***
Второй ангар, только что заново отстроенный и блестящий на солнце металлическими креплениям, стоял у южного входа. С самого открытия его использовали в качестве тренировочного поля для новобранцев, так что за его стенами выстрелы и крики слышались куда чаще. Он немало времени провел там, совершенствуясь в имитациях боя, стрельбе и физической подготовке. Мышцы еще помнили каждую секунду своего напряжения. Он идет по асфальтовой дорожке медленно, не торопясь. Его нахождение — чистая формальность, желание всего лишь указать на новое место в этой иерархии. Подчиниться ему не составит труда, ведь бороться и доказывать что-то кому-то никакой охоты не возникало. Не за этим здесь. Сигареты не хватает чертовски, но он кое-как держится, добираясь до дверей. Внутри ему курить все равно никто бы не позволил, если он верно помнит правила. По всей видимости, его биометрику никто из системы удалить не удосужился, потому как проблем с проходом нет. Все-таки надеялись, что вернется? Что ж, как ни крути, а надежды их оправдались. Сканирующий луч быстренько пробегает по лицу, после чего замок с тихим щелчком открывает, пропуская его внутрь. На него сразу обрушивается целая какофония звуков. Выстрелы, тихие щелчки в отдалении, с которыми встречаются тренировочные деревянные шесты, чужое тяжелое дыхание и отзвуки различных имитаций, едва долетающие сюда из-за изолированных боксов. Признаться, этого ему не хватало больше всего. Тихая и размеренная жизнь плоха лишь тем, что отвлечься от творящегося в голове безумного потока мыслей не на что, нечему перекрыть рокот вращающихся шестеренок. Будучи в строю, он всегда мог прийти сюда и довести тело и разум до изнемождения — так, чтобы, не раздеваясь, грянуться на кровать и уснуть. А в поле и так было не до размышлений. Он видит его сразу же. Сцепленные за прямой спиной руки и темный ореол слегка вьющихся волос — солдатская выправка, которую ни с чем не спутаешь. Тэхен стоит к нему спиной, разговаривая с незнакомцем, и не может видеть появления, зато здесь куча других людей, что еще не забыли о его существовании. — Чон Чонгук! — раздается удивленный возглас на три часа от него. Бан Кегван — здешний учитель боевых искусств — появляется из-за угла ринга своей собственной сухопарой персоной. Не постарел ни на секунду и выглядит все так же опасно, каким виделся Гуку в детстве. Он не улыбается, но в уголках глаз прячется радость встречи. Сам же Чон понимает, насколько счастлив видеть мужчину. — Бан, — почтительно склоняет голову в приветствии Чонгук и не успевает и вякнуть, когда его сгребают в сильные, но далеко не нежные объятия. — Рад, что ты снова с нами, малыш, — Бан хлопает его по плечу, отпуская. — Ни одного достойного бойца с тех пор, как ты ушел. Слышать это, на удивление, приятно. Из груди рвется наивное удовольствие, как будто они оглянулись на несколько лет назад и Чон — всего лишь шестнадцатилетний пацан, жаждущий получить похвалу. Хочется опустить взгляд под ноги, но он вовремя вспоминает, что давно перестал быть ребенком, так что выдает одну из фирменных улыбок, только чуть более искреннюю. — Неужто настолько народ обмельчал? — интересуется Чонгук. — Им всем теперь только стрелять подавай, — хмурится наставник, — патроны зазря тратят, да мишени меняют как перчатки. Чон хмыкает про себя — сколько таких разговоров они переговорили в прошлом? Не счесть. Старый Бан никогда не жаловал огнестрельное, отдавая собственную душу на растерзание всякому виду ближнего боя. Этому он учил всех своих учеников, этому он учил и Чонгука когда-то. Бан проводит его вглубь, к обложенному матами пространству, где стоит Тэхен, давно уже заметивший его присутствие и отославший от себя всех, с кем только пару минут разговаривал. Он неотрывно наблюдает за их приближением. Чонгук видел Тэхена в последний раз два года назад. За это время он успел обзавестись той неуловимой усталостью во взгляде, которую Чон наблюдает в зеркале каждое утро. Она не обходит стороной каждого, кто выбрал их жизнь. — Гук, — мягко улыбается Тэ и протягивает руку. В его голосе куда больше радости, чем написано на непроницаемом лице. — Рад видеть тебя, друг. Чон опускает глаза на предоставленную ладонь. Тэхен ведь, и вправду, рад. Для него это — возможность обернуть время вспять и исправить ошибки, коих они оба понаделали немало. Только Чонгук вряд ли теперь о своих жалеет, а возможностями больше не раскидывается. Лимит закончен. Когда пауза длится дольше, чем нужно для того, чтобы не казаться неловкой, Чонгук вскидывает бровь и, толкая язык за щеку, расплывается в ухмылке. Его руки расслабленно лежат в карманах штанов. — Тэ, — сдержанно произносит он, — оставь это для кого-то другого. Для кого-то, кто чуть больше верит в искупление. Чон обходит Тэхена, так и застывшего на месте, стороной, двигаясь к раскладному столику, стоящему в центре матов. Не видит, как поджимаются губы у когда-то лучшего друга и бывшего наставника. Только вряд ли причина у обоих одинаковая. Ким по старой привычке надеялся обойтись легкой кровью, грезя себе давно и прочно забытые обиды, но реальность в виде холодности Чонгука спустила его с небес на землю. Бан же недоволен ими обоими — упертыми, как два барана, встретившихся на тонкой досочке. Ни один, ни другой не уступят. Это почти вызывает у Гука улыбку. На столе теснятся несколько личных дел. Видимо, именно ими Тэхен и занимался до того, как его отвлекли. Чон скользит взглядом по именам на тех, что лежат сверху. Почти все незнакомы. Он принимается листать первое попавшееся, когда, довольно быстро справившийся с собой Тэ, к нему присоединяется. — Они прибудут через десять минут, — сообщает он голосом, свойственным для каждого командира — четким, звонким, полностью лишенным какой-либо эмоциональной окраски. Чонгук не может его не похвалить за еще одно полезное приобретение. — В команду нам нужно отобрать троих. — Нам? — не удерживается все же Чонгук. Изначально, все здесь затевается ради Тэхена — задание, что под силу выполнить лишь ему, и поднять свою значимость в глазах руководства; группа, подгоняемая под предпочтения будущего командира, и Чонгук, которому здесь совершенно не место, но он более, чем хорошо понимает внутреннюю кухню не только агентства, но и всей военной разведки, так что, в случае чего, не позволит разношерстной компании ущемлять личные интересы. А еще он знает Ким Тэхена лучше, чем кто бы то ни было другой. — Я не работаю в команде. — Раньше у тебя это прекрасно получалось, — Тэхен не обращает внимания на выпады, выбирая тактику игнорирования. Чонгук не находится с ответом, мысленно соглашаясь с бывшим другом. Несмотря на собственные амбиции, Чон очень долгое время считал каждый успех