Месть и Закон

Пожилые родители Ребекки Гонзалес и две её сестры жили недалеко от городка Маршал, он, затерянный среди множества небольших озёр округа Окленд, расположился в часе езды от Детройта. Новым коллегам предстояла довольно долгая поездка. — Их уже оповестили? — поинтересовался Коннор, сложив руки на коленях. — Нет, до них не смогли дозвониться. Но мы уведомили шерифа, чтобы никто из членов семьи не выезжал за пределы того поселения, в котором они живут, — равнодушно отвечала агент Валентайн, не сводя глаз с дороги. Некоторое время они ехали в полной тишине. Коннору хотелось узнать побольше о новой знакомой. Однако в её глазах вообще не было никакого интереса. Она, очевидно, была настолько погружена в свои размышления, что и вовсе позабыла о присутствии андроида. И всё же восьмисотый решил немного разъяснить сложившуюся ситуацию. — А вас к нам определили из-за дела «616», для надзора? Женщина немного вздрогнула от внезапно зазвучавшего голоса андроида. — Не совсем... Вернее, это тоже имеет место быть, но вообще-то я перешла к вам на добровольной основе, — просто объяснила она, постучав бледными пальцами по рулю. Ей совсем не хотелось говорить, что нахождение в департаменте должно научить её работать в команде и что это, в сущности, отчаянная мера, предпринятая её начальником. — Это как же? — Мне положен двухнедельный отпуск. И он совпал с новым проектом по привлечению в работу практикантов и Куантико. — Вы отправились к нам вместо отпуска? — Вместо отпуска. Коннор еле заметно кивнул и достал из внутреннего кармана своего пиджака записную книгу. Всё его существо вновь приобрело то задумчивое и сосредоточенное выражение, коим он был охвачен на месте убийства. — Это место, где живут Гонзалесы, принадлежит к одному из 28 по всему штату, отказавшихся от всякого технологического прогресса после событий 2038 года, — вдруг сказал он, взглянув на свою коллегу. — От всех технологий, включая андроидов... Валентайн прищурилась и свела тёмные брови, по лицу пробежала тень размышлений. — Значит, им придётся потерпеть тебя в своей счастливой обители. Восьмисотый отвёл взгляд к записной книге. — Зачем ты используешь записи? Вам, андроидам, ведь не требуется это, — спустя некоторое время спросила женщина. Коннор отвечал, не отводя глаз от страниц: — Я использую записи на случай повреждения блока памяти или последнего отключения. — Отключения... То есть, смерти? — Если вы допускаете смерть неживого механизма, то да, в случае моей «смерти», — более холодно ответил андроид. В его голову уже закралась мысль, что новая коллега относится к андроидам также, как лейтенант Андерсон. — Не допускаю, но это слово привычнее в значении полного конца. После «отключения» тебя всё-таки можно реактивировать, подобное я наблюдала у других полицейских андроидов. Да и потом, это всего лишь слово. Коннор внутренне успокоился: ему не придётся бороться с очередным защитником девиантов и андроидов. — Объект, судя по отсутствию улик, не психотик, я бы отнесла его к организованным, вероятно, потребность заключалась в... — Простите, что перебиваю, — восьмисотый взглянул на женщину с симулированной виной, — но классическое профилирование ФБР не подойдёт. Мы имеем дело с девиантом, к тому же аномальным, его потребности и мотив кардинально отличаются от человеческих. У девиантов симптомы психопатов могут сообщаться с симптомами психотиков, кроме того, они могут впадать в сумасшествие, при этом оставаясь опрятными и не оторванными от реальности целиком. Это несколько сложнее для понимания. — Психология девиантов, значит? — острый уголок женских губ чуть заметно дрогнул. — Если можно так выразиться. Машина свернула с главного шоссе на более узкую дорогу, по обеим сторонам от которой росли высокие тополи, ещё без единого листочка на тонких ровных ветках, тянущихся к небу. Дорога, недолго извиваясь, привела к въезду в поселение на берегу реки Каламазу. Это был небольшой городок, время в нём словно остановилось. Он походил на смутный долгий сон, где сложно различить чьи-либо лица, а если вам всё же и удавалось, то вы никак не могли вспомнить, где это лицо вам уже попадалось. Люди здесь передвигались медленно, лица у них были или злые, или настолько добрые, что становилось не по себе. Одежда на всех старая, блеклая, лица или красные