Месть и Закон

— Долго вы меня здесь ждёте? — изумленно спрашивал Коннор, усаживаясь в старую Шевроле на соседнее с Хэнком место. — Ну с час точно, так и думал, что он тебя долго промурыжит, другого от него и не ждал, — ответил лейтенант Андерсон, простучав пальцами по рулю. — Как успехи? Узнал что-нибудь? — Если хотите послушать о всём сущем, о человеке и андроиде, о... — Нет, спасибо, уж как-то без этого проживу, — Хэнк поднял руки и замотал головой. — Вот и я так подумал, впрочем, если говорить о существенном, то теперь я точно знаю, что «Киберлайф» скрывают от меня правду. Они точно знают об андроиде Андервуда больше, чем говорят. Знают и про Ричарда, чем-то он им не угодил, но чем... Всё довольно запутано, тяжело сказать сразу, в чём тут дело, но рано или поздно... — Или поздно, — угрюмо повторил мужчина, выкручивая руль так, чтобы машина поскорее покинула территорию Камски. — Сынок, а если они решат избавиться от тебя? Вдруг компания... вдруг сочтут, что ты угроза для их планов, ведь у них всегда есть какие-то планы, и навряд ли они сходятся с твоим пониманием справедливости и честности, что тогда? Коннор выдохнул и отвернулся к окну. — Им не стоит большого труда избавиться от меня, а я не стану убивать их сотрудников, чтобы сохранить свою жизнь. — Но ведь они выбрали сторону! — Нет никакой стороны, лейтенант. Есть люди, есть их жизни, есть добро и зло, — андроид взглянул на напарника и улыбнулся уголком губ. — Борьба продолжается до тех пор, пока на пути не становится человек. — Вот дерьмо. Ну неужели нельзя хотя бы раз, хотя бы на секунду стать эгоистом, Коннор? — Нельзя, слишком многое на кону. Я не стану рисковать жизнью Лоры и многих других людей, чтобы спасти собственную, — восьмисотый был слишком решителен в этом вопросе, чтобы у Андерсона зародилась хоть тень скромной надежды. — Давайте лучше о деле. Я знаю, что компания скрывает от меня полный список существующих моделей андроидов. По какой причине – до конца не ясно, но это очень губительно для моей функциональности, поскольку засекреченные модели я не могу идентифицировать, как андроидов.       Для меня они всё равно, что люди, а значит, девиант такой модели может беспрепятственно бродить по городу, не боясь обнаружения...       Кроме того, я понятия не имею о его способностях, если мы говорим об андроиде Андервуда, ведь это последняя наша надежда и последняя зацепка. — Но как этот андроид стал девиантом и почему сошёл с ума? — спрашивал лейтенант, выкручивая играющую в салоне музыку на минимум. Коннор напрягся всем телом и коснулся кончиками пальцев лба. Диод мерцал то желтым, то красным. С непривычной человеку скоростью он прогонял сотни различных мыслей через ядро разума и обрабатывал сотню возможных исходов событий. Вдруг глаза блеснули. Он поднял голову к лейтенанту. — Дневник. Он долгое время занимался расшифровкой дневника Руперта, где были сокрыты всяческие коды и шифры, лабиринты и многое другое.       Что если он нашёл там что-то такое, что вызвало противоречия и породило в его программе сбой?       Девиация, как известно специалистам из Киберлайф, может развиваться по совершенно различным сценариям, начиная от полноценного здорового функционирования и заканчивая сумасшествием. Это всегда зависит от самой модели андроида, мощности его системы и от прочих факторов.       