Тридцать вторая глава
Кларисса первым делом, как только они с андроидом вернулись в Детройт, втайне от Ричарда обошла несколько престижных издательств и обзвонила сотрудников студий, что занимались созданием короткометражных мультфильмов. Затем она договорилась о встречах и обошла все места, пока не нашла издательство «Блэйк и Луис». Не самое большое, но вполне устоявшееся на рынке книжное издательство, занимающееся не только шедеврами классических авторов, но и произведениями новичков. Файнс легко нашла общий язык с одним из заместителей директоров. Показала примеры работ девятисотого, рассказала о его предпочтениях, а заместитель очень похвалил эскизы и заинтересовался перспективой дальнейшей совместной работы. Для начала он предложил девушке, чтобы её «друг» сделал несколько набросков в своём стиле по уже изданным книгам, чтобы окончательно принять решение и предложить его кандидатуру отделу кадров, чтобы те, в свою очередь, составили договор. Домой Кларисса вернулась вне себя от радости, душу так и захватывал маленький триумф. Вечером, когда Ричард делал очередные наброски, она заказала тайскую еду и, лёжа на кровати, зарывая пальцы в его волосы, поведала ему о своей успешной вылазке. Никогда она ещё не видела андроида таким счастливым. Он наконец-то чувствовал себя уверенным, наконец-то ощущал, что стоит чего-то, что достоин большего. А потом Ричард попросил девушку почитать ему любую книгу на её усмотрение. И пока она читала, эмоционально, как в театре, он делал эскизы, о которых просил заместитель директора «Блэйк и Луис». Образы теперь рисовались быстро и чётко, Кларисса очень хорошо читала и почти что отыгрывала каждую роль. Его воображение быстро перенимало нарисованные ею характеры и темпераменты, а потому рисунки выходили превосходные. Лица он делал в большинстве своём худыми и вытянутыми, фигуры необычны и очень разнообразны, руки длинны, а пальцы и того длиннее. Линии были тонки, цвета бледны, и было в его рисунках особое чувство, особое чувство жизни и всякого её движения. Как только он закончил, девушка отослала всё в издательство, и вместе с девятисотым стала ждать ответа. Ночь перед рабочей неделей они провели просто прекрасно. Оба были переполнены эмоциями, оттого любили друг друга ещё больше, да и сил, и уверенности у них прибавилось, они чувствовали победу, чувствовали, что жизнь меняется и становится несказанно хороша.* * *
Работать без Рида в участке полиции было довольно непривычно. Ричарда никто не навещал в морге, никто не стучался и не вваливался в кабинет с новыми историями и побитым лицом. В кафетерии не ждала знакомая компания в лице бывшего напарника и Тины Чен, которая всё ещё умудрялась терпеть обычные выходки Гэвина и его взбалмошный характер. Девятисотый по-прежнему испытывал некоторую вину за то, что выдал «недуг» Рида капитану Фаулеру и силком притащил его к вынужденному лечению. В сущности, Ричард искренне верил, что делает доброе дело. Он верил, что, сохранив рабочее место Гэвина, он порадует его таким хорошим раскладом, но вышло иначе. Андроид много думал о словах своего единственного и бесценного друга. Действительно ли он надоел ему? Действительно ли был не нужен? Задай он себе эти вопросы месяц назад, сознание непременно бы погрузилось в уныние, он бы разуверился в себе, возненавидел бы всё живое и сотню раз бы проклял человеческий род, но... Сейчас он старался рассуждать здраво, не давать волю необузданным чувствам, а глядеть на всё «своими» глазами. Глазами настоящего себя. Этот новый Ричард, так внезапно открывшийся у залива Мэн, без всякого зазрения совести принял правоту своего поступка. Да, это было не очень честно по отношению к Гэвину. Да, он не предупредил его о беседе с Фаулером. Да, он буквально вынудил Рида отправиться на лечение, но именно благодаря этому поступку его друг останется жив и избавится от зависимости. И потом, что, как не детскую истерику и возмущённые крики, стоило ожидать от детектива Гэвина Рида – грозы спокойствия и дружного коллектива департамента? Нужно было относиться к случившемуся легче, как это делала Кларисса. Случай распорядился так, значит, пока для них обоих это лучший расклад. Может, за время отсутствия Рида в участке они оба пересмотрят своё отношение к дружбе и к взглядам друг друга? Может, это научит их быть честнее, рассудительнее, спокойнее? Кто знает? Ричард, однако, каждый вечер заезжал в клинику, которую посещал Рид, и через одну из сотрудниц передавал его любимый кофе. Её же он надоумил предложить Гэвину партию в покер. А когда Гэвин ехал домой или к Мэри