или совсем серые с какими-то пятнами или шелушениями, волосы жидкие и ломкие, глаза пожелтелые с ярко выраженными кровеносными сосудами. И весь город словно хандрит. Ветер, запутавшийся в голых ветвях деревьев, хрипит как дыхание старика. Железные ворота, увешанные табличками с перечеркнутыми изображениями андроидов, машин и телефонов, пронзительно скрипят. А из-за сотни низких домиков выглядывает старая деревянная церковь. — Само собой, повышенная религиозность... — с небрежностью произнёс андроид, подняв глаза к странному кресту. Сотрудница ФБР нахмурилась; её светлые мрачные глаза пробежали по лицам пешеходов, медленно плывущих мимо её машины, зацепились за задёрнутые шторы на всех окнах домов, проскользили по очертаниям реки где-то в конце улицы. — Это одна из многочисленных сект, бродячая церковь, — женщина растягивала каждое слово, будто думала о чём-то другом. Она прокрутила руль, и машина поехала не по главной улице, а по более тенистой и узкой. — Нет-нет, нам нужно было прямо, — напомнил Коннор, взглянув сквозь заднее окно. Машина остановилась за трухлявым сараем. — Прогуляемся немного, прежде, чем навестить родственников Гонзалес, — вполголоса сказала Валентайн и, схватив тяжёлый рюкзак с заднего сидения, вышла из машины. Коннор удивлённо посмотрел на неё, но послушался, тоже покинул машину. Вид у него был немного растерянный, но он не задавал вопросов, только стоял с раскрытой тетрадью в руках. Ветер трепал его волосы, а женщину заставлял кутаться в куртку. Они оба на некоторое время застыли, словно были охвачены странным видом этого места, словно оно заставило их чувствовать тревогу, внушило им страх. — Это место... как ночной кошмар, — тихо протянула Валентайн. — Мне кажется, мы пробудем здесь целый день. Коннор бросил к коллеге вопросительный взгляд, но она даже не обернулась к нему, просто направилась по крайней улице, что была темнее прочих, прямиком к реке. Восьмисотый нахмурился: теперь она казалась ему ещё более странной, чем до этого. Впрочем, его дело — подчиняться и помогать в расследовании, а уж какие у главного следователя методы — ему всё равно. Вдоль реки было больше всего домов, все они были с маленькими деревянными причалами, стояли к друг другу так близко, что складывалось впечатление, будто они – один единый дом. У каждого причала одна-две лодки. Валентайн спустилась к берегу и прошла по одному из причалов. Её глаза внимательно изучали старые облезлые доски, немного влажные после утренней мороси. Коннор наблюдал за ней издалека: смысла идти на причал не было. К чему она тянет время? — Агент Валентайн! Не приступить ли нам к работе? Сейчас довольно рано темнеет, — начал было Коннор, спускаясь к причалам. — Боишься темноты? — спросила сотрудница ФБР. — Андроиды ничего не бояться, мэм, — не различив иронии, ответил Коннор. — А что, собственно, вас так заинтересовало в этой лодке? — Это река Каламазу. — Я знаю, но не вижу никакой связи. — Где-то вдоль этой реки, в лесах, есть лагерь. Я слышала, что полиция Маршала уже больше года пытается выкурить из этого лагеря байкеров, «Рыцарей Окленда», как они себя прозвали, сбывающих красный лёд. — Вы думаете... — Коннор заметно помрачнел. — Я думаю, что поселение размером с маленький город не смогло бы существовать за счёт только собственной натуральной продукции, и... сейчас только начало весны. Да и ты видел где-нибудь здесь скот, теплицы, поля или оранжереи? — Сотрудница ФБР отошла от лодки и вместе с Коннором направилась в сторону церкви. — На дорогах сейчас много патрульных, большинство съездов в населённые пункты от лесного лагеря просматривается, машины, въезжающие к ним, тоже осматривают. Ну а река? — Река идеальное место для переправки товара, особенно, если они используют обычные лодки с вёслами – это, конечно, долго, но надёжно, — постепенно подхватывал Коннор. — А здесь поставки принимают жители, получают плату, а дальнейшую транспортировку берут на себя. Наверняка где-то по реке у них есть ещё несколько подобных «остановок». После допроса Гонзалесов, не мешало бы здесь задержаться, возможно мы застанем этих ночных гостей. — А как вам пришло это в голову? — вдруг спросил восьмисотый, когда они подходили к дому Гонзалесов. — Пришло что? — Мысль о торговле красным льдом, как вы догадались? — Ты заметил, как