заслугой тех ребят, что все то время стояли у него за спиной. У него хватало здравого смысла понять, что без Тэхена, с самого детства находившегося под боком, вряд ли бы выдержал конкуренцию с замашками руководства. Доверие, что он годами выстраивал с членами своей группы буквально по крупицам, для Чонгука было единственным ориентиром, потому что чаще всего он не умел сходиться с людьми в силу несгибаемого характера. Компромиссы — одна из слабых его сторон, уступки — вещь крамольная. Потеряв его, усомнившись, Чон не находил в себе сил поверить кому-либо еще снова. Да и этот разговор — давно пройденный этап, и начинать его по новой у него ни сил, ни желания нет. Более того, по проскользнувшему в чужих глазах разочарованию, он понимает, Тэхен все еще чувствует вину. Беспочвенную, к слову, ведь Гук давно ни на что не обижается, но и выслушивать очередные извинения, до которых с большой долей вероятности диалог может дойти, больше не намерен. Тэхен демонстрирует чудеса собственной выдержки, кивая головой в сторону разваленных на столе документов: — Посмотри, может, знаешь кого-то из них. Чонгук послушно склоняется над ворохом бумаг и принимается листать заполненные печатным шрифтом листы. Помимо фамилии и имени, там содержится краткая биография каждого претендента, физические параметры, результаты последних тестов на меткость, выносливость, логическое мышление и медицинского обследования. Сверху к каждому делу крепится фотография — все, как один, в военной форме, серьезно смотрят в камеру. Чонгук задумчиво пробегает глазами по каждому, отмечая сильные и слабые стороны. Оставайся бы окончательный выбор за ним, он никого бы не взял. Слишком молоды — некоторые и вовсе только-только выпустились из академии. Взгляд привлекает знакомая фамилия. Чон небрежно скидывает остальные папки, оставляя в руках одну-единственную, с первой страницы которой на него взирает оставшееся в далеком прошлом лицо, и вглядывается в нее, задумчиво закусывая губу. Что ж, этого ожидать стоило. Он слишком сильно уважал своего отца, чтобы не пойти по его стопам. Дверь открывается, запуская внутрь чуть больше десятка новобранцев. Чонгук неотрывно следит за их приближением в то время, как Тэхен не сводит глаз с него. Впитывает реакцию. Чонгук тянет уголки губ в стороны, показывая, что замечает интерес, и возвращает на лицо равнодушное выражение, откладывает все бумажки. Новоприбывшие строятся перед ними в ряд. Чон копирует вышколенную позу Тэхена, тут же подобравшегося перед претендентами, — ровная спина, ноги на ширине плеч, руки надежно сцеплены за спиной. Ему не нужно смотреть каждому из них в глаза, как это делает Ким, и толкать приветственные речи тоже. Он здесь, чтобы помочь советом, если командир засомневается, но тот пока в его помощи не нуждается и ведет себя более чем уверенно. Тем не менее, взгляд то и дело возвращается к шеренге молодых ребят, что Чонгуку приходится себя одергивать. Он знает, чье лицо там увидит. И знает, какая реакция на это последует, так что оттягивает всеми силами момент. Делает вид, что очень интересуется обстановкой, и принимается расхаживать взад-вперед, имитируя крайнюю степень вовлеченности, разглядывая высокие металлические потолки ангара. Здесь инженеры не стали изгаляться и отстроили все точности так, как и было до этого. Возможно, стены стали покрепче, хотя вряд ли это поможет, если кто-то вновь поставит целью заминировать базу или отдельное ее сооружение. Хотя, Чон все же обращает внимание на некоторые изменения, но они почти незначительны. Пока он осматривается, Тэхен переходит к перекличке. Его ровный голос называет фамилии одна за другой, а Гук с каждой из них готовится услышать лишь одну, запихивая непонятное чувство, рвущееся изнутри. Не интерес даже, не чертово предвкушение — просто что-то. Без имени. — Пак Чимин, — Тэхен, хмурясь, глядит на только что озвученное имя и поднимает голову. Кажется, до него только сейчас начинает доходить. Чонгук рывком разворачивается, слыша уверенное «Здесь», и встречается с ним глазами. Узнавание не так-то просто скрыть, но и Чимин уже не тот пятнадцатилетний мальчишка с открытой нараспашку душой. Стал старше. За восемь-то лет. Обзавелся неплохой физической формой, превратившись из нескладного подростка в бойца. Черные пряди челки небрежно спадают на глаза. Непривычно. Он помнит его со светлыми. — Вот так да, — усмехается, понимая, что их зрительный контакт несколько затянулся, — полковник отстегнул тебе собственного сына. Либо все совсем хреново, либо мы спасены. И сам не знает, шутит ли в этот момент или говорит серьезно. Чужой взгляд, чье присутствие на себе прекрасно ощущает, игнорирует. Затылком чувствует непонимание и разгорающуюся злость, если не обиду, вворачивающуюся сверлом меж костей черепа. Вчитывается в строчки раскрытого в руках Тэхена личного дела. Сколько заслуг. Все, что угодно, лишь бы угодить отцу. Список для его возраста оказывается внушительным, но Чонгук на время забывает, что и за ним самим числится немало. — Только не говори, что это он, — шепчет Тэ едва слышно. Его осведомленность заставляет Гука стиснуть зубы в раздражении. Тяжело держать в узде свое прошлое, когда оно так нагло рвется наружу, подгоняемое живыми свидетелями его существования. Чон жалеет, что когда-то рассказал. Что когда-либо вообще открывал рот. — Возьмешь его, — отвечает Гук, утихомирив бурю мыслей в голове, — и у старика появится лишний повод наведаться сюда. Его видеть я хочу еще меньше, да и он, уверен, не особо горит желанием. Тэхен понимающе кивает. Полковник национального агентства разведки просто так не отправил бы своего единственного сына сюда, учитывая, какие теплые отношения у них складывались с Чонгуком и их руководством. Тот не раз возмущался по поводу законности участия несовершеннолетнего на тот момент Гука в операциях. Степень его недовольства росла с каждым разом, как только Чону удавалось утереть нос ему и бравой армаде его подопечных. — Он пройдет те же тесты, что и остальные, — сквозь зубы, отвечает Тэхен. Что бы там ни было, Ким ни в жизнь не отступится от правил. — Не могу же я забраковать его только потому, что ты не сможешь спокойно работать. Чон отчетливо улавливает насмешку, но предпочитает ее никак не комментировать. В любом случае, почетное право разделить минуту-другую наедине с полковником он предоставит Тэхену, руководствуясь иерархией, что установилась между ними. Чонгук тогда посмотрит, как заговорит Ким, прочувствовав на себе это сомнительное удовольствие. Полковник Пак — консерватор от природы — руководил своими подразделениями жесткой рукой. Свое имя и положение он завоевал упорной работой, безукоризненной дисциплиной и целеустремленностью, граничащей