Введение
27 февраля 2040 года главе федерального бюро Детройта Фину Хэрригану прямо от рук Генерального Прокурора поступило письмо. Хэрриган, как только его оставили одного, раскрыл письмо с подобающей аккуратностью и не меньшим вниманием. В письме говорилось о новом выпуске академии ФБР в Куантико; выпуск был направлен прямиком в Детройт на практику, и прокурор лично просил предоставить выпускникам хорошие места и как можно более занятой график. Прокурор также сообщал, что действующим агентам ФБР полагается двухнедельный отпуск, пока их место будет занимать новичок. От самого же Хэрригана требовалось выбрать агентов, которым уже давно полагался отпуск или которые желали бы попрактиковаться в других ведомствах, вроде отделения шерифа, полиции штата или городской полиции (ведомства были уже уведомлены о новой практике и обязаны были принять федеральных агентов в свой штаб на определённое время). Хэрриган принадлежал к той толике людей, кто всю жизнь проводит на одном высоком посту, будучи притом уважаемым и ценимым руководителем. Он отлично знал своих агентов, своё дело и жизнь без прикрас. Бороться с бесполезной и глупой практикой он не собирался, потому что знал, что решения, поступившие от руководства, давно уже находятся в стадии осуществления, и его негодование никак этого не изменит. Он положил руки на подлокотники кресла и чуть откатился от своего рабочего стола. За высокими окнами кабинета открывались понурые улицы города и нависшее над ним сплошное полотно тёмных серых туч, напоминающих бесконечный простор океана, заражённого штормом. Хэрриган вернулся к столу и достал из нижнего ящика дела своих лучших сотрудников. — Рейган только вернулся с Аляски... — Фин отложил одну из папок на стол. — Джуди и Уинтер сейчас прорабатывают иранских студентов и возможную их причастность к взрыву на севере города... — он отложил ещё две папки. — Андре разбирается со школьной стрельбой и Кайла работает с ним... Вот! — он откинул все оставшиеся папки, что ещё не успел просмотреть и оставил в руках лишь одну. — Валентайн, конечно. Как раз закончила работу над делом судьи Нортона, и как успешно однако... — Хэрриган провёл пальцем по своему запястью, активировал новейшее голографическое кольцо и попросил свою секретаршу вызвать к себе агента Лору Валентайн. Спустя минут десять к нему в кабинет поднялась женщина с золотым значком ФБР на кожаном поясе, с усталым подозрительным взглядом и тихой, но уверенной походкой. — Валентайн, не стой у двери, проходи, присаживайся, хочешь кофе или чай? — доброжелательно начал Хэрриган. — Нет, сэр, спасибо, я постою, — размеренно ответила женщина, и глаза её проскользили по кабинету шефа. — Ладно, вижу, ты не настроена на дружескую беседу, поэтому не буду оттягивать, давай сразу к делу, — Фин протянул женщине письмо от прокурора. Она быстро пробежалась по содержимому и выразительно взглянула на начальника. — И вы хотите?.. — договорить ей было сложно, по прочтению письма Валентайн ощутила внезапно подступивший страх грядущих перемен – она сразу поняла, что содержимое письма относится к ней. — Хочу, чтобы ты взяла двухнедельный отпуск, Валентайн. Из всех моих сотрудников, ты первая на очереди... Когда у тебя в последний раз был отпуск? Ты всегда работаешь, а так нельзя, меня обвинят в рабовладении. — Я работаю добровольно... — Нет-нет, не пытайся меня уговорить. В прошлые разы я соглашался, всё-таки это было твоим желанием, но сейчас, сама видишь, приказ сверху. С сегодняшнего дня у тебя отпуск, — Хэрриган, довольный своей работой, достал из маленькой деревянной шкатулки с золотыми вставками дорогие сигареты и закурил. — Хочешь? — он повернул коробочку к сотруднице бюро. — Я не курю, сэр, — глухим голосом ответила женщина, с большей внимательностью перечитывающая письмо. — Что с делом Нортона? — Его отдадут под суд, сэр, по обвинению в домогательствах до несовершеннолетней. — Молодец, Валентайн, это действительно хорошая работа, — Хэриган остановился глазами на своей подчинённой. Стоило отдать женщине должное – фигура у неё была чудесная, это плод очень долгих и усердных тренировок, вызывающих однако у всех коллег Валентайн скорее кучу сплетен и подозрений, нежели уважение. Все знали, что стараться ей не для кого – она была одинока в личной жизни, а поверить в то, что