выглядит большинство здешних жителей? Красные глаза, бледная кожа с грибком, покраснения, шелушения, сухие или вовсе отсутствующие волосы, потерянный мутный взгляд, неуверенная походка... Так ли выглядят люди, использующие только натуральные продукты? Коннор восхищённо вскинул брови. — Вы очень наблюдательны. — Это моя работа, — Валентайн даже краем губ не улыбнулась на услышанную похвалу. — А вон, кажется, и наши клиенты... — у желтого домика с блеклой красной крышей показался невысокий мужчина мексиканской внешности. — Но мне думается, вы допустили ошибку: не может такой большой процент жителей участвовать в схеме торговли наркотиком, такого не бывает. — Подумаем над этим позже, — тихо произнесла сотрудница ФБР, когда коллеги привлекли внимание незнакомого мужчины. — Хавьер Гонзалес, верно? — Пускай так, а вы кто? — хмуро спросил мужчина, потирая густые чёрные усы. — Агент Валентайн, ФБР, а это Коннор, андроид-детектив, мы к вам с плохой новостью, — бесчувственно проговорила женщина, не сводя глаз с всё более злеющего взгляда Хавьера. — Можем мы пройти в дом? — Нет, — грубо возразил мужчина, и кулаки его сами собой сжались до треска. Коннор как-то само собой выступил чуть вперёд и приготовился в случае агрессии дать мужчине отпор. Валентайн проследила за этим его движением не без должного внимания. Поведение андроида скорее смешило её, нежели восторгало: она, Валентайн, прошедшая подготовку в полицейской академии, с опытом работы в полиции, после академии ФБР, вооружённая с головы до ног, и... Безоружная машина, походившая гораздо больше на юриста, адвоката или психолога, чем на полицейского андроида. — Ваша дочь, Ребекка, сегодня утром была найдена мёртвой в апартаментах Васкеса, в Детройте. По нашим предположениям она стала жертвой преднамеренного убийства, — без единого замешательства огласила Валентайн. Мужчина прогладил большой загорелой рукой свою лысую голову и вновь нахмурился. — Это всё дьявольский промысел, мы говорили ей остаться здесь, святой отец Бреннер говорил, она не послушала и сбежала. Мы запирали её, пытались спасти, защитить от дьявола, но она... — Да он не в себе, — наклонившись к женщине, произнёс Коннор. — Он просто фанатик, как и большинство здесь... — не успела Валентайн договорить, как по всему городу разнесся звон церковного колокола. Хавьер Гонзалес, как загипнотизированный, бросил тачку с землёй и саженцем деревца, которое он вёз на задний двор своего дома, и медленным шагом направился к церкви. — Вы всё ещё так думаете? — изумлённо спрашивал восьмисотый, с приоткрытым ртом наблюдающий за удаляющимся Гонзалесом. — А вот это уже интересно, — заметила сотрудница ФБР, глядевшая в окно желтого домика, за занавесками которого кто-то прятался. — Давай наведаемся к остальным членам семьи, может, они окажутся чуть любезней. — Вас вообще не удивляет происходящее? — Нет. А ты не испытываешь эмоций вовсе, при мне можешь не симулировать, мне это всё равно. Давай сосредоточимся на работе, — холодно ответила женщина, поднялась на крыльцо маленького желтого дома и постучала в дверь. — Как скажете, мэм, — в мгновение ока сделавшись олицетворением бесчувственности, сказал восьмисотый. Розоватую дверь с окном-полукругом открыла девочка лет 15-16. Это была Кэтрин Гонзалес, младшая дочь семейства. — Звонил колокол, мне пора идти в церковь, а вам надо уйт... В бедно обставленную комнату зашла старшая сестра, Джулия Гонзалес, высокая стройная девушка, с хорошей кожей и приятной внешностью, очень похожая на Ребекку, но гораздо более изящная. Она жестом руки показала младшей сестре, что та может идти. Кэтрин напоследок сказала: — Это Джулия, она нема после несчастного случая, поговорить вам с ней не удастся, но вы можете побыть с ней, пока не вернётся мама, — и младшая дочь семейства скрылась в прихожей, а затем и вовсе покинула дом. Валентайн подождала, пока Кэтрин не уйдёт, а затем обратилась к Джулии: — Вы можете говорить, я умею читать по губам. Коннор взглянул на неё не без интереса. Джулия пригласила коллег на диван и устроилась в кресле напротив них. Она поднялась с места, взглянула в окно, за которым открывались совершенно пустующие серые улицы, и вернулась обратно, обняв небольшую выцветшую подушку на коленях. — Я могу говорить, — вдруг чётко произнесла она, приковав к