со слепой упертостью и уверенностью только в себе. Все это уступало лишь старомодности его взглядов — равными себе старик признавал только ровесников, изворотливость и пытливость молодых умов принимая за баловство и желание выделиться, в общем-то, ни во что их не ставя. Разговаривать предпочитал так же — надменно, с толикой презрения. К слову, большинство это устраивало. Никому не резон было портить отношения с одним из самых влиятельных людей в мире государственной безопасности, так что перетерпеть несколько минут откровенного унижения входило у них в привычку. Исключение составлял, наверное, один Чонгук, во всем естестве которого не сквозило ни капли уважения и уж тем более страха. Он не боялся открыто противостоять тяжелому взгляду полковника, в лицо высказывая все, что думает по тому или иному поводу. От такой дерзости тот только больше распалялся и, стискивая зубы и не собираясь мириться с поведением молодняка, ретировался до лучших времен, когда снова предоставиться возможность преподнести очередную палку в колеса. Глядя сейчас на Чимина, Чонгук как никто понимает, насколько основательно взялся за него отец. Не сказать, что парень сам никогда не стремился угодить родителю и почувствовать себя достойным его похвалы. Которой костьми ляжешь, но не добьешься. Навязчивая идея древности сотворить из собственного сына улучшенную версию себя встретилась в их случае с желанием угодить, а результат их взаимодействия Чон мог наблюдать прямо перед собой. — На протяжении этой недели, — слышит он голос Тэхена, — вы пройдете ряд тестов. Физических, интеллектуальных — все они для вас не новы. Я не могу сделать вывод, руководствуясь лишь прошлыми данными, мне нужно взглянуть, как вы поведете себя, лично. Чонгук по окончании поможет определиться с теми из вас, кто будет с нами работать. Он, — Тэхен мнется, закусывая губу и явно подбирая слова, — имеет больше опыта в этом. Это вызывает удивление. — Чон Чонгук? — на незнакомом лице одного из ребят сияет ухмылка. Чон повидал таких достаточно, чтобы предугадать, что за ней последует. — Я думал, ты повыше ростом. Как для легенды. Замечание сопровождается пробежавшим по строю смешком. Чон улыбается. И старается, чтобы улыбка не сошла за хищный оскал, изо всех сил. — Первое, чему придется вас здесь научить, — держать язык за зубами, — вкрадчиво говорит он, останавливаясь в паре шагов от смельчака. — Слишком болтливые останутся в пролете. Шаг вперед. Чонгук резко отдает приказ и отступает, наблюдая за его исполнением. На секунду бравада в глазах напротив сменяется растерянностью, затем там проскальзывает страх, прежде чем снова возвращается чрезмерная уверенность. — Поведай-ка мне вот что, Сон Ир Сен, — Чонгук во взметнувшемся к нему взгляду считывает удивление, ведь солдат видел, как небрежно и мельком он пробегался по личным делам. Чон же никогда на память не жаловался, обычно ему хватало и одного взгляда для запоминания информации. — Зачем ты вызвался добровольцем сюда? Гарантий никаких нет, обещаний никто не давал. А мне помнится, генерал Хван не больно жалует перебежчиков, высоко чтит верность к своему подразделению. Не боишься вернуться ни с чем и огрести только за попытку? — В нем ни злости, ни ярости не присутствует. И это полностью отражается на непроницаемом волевом лице. Чонгук бьет наугад — но всегда попадает в цель. Доказательством тому ненависть, поднимающаяся из глубин темных зрачков, и гнев, исказивший черты лица. Чону больше не нужен ответ. — Чон, что ты делаешь? — Тэ встает за его спиной. — Как думаешь, не пора ли перейти от разговоров к действиям? — обернувшись на него вполоборота, спрашивает Гук. — Что там у тебя первое по плану? — Они же только из самолета, — игнорируя заданные вопросы, хмурится Ким. — Дай им освоиться. — Зачем? Тебе нужны только трое, остальные вряд ли задержатся здесь погостить. — Чон, — менторский тон, с которым Тэхен выговаривает его имя, выводит его из себя. — Что по плану, Тэхен? — поэтому Гук не дает другу договорить, чеканя слова, словно монеты на конвейере казначейства. — Не похоже, что ребята устали. Он смотрит, не отрываясь, прожигая новоиспеченного командира взглядом. Тот, кажется, забыл совсем, как наставники не щадили их ни днем, ни ночью, выскакивая как черти из табакерки иной раз. — Я позову Бана, — сдается Тэ под прожигающим взглядом темных глаз Чонгука. — Вещи можете оставить там, — машет рукой куда-то в сторону и скрывается за углом пустующего ринга. Ребята, будто очнувшись, торопятся выполнить приказ и избавиться от сумок и рюкзаков. Вышедший из строя было порывается тоже, но его останавливает насмешливо вскинутая бровь Чонгука. Его это не касается. Вскоре они все вновь выстраиваются перед Чоном на шаг позади от товарища. Он окидывает их взглядом, надолго ни на ком не задерживаясь. Не нервничают, хотя и теряются в догадках, что их может ждать. На Чимина он не смотрит. Удерживает весь десяток с небольшим одной лишь силой своего взгляда, но страшится одного-единственного. В чем, конечно, не признается. Неосознанно замечает, что в данный момент со стороны, наверное, как никогда, похож на отца. Цепляет руки за спиной, отходя еще на шаг, и ждет, пока не придут Тэхен с наставником. Ему нравится образовавшаяся тишина. Они вдвоем появляются через пару долгих минут напряжения, в котором Чон заставляет вариться новоприбывших. Как только это случается, он отпускает их. Не слышит разве что вздохов облегчения. Кегван разглядывает каждого, не особо обращая внимания на нашептывающего ему в ухо Тэхена основные характеристики. Ему те ни к чему — одним взглядом мог прочитать больше, чем написано в самом подробном отчете. — Нанимаешь себе охрану, Тэхен? — Бан поворачивается к ним с Чонгуком и обнажает неровный ряд зубов. — Сплошь спецназовцы. С таким подходом думать за эту команду придется вам с Чонгуком вдвоем. Чон видит на лицах недоумение и по пятам за ним следующую злость. Кому же понравится открытое оскорбление, но, помня его последние слова, каждый остается нем. Недовольства не высказывает. Бан доволен. Это одна из первых его проверок, которую не каждый проходит. Старик скуп на похвалы, но пара-другая словесных оплеух в его арсенале всяко найдется — будь то пацан зеленый или генерал, увешанный медальным золотом. — Что скажешь? — Тэхен по-прежнему готов отказаться от затеи в любую секунду. Его, скорее всего, безумно злит самоуправство вышедшего из-под контроля Чонгука. Только вот подчиняется тот, когда сам хочет, и сообщает это почти в открытую. — Проверим бойцов? — А смысл? — Бан жмет плечами. — Их у себя натаскали, вероятно, что они маленькую армию уложат и не вспотеют. Если только взглянуть, какая из контор учит лучше. — Столкнуть