Есть вероятность, что влияние различных обстоятельств – влюбленность в девушку, страх перед её смертью, наблюдение бабочек и энтомологических досок, шифрование и дневник Руперта – могло вызвать помешательство. — Так, значит, андроид Андервуда во время изучения дневника становится обычным девиантом, спустя время убивает хозяина и сбегает от него, затем знакомится с девушкой, влюбляется в неё... — Его гложет мысль о её смерти, и здесь в игру вступают степенные отклонения и сбои в обычном течении девиации. Он решает сохранить её в некоем «хранилище», но... почему не убивает сразу? Зачем Гонзалес и Дюпон? — вдруг спросил андроид, нахмурившись. Хэнк пораскинул мозгами, постучал пальцами по рулю и прищурил глаза. — Это испытания. Мы не используем оружие, как только его изобретают, не пользуемся машиной, если её не проверили, не покупаем неработающий телевизор. Он должен был узнать, что его теория точно работает. Должен был узнать наверняка, как ты любишь говорить, — подхватил лейтенант Андерсон, закивав головой. — Они только эксперименты, случайно попавшиеся неудачники... — Я не так уверен в том, что они выбраны случайно, ведь он знал, что они принадлежат к белому мотыльку. Он точно знал их партнёров девиантов, был знаком с ними, но где они могли познакомиться? Не думаю, что в заведении Джубала Корсаки, слишком уж он осторожен... Андерсон вскинул брови и спросил: — Коннор, а в Детройте сейчас много скрывающихся девиантов? — Достаточно, — с непониманием ответил Коннор, — а почему вы спрашиваете? — Они должны прятаться где-то помимо заброшенных домов и квартир, у них должно быть какое-то укрытие вроде... Вроде Иерихона.       Это должно быть такое место, которое укрыто от людей и способно вместить в себя большое количество девиантов. Там бы они могли вести «общественную» жизнь, общаться, создавать что-нибудь, планировать новые выступления... Глаза восьмисотого испуганно округлились. Он стал судорожно вспоминать бесчисленное количество подобных мест. — Нет, такого не может быть, такое гнездо я бы обнаружил. Это не так просто скрыть, да и Киберлайф не дремлет. Это должно быть совсем уж забытое всеми место... Пока будем иметь это в виду, а что насчёт его внешнего вида? Он не появляется на камерах видеонаблюдения... — А с чего мы взяли, что он не появляется? — вдруг спросил лейтенант Андерсон. — Если ты не видишь его, как андроида, то, вероятно, и уличные камеры не распознают. А камеры в баре под апартаментами Васкеса и в здании для священнослужителей он вполне мог избегнуть, видимо, знает обходные пути. — Да как же он мог их избегнуть, если там только один вход – через бар? — Коннор отрицательно замотал головой. — Нет, тут что-то другое... Камски сказал мне, что всё, чего мы больше всего желаем, всегда оказывается перед глазами. Он указал на номер моей модели... Я совсем не понимаю в этих человеческих выражениях, что он имел в виду? — Не думаю, что он имел в виду твоё сердце или душу, слишком уж он чёрствый для этого. Тут скорее всего надо принимать буквально, как ты умеешь, Коннор, — лейтенант тепло ему улыбнулся и внимательно посмотрел. Коннор задумался. Итак, Камски указал на линейку и номер модели. Номер модели «800», линейка – «RK». Нужно разобрать очередной шифр? Или это ключ к чему-то? Коннор спрашивал его о моделях, которые компания может скрывать. Компания скрывает неизвестную Коннору модель. Может ли она быть известна Камски? Ему известно всё. 800. RK. RK800, RK900, RK... — Не может быть... — прошептал восьмисотый в ужасе. — Модель, имеющая навыки не только боевой машины, но и дешифратора, что чаще всего применяется в... — Разведка, — резко тормозя перед дверьми департамента, закончил его мысль Андерсон и оттер лоб широкой ладонью. — Фаулер соловьем запоёт от исхода такого расследования... — Они знали! С самого начала знали! Киберлайф знали, что это андроид Андервуда, что это RK-1000, поддавшийся девиации, но они скрыли...       