Третья встреча выпускников UA
POV Кацуки Бакуго
Его самодовольное лицо выводит меня из себя. Кружит туда-сюда с полупустым бокалом шампанского, а на деле в жизни алкоголь не пробовал. Это просто для стиля, для имиджа. Хочет привлечь к себе внимание красоток? Хочет, чтобы его воспринимали светским львом? Многого хочешь, двумордый. Скорее светский котяра, да и вообще — нифига не светский. — Бакубро, — обращается ко мне знатно выпивший Киришима. Красноволосый не умеет пить, и, когда набирается, начинает лезть ко мне, будто мы не лучшие друзья, а он — не женился сразу после академии на Мине Ашидо. — Чувак, иди спать, — веселье портить больше не в моем стиле, но иногда контролировать себя слишком сложно. Особенно когда эта задница маячит передо мной в идеально узких штанах. Точно вылита по его параметрам. Ни сантиметра свободного нет. Пару миллиметров ткани защищают половинчатого от укола иголки, только, говоря менее метафорично и более реалистично, от взглядов бывших однокурсниц и Полночи, которая все еще считает нас молодыми, но теперь имеет полное право уйти с кем-нибудь под шумок в туалет. Минета уже получил свою порцию удовольствия — справедливая оплата его лузерских лет в академии. Кто бы мог подумать, что у Немури настолько специфичные вкусы? Впрочем, мне-то какая разница. Женщины никогда меня не привлекали. Ни вываливающиеся буфера Момо (к тому же ее не привлекают мужчины — многих этот факт заставил кусать локти, запретный плод, так сказать), ни сочные бедра Урараки, ни идеальные щиколотки Мины, ни спортивная худоба Джиро. Все мимо. Так уж сложилось, что меня привлекали создания, носящие между ног пару яиц, желательно с хреном побольше, чтобы после минета глотка болела, а из глаз непроизвольно текли слезы. В такие моменты я люблю смотреть на себя в зеркало. Потекшая тушь, размазанные тени, помада на губах, которую я наносил исключительно перед минетом. Мне нравилось видеть себя таким, использованным, потрепанным, пережившим не один десяток оргазмов. Черт, от одной только мысли об этом у меня член кровью наливается — и я радостно осушаю очередной стакан виски. Сейчас бы последовать примеру Полночи и… Но какой у меня выбор? Деку? На девяносто процентов уверен, что гетеро. Кири? В классических закрытых отношениях и с кольцом на пальце. Денки? Уже было. Иида? Черт, а он вообще членом управлять умеет или только пиздеть о геройских обязанностях и своем старшем братце? Так и хочется вкинуть шутку о его жирном кинке на инцест, которую я оставлю при себе. — Хэй, Кацуки, — валится на меня из ниоткуда Мина и обнимает, прижимая к своим сиськам. Знает же, что меня это раздражает. — Чего-о? — подыгрываю я пьяной подруге. — Нашел кого-нибудь? — Кого? Все знакомые морды. Если бы был кто-то, я бы уже давно, — подмигиваю ей, она без слов понимает меня и подмигивает в ответ. — Хм… Действительно. Обычно на всех геройских мероприятиях бывает минимум десять новых лиц. Только бездельники являются на все тусовки. — Верно, а вот на встречах выпускников мягко говоря не шведский стол, — мы чокаемся и выпиваем на брудершафт. — Но я… — знаю, что будет дальше. — Я видела тебя неделю назад в компании Хоукса. Каков он на вкус? — Ох, хотел бы порадовать историей, но… в его глотке по самые яйца наш дорогой Старатель. — Черт, правда? А Шото знает? — Знает ли он своего нового папашу? Конечно. — Какая жалость. Значит, Хоукс — гей? — Я бы сказал, би. Просто чувства к огромному раскачанному Тодороки сильнее гетеросексуальной половины его личности. Честно скажу, я и сам бы… — О чем вы тут? — и снова он. Шрам на левой стороне лица, гетерохромия, и теперь уже расстегнутая на половину черная рубашка. Мне кажется или золотой мальчик все же умудрился напиться? Спорю, если и так, унесло с несчастной половины бокала. — Бакуго заскучал. — Что так? — он без стыда и совести садится между нами и обнимает сразу