их лбами? — вклинивается Чон, поднимая уголки губ. Эта идея с самого начала стояла у него в голове, но он рад, что не ему выпала честь ее озвучить. Тэхен тут же отрицательно мотает головой. Чон почти слышит, как он заводит свой «Мы здесь не для этого» монолог. — Спарринг — лучший способ раскрыть все слабые стороны, — благо, старый наставник полностью принимает сторону Чонгука. — Когда увижу, тогда и смогу сказать, кто чего стоит. Да и работать легче с ребятами будет, зная, от чего плясать. — Когда ты превратился в такого зануду, Тэ? — Чонгук прячет руки в карманы, а улыбку оставляет на кромке радужки темных глаз. — Или должность обязывает? Никто с него расписку за отсутствие подначек в сторону нового командира не брал, так что Чонгук в полной мере наслаждается возможностью подцепить бывшего друга на крючок ехидных слов. — Делайте, — цедит Ким, спустя минуту, сквозь зубы. Вверяет им в руки полную и безграничную власть на это время. Чон цокает языком и глумливо усмехается. Проще простого. Он начинает входить во вкус, когда переламывает упрямое упорство и тэхеново желание следовать правильно об собственное колено. Без возможности склеить отломки. Бан в это время разбивает новобранцев на пары и объясняет правила игры. Чон останавливает его лишь раз, когда нахально выступившего против него новобранца отправляют к Чимину. Не понимая, чем руководствуется, Чонгук предлагает другой вариант: — Этот больно разговорчивый, — подбородком кивает на вставшего на свое место парня, — хочу испробовать его красноречие на нем. Среди всех четырнадцати человек один горой возвышался над всеми остальными. Природа наградила его метром и девяносто сантиметрами роста и массивными кулаками. Чон не наказывал никого, нет. Ему было интересно понаблюдать. Чонгук ловит на себе уничтожающий взгляд Пака, но предпочитает сделать вид, что тот не имеет к нему отношения. Не трудно догадаться, о чем подумал Чимин и как отреагировал на обращенную в его сторону жалость. Чонгук не ставит перед собой задачу дать фору ему, считая намного слабее остальных, но понимает, что со стороны все именно так и выглядит. Он отходит к скрестившему руки на груди Тэхену, скептически наблюдающему за приготовлениями, и встает рядом. Плечом к плечу, как когда-то давно принималось за неоспоримую истину. По приказу Бана первая пара выступает на импровизированный ринг. Он видел их когда-то, во времена одной из командировок на юге. Служили в разных частях, но пересекались во время перевозки гуманитарной помощи. Имен не помнит. Парни разминаются всего ничего, тут же приступая к бою. Двигаются ловко и аккуратно, не выступая откровенно, перебирая ногами потихоньку и выжидая время. Чонгук делает ставки, от кого ждать первого удара, ведь тянуть время вечно Бан им не позволит. Его ставка срабатывает через пару минут, когда точным и выверенным движением чужой кулак летит противнику в лицо. Оппонент же уходит от удара молниеносным движением вправо, удачно выставляя ноги, и благодаря инерции, ведущей тело напавшего вперед, быстро укладывает его на лопатки, не моргнув и глазом. Бан удовлетворенно хмыкает и зовет следующую пару. Дальше все повторяется в точности. Одни и те же заученные действия — выпад, уход, еще выпад, блок. Никакого разнообразия или отхождения от привычного, стандартного стиля. Чонгуку становиться скучно наблюдать за слившимися в одно, одинаковыми спаррингами. Ожидаемо, верзила Чан Донхён справляется с неумеющим держать язык за зубами Ир Сена в рекордно короткие сроки. Чон почти не удивлен, хоть и надеялся на какое-никакое сопротивление. Чимин выходит совершенно спокойно. Разминает шею и руки, вставая перед молодым партнером в стойку. Он выглядит увереннее, чем все остальные до, и ни на секунду не спускает сканирующего взгляда с противника. Чонгук следует примеру и обращает свое внимание на мальчишку. Глаза бегают, губы то приоткрывает, то закусывает, перебирает пальцами левой руки — неосознанно, скорее всего. Одно слово — молодой. Теперь в академии так не учат, хотя он сомневается, что когда-либо там предоставляли уровень подготовки, доставшийся ему. Чимин изящно уходит от первого выпада, почти не сдвинувшись с места. Стоит ему только сделать маленький шаг в сторону, как мальчишка пролетает мимо, с трудом останавливая разогнавшееся, но встретившееся с целью, собственное тело. Чимин ждет его, чуть наклонив голову к плечу. Не насмехается, лишь заинтересован в происходящем. Азартен. Хочет посмотреть, что в конечном результате выйдет. Кулак вновь летит прямиком ему в лицо, но останавливается вовремя выставленной в блоке рукой. Пак очень быстро перехватывает запястье и крепко удерживает, заламывая за спину, не позволяя сопернику двинуться, полностью лишая того места для маневра. Смотрит сверху вниз на отчаянно брыкающегося, по сути, ребенка без превосходства, но с холодной отрешенностью. Это его приказ. Ничего личного. Все же, получив лишнее время для обдумывания, пацан предпринимает еще одну попытку. Сцепив зубы от боли, что приносит крепко сжатые пальцы Чимина, он выставляет локоть и всем телом подается назад, целясь тому ровнехонько в горло. Ожидавший такого исхода и верно прочитавший чужие намерения, Чимин пресекает и эту жалкую попытку, свободной рукой выворачивая локоть в бок. Каждый слышит болезненный стон. Пак же, удерживая обе руки, смотрит только на Бана в ожидании дальнейших указаний. Кенгван не торопится его останавливать, несмотря на длительно-текущие секунды бездействия. Впервые за это время в его глазах вспыхивает огонек интереса. Старик чуть клонит голову к плечу, как бы намекая, что правила есть правила — кто-то должен упасть. Не мудрствуя лукаво, Пак пихает противника под колени, вынуждая того опуститься, и силой дергает сцепленные за спиной руки. Лопатки касаются пола — бой окончен. Чонгук ловит на себе выразительный взгляд старика. Вспоминаются сказанные до этого слова. Кажется, только что Бан Кегван получает себе новую игрушку. Чон оборачивается на Тэхена. Нельзя сказать наверняка, но он видит слепую решительность в его глазах. Прекрасно понимает, что это значит — Тэ уверен, что с остальным сын полковника справится не менее блестяще, чем сейчас. Тэ уже видит своего первого претендента. Чонгуку нечем будет крыть, и ни один из его уговоров не сработает. Не тогда, когда он видит в Чимине их общего друга — ту же специфическую энергетику, сводящую любые доводы на нет. Не тогда, когда он видит замену, о которой даже боялись заикнуться, а она вот — стоит, руки по швам, смотрит, не мигая, перед собой и ждет приказа. Чон отводит глаза. Злость, к удивлению, не касается его обжигающими щупальцами, не впивается в кожу затылка, но догадка не приносит удовольствия. Иногда