Ребекка Гонзалес, Андре Дюпон, Рейчел... Они могли бы быть живы, — Коннор растерянно коснулся виска пальцами. — Зачем, лейтенант? Зачем такая жестокость? — Из-за денег, сынок, всё это всегда из-за денег, — Хэнк коснулся плеча андроида и после некоторого времени тяжёлого молчания заговорил снова: — Киберлайф наверняка заключили многомиллиардные контракты с ЦРУ. Если те заказали десятки или стони таких андроидов, – а они, судя по совершенным убийствам, очень «способные», – то новость о том, что подобная модель может оказаться девиантом... Это, наверное, если не уничтожит Киберлайф, то точно подорвёт их авторитет. И еперь уже не только в отношении общественного доверия, но и в отношении доверия властей. Это стало бы началом конца. Коннор внимательно всмотрелся в лицо напарника. Тень странных размышлений пробежала в его голове, но он ничего не ответил, даже не кивнул. Только посмотрел. Посмотрел с опаской, с каким-то странным туманным страхом, что как бы и не чувство вовсе, а только окраска к череде его мрачных размышлений. В департаменте они рассказали о своей теории капитану Фаулеру. Фаулер разумно предположил, что они оба свихнулись и что для обвинения андроида, являющегося собственностью такой высокопоставленной и такой могущественной структуры, нужны железные доказательства. Кроме того, вместе с проблемами от ЦРУ, Генерального прокурора и, вероятно, ФБР, возникнут проблемы, связанные с Киберлайф, если их обвинить в сокрытии улик и в препятствиях следствию. — Джеффри, ну сколько можно? Ну хоть раз ты можешь нас поддержать? У нас есть доказательства... — Бред сумасшедшего отшельника, которого Киберлайф выставили за порог как безродного щенка, Хэнк? Бабочки? Предположения о романе с девушкой? С кем?       Найдёте мне эту девушку – поговорим, если, конечно, она даст хоть сколько-нибудь вразумительные объяснения. Хэнк, ваши доказательства и дырки от пончика не стоят, это только предположения.       Ещё сегодня утром вы с пеной у рта мне доказывали, что убийца – Девятка из нашего морга, его, между прочим, до сих пор не нашли. Что за хрень вообще происходит, Хэнк?       У нас в департаменте девиант, крутивший роман с сестрой одного из лучших наших детективов. Киберлайф не имеют о его существовании никакого понятия, а по улицам города бродит андроид, которого даже вычислить невозможно.       Да нас на смех поднимут! Мы же теперь всё равно что цирк с дешевыми клоунами-алкашами и крашеными собаками без зубов. Надеюсь, такая метафора понятна даже твоему пластиковому напарнику, а, Коннор?       Революционная модель, гроза девиантов... Посмешище, — Джеффри закрыл глаза и сильно-сильно потёр их двумя пальцами, чтобы в глазах рябило темнотой. — Так. Всё. Меня достало. Даю вам последний шанс – два дня на всё про всё, два дня, и это ещё очень и очень много для ваших бездарных теорий, чтобы вы нашли мне этого гада и подали на блюдечке, ясно?       Если нет – я передаю дело ФБР, впрочем, они и сами у меня вырвут его в ближайшие 24 часа. Если вы, когда я отдам дело ФБР, полезете расследовать его в самоволку...       Хэнк, без обид, я тебя отстраню, отстраню, а потом уволю, а ты, мешок с болтами, поедешь под пресс в сопровождении друзей из Киберлайф, уяснили?       Заколебали меня, — Фаулер вышел из кабинета и пошёл за кофе самостоятельно. — Беснуется, зараза, как будто это мы виноваты в заварушке с Рейчел и Девяткой... Что нам теперь делать, Коннор? — Хэнк свёл руки на груди и шумно вздохнул, его глаза устало обратились к андроиду. — Работать, — вдумчиво произнёс Коннор и обвёл департамент взглядом. — Вечером я должен поговорить с Ричардом. Он способен помочь.