обоих. Что на него нашло? Двумордый нравился мне больше, когда держался от всех в стороне и большую часть времени молчал в тряпочку. Ситуация совершенно вне канона. — Бакуго ищет, кому бы отсосать, — говорит чересчур громко Мина. Если бы мы были в комедии, именно сейчас бы случилась накладка с музыкой и абсолютно все в помещении услышали ее. Но даже если так — мне-то какое дело? Ебал вас в рот, дамы и господа. Ебал. Вас. В. Рот. — Ты гей? — искренне удивляется Шото, на что Ашидо звонко хохочет и пьяно встает с дивана. — Простите, — она вытирает слезинку под глазом и разворачивается. — Мне надо в уборную. Черт… «Бакуго — гей?» А-ха-ха-ха! — Не знал, — может ты и придерживался нового имиджа, который тебе прописали пиар-менеджеры, но врать ты не умеешь. А значит действительно был достаточно наивным, чтобы полагать, что я, мать его, натурал. Это даже мило. — А что? Прочтешь лекцию о сиськах? Прости, Тодороки, мимо кассы. — Да, нет, просто… не знал, что у нас так много общего, — наглые пальцы, всегда слишком холодные даже без использования причуды, падают мне на ногу и почти сразу сползают ниже. Я невольно раздвигаю ноги, хотя совершенно не ожидал такого поворота событий. Он наклоняет голову и вдыхает аромат духов. Да, Тодороки, я предпочитаю сладкие, от которых сносит башню. — Умеешь удивлять, двумордый. — У тебя стояк, — шепчет он мне, едва закончив фразу, и прикусывает мочку. Черт, я либо пьян в полное стопроцентное абсолютное говно, либо от Шото веет силой. Той, от которой у меня башню сносит и слетает маска альфа-самца. В помещении темно, все вокруг танцуют, пьют и совершенно не обращают на наш диван внимания. Поэтому, даже будь Шото стеснительным и парящимся о том, что скажут люди, он бы и глазом не моргнул. Но он не моргает в любом случае, он раздвигает мои ноги шире и поддевает яйца. Он намеренно игнорирует твердеющий член, свободной рукой проскользнув за моей спиной и поддев заправленную рубашку. Его правая рука замирает на моей груди. Он сжимает сосок и одновременно с этим сжимает яйца. На это не остается ничего лучше, чем простонать. Черт, Шото, что ты творишь? — Что же касаемо меня, я не определился с ярлыком. Но точно могу сказать: я рад, что ты гей. Это значит, что мы с тобой сможем повеселиться. — Агх… — Как же просто тебя поставить на свое место. Твои яйца в моих руках, а значит я руковожу процессом. Теперь я отпущу тебя и мы отправимся в ванную. Понял? — Да. — Хороший мальчик.***
В ванной также темно и играет музыка. Единственный источник света — горящая надпись UA над зеркалом. В общежитии почти ничего не изменилось после всего, что мы пережили. Но это на руку. Здесь можно не просто провести один вечер, но и остаться с ночевкой. Этим я, конечно же, и планировал воспользоваться. — Ты говорил, что хочешь отсосать кому-нибудь? — от одного его голоса сносит башню. Я послушно встаю на колени, а он хватает меня за волосы, толкая носом прямо к своему члену. — Это все твое, все для тебя. А теперь будь хорошим мальчиком и покажи мне, насколько ты голоден. Он расстегивает молнию — под брюками ни намека на трусы. Только наполовину твердый член, гораздо больше, чем я ожидал. Во рту слишком влажно, слюна стекает с языка задолго до того, как я беру в рот. Не хочется тратить время на заигрывание. Эта жалкая прелюдия для ванильных придурков. Я хочу быть выебанным. Жестко. Хочу, чтобы Шото долго мучил меня. Чтобы он был так глубоко, что я забыл, что такое кислород. И Шото дает именно так, как я хочу. Движения резкие. Он выходит и входит во всю длину, практически не давая шанса вдохнуть и выдохнуть. Он держит мою голову так крепко, что она вот-вот лопнет. Он ебет меня с полной отдачей, но недостаточно, чтобы кончить за пару минут. Он растягивает удовольствие на десять, нет, пятнадцать минут. Становится жарко. Душно. Перед глазами все плывет, а суставы начинает сводить. Но