ему совершенно не хочется разбираться в людях так хорошо, считывать как открытые книги. Легче, наверное, было бы в неведении. Тэхен помогает Бану образовать новые пары из выигравших бойцов. Пака он оставляет без напарника по той простой причине, что число нечетное. Сулит ему небольшую награду по окончании за то, что сумел впечатлить. — Смотри, — возвращаясь, хмыкает Тэ, — нашел себе забаву под старость лет. — И ты подаришь ему это удовольствие, — Чонгуку незачем спрашивать. На лице Тэхена написано все, что он и так знает. — Нам он нужен, Чон, — устало вздыхает Ким, словно ему приходится пускаться в объяснения по десятому кругу. Словно перед ним несмышленый ребенок, которому нужно втолочь простые истины. — Дело, и правда, серьезное. На этот раз. — Напомни мне, — Гук облокачивается на одну из металлических колонн, поддерживающих конструкции под потолком, плечом и пихает руки в карманы, — когда это мы так, в бирюльки играли? И да, он все еще нужен ТЕБЕ. Это твоя группа — не моя. — Говори себе это почаще, — Тэ зеркалит его действия и возвращает все свое внимание к Бану, руководящему тренировочными боями. Так они стоят минуту или две. Происходящее слабо их интересует — ведь не будешь же смотреть не понравившийся с первого раза фильм заново в надежде, что что-то да поменяется. Во втором заходе справляются куда быстрее. Явные лидеры, давшие о себе знать в самом начале, и тут без особых проблем выполняют поставленную задачу. Остается лишь трое. Чимин к ним присоединяется, образуя вторую пару. Третий раунд он и начинает, но теперь играться даже не собирается. Уже и так показал, на что способен. Разбирается с оппонентом за жалкую минуту, не давая времени никому из присутствующих насладиться техникой. Высокорослый, выходящий на помост после них Чан Донхён без труда тоже выходит победителем. Чонгук подается вперед под насмешливый смешок Тэхена, осознавая, кому придется делить меж собой звание окончательного победителя. Ему претит мысль, что сам он такому раскладу и поспособствовал, вклиниваясь в начальное распределение. Что ж, это должно быть интересно. Чимин уже молчаливо высказал ему свое недовольство, так пусть теперь доказывает, что не заслуживает жалости. Не веря в чудеса, Чонгук предвкушает такую же быструю расправу. Ему нравится мощная, грубая сила Чана, но в их деле утонченность и гибкость, умение сглаживать углы, а не переть напролом, играет более важную роль. Они не силовые войска, хоть и приходится иногда выбивать двери, здесь в приоритет ставится способность оставаться незамеченными в толпе. А как можно не заметить эту гору мышц и тестостерона, на добрую голову возвышающуюся над остальными? На лице Чимина все то же спокойное выражение лица. Чон вглядывается внимательнее, цепляется глазами, направляя всю свою наблюдательность, но даже его талант к обнаружению незначительных деталей не дает плодов. Пак, и в правду, совсем не нервничает, хоть ему и приходится запрокидывать голову, чтобы взглянуть сопернику в лицо. Сам же Донхён, хоть и ведет себя собранно, но не скрывает довольной полуулыбки. Соревнование, пусть и формальное, все же таковым остается. Азарт — основная составляющая их стиля жизни — не позволяет снисходительно относиться даже к формальностям. Азарт побуждает их напролом идти вперед, достигая победы во всем. Донхёном движет азарт, притупляющий логику и все остальные чувства. Чонгук видит в его зрачках победу, которая означает куда больший шанс пробиться к ним. Именно поэтому Чан недооценивает противника. Присмотрись он повнимательнее, обрати внимание на каждый чиминов выход, не поддался бы беспечности и загодя не праздновал бы. Так и происходит. Пак не дает ему опомниться, вьется и кружит, пока что принимая оборонительную тактику. Естественно, сколько бы часов в качалке он не провел, против прямой и грубой силы ему не выстоять. Приходится не скупиться на хитрости, сводя непосредственный физический контакт к минимуму. Как подмечает Чонгук, Чимин по большей части избегает прикосновений к себе, что, в принципе, верно, потому что тяжелые кулаки оставят кучу неприятных, долго сходящих следов. Двигается аккуратными шажками по кругу, выискивая возможность подобраться ближе, нырнуть под замахнувшуюся руку, дабы уменьшить область поражения. Чан, конечно, понимает его намерения, но успеть за юрким парнем не может, решая действовать, как привык, — напролом. Он подлавливает Чимина, без каких-либо уловок двигаясь ему прямиком в лоб и перекрывая пути отступления своим массивным телом. Чонгук чуть разворачивается и с любопытством подается вперед. Ему интересно, что Пак использует на этот раз. Выгибая поясницу под немыслимым углом, он, удивляя всех собравшихся, упирается на правую руку и, перенося весь вес, плавным движением перебрасывает ноги, тут же на них вставая на безопасном расстоянии. Демонстрирует что-то из акробатики настолько легко и непроизвольно, как будто всю жизнь только этим и занимается. Тэхен одобрительно хмыкает сбоку и, Чонгук уверен, сверлит его профиль глазами. Кто-то свистит, подбадривая, из толпы ребят. Бан только что в ладоши не хлопает. Сам же Чон внешне остается равнодушным. Разного рода фокусами его давно не удивить. — А полковник неплохо его подготовил, — Тэ слегка склоняет к его плечу голову, говоря вполголоса. — Держу пари, он ни разу не вышел из своего кабинета, — хмыкает Гук, вспоминая просторную комнату, в которой однажды довелось побывать. Тем временем, Чимин, по-видимому, устав возиться, не без труда заканчивает бой, с грохотом укладывая на лопатки Донхёна и вжимая колено тому в грудную клетку. Когда он поднимается и, зарываясь пальцами, откидывает упавшую на лоб челку, его дыхание по-прежнему ровное, без каких-либо признаков усталости. Пак находит глазами Чонгука, и тот, не отрываясь, смотрит в ответ. Чимин удерживает его взгляд на несколько мгновений, а затем, потеряв интерес, опускает его к полу — на все еще лежащего там Чана. Протягивает ему руку и помогает подняться. Через секунду оба улыбаются друг другу и Донхён что-то говорит. Чимин кивает и несильно хлопает его по плечу. — Пора заканчивать, — Тэхен отрывается от облюбованного ими места наблюдения и идет вперед, намереваясь поздравить победителя их импровизированного соревнования. На полпути его останавливает Кенгван, вытянув руку и мягко положив ладонь на грудь. Бан встает вполоборота, удерживая нахмурившегося Тэхена, и загадочно улыбается. Чимин гасит блеснувшую растерянность и поднимает голову на Кима. Чонгук молниеносно понимает, что задумал старый пройдоха, еще до того, как тот открывает рот, глядя на него в упор: — Чон, ублажи мои старые глаза, — сияет кривоватой улыбкой Бан. — Позволь еще разок полюбоваться плодами