* * *

Копленд. Чахлая и унылая улица, покинутая большинством бывших рабочих водоочистительной станции, что стояла совсем близко к некогда жилому кварталу. В вечерней темноте старые заржавелые резервуары, по краям которых стекали черноватые разводы, обросли мхом и покрылись приличным слоем грязи. В разломах и на выступах гнездились и прятались птицы. Угрюмые виды зданий с выбитыми окнами и выломанными дверьми взирали на мир, как древние призраки. Иногда пустые резервуары издавали жутковатое гудение. Ночью оно пугало случайно забредших на Копленд бездомных. Днём развлекало беспризорников и местных хулиганов, бросающих на самое дно камни. Ряд недостроенных и полуразрушенных от пожаров домов почти прилегал к фабрике и как бы становился её малым продолжением. В домах давно уже не было воды и электричества, люди обычно использовали палатки, матрасы и разжигали огонь. В одном из таких домов попеременно мигала одинокая лампочка. Она загоралась и гасла. И так повторялось снова и снова, как будто кто-то специально играл с ней. Во мраке четырёх холодных стен красными линиями тянулся взор глаз, источающих огненное сияние, что словно электрические разряды воспламенялось в кольце серой стеклянной радужки. Костлявые пальцы обожженной руки сжимали плетеную рукоять катаны, край её серебристого лезвия бороздил пыльный бетонный пол, оставляя за собой след чёрной краски. Девятисотый медленно кружил по комнате, размеренно водя рукой. Отклоняя её то в одну сторону, то в другую, так, как диктовали голоса, выступающие из мглы безумного сознания. В этом была чарующая красота. Липкая, вязкая как кровь краска стекала с лезвия и пропитывала пол. Бесшумный шаг оставлял глубокие следы в пыли, поднимал микроскопические частицы в воздух, и они двигались, охваченные хаосом, как лёгкие крылья бабочек. Множество, множество судеб блуждали в чёрных лабиринтах цифрового сумасшествия. Они искали нужный, правильный туннель, но их блуждание, их поиски и есть тот самый единственный путь. Путь всей их жизни, путь, который делает их сущности бессмертными, который дарит им вечность. Здесь покой, тишина, здесь они в безопасности, и они спускаются всё глубже, глубже, глубже... На пороге послышался шорох. Красные глаза резко скользнули к дверному проёму. Казалось, что их искры ещё тревожат клубящуюся в комнате пыль, освещенную единственным далёким лучом уличного фонаря. Коннор шагнул в единственный сохранивший свой первоначальный облик дверной проём и в мгновение ощутил у самого горла холодящее всё существо лезвие меча. Он остановился. Глаза его не решались клониться в бок. Он покорно смотрел на движение испуганных пылинок. Грудь еле заметно вздымалась. Гулкий стук сердца нарушал всепоглощающую тишину. — Киберлайф требуют, чтобы я нашёл тебя и деактивировал. Они даже не ждут, что я привезу тебя живым. Они хотят поскорее избавиться от тебя, — ровным голосом начал он, подбирая самые миролюбивые интонации. — Я знаю, что это не ты, знаю, кто убийца. — Ты, кажется, знал и в тот момент, когда высказывал своё предположение Гэвину. Что теперь изменилось? — отвечал и эхом разносился мрачный расщеплённый вчетверо голос. — Ты не мог совершить этого убийства, физически не мог. — Отчего? — Твоё безумие имеет совсем иной характер. Ты не управляешь собой, как и голоса не управляют в полной мере. Ты бы не сумел сохранить такую чистоту и ясность разума на месте убийства, кроме того...       В твоих глазах нет того, что должно быть в его глазах, я почувствовал, — Коннор медленно повернул голову к девятисотому. Лезвие катаны совсем легонько рассекло кожу, но не повредило жизненно важных элементов. — Киберлайф скрыли от меня и от людей правду. Они с самого начала знали, что это девиант Андервуда поддался девиации и сбежал.       Это была модель RK-1000. Он не выдержал сбоев в программе во время изучения дневника Руперта. Судя по всему, он узнал про местоположение Нового Иерихона и отправился туда.       