ему все равно. Он продолжит осуществлять мое желание и за это я отблагодарю его, когда он кончит прямо мне в глотку. Бурно, горячо, так глубоко, что я не почувствую вкуса спермы. Это разочаровывает, но все остальное стоит того. Еще успею. Еще успею устроить матч-реванш и попробовать Тодороки на вкус. — Вставай. Слышишь? — в голове приятный туман. Я чувствую себя еще более пьяным, будто до похода в ванную был абсолютно трезв. Расстегивает мою рубашку и отбрасывает в сторону, наслаждаясь видом. — Ты прекрасно сложен. Черт, эти мышцы и… грудь… — он облизывается и принимается за ремень. Штаны падают на холодный пол и я приветствую Тодороки как следует — а вы что думали, я буду носить нижнее белье? Ха. — Никогда бы не подумал, что ты такой послушный. думал, ты из тех, кто жестко доминирует. Кто выворачивает своих партнеров наизнанку. Кто груб в своей страсти и страстен в своей грубости, но ты… Ты… — он смазывает сразу два пальца и вставляет, на что я вздрагиваю. Я уже начинаю медленнее соображать и забывать речь. — Я хочу, чтобы ты расслабился. Я надену тебя на свой член и тебе ни о чем не нужно будет волноваться. Хорошо? — я киваю, сглатывая, и он глубоко целует меня. Время идет так быстро, что я не поспеваю за ним, поэтому я даже не заметил, как он растянул мою задницу. Он поднял меня на руки так, будто я ничего не вешу, и я послушно обхватил его, чтобы не свалиться. — Как ощущения? — даже если бы я был вербален, я бы не нашел, что ответить. Моя задница явно не так хорошо подготовлена к XXL, как глотка. Одной головки хватит, чтобы я кончил. Но он продолжает насаживать меня на свой колом стоящий хрен. И это охуенно. Кто бы знал, что все так закончится! Встреча выпускников, на которой меня выебал наш золотой мальчик. — Хэй? Не говори мне, что ты уже кончил? Чувства переполняют меня. После одной долбежки моей глотки я был наполовину близок к оргазму, поэтому одной растяжки и насаждения на член мне хватило, чтобы излиться Тодороки на рубашку. — Ничего страшного, все хорошо, — он гладит меня по голове и я прижимаюсь к нему всем телом. — Ты все еще хороший мальчик. А это — ерунда, — он останавливается, давая мне пережить оргазм, а после начинает набирать скорость. Он все еще не отошел от моего рта, поэтому чувствительность повышена. Но узкий зад явно помог ему в мгновение стать идеально твердым. — Черт, если бы это был не ты, я бы уже кончил, но… не могу себе позволить ударить в грязь в лицо перед самим Бакуго Кацуки. Ты… такой узкий… — он ускоряется и я понимаю, что практически перехожу на крик. Я такой громкий, что перекрикиваю оглушительные басы и похвалу Тодороки. Мне охуенно. Хочу остаться здесь, в этой гребанной ванной комнате, в этой гребанной позе, надетым на член Тодороки — остаться навсегда. — Милый, ты снова кончил? Черт… Как же это горячо, — он останавливается чтобы поцеловать меня в губы. Я с трудом могу дышать, но также я понимаю, что это не конец. — Прости, но… я просто не могу оставить все так. Я не могу отпустить тебя без автографа. Я хочу, чтобы этот вечер запомнился тебе навсегда. Кацуки, мой хороший мальчик. Пять минут кажутся вечностью, но даже вечность рано или поздно заканчивается. Шото матерится мне на ухо и заполняет спермой. Так тепло, так густо, что я теряю остатки разума. Он держит меня на руках еще минут десять, даже несмотря на то, что его член обмяк и выскользнул из меня. Даже несмотря на то, что теплая сперма испачкала его брюки. Он остается в такой позе до последнего, пытаясь вернуть меня в реальность. — Хороший мальчик, все хорошо. — Мм… — кажется, я начинаю приходить в себя. — Ты как? — Черт… — многого я сказать не смогу. Не сейчас. — Давай примем душ. У тебя есть сменная одежда? — я киваю и он с облегчением выдыхает. — Бакуго? — обращается он ко мне уже в комнате, которая раньше была моей спальней. — Мм? — Повторим в следующем году?