моей работы. Ребятам не помешает мастер-класс. Чонгук стискивает кулаки в карманах. Ему стоило догадаться, что к этому все и придет. Конечно, как же в темном ангаре вечно скучающему старику без зрелищ? — Если у кого учиться, то у тебя, — внезапно поддерживает затею Тэхен, а Чонгук отвечает ему убийственным взглядом. Куда это делась его непреодолимая тяга к следованию правилам? Молча Чон стаскивает кожанку с плеч, под пристальными взглядами щелкает замком на часах, снимая с запястья и их, вынимает телефон из заднего кармана штанов и медленным шагом направляется к стоящему на полпути столику. Оставляет все вещи на нем. — Надеюсь, за это время ты не растерял навыки, — хлопает по плечу Бан, за что получает тяжелый взгляд из-под бровей. Чонгук клянется, еще одно слово — и сдерживаться ему станет труднее. Чон встает напротив Чимина, и опять не замечает ни капли нервозности. Пак, скорее, не рассчитывал на еще одного соперника, о котором совсем ничего не известно. — На этот раз продолжаем до трех касаний, — усложняет правила Бан, не в силах отказать себе в продлении удовольствия. — И никакой обороны, Чонгук, я прекрасно знаю, это не в твоем стиле. Гук разминает шею и плечи, подпрыгивая невесомо на месте, чтобы разогреть мышцы хоть немного. Он давно не участвовал в масштабных драках, но все еще проводил достаточно времени наедине с боксерской грушей. Они вновь встречаются с Чимином глазами. В его — пустота. Чон знает, что и в его собственных — тоже. Прошедших лет хватает, чтобы каждый забыл путь в прошлое. Ничего хорошего им обоим это не принесет. Что же касается представления, устроенного Кегваном, — всего лишь одно задание из многих, к которому не стоит относиться с большой серьезностью. Чонгук видит перед собой очередного противника, не более. Тот лишь по счастливой, или не очень, случайности оказался отголоском его прошлого. Гук искренне надеется — те же чувства испытывает и Пак. Гук, не собираясь церемониться, с желанием поскорее закончить фарс бросается в быструю атаку, наступая с присущей ему упертостью. Наносит удары один за другим, комбинируя и заставляя держать в тонусе. Чимин достаточно быстр — по крайней мере, ему хватает скорости, чтобы отбиваться. Это только раззадоривает Чонгука. Ему нравится встреченное сопротивление, в нем разгорается его собственный азарт. Пак с легкостью уворачивается от последнего и, повернувшись вокруг себя, ускользает в бок. Чон, вошедший во вкус, тянет губы в ухмылке. В себе он не сомневается ни секунды — при всей тренированности Чимина, тот до его уровня не дотягивает, хотя бы по причине отсутствия реальной практики. Все знания и умения — академические, взращенные на тренажерах и безответных манекенах. Чонгук же свои оттачивал на людях, что могут в любую секунду оборвать твою жизнь. Стоит только зазеваться, отвлечься, потерять бдительность. Чон наступает по новой. Теперь в ход идут не только кулаки, он умело сочетает их с выпадами ногами, вновь притесняя вынужденного защищаться парня. Чону нравятся его движения — не лишенные изящества, со скрытой силой. Смотрится со стороны, наверное, красиво. Гук мысленно дает себе подзатыльник за неподходящие мысли. Чимин пользуется секундной заминкой. Настает его очередь сыпать ударами. Чонгук парирует их как-то даже лениво. Выгадав подходящий момент, он ловит Пака за щиколотку двумя руками и выкручивает ногу в противоположную ее движению сторону, одновременно лишает оставшейся опоры, поддев вторую. Чимин летит на спину. Вероятно, прикладывается он ощутимо, но виду не подает. Встает спокойно все с тем же непробиваемым выражением лица и готовится продолжить. Они парят друг над другом, одаривая по очереди градом ударов, но на этот раз Гук не намерен отпускать ситуацию. Второе касание вышло бы куда болезненнее предыдущего, но у Чонгука в голове в последнюю секунду красная лампочка загорается и он придерживает Пака, пальцами сминая футболку на груди. Даже не думает, что кто-то может заметить сей жест доброй воли, но Чимин, распахивая глаза, не заставляет сомневаться — понял. Чонгук поднимается с колена. В третий раз они схлестываются жестче. Попеременно не дают друг другу передышки. Чон почти готов его похвалить. Но только почти. Пока чужой локоть не прилетает ему в челюсть — настолько же неожиданно, насколько чувствительно. Раздается изумленный вздох со стороны стоящих группкой остальных ребят. Но, если бы Гук обращал внимание на боль каждый раз, давно бы гнил в могиле, так что данный ход не сбивает его с толку, наоборот — побуждает усилить напор. Обсыпая выверенными, дерзкими ударами, он обходит по кругу. Тут как раз под руку подвертывается металлическая подпорка. Благодаря высокой скорости их танца на выживание, Чон, подскакивая, отталкивается от нее ногой и цепляется за левое плечо Пака, помогая инерции завести собственное тело ему за спину. Разворачивает Чимина, находя упор правой ногой, и перебрасывает его через бедро, прижимая грудью к полу. Медлит, унимая рокот сердца в ушах. Поднимается медленно, пока Чимин переворачивается на спину. Гук протягивает руку, глядя сверху вниз. Чимин вторит ему со своего места. Проходит минута, прежде чем он уверенно хватается за предложенную ладонь. Чон пропускает вздох, утверждая, что прошлое его совершенно точно не заботит. Что оно осталось там, где Гук велел ему быть — запертое на сто замков, забытое, отринутое. Бан подходит к ним донельзя довольный. И отвешивает Чонгуку подзатыльник. Тот даже не возмущается — прекрасно понимает, за что. За посторонние мысли. Чон отходит к столику, забирая с него оставленные вещи. Просовывая руку в ремешок часов, он слышит, как Тэхен хвалит Чимина, и не может сдержать поплывшие вверх уголки губ. — Ты молодец. — Я проиграл, — бурчит Чимин. — Но ты достал его, — Тэхен делает акцент на последнем слове и чуть улыбается. — Только не используй в следующий раз — запомнит и накажет. — Я не собираюсь драться с ним снова, — все так же хмуро отвечает Чимин и плетется к группе поджидающих его ребят. — Это мы еще посмотрим, — произносит себе под нос Тэ, будто знает что-то такое, чего не знают остальные. Чонгук предпочитает не вмешиваться. Ему все равно. Чимин не оборачивается.***