вся эта изнурительная подготовка исключительно для работы, было невероятно трудно. С другой стороны, она была достаточно нелюдима, чтобы дать понять, что ничьего восхищения и внимания она не ждёт, и что всё, что она делает, она делает только ради себя и своей работы. Недаром она так быстро заняла строчки лучших агентов и часто мелькала в списках награждаемых персон. Впрочем, на церемонии она не являлась, у неё всегда находилась причина, чтобы избежать хоть какой-то известности в более широких кругах. Это тоже многих удивляло. Последним же обстоятельством её жизни, которое вызывало среди её коллег множество мифов, было чрезвычайно бережное отношение к финансам и крайне аскетичный образ жизни. Она была родом из Великобритании, что тоже сложно было представить, ибо никакого акцента в её речи не было, а из привычек выдавал разве что стиль в одежде — сдержанный, опрятный и с веянием прошлых веков (на современный лад её стиль назвали бы «винтажным»), ну и само собой большое трудолюбие. Днями и ночами она могла сидеть над старыми нераскрытыми делами. Впоследствии многие неразрешимые дела складывали в папку «Досуг для Валентайн», это стало этаким обычаем среди её коллег. Нельзя сказать, что бы в коллективе её любили. Она была умна, превосходно выполняла свою работу. Но общие праздники она не посещала, отказывалась от ужинов, перекусов и всяческих дружеских жестов. Она была неразговорчива. В то же время, если её всё же вынуждали рассуждать о чём-то, то рассуждать она, казалось, могла часами, а речь её была слишком непривычной и сложной для большинства слушателей. Потому со временем она перестала участвовать в общих обсуждениях, и даже в работе вела себя отрешённо. С этим её качеством долгое время пытался бороться Фин Хэрриган, однако по прошествию первого года её работы в бюро был вынужден признать себя проигравшим и сдаться перед неизменностью этой странной женщины. — Сэр, господин прокурор пишет, что по собственному желанию сотрудник может выбрать другое место работы на время своего отпуска и практики новичка из Куантико, — вдруг прервала размышления мужчины Валентайн. Хэриган тяжело вздохнул. Тёмное облако дыма осело на его лакированный стол. — Валентайн, вот что мне с тобой делать? Как выбить из тебя этого школьного заучку, ночами напролёт корпящего над уроками? Валентайн приблизилась к столу начальника и, аккуратно сложив письмо, подтолкнула его к Хэригану. — Найдите мне подходящее место. Может быть в полиции штата или у шерифа есть какие-нибудь неразрешенные дела? Какое-нибудь расследование застыло на месте? Глава федерального бюро облокотился на руку и в течении пары секунд молча глядел на подопечную. Затем в глазах блеснула какая-то мысль, ясно повеселившая его. — Вот что! Извлечём из этого пользу, — он поднялся с кресла и зашагал вдоль высокого окна, на его лице заиграла улыбка. — Я определю тебя в департамент полиции Детройта, в тот самый, где недавно у нас украли дело «616», «о детройтском Рутвене», как его прозвала пресса. Будешь работать в команде из нескольких детективов, заодно приглядишь за ними. Как только к ним поступит новое дело, я попрошу капитана Фаулера сразу же уведомить меня, и ты присоединишься к их сотрудникам. Валентайн застыла в недоумении. Её и без того мрачное и усталое лицо изменилось в ещё большей мрачности, скорее походившей на злость. — Ну, ну, не смотри на меня так. Это научит тебя работать в коллективе, у них, в полиции, иначе раскрывать дела не выходит. Здесь ты, конечно, можешь позволить себе быть единоличником, ведь я знаю твой опыт и подготовку, знаю тебя саму. Но вот в полиции, под руководством капитана Фаулера, тебе это провернуть не удастся, это даже лейтенанту Андерсону не удалось, а я напоминаю тебе, что лейтенант Андерсон, по отзывам Перкинса, человек весьма сложный и неприятный. Вроде тоже единоличник... — Сэр, они некомпетентны, я не могу работать с такими людьми... — Ты в принципе не можешь работать с людьми, Валентайн, — прервал её Хэрриган, и голос его стал значительно строже. — Для тебя это шанс сохранить моё доверие и расположение. Пора уже научиться работать в команде, быть частью нашей системы, частью нашей семьи. — Знаться не хочу с этой семьёй, — совсем тихо сказала женщина, но директор бюро этих слов расслышать не мог. — В общем, это не