Аддерли, девятисотый следовал за ним и следил, чтобы его не тронули очередные проходимцы, вроде людей Блэкуотера или Анджело. Порой, когда Рид задерживался на детской площадке перед своим домом, чтобы перекусить или подумать о своём, андроиду трудно было оставаться в тени. Хотелось подойти, поговорить, услышать не извинения, а хотя бы простое: «чё ты тут забыл, пластик?» Но каждый раз Ричард останавливал порывы своей привязанности и сохранял внутреннее равновесие. Для всего есть своё время. Если они должны остаться друзьями, то судьба сведёт их снова и помирит, если нет... Теперь он точно знал, что жизнь не была зациклена на людях, окружающих его. Он не пустой, как думал раньше. Он не только выгодная обёртка, не только удобный друг рядом. Он личность, живая душа, и он заслуживает доброго отношения к себе, потому что способен отдавать и делиться чувствами, потому что вовсе не состоит из желчи и обиды, как твердили ему голоса. Между тем, было и ещё одно обстоятельство, сделавшее пребывание в департаменте совсем необычным – отсутствие в центральном зале Коннора. На месте извечно любопытного и живого взгляда его «добренького» двойника сидел один из истуканов с безмерно тупым выражением лица. Как бы девятисотый не недолюбливал Коннора, к Коннору он привык и по крайней мере считал похожим на себя. Да, они были очень разными в мировоззрении и поведении, но программа Эмми Марстон и общие истоки роднили их. С уходом восьмисотого стало как-то пусто. С другой стороны, никто не потревожит долгими расспросами и не станет бередить старые раны, открывать двери в прошлое, ведь прошлое для Ричарда очень губительно. Оно всегда тенью ходило за ним и всегда будет напоминать о себе, но не посмеет больше коснуться и ранить. Андроид надеялся на это.* * *
Поначалу Гэвин отнёсся к посещению врача и постоянным обследованиям, анализам, и лечению с явно выраженным негодованием. У него уже был неприятный опыт после Беркли. Вместе с ним курс проходили бывшие военные и те, кому не посчастливилось работать под прикрытием. Это всегда были самые конченые люди. Они разлагались на глазах, их личная и семейная жизнь была разрушена, друзья отстранились от них, карьера потерпела крах, вместо денежного счета капали долги, а жить им порой было негде. На это тяжело было смотреть. Для Гэвина это было то же самое, что для здорового человека смотреть на инвалида, на искалеченного и лишенного возможностей бедолагу. Да, он не жаловался и не противился лечению, но мысленно пообещал себе не повторять судьбу этих серых людей. Казалось, что куда лучше прозябать в эйфории и попеременном отходняке, чем вновь вернуться в место для людей сломавшихся и мертвых внутри. Тем не менее, регулярные консультации с врачом и психологом оказали влияние, полностью противоположное ожидаемому. Период ломки Гэвин пережил ещё в то время, когда его прокапывал Ричард, поэтому сейчас слезть окончательно было куда проще, чем в далёком прошлом после работы в Беркли, например. Трезвая жизнь была не такой весёлой, зато Рид ощущал себя чистым, бодрым и спокойным. Утро не начиналось с головной боли и тошноты, он хорошо помнил вечер перед сном, и даже мысли во сне стали необыкновенно ясными. Вкусная еда начинала радовать больше прежнего, усталость не снедала разум, а галлюцинации превратились в блеклое воспоминание. Были, само собой, и минусы. Необходимо было научиться веселиться, будучи трезвым во всех отношениях. Оказалось, что похабное поведение, жестокие насмешки, бесперебойный флирт направо и налево, катание шаров в бильярдных были не такими уж и хорошими товарищами. Всё это теряло ценность, когда разум был чист от алкоголя и порошка, всё это казалось унылым и безмерно тупым. Как никогда раньше захотелось хорошей компании рядом. До работы под прикрытием, ещё когда Гэвин жил в Кливленде в доме отца, у него было целое множество друзей. Он хорошо ладил с компанией рокеров, знал ребят со скейт площадки, проводил время со школьной баскетбольной командой и имел нескольких преданных друзей рядом. Много времени прошло с тех пор, и теперь тосковать по ним не было смысла, но тот факт, что он, Гэвин Рид, некогда душа компании, растерял всех друзей из-за нервозности и озлобленности после работы с Рубиновым Королём, удручал. Стоило поискать людей в ДПД, которые не ненавидели бы его всей душой. Благо у Ричарда не было души, и он всегда был поблизости... «Да, точно, я же его послал», — уже в который раз прерывал себя Гэвин. Девятисотый и правда иногда перегибал палку со своей заботой и беспокойствами, но грубости он всё же не заслуживал. Да