себе два внимательных взгляда. — Да, мои родственники считают меня немой. Местный врач, Кевин, помог мне обмануть всех. — Но зачем вы это сделали? — спросил Коннор, достав из внутреннего кармана пиджака записную книгу. Впалые мокрые женские глаза оглядели своих гостей, по отчетливо различимому синяку под глазом пробежала слеза. — Вы не знаете, чего стоит жить здесь. Так нужно было. Эта легенда, о несчастном случае, была необходима. Мне так Кевин сказал, когда у меня начались проблемы со сном и раздражительностью, да и те галлюцинации... Он сказал, что я должна сделать, сказал, что это спасёт меня от необходимости ходить в церковь. — Почему он так сказал? Что Кевин имел в виду? — задавала вопросы Валентайн. — Этого он мне не сказал. Но после новости о моей травме, о том, что я стала немой, отец Бреннер действительно разрешил мне ходить в церковь только для молитв. Коннор и Валентайн переглянулись. — Отец Бреннер... Кто он? — спросил Коннор, записывая все показания Джулии в книгу. — Пресвятой Дуглас Бреннер заправляет местной церковью, вы не могли не видеть её в городе... — Успели заметить. — Он очень влиятельный человек в нашем городе. — Как связан ваш «несчастный случай» и «потеря речи» с позволением не ходить в церковь, как другие? — Этого я не знаю, но это наверняка знает Кевин. Он узнал что-то про Бреннера и поехал за полицией в Маршал... Правда, мы не виделись уже неделю: для нас это небольшой срок, порой мы не видимся и по две, но... Я немного беспокоюсь за него, — Джулия печально вздохнула. — Я слышала, что вы говорили о Ребекке... Это правда, что она?.. — К сожалению, мисс, — учтиво ответил Коннор и, немного прищурившись, спросил: — Скажите, не было ли у вашей сестры врагов? Может, она что-то сообщала вам? — Ребекка сбежала отсюда, но мы отправляли друг другу письма: она писала на адрес Кевина. Она многое рассказывала о Детройте, и... — Джулия встала с места, прошла в одну из трёх спален и спустя недолгое время, вернулась назад с стопкой бумажных конвертов. — Она писала про работу с какими-то «рубинами», так она их назвала. — Мы обязаны забрать письма, — сказала Валентайн. — Это единственное воспоминание о сестре, прошу, не надо этого... — Это необязательно. Я зафиксировал содержание всех писем, — педантично отметил Коннор, немного затянув галстук, чтобы воротничок белой рубашки плотно прилегал к шее. Коллеги снова оказались на улице. — Она не называет ни группировки, ни имени своего партнёра, ни каких-либо других важных подробностей в письмах, — рассуждал Коннор, держа в руке записную книгу. — Меня больше заинтересовали обстоятельства, касающиеся самой Джулии. Думается мне, что после разговора с матерью семейства, нам необходимо поговорить с этим святым отцом... — С Дугласом Бреннером? — Именно. Что-то здесь явно не так. Валентайн и Коннор прошли через калитку в небольшой дворик и устроились на лавочке, укрывавшейся под старыми вишнями, усыпанными набухающими почками, перед церковью. — Такое большое знание о мире, и сколько зла... — вслух размышляла женщина, когда взгляд её гулял по крыше и башенке белого здания. — О чём это вы? — спрятав тетрадь в пиджак, уточнил Коннор. — О Боге, Библии, о тех знаниях, что они принесли. — Вы относите себя к категории верующих? — странным тоном уточнил восьмисотый, немного прищурив свои тёмные глаза. Валентайн вновь смотрела на него, как на ребёнка. С такой снисходительностью, словно прощала его за глупость или шалость, совершенную им по незнанию. — В чём различие между человеком и андроидом, Коннор? — с еле ощутимой иронией спросила она. — Вы испытываете чувства, а я – нет, — тут же ответил восьмисотый. — И только в этом? — Полагаю, что так. — Но девианты тоже испытывают чувства, быть может, не так как люди, но для них эти чувства настоящие. Девианты – люди? Коннор хотел было что-то ответить, но задумался. — Люди живые, а андроиды – нет. — И что делает нас, людей, живыми? Ведь, насколько мне известно, ваши органы почти идентичны нашим; процессы, которые происходят внутри вас, тоже похожи на работу человеческого организма; ваша внешность, голос, мышление – всё это является идеальной копией человека, так в чём разница? Восьмисотый принял ещё более искусственное положение: он сидел совершенно ровно, без малейшего расслабления в позвоночнике, держа