обсуждается. Постарайся не быть там выскочкой. Я знаю, как ты любишь работать быстро и результативно, без отдыха и ужинов с коллегами, но всё же, Валентайн... — Хэриган приблизился к подопечной и обнял её за плечи. Валентайн инстинктивно напряглась всем телом и старалась отстраниться от него, но его «объятия» были крепкими, потому она только отвела взгляд. — Попробуй хоть раз наладить отношения с людьми, невозможно существовать в полном одиночестве, — с интонациями наставления произнёс Фин. — Как видите, возможно, — холодно ответила женщина и отступила от начальника на несколько шагов назад. Хэриган ничего не ответил, только приложил красивую чёрную сигарету с золотистой окантовкой к губам и втянул дым. — Я могу идти? — небрежно бросила Валентайн, сжимая собственные пальцы до хруста. — Да, конечно, — как-то задумчиво ответил директор федерального бюро и вернулся за своё кресло. Валентайн кивнула и, не тратя больше времени, покинула кабинет. — Вот уж поистине несчастный человек, — растягивая слова подметил Хэриган и вернулся к папкам с делами других специальных агентов.* * *
Где-то на юге Детройта прогремел первый взрыв: старенькое кирпичное здание обрушило верхние свои этажи и прогнулось под ударной волной, некоторые жители оказались заключёнными в ловушке. Столб пыли поднялся в воздух, наполнившийся криками и плачем женщин и детей; по городу завыли сирены машин скорой помощи, полиции и пожарных. К дому подъехало несколько чёрных машин с эмблемой «ФБР». Двое агентов опросили очевидцев и с позволения пожарных направились к дому. В этот самый момент прозвучал ещё один взрыв: пыль хлынула с маленького крыльца, волна сбила с ног нескольких человек, включая агентов. Наступило затишье, люди начинали осознавать, что именно произошло, агенты к тому времени уже стояли на ногах, покрытые плотным слоем белой пыли. — Как тебе дельце перед отпуском, Валентайн? Это тебе не в пыльном офисе сидеть – старые дела разгребать, тут работать приходится, — начал хорошо сложенный высокий парень. Он поправил золотой значок на поясе, наблюдая, как в дом забегает отряд спасателей и пожарных. — Мы ведь знаем, что это сделали парни Блэкуотера... — Валентайн отряхнула форму от пыли. — И я не специализируюсь на старых делах, я просто умею обращать внимание на детал... — Всё, Валентайн, кончай разглагольствовать, твои вот эти беседы о методе расследования, о причинах, мотивах, о том, как на эти решения влияет политический строй... И прошлого раза хватило, я чуть не уснул тогда, — парень взъерошил свои чёрные волосы, из которых вылетели крупные хлопья какого-то мусора. Валентайн поджала губы и отвела взгляд в сторону. — Между прочим, отпуск бы тебе не помешал, выглядишь как клиенты Марго из морга, — с усмешкой заметил брюнет и быстрым шагом направился к развалившемуся зданию. Сотрудница ФБР переборола подступившую злость, разжала кулаки и выдохнула с безмерно усталым видом. Её светлые глаза оглядели лица простых очевидцев, что были в ужасе, предавались рыданиям или крикам, рвались к обрушившимся обломкам, переговаривались и задавали вопросы сдерживающим их полицейским. Может быть, практика в полиции и правда пойдёт ей на пользу?* * *
Вечером этого же дня улицу Черчилль покрыла угрюмая тень, и на землю опустилась полупрозрачная дымка, несущая сухую прохладу и призрачные образы, скрытые в тумане. Странного вида мотель «Индиго» озарился калейдоскопом комнатных светильников, чей свет проникал сквозь маленькие окошки. Индиго представлял собой несколько ярусов старых контейнеров, вроде тех, что дожидаются очереди в порту, прежде чем оказаться на борту у грузового судна. Каждый контейнер был не более восьми метров в длину, пяти в ширину и двух в высоту. На одном ярусе пять-шесть контейнеров, соединенных небольшими решетчатыми площадками с низкими перилами для «безопасности», а к новому ярусу спускалась узкая железная лестница, вроде пожарной на обратной стороне обычных жилых домов. Индиго походил на отдельный мир будущего, увы, совсем плачевного. По этажам бродили люди весьма сомнительного внешнего вида и само собой каких-то тёмных намерений. Кто-то в полном одиночестве стоял у перил, потягивая хлипкую сигаретку, кто-то в компании товарищей шумно смеялся и обсуждал насущные проблемы, некоторые жильцы переговаривались через