и не он был причиной злости и грубости. Все крики и возмущения Рида проистекали из внутреннего недовольства неопределенностью своей жизни, из-за чувства несправедливости и обиды на окружение, из-за трудностей в воспитании в себе взрослого и ответственного человека. Изменить свой образ жизни оказалось очень трудной задачей. Мэри не всегда сохраняла спокойствие, порой они ссорились и прекращали всякое общение, а Гэвин начинал сомневаться в том, нужна ли вообще эта семейная жизнь. «Ага, теперь до конца жизни как никому не нужный неудачник будешь приводить продажных девок домой, чтобы скрасить свои скучные дни?» — спрашивал он себя, возвращаясь домой после приёма врача. Рядом так не хватало разумных суждений бледного и вечно мрачного пластикового друга, что простотой и точностью своих высказываний всегда зрел в корень, давал какую-то ясность всему, о чём когда-либо думал Рид. Иногда правильность Ричарда подбешивала. Своими нравоучениями о взрослых отношениях, ценности семейной жизни и правильном образе жизни он напоминал Коннора, но в целом... Без него было тоскливо. Теперь, прокручивая в голове последний разговор с андроидом, Гэвин чувствовал себя неловко. На ясную легкую голову, не обремененную алкогольными парами, всё произошедшее казалось несусветной глупостью. «Не нужен». Ну как это не нужен, если нужен, как никто другой? Как может быть не нужен лучший друг? В глубине души Рид надеялся, что девятисотый не воспринял его слова всерьёз и не впал в отчаяние из-за этой бессмысленной размолвки. Главное, чтобы он не поддался тому состоянию, в котором пребывал в последнее время, особенно, когда речь заходила о Рейчел. Наверное, стоило быть с ним помягче и посострадательнее. Неизвестно, что с ним происходило в тех апартаментах и что именно с ним делала эта его хозяйка, да ещё и Рейчел... Сам Гэвин почти не общался с сестрой и всячески её избегал. Было как-то неприятно есть с ней за одним столом, беседовать о всяких мелочах и шутить шутки «для своих», как прежде. Хотя Рейчел предпринимала попытки наладить общение с братом и нередко заводила разговор о том, что было между ней и Ричардом, о причинах расставания и о холодности, с которой Гэвин теперь относился к ней – всё впустую. Рид даже не пытался слушать, просто уходил в свою комнату или прикрикивал на младшую сестру, чтобы та не лезла. — Почему наши с Ричардом отношения так повлияли на тебя, Гэвин? Почему ты не замечаешь меня? Что я сделала тебе? Почему ты так груб со мной? — восклицала она и сейчас, когда Рид прошёл первый курс лечения и собирался ехать в департамент на первый рабочий день после своей отлучки. — Дело не в ваших отношениях, а в том, как ты себя повела, — безынтересно процедил Гэвин, обуваясь в прихожей. — Но ведь я признала вину, я хотела всё исправить, ты разубедил меня, ты сказал мне не трогать Ричарда, и я не трогала... — Хвала небесам, — иронично протянул детектив и притворно улыбнулся, — что ты оставила его в покое, может, благодаря этому он нашёл себе нормальную подружку, не такую чокнутую, как ты. Рейчел вспыхнула и замолчала. Как бы там ни было, Гэвин всегда был для неё любимым старшим братом. Этаким уголком безопасности, человеком, с которым она могла поделиться тревогами, на которого она была похожа и который был для неё авторитетом. Что бы она не делала, каких бы ошибок не совершала, у неё всегда была возможность поговорить с братом, спросить у него совета или защиты, но теперь... Да, Ричард был его другом, напарником, но она была его семьёй. Почему он выбрал андроида, почему всегда занимал его сторону и отстаивал каждый его поступок? — Ричард никогда не был таким идеальным, чтобы ты бросался защищать его, словно он беспомощная овечка! Почему ты никогда не слушаешь меня? Почему хоть на минуту не можешь представить, что он не единственный пострадал от этого расставания? Почему... — задыхаясь от переполняющих сердце чувств, возражала юная девушка. — Да потому что ты просто глупая девчонка, которая так и не научилась ценить то, что имеет, — грубо бросил Гэвин и хлопнул дверью перед лицом сестры.* * *