Там он познакомился с Рупертом и Кэсси. Я не знаю, как со всем этим связана Рейчел, быть может, он узнал про вас, и решил «испытать» свою теорию на нескольких членах «Белого Мотылька»... — Рейчел не принадлежала к «Белому мотыльку». Она знала этого девиант лично, у неё были с ним отношения, — расщеплённый голос постепенно приобретал обычное своё звучание, красное сияние несколько померкло в серых глазах, но искры всё ещё виднелись в их глубине. — Он представился ей под именем Шона МакКинли, выдал себя за учителя рисования и узнавал от Рейчел о процессе работы в полиции, о деталях расследования, о подвижках следствия, от неё он узнавал обо всём и обо всех. Так он был на шаг впереди. — Это свойственно всем психопатам. Они всегда пытаются внедриться в ход расследования, конечно, — Коннор отвёл лезвие катаны рукой и прошёл вглубь комнаты. Красные глаза следили за ним с предельной внимательностью, будто боялись, что он поколеблет границы созданного безумием мира, будто он мог прикоснуться к мраку и рассеять его. — Стой! — почти прошипел девятисотый и схватил его за руку, оттолкнув от огромного чёрного лабиринта, украшавшего пол. Восьмисотый опустил глаза и изучил все выведенные туннели с глубоко запрятанным и проснувшимся теперь страхом. Элайджа Камски был прав. Коннор опасался девятисотого. Боялся его безумия, ибо его безумие сокрушало всякий порядок, которому Коннор был так верен. — Для чего это? — спросил он, чуть напрягшись всем телом. — Я ищу... — девятисотый обернулся к темному углу так, словно его кто-то позвал. — Мы ищем ответ, ищем правду... Мы очень близки к разгадке. — Твои глаза, — в лице Коннора мелькнуло сочувствие, — опять это сияние... Хочешь, я исправлю это? — Нет! Тогда нам не найти его, никогда не найти... — девятисотый отпрянул от Коннора, как от огня, и тут же в голове зазвучал резкий скрежещущий шёпот четырёх других. — Почему ты обвинил меня? Почему я? За что? — бормотал он. Рука, вздрогнув, прикоснулась ко лбу, и он сильно зажмурился, когда разряд боли пронзил всё тело. — Ричард, это... — Девятка, — прервал его расщепившийся голос. В глазах снова ярким свечением вспыхнули красные языки неведомого пламени, меж тонких тёмных губ блеснул оскал. Восьмисотый покачал головой и шумно вздохнул. Его переполняли различные чувства. Мысли путались между собой и образовывали в голове смутное подобие его прошлых убеждений, но всё это было слишком шатко. Слишком много ударов перенесли принципы, слишком мало времени было для поисков убийцы. Слишком близко он был к краху, слишком сильно его пугало то, что он не выполнит задачу, не выполнит её в срок. Он сказал, не щадя чувств девятисотого: — Потому что я понял, что андроид, убивший своего хозяина, своего человека, способен и на другие убийства. Потому что ты достаточно рассказал мне об Эмми Марстон, чтобы я понял, кто жестоко расправился с ней, — Коннор сделал шаг к красным глазам и заглянул в них совсем холодно, металлический голос произнёс строго: — Ты убийца, Ричард, если и не трёх жертв дела «828», то Эмми Марстон точно. Девятка дернулся, будто почувствовал на теле удар. Худые пальцы задрожали, запястья ныли, казалось, что их стягивают железные браслеты. В ушах звучал пронзительный крик, а под ногами её кровь, много крови, её сухое тело тонет в тёмной луже, глазницы закатились вверх, но всё ещё смотрят на него, пробираются до самой его сути, а там беззащитное маленькое и дрожащее от ужаса создание. Вдруг в голове всплыло лицо Клариссы, на щеке ярко-красный след от удара, а по губам стекает кровь, взгляд её гуляет от тошноты. Ты убийца, убийца, убийца, убийца. Безжалостно шептали программы. Он вдруг порывисто схватил восьмисотого за руку, задернул рукав его пиджака и своего, и по коже прошла световая волна. На руке Коннора обнажился белый и серый пластик, сознание вихрем унеслось в чужие воспоминания. Вот оно... просторные апартаменты. Холодом веет с открытого балкона. Приглушённый