приоткрытые окна, не выходя из собственных «номеров». Это жуткое подобие муравейника жило отдельной жизнью, кажется, не замечая, что мир вокруг стремится избавиться от отбросов общества. Отовсюду доносились разные запахи, летающие по ярусам, кто-то занимался готовкой, а кто-то, казалось, в очередной раз устроил неравную борьбу с разными домашними вредителями, пытаясь избавиться от них посредством химикатов. Валентайн взглянула на клокочущую груду металлолома, представляющего собой мотель, и устало нахмурилась. Что-то невидимое удерживало её на одном месте, и ей совершенно не хотелось двигаться. Однако, на улице становилось всё темнее, ветер крепчал и чёрные густые тучи собирались над головой, подталкивая сотрудницу ФБР к «миру» Индиго. Она подошла к старой автоматической двери, что открылась с большим трудом, издав неприятный скрежет. За ней показался ресепшн. У левой стены – высокая стойка, собранная из деревянных ящиков, обитых металлическими пластами, на стенах старые фотографии с частыми или постоянными жильцами, плакаты с моделями в открытых и ярких одеждах и блестящие крышки от газировок и прочего дешёвого пойла. Рядом со стойкой проход на лестницу, ведущую к ярусам с контейнерами, а чуть дальше маленькая столовая с несколькими круглыми столиками. — Мисс Валентайн, вот и вы, а я уж думал, к скольки явитесь, — с любезной улыбкой, но явным безразличием в глазах, произнёс невысокий мужчина за стойкой ресепшн. — Добрый вечер, мистер Сандерс, — спокойно ответила Валентайн, направляясь к лестнице. Видя, что женщина уходит, мужчина сделал предостерегающий жест рукой и крикнул ей в след: — Не задерживайте плату, мисс Валентайн, вы, может, и служите на государство, но у меня тут все равны! Ответа он не получил, сотрудница ФБР покорно прикрыла глаза, тяжело вздохнула и поднялась на второй ярус причудливого мотеля. Здесь располагался её номер — контейнер в конце яруса. На автоматической двери горел номер «8К», Валентайн вставила в приёмник пластиковую чёрную карточку, и дверь открылась. Вдоль серого потолка заструился тусклый зеленоватый свет лампы. Справа от женщины открылась дверца углового шкафа для верхней одежды, Валентайн повесила куртку на вешалку, и дверца сама собой закрылась. У ног, из под маленького диванчика, выехала небольшая платформа для обуви, сотрудница ФБР, не торопясь, стянула армейские ботинки и поставила их на платформу, мгновенно скрывшуюся под диванчиком. Слева от входа была другая дверь, по правую и левую сторону от которой бирюзовым цветом загорелись две тонкие панели, дверь отъехала в сторону, и Валентайн прошла в ванную. В тесной комнатушке умещался душ, раковина и туалет, от одного до другого нельзя было сделать полного шага. Женщина взглянула в пыльное зеркальце в нише над раковиной. В зеленоватом свете кожа казалась совсем отталкивающей, а под глазами виднелись тёмные круги. На мгновение в глазах блеснула злость, тут же подавленная силой. Валентайн вымыла руки и потушила свет, чтобы больше не видеть собственного отражения. Медленными усталыми шагами она прошла в основное помещение. Прямо перед Валентайн прямоугольный обод осветил большое углубление, нишу с кроватью, над которой в выпирающей части холодного полимерного металла располагались ящики с одеждой. По левую стену тянулось, очевидно, рабочее место. На кухне только пузатый холодильник в разводах и тумба с микроволновой печью, кипятильным лазером и столовыми приборами. Кухня была освещена таким же болезненным зеленоватым светом, что и прихожая, от того казалась ещё более старой, чем была в действительности. Валентайн достала из холодильника контейнер с быстрой едой и поставила его в микроволновую печь. Ноги её подогнулись, и она бессильно опустилась на один единственный кухонный стул, наблюдая как медленно вращается блестящий контейнер. Бесчувственный, как казалось, взгляд лишь касался окружающих женщину вещей, на самом же деле проникал гораздо глубже, чем можно было себе представить. Вдруг странная дрожь пробежала по хлипким стенам, световые панели замерцали, некоторые из них потухли и кухня почти полностью погрузилась во мрак, только старая печь освещала лицо Валентайн жёлтым светом. — Мисс Валентайн, у вас уже отключили воду? — послышалось откуда-то сверху. — Нет, мэм, воду отключат только завтра, можете