Спустя неделю, Чонгук сидит в душном и до безобразия светлом кабинете. Ноги скрещенные покоятся на столешнице черного стола, стоявшего посередине и занимающего почти все пространство. Напротив сидит Тэхен и взглядом пытается заставить его сесть нормально. Безуспешно, потому как Чон искренне его игнорирует. По бокам располагаются новички, успешно прошедшие тесты и набравшие большее количество субъективных очков от Кима. Чонгук яро настаивал на отсутствии только одной кандидатуры, согласившись с выбором остальных почти безоговорочно. Все они по-прежнему не дотягивали до уровня, какой бы он мечтал видеть подле себя. Но Чон больше не работал в команде, да и окончательное решение ему было неподвластно. Тем более, других вариантов все равно не предусматривалось, и приходилось работать с тем, что дают. Пак, конечно же, присутствовал. Он и еще двое. Хан Дэ, соображавший так, словно у него в голову компьютер встроили при рождении, разбирающийся в технике и имевший неплохую физическую подготовку, и, как ни странно, Сон Ир Сен. Помимо разговоров, тот, оказывается, выбивал десять из десяти в тире. А потом еще десять — по движущимся мишеням. Причем, на его кандидатуре настоял именно Чонгук. Тэхен сомневался, стоя перед выбором между ним и Чан Донхёном. Но Чон не один раз повторял, что грубая сила подчас уступает ловкости и незаметности. Неплохо было иметь при себе достойного снайпера. Тэхен, недолго подумав, согласился. Гук слушает вполуха. Летучка, собиралась, в основном, для того, чтобы ввести в курс дела новеньких. Сам же он еще по прибытии получил все инструкции. Чонгук прикрывает глаза и откидывается на спинку кресла, сложив руки на животе, нудный голос Тэхена наводит на него только желание поспать. Их цель основывалась больше на контрразведке, нежели на приобретение важных данных для страны. Хотя одно второго не исключало — мало ли какая оказия случится. В любом случае, необходимо было предотвратить попадание информации заграницу. По поступившим сообщениям, крупный бизнесмен и по совместительству поставщик нелегального оружия, вывозимого из страны главному военному конкуренту, решился передать кое-какие сведения высланным все тем же конкурентом людям через одну из шестерок, примеривших корону короля одного из криминальных кварталов на севере Пусана. Бизнес этого человека давно находился под контролем национальной разведки и службы безопасности страны, только привлечь его на чем-то конкретном не получалось уже несколько лет. В последний момент любые сделки обычно срывались, улики терялись, а выцепленные свидетели исчезали бесследно, оставляя ни с чем генералов и полковников перед судьями. Обратиться к ним значило для высоких чинов расписаться в собственном бессилии. Несмотря на эффективность, к ним, как к частникам, относились слегка посредственно. Чтобы не ударить в грязь лицом полностью, главы органов исполнительной власти собрались и долго заседали, решая, как быть и что делать. Сведения оказались чрезвычайно важными — такими, что сам Тэхен не имел понятия, за чем они гонятся. В итоге решили собрать группу из разных военных подразделений, так сказать, решить проблему общими усилиями. Откуда взялась кандидатура Тэ в качестве руководителя — непонятно до сих пор, хотя у Чона имелось пару мыслишек на этот счет. Либо кто-то действительно обратил внимание на высокий коэффициент полезного действия, либо все это — часть тщательно продуманного плана по разрушению частного разведывательного агентства «Гром» на корню. И что-то подсказывало, что второй вариант наиболее верный. Противников нашлось много, но весомые фигуры министров очень скоро подавили любое сопротивление принятому решению. Лишь Чонгук выбивался из размеренного и расписанного по минутам порядка вещей. Их глава вытащил Чона из бессрочного отпуска не просто так — это он понимал отчетливо, как и то, что никому о его незапланированном участии не сообщалось. — Чонгук, — вырывает его из размышлений строгий голос Тэхена. Открывает глаза и встречается с хмурым лицом командира, — не хочешь поучаствовать? — Уверен, — потягиваясь, отвечает ему недовольно Гук, — ты прекрасно справляешься и без моего участия. Чонгук остается в той же позе, только теперь насмешливо разглядывает собравшихся. Хочется задать по-детски наивное «Я что-то пропустил?», но Тэ и так, по всей видимости, раздражен. Ноша командира, оказывается, не так легка. — Что скажешь? — Ким кивает головой на бессмысленный разброс стрелочек и квадратиков на доске. Надо же, он и не заметил чужих попыток в абстракцию. Чонгук окидывает взглядом нарисованный план и рассматривает его минуту-другую. Приложенную руку Тэхена сложно не заметить, но их задумка никуда не годится даже с самых начальных этапов. — Четыре минуты, — резюмирует Чонгук, спустя несколько минут. — Что — четыре минуты? — не понимает Хан, но Гук смотрит в глаза только Тэхену. Тот кривится, ведь знает все его замашки. — Четыре минуты потребуется, чтобы нас обнаружить, — вздыхая, объясняет Тэхен. — Пояснишь? — Во-первых, — Гук опять кидает мимолетный взгляд на доску, — в этом районе Пусана двустороннего движения нет, так что, — левая бровь изгибается вверх, а язык неосознанно толкает щеку изнутри, — верхнюю стрелочку можно перечеркнуть. Так вы не уйдете. Во-вторых, на входах Лим утроил охрану еще на прошлой неделе — никто из вас незамеченным между ними не протиснется. Конечно, если ни у кого не завалялось мантии-невидимки. И в-третьих, никто не учел прогноз погоды? Пойдет дождь, и что он увидит с этой крыши? Как вам вышибают мозги ребята, засевшие в теплых верхних комнатах? Даже это вряд ли. Тэ поджимает губы. — И что ты предлагаешь? — Я? Ничего, — скалится Чонгук. — В мою задачу входило указать на ошибки. Исправлять их тебе, командир. — Погоди-погоди, — подключается к обсуждению Ир Сен. — А что, если дождя не будет? — Тогда ты просто промажешь, потому что ветер будет задувать с переулка. — Что насчет охраны, — не желая оставаться на задворках, оживает Хан Дэ, — откуда такая информация? Чон опускает ноги со стола и разворачивается к нему на стуле. — Разве это важно? Прими тот факт, что она есть. — То есть, — поворачивается парень, враждебно уставившись на него, — предлагаешь просто поверить тебе на слово? Чонгука все это веселит, и он еле сдерживается, чтобы не рассмеяться в голос. — Вы собрались здесь собачиться? — впервые за все время подает голос Чимин. Легкий шлейф скуки тянется за каждым произнесенным звуком, — неудивительно, если у него на руках лежала вся информация. Не мог же полковник отпустить его просто так. — Ты не поверишь, что значит просто поверить моим словам, — Чон, обводя взглядом троих новичков, поднимается и переводит безжалостный взгляд на молчащего напротив Тэхена. Не чувствует ни капли сожаления, даже когда видит болезненную гримасу понимания на его лице. Даже когда видит густую темноту вины, поднимающуюся из глубины зрачков. Не жалеет и тогда, когда Ким отводит глаза в сторону, делая вид, что заинтересовался доработкой только что на коленях собранного плана. И уж точно не жалеет, когда хлопает дверью, оставляя всю братию разбираться с этим без него.***