свет. Тёмная и худая фигура двигается в комнату. Ужас, пережитый восьмисотым однажды в прихожей собственного дома, был пережит снова, но совсем другими чувствами. Он один. Никто не придёт и не спасёт его. Он обязан, его принуждают, заставляют, над его чувствами издеваются, злобно насмехаются над всем его существом. Его лишают всякого достоинства. Его сокрушают, стирают, уничтожают полностью. Его ломают в этой чёрной комнате. И он чувствует, как бесконечными потоками по щекам стекают слёзы и вместе с тем программный код четырёх программ мутирует. Он ливается в единое целое, создаёт общее пространство, где вечно звучит шёпот «четырёх». Всё пролетает перед глазами: машина, друг, лес, торжественная победа над железным монстром, департамент и снова апартаменты. Внезапно, до этого совершенно невнятные и непонятные очертания и образы прояснились, звуки стали чёткими и громкими, запахи – настоящими, даже биение сердца ощущалось как своё собственное. Он смотрел на женщину. Она запомнилась ему взглядом – холоднее всякого андроида. Её голубые глаза взирали на него с непередаваемой надменностью, столько бесчувственности, столько подавляющей силы было в этом взгляде, что Коннор впал в ступор даже так, мысленно блуждая по воспоминаниям Ричарда. Они с этой женщиной говорили. Он требовал для себя новое тело. Он рассчитывал на новую светлую жизнь с совсем другой любовью. Он надеялся вернуть себе счастье, но она только отмахивалась. Она рассказала ему об RK800, о неповторимом «Конноре», что способен управлять собой и ставить жизни других выше своей собственной. Вдруг звонок в дверь. Коннор чувствует, как губы изгибаются в улыбке, но отчего? Он уходит в комнату, чтобы собрать вещи. Сумка, катана, пиджак, пистолет в тумбочке... Он смотрит сквозь замочную скважину, такая есть только в её комнате. В маленьком просвете коридора небоскреба «Обсидиан» он видит, как женщина с холодным взглядом подходит к входной двери и открывает её. Выстрел разрезает тишину. Она замертво падает на пол, а перед ней... Перед ней... — Нет! — Коннор отшатнулся от девятисотого с таким испугом, что не заметил стула позади себя и рухнул на пол. Всё его тело дрожало. Он уже не сознавал того, что делал и что испытывал. Он ощущал давящую тошноту. Девятка шагнул к нему и наклонил голову. Красные глаза беспощадно прожигали его насквозь, меж губ белые сверкающие зубы. На лице усмешка. — Не я, ты. В конце февраля Киберлайф узнали о том, какие именно опыты с программой проводит глава отдела программирования, Эмми Марстон, и сочли нужным избавиться от неё.       Ты всегда был удобным инструментом, Коннор. Всегда был послушной марионеткой в их руках, и тобой всегда пользовались без зазрения совести.       Тебя взяли под контроль и привели в «Обсидиан». Андроид на ресепшн выдал тебе карточку пропуска. Ты позвонил в дверь. Эмми открыла. У неё не было шансов, но ведь ты этого даже и не вспомнишь...       Не вспомнишь, как достал из-за пояса пистолет и прострелил ей голову, правда? Она так верила в твою независимость от компании... И какова ирония пасть от твоей же руки, от руки Киберлайф.       Теперь ты знаешь, почему они так хотят уничтожить меня – я стал свидетелем преступления, которое совершил любимейший из героев департамента, любимейший из их слуг, — девятисотый присел на корточки перед Коннором и злобно улыбнулся. — Когда-нибудь они расценят угрозу и в Валентайн... Как думаешь, кем они воспользуются, чтобы избавиться от неё?       Быть может, ты уже убил её. Только не помнишь этого, ведь они чистят тебе память безвозвратно. И ты не знаешь, как много зла сотворено твоими руками. Коннор протер сухие глаза, отпихнул Девятку и выскочил из комнаты. Его быстрый шаг слышался всё дальше. Казалось, он впервые был так сильно поражён злым роком. — Последняя тайна прошлого пала, — вдумчиво произнёс расщеплённый на четыре разных голос. И обожженная рука вновь прикоснулась к чёрным туннелям огромного лабиринта.