выключить бойлер, тем более, пока он не вывел из строя мои световые панели, — ровным голосом произнесла Валентайн, всё так же глядящая на микроволновку. — А пусть пока нагреет, мне вода нужна, знаете, я ведь певица в нашем скромном театре, я... — Я знаю, миссис Присли, я слышу ваше пение каждое утро, и уже успела понять, какой у вас род деятельности, — раздражённо ответила сотрудница ФБР, — и если вы не собираетесь отключать бойлер, прошу оставить меня наедине с моими мыслями. — Грубиянка, — приглушенно ответила соседка, чей контейнер располагался прямо над контейнером Валентайн, и судя по шагам, отдалилась от собственной кухни. Женщина закрыла лицо руками и тяжело вздохнула. Хлипкие стены продолжали дрожать и неприятно звенеть, содрогаясь от работы устаревшего бойлера, что когда-нибудь, наверное, взорвался бы от перегрева. — Когда-нибудь это закончится, — совсем тихо прошептала она, но её слова прервал резкий писк, сообщающий о готовности её скудного «ужина». Это было странное подобие настоящего мяса и риса, подобие, которое никогда бы не сравнилось с настоящей живой едой. Но мясо требовалось готовить, у неё же не было ни плиты, ни способности к готовке. А прежде, за мясо надо было заплатить приличную сумму, ведь животная пища всё дорожала из-за массовых переселений, связанных с увеличивавшимся с каждым годом уровнем океана, с исчезающими производствами, с всепоглощающей страну непригодностью земли для выпаса скота и выращивания кормовых культур. — Интересно, это пища не имеет вкуса или мой организм медленно превращается в тлен, — шёпотом произнесла сотрудница ФБР, чтобы хоть немного избавить себя от царившей в её номере тишины. Тишина эта, само собой, была очень относительна. Со всех сторон доносились различные звуки: музыка, отголоски шумных бесед, собачий лай, крики и ругань, а где-то совсем далеко, вероятно не на её ярусе, жуткий грохот. — На третьем этаже опять драка... — объяснила она сама себе. Вдруг её внимание привлекла складная деревянная лестница у двух маленьких квадратных окон, которые больше походили на иллюминаторы, так как не имели прожилок. Лестница состояла из трёх ступеней, где стояли вытянутые горшки с разными тропическими растениями, а среди них очаровательный кустик с бенгальскими розами. Правда, теперь уж не такой очаровательный, ибо молоденькие тоненькие стебли опустились вниз, словно в бессилии, листочки потускнели, а один из бутончиков надломил собственный стебелёк. Валентайн печально посмотрела на своих молчаливых «питомцев» и присела перед горшком с розами на корточки, разглядывая состояние растения. — Не только тебе не хватает солнца, — она опустила на оба иллюминатора чёрные жалюзи. — Только бы продержался до конца апреля, а там можно будет посадить его на солнечной стороне в саду. Раздалась ненавязчивая мелодия звонка, ушная гарнитура замелькала желтым цветом, женщина нажала на чувствительную часть наушника, чтобы ответить на звонок. — Здравствуй, Бартли, — оживлённо обратилась к собеседнику Валентайн, словно ощутив прилив жизненных сил. Но блеск в глазах быстро исчез, а на его место пришла печальная сосредоточенность, когда она выслушала некоего Бартли. — Уже? Но я же переводила... Ах, да, это было в начале месяца, мне стоит следить за течением времени тщательней. Сейчас я всё оплачу. Да, конечно не затруднит, — женщина взглянула на голографическое кольцо, возникшее вокруг её запястья, пред ней предстал банковский счёт, лицо исказилось в тревоге. — Нет-нет, не стоит, у меня всё отлично, я ожидаю премию в этом месяце. В прошлом? Нет, ты что-то путаешь... Зачем мне тебя обманывать? Я сейчас же переведу тебе всю сумму, пусть Линда вызовет врача и возьмёт у него рецепт новых лекарств. Не беспокойся, моя бабушка самый крепкий здоровьем человек из всех, кого я знаю. Да, семейное, — Валентайн изобразила усмешку, будто собеседник мог её видеть и упрекнуть за печаль в глазах. — Я заеду завтра утром, может, на час, не более. О, нет, ничего страшного, прорвёмся, — положила трубку и сползла по стене на пол. Без лишних размышлений она принялась выполнять обещанную собеседнику транзакцию, по бледной щеке пробежала одна единственная слеза, упавшая на судорожно печатавшие пальцы. Валентайн глубоко вздохнула, поморщилась, и только что остекленевшие глаза мгновенно приняли