне нужно пару секунд, — выдыхает он, делая шаг назад и отходя от друзей, чтобы немного подышать. Он забирает с собой Джисона и Чана, потому что сейчас они нужны ему. — Пиздец, — выругивается он, когда они отходят туда, где их не услышат. Он опускает голову и проводит рукой по волосам. Он чувствует, как на его плечо ложится рука, и поднимает голову, чтобы взглянуть на Чана. В тот же миг он тянется вперед, притягивая друга в крепкие объятия. — Мне так жаль, Чан. Это пиздецки несправедливо. Я в ярости. Чан качает головой, и его кудри щекочут висок Чанбина. Джисон присоединяется к объятиям. Он молчит, но Чанбин слышит его короткие сбитые выдохи, выдающие все его эмоции. — Черт- я так зол, — дрожащим голосом бормочет Джисон, прежде чем вздохнуть и прижаться лбом к плечу Чанбина. Чанбин обнимает его крепче, и тот фыркает. — Я даже не знаю, что с собой делать. Чан отстраняется от объятия и смотрит на них обоих серьезным взглядом. “Я понимаю. Я тоже злюсь, но не расстраивайтесь слишком сильно за меня, хорошо?” — говорит он. — “Это несправедливо и чертовски жестоко, но, по крайней мере, теперь мы все знаем. Мы не можем сделать ничего, кроме как попытаться принять это и двигаться дальше. Принять или нашу жизнь с проклятиями или помощь этой ведьмы.” Чан всегда знает, что сказать, и от его слов Чанбину становится лучше. Еще Чан всегда думает о нем и Джисоне, даже если это ему ведьма принесла больше страданий. Чанбин не знает, что принять ему будет проще, но вместе они скоро это решат. Джисон тоже кивает, глядя на Чана, но в его взгляде все еще видна грусть. “Не расстраивайтесь за меня. На самом деле, я даже рад, что мне досталось самое тяжелое проклятие,” — говорит Чан. Чанбин хмурится. Он и правда заплачет, если Чан так продолжит. — “Все-таки, я старший,” — добавляет он с коротким смешком. Чанбин толкает его в плечо одновременно за эти идиотские и самоотверженные слова и за шутку после. — Ну- я рад, что мы с Джисоном можем разделить с тобой эту ношу, Чан-и, потому что мы-то знаем, что ты не сделан из неразрушимого бриллианта, — говорит он, указывая на друга пальцем. — Ага, — соглашается Джисон, добавляя: — В конце концов, мы все еще живы и полны сил. Эти слова заставляют Чана смеяться, и Чанбин с облегчением выдыхает. Теперь ему легче, и, когда Феликс приходит к ним, чтобы проверить, в порядке ли они, он чувствует, что может снова говорить с Паком. Он все еще не уверен, что сможет принять его помощь, но они зашли так далеко и так много преодолели, чтобы добраться сюда, что сдаваться, когда возможность снять проклятия может быть прямо у них перед глазами — это глупо. — Так, вы примете мое предложение? — спрашивает Пак. Конец семнадцатой главы.