руки на коленях на идеально равном расстоянии друг от друга. — У людей есть душа, — наконец заключил он, перейдя от базовой трактовки «Киберлайф» к подобию своего личного мнения. Глаза молодой женщины блеснули. — Душа – понятие отнюдь не научное, Коннор. Для тебя люди – животные, одна из разновидностей; живой организм, состоящий из молекул, не более того. А душа – часть мира духовного, Божьего мира, не научного. Поэтому или у нас есть душа, и есть Бог; или у нас нет души, соответственно нет Бога, а значит и девианты – люди: ведь они, в сущности, состоят из тех же молекул, из которых состоят люди. Коннор пришёл в замешательство. Подобная логическая цепочка мало того, что никогда не приходила в его цифровой разум, так ещё и никак не укладывалась в голове теперь, когда была озвучена сотрудницей федерального бюро. — Впрочем, я увлеклась собственными мыслями, это всё пустая болтовня, забудь, — вдруг заявила Валентайн, поникнув всем своим видом. — Нет-нет, это был очень занимательный разговор, мне бы не хотелось забыть о нём, — признался андроид и заметил, как мрачность на лице женщины сменяется подавленным довольством. — Но это сложная тема, особенно для меня, андроида. Видите ли, я по «природе» своей не отношусь к духовности, не могу ни чувствовать, ни ощущать, ни создавать, ни созерцать. Но я почему-то строго верен мысли, что... Что у людей всё же есть душа, что должно быть, должно быть что-то, что отличает вас от нас, что-то такое, чего мне никогда не понять, но ради чего я существую. Вся та снисходительность и насмешливость, что почти всегда были в обращении женщины, мгновенно растворились в каком-то новом чувстве, с которым она посмотрела на андроида после его слов. — Тебе никогда не хотелось быть человеком, Коннор? — вдруг спросила она, и, очевидно, тут же пожалела о том, что спросила. Коннор вообще заметил, что почти после каждого своего высказывания женщина напрягалась всем телом и испытывала явный дискомфорт, как будто бесконечно противилась своему желанию общаться. Желанию, необходимому каждому человеку. Почему она противилась? — Я не могу чего-либо желать, мэм, во мне просто нет подобной задачи или функции. Я могу рассчитывать на определённый исход событий, относящийся к текущей моей миссии или постоянным обязанностям, или добиваться этого исхода. Но я не могу ничего делать для себя или кого-то, — объяснил восьмисотый, и чувствовалось в его голосе какое-то сомнение. — Это случайно не Тильда? — указывая взглядом на крыльцо церкви, уточнила Валентайн. На крыльце, в толпе других покидающих церковь людей, в забвении кружилась и что-то бормотала суховатая тощая женщина с длинными худыми руками, с седыми волосами, собранными в пучок, в старом пальто и в выгоревших ботинках. — Да, это она. — Видимо, единственный, кто хоть сколько-нибудь разъяснит нам происходящее, это Бреннер, — не без оснований заметила сотрудница ФБР. — Пойдём, поговорим с ним в церкви, раз уж у них было причащение, он должен быть там. — Вам придётся поговорить с ним самостоятельно, андроидам строго запрещено входить в религиозные сооружения. — И ты ни за что не нарушишь это правило? — Ни за что, мэм, я верен закону, он для меня важнее всего. Валентайн посмотрела на него взглядом, не обделённым скепсиса. — Ладно, в таком случае осмотрись тут пока, попробуй разузнать насчёт этого Кевина, врача, о котором нам рассказала Джулия. Если он действительно знал что-то о церкви, нам необходимо поговорить с ним, хотя бы по телефону. Сотрудница ФБР собиралась идти, но андроид придержал её. — У Тильды Гонзалес повышено сердцебиение, и расширены зрачки после службы: что если в церкви прихожан заставляют принимать наркотики обманным путём? Тем более, что Джулия упоминала галлюцинации, мучившие её до разыгранного несчастного случая. Как я понимаю, люди жертвуют почти все свои деньги на церковь (это судя по убранству дома Гонзалесов и виду остальных домов, да и самих жителей), что если отец Бреннер покупает красный лёд, чтобы управлять людьми, контролировать их? Что, если поселение не занимается транспортировкой, а само является главным потребителем? Валентайн застыла в раздумьях, а потом тронулась в сторону церкви с довольно угрожающим видом. — Будьте осторожны! — крикнул Коннор, когда женщина скрылась за дверьми с витражными окнами.