самый обычный вид, немного усталые, слегка покрасневшие, несущие в себе тень безразличия и осторожности. Закончив с переводом, она подняла взгляд к исчерченному разными заметками и напоминаниями настенному календарю. — Зарплата в конце апреля, премия в ближайшее время не ожидается, надежда исключительно на выплату от департамента по раскрытию дела... — она пригляделась к обведённым красным маркером датам повнимательней, — в середине апреля плата за проживание в контейнере, надо снять показатели со счётчиков, — взволнованно подытожила она и резко щелкнула по выключателю, отвечающему за световые панели. Воцарилась полная тишина, комнаты объял ночной сумрак. Сотрудница ФБР хорошо видела в темноте, она прошла к кровати, открыла один из верхних шкафов, достала одежду для сна и, быстро переодевшись, устроилась в небольшой нише с кроватью. От постели исходила прохлада, последняя световая панель, тянущаяся вдоль кровати погасла, женщина накрылась одеялом. Глаза смыкать она не торопилась, с приходом темноты и медленно опускающимся на глаза сном в её душе из своего тёмного убежища выбрался страх. Поначалу незаметный и неощутимый, сейчас он заставлял сердце биться с тем шумом, который эхом отзывается в ушах и заставляет всё тело трепетать. Валентайн попыталась отвлечься воспоминаниями прошедшего дня, но мысли о ночных кошмарах возвращались снова и снова, в конце концов став последними перед погружением в мир сновидений. Уже спустя четверть часа она с криком вскочила с постели, тут же закрыв рот ладонью. Из глаз брызнули слёзы, а из груди вырывалось шумное рыдание. — Да заткнешься ты наконец?! — грозно завопил кто-то из соседей. Валентайн прижала ко рту вторую ладонь и с силой зажмурила опухшие от слёз глаза, стараясь вернуться обратно в нишу, под одеяло, где её плач никого не потревожит. «Боже, помоги мне справиться с тем, на что у меня уже нет сил», — мысленно взмолилась она, сжимаясь калачиком на смятой простыне. Её мучали частые ночные кошмары. Они приходили, как только она погружалась в сон и больше не покидали её разума, пока тот, обезумев от страха и ужаса, не заставлял уставшее, не восполнившее ещё энергию тело, подняться. Счастлив тот, кто никогда не мучился из-за потерянного ощущения реальности. Когда ужасные своим видом, формами, звуками и реалистичностью события становятся неотличимы от настоящей жизни, когда жизнь во снах напоминает о самых жутких событиях прошлого. И всё бы ничего, если бы кошмары оставались лишь во снах, но пробуждаясь каждое утро, Валентайн находила свою жизнь лишь немногим лучше того, что ей снилось. Нехватка денег угнетала с каждым днём всё сильнее. Жить приходилось на копейки, порой даже хуже бедных студентов. Этот тухлый контейнер стал постоянным местом заключения для ещё сохранившей силу и запал души. И в этой тесной нише, где еле умещалась постель, удобно было разве что умереть, а умереть Валентайн ни в коем случае себе позволить не могла. На севере Мичигана, в округе Гурон, располагался небольшой посёлок Порт Хоуп, с сотней домов, не более. В этом укромном месте, вдали от опасного и шумного Детройта, вместе с семейной парой Бартли и Линдой Хольмами, близкими людьми Валентайн, жила её старая бабушка. Вдова Арья Лейдлоу была последней близкой родственницей для Лоры Валентайн, от того Валентайн старалась заботиться о бабушке с ещё большим, чем того требовалось, вниманием. Вдова Лейдлоу была сражена параличом уже довольно долгие годы, а на поддержание её состояния, оплату трудов семейной пары, ухаживающей за ней, и дом, где она проживала, уходили почти все средства, которые сотрудница ФБР имела в своём распоряжении. Но Валентайн не сдавалась, она работала честно, она была трудолюбива и вынослива, а потому не брезговала жертвовать свободным временем ради дополнительной работы и, в свою очередь, дополнительной платы. Лишь изредка молодой женщине удавалось вырваться в Порт-Хоуп на час другой, чтобы провести хоть немного времени рядом с родной кровью и в тишине её личного сада, тихого, пышущего спокойствием и свободой. И всё же Валентайн не могла назвать это место родным домом, хоть и чувствовала в Порт-Хоуп успокоение. Её душа металась в страхе перед пустотой её собственной жизни, пустотой, что невозможно было заполнить одной лишь любовью к бабушке и прекрасному саду.