Две недели подготовки длятся чересчур долго для привыкшего к спонтанности и импровизации Чонгука. Хоть он и не появляется больше на «теоретической» составляющей процесса, но медлительность Тэхена и его желание довести все мелочи до абсолютной идеальности и слаженности, порой, выводят его из себя. Чонгуку его мотивы ясны, но он в корне с ним не согласен. Нельзя заставить хромую кобылу выиграть заезд лишь только силой своего неумного желания и перфекционизма. Чонгук даже не пытается облегчить работу старому другу, стойко придерживаясь своих слов и отказываясь вмешиваться. Его мнение, когда в нем возникала надобность, принималось в штыки каждый раз — молодняк считал его выскочкой и любую фразу воспринимал лишь как возможность противопоставить себя остальным. Вбросить что-то наперекор общему мнению. Тэхен, знавший его дольше всех остальных, мягко подталкивал и внушал, что Чон говорит обычно только по делу. Из раза в раз дается это ему все труднее, но Чон и не обещал, что им будет легко ужиться с его характером. Они с Баном налегают на освоении ближнего боя. Гук нехотя берется за новичков, но старик Кегван не перестает отвешивать ему подзатыльники, как только видит кислую мину недовольства. Сам же только и сыплет замечаниями, немаленькая доля которых достается и самому Чону. Чимина Бан держал от Гука подальше — сам развлекался со свежей кровью. К слову, Пак стоически выносил все мучительные для неподготовленных, да и, чего греха таить, тренированных, мышц ухищрения старого учителя. Чон немного ему завидовал и время от времени предавался воспоминаниям, когда впервые — лет в десять, если не меньше, — столкнулся с новыми упражнениями и никогда не думал их осилить. Он бы и сам с радостью предпочел, ни о чем не задумываясь, просто делать то, что скажут, а не пытаться объяснить другим вещи, которые обычными словами не расскажешь. Как поставить ногу, повернуть корпус, поднять руки — все это завязано на мышечной памяти, индивидуально, и в его случае делается подсознательно, на грани интуиции. Глаза замечают движение — явное ли, или совершенно мимолетное из разряда деталей, а сигнал, по нейронам бегущий в мозг, уже готовит ответную реакцию. Жалкие доли секунды, и вот тебе рефлекс — удар, подсечка, уход в сторону. Чонгук рассказывал, каково оно бывает в реальности, но его личный опыт для этих ребят — ничто, фантики, пока сами не набьют синяков. Чонгук — ужасный учитель, но положение к концу третьей недели говорит об обратном. Кегван замечает одному лишь ему видные сдвиги и даже не скупится на похвалу. Своеобразную, далекую от общего понимания, но Чону большего и не нужно. Главное, он слышит то, что хочет передать наставник. Тэхен время от времени тренируется с ними, в основном, присоединяясь к марафонным пробежкам или, как сейчас, проходит линию препятствий, что они еще с детства выучили наизусть. Тэхен делает это безупречно, Гук и не собирается отрицать, но никакого предела совершенству нет. Выучив каждую зазубрину на деревянных балках, прочувствовав на собственной шкуре каждый острый шип сетки, они смогут пройти ее даже с закрытыми глазами. Вопрос остается только в том, насколько быстро. Гук стоит сегодня в стороне, запихнув руки в карманы и убрав черную челку под бейсболку, надетую козырьком назад. Солнце палит нещадно, отчего темная футболка липнет к спине, а солнечные очки, сидящие на переносице, намыкают от соприкосновения с кожей и так и норовят скатиться. Тренер по физической подготовке щелкает секундомером, когда Тэ пересекает финиш. Мокрые кудри падают на такой же сырой лоб, и он их раздраженно отбрасывает. Дышит спокойно, а на лице ни грамма страдания. Как, примерно, у тех ребят, впервые столкнувшись со ста пятьюдесятью метрами, испещренными барьерами, колючей проволокой и канатными дорогами, что стоят неподалеку в надежде отдышаться. Две минуты пятьдесят секунд. Когда Чонгук интересовался этим в последний раз, Ким прошел ее за три и пять сотых. Парни Тэхена на первой неделе мучились с полосой больше всех. В открытую не отнекивались, но на недовольных лицах отчетливо читалось их нежелание в очередной раз лезть в эту грязь. На второй на них нацепили дополнительные веса, и прошлый опыт показался не таким уж ужасным. Сейчас же они, более-менее заучив порядок, горели энтузиазмом. Вокруг собирается толпа — день теплый, никто не отказывает себе в удовольствии провести его за тренировкой на свежем воздухе. Чон даже замечает кого-то из тех, с кем был знаком. Эти соревнования всегда представляли интерес — что-то вроде местной традиции. — Какой там рекорд, не напомните? — Хан разминается поразительно бодро и интенсивно для того, кто только что отработал программу Бана, рассчитанную на четыре часа. Гук слушает его из тени, хмурясь. Довольно невовремя о Дэ затевает померяться скоростью. Продолжая отвлекаться, они так до зимы не приступят к заданию, а Чону уже порядком надоело ошиваться на базе. — Две минуты и двадцать восемь сотых, — отвечают ему из толпы. Чон будто бы устало прикрывает глаза, когда чувствует на себе взгляды Тэхена и Ёнока. Тренер — еще один старый знакомый — держит в руках секундомер и улыбается. — Да вы гоните, — удивляется Хан, и ему вторят несколько голосов. Ропот разбегается по собравшимся, но те, кто постарше, хмыкают и мотают головами, подтверждая озвученные цифры. — Таких людей просто не существует, — продолжает возбужденно возмущаться Хан. — Это какая-то чертова машина. Как у него вообще… Как дыхалки хватило? Это дистанция — просто ад для легких. — Предлагаю тебе спросить у него самого, — Ёнок оборачивается и кивает в сторону молча наблюдающего Чонгука. Пак понимает быстрее всех. Его взгляд первым находит глаза Чона, в которых не проскальзывает ни одна эмоция. Рекорд до сих пор не побит, но Гук этим не хвалится. В конечном счете, все это ничерта не значит. Для кого-то — может быть, но давно не для него. Чимин же ищет искорки самодовольства, Чон уверен, ищет признаки хвастовства. Чон ему их не дает, он остается честен с самим собой и с ним. Ему врать никогда не умел — не в том, что творится на душе. Не меняясь в лице, Чон выразительно смотрит на ухмыляющегося тренера. Обязательно вот было? В толпе появляются улыбки, когда его узнают. — Серьезно? — Хан Дэ закатывает глаза и весь как-то собирается. — И тут без него не обошлось? Как такое вообще возможно, это выше возможностей человека. — Эй, Чон, — свистит Ёнок, — тут сомневаются в том, что ты человек. Иной раз он и сам в этом сомневается. — Не хочешь доказать обратное? — нет. Пока прошлое стоит за его спиной, нависая и грозясь обвалиться на плечи, лучшее, что он может, — оставаться как можно дальше от человечности. — Я сегодня не в форме, — Чонгук клонит голову к плечу, чтобы ответ звучал весомее. Он не собирается становиться цирковой обезьянкой