В департаменте не было ничего нового, хотя теперь Гэвин не чувствовал открытой неприязни ко всем своим коллегам. Наверное, опять действие этой волшебной «трезвости». Удивительно тепло его поприветствовал Хэнк, давно прознавший про причину отсутствия Рида и нашедший эту причину очень даже достойной, заслуживающей уважения. Гэвину стало как-то необъяснимо хорошо на душе. Возможно, пренебрегать коллегами и язвить на любое их слово было не самой удачной идеей? Не стоит давать им спуску, но и третировать тоже смысла больше не имеет. Если это и казалось весёлым занятием, то точно не под лекарствами, которыми его напичкали в клинике. Рид подошёл к своему столу и опустился в кресло, устраиваясь поудобнее. Как здорово, что он вернулся сюда не в смирительной рубашке с прокапанными мозгами, а целым и невредимым. Вдруг на столе он заметил кружку только приготовленного чёрного кофе. Он огляделся по сторонам, но в зале не было никого, кто бы мог преподнести такой сюрприз. Тина точно была на вызове. Гэвин поднял кружку и сделал глоток. Прямо под ней лежала маленькая бумажка с надписью. «С возвращением, овощ», — прочитал детектив, и на лице возникла непринужденная улыбка. «От чёрно-белого пластика слышу», — мысленно ответил он и занялся работой. Ричард появился в зале департамента ближе к вечеру. Он безумно переживал из-за предстоящей встречи с Гэвином, тая в душе надежду, что детектив простит его и примет как друга. Когда Рид его заметил, то чуть не снес его с ног. Так налетел, сжал плечи, рассматривал с каким-то забавным беспокойством и довольством одновременно. «Ну, ну, вы ещё поцелуйтесь тут!» – в шутку бросила Тина Чен, наблюдающая за воссоединением старых друзей. — Чтоб тебя, Тина, ещё немного — и я действительно расцелую этого чертова андроида, — совершенно легко, без доли злой иронии сказал Гэвин, и девятисотый понял, что никакой ссоры больше нет, что о напряжении и неловкости можно забыть, что они снова старые добрые друзья, преданные друг другу до гроба. — Мне тут Тина сказала, что тебя долго не было. Где же ты был, пластиковый Дон Жуан, и почему не рассказал мне о том, что собираешься так внезапно исчезнуть? — спрашивал Гэвин, бесконечно встряхивая девятисотого. — Работа не ждёт, Гэвин, — двусмысленно подмигнув, ответил Ричард. Риду не надо было объяснять дважды, он хлопнул девятисотого по плечу, всё ещё не нарадовавшийся примирению, и они вместе спустились в кабинет андроида. — Выкладывай же! — плюхнувшись в кресло за рабочим столом напарника, потребовал детектив. — Я ездил на пляж к заливу Мэн, — присев на кушетку, начал Ричард. — Едва ли в одиночку... — Едва ли, но об этом на рыбалке, а пока скажу, что отдых пошёл мне на пользу. — Да уж я вижу, весь светишься, только выцвел, как старый ботинок, — Гэвин усмехнулся и прокрутился на кресле. — Чего серый такой? Девятисотый только теперь заметил, как кожа его окончательно потеряла всякий живой оттенок и приобрела обычную серость, неотличимую от кожи трупов, что копились в морозильных камерах морга, где он работал. — Вот незадача... Я совсем забыл о вреде солнца. Придётся найти трилэкс, — заметил он, осмотрев серые руки. — Впрочем, всё это потом, а как сам? Рид принял важный вид и сделал вид, что подтягивает галстук. — Лучше, чем раньше, о подробностях тоже потом, скажу только, что звание лейтенанта уже на самом носу, Фаулер сам сказал. — Правда? — с самым живым участием спрашивал Ричард. Для него радость напарника в этот момент была ценнее собственных чувств. — Я тебе в полной уверенности могу сказать, что к концу лета все будут обращаться ко мне «лейтенант Рид», а какой-нибудь новоприбывший сопляк из академии будет носить мне кофе... А представь взгляд Хэнка! А пластика? Никогда ещё жизнь не была так прекрасна. Поднакоплю, возьму квартиру для нас с Мэри где-нибудь в Даунтауне, такую здоровую, комнаты на четыре, чтобы простор и место для покерного стола, бара и аппаратуры под гитару. Тогда заживу! — Неплохо ты замахнулся однако, Даунтаун... Дорогой район. — А то! Смогу себе позволить через годик-полтора, чтобы Мэри могла съехать от родителей, и мы... ну знаешь, как школьники не ждали, пока предки свалят. — А со старой квартирой что? — Оставлю её для Лей, её взросление не за горами, пусть будет своя квартира, может, хоть ответственности научится, а то всё я да я. Ричард свёл руки на груди и одобряющие кивнул. — Да, ответственность ей не помешает, но... — он немного помедлил – стоило ли ему влезать? Но всё же сказал: — Не боишься оставлять её одну? Мало ли что может... — Да брось, если у неё хватает ума ночевать у своего мужика, то пусть учится и за себя саму отвечать, и прибираться, и платить по счетам, — Гэвин отмахнулся рукой, а мысленно заметил, как просто андроид стал говорить о его сестре, и не мог этому не порадоваться. — На выходных в Кливленд, у тебя же не будет смены? — Нет, меня заменяет Вайолет, я весь твой. — Ох и разошлась бы Тина, если бы слышала это, — с усмешкой сказал Рид и, когда они поговорили о том и о сём, сел в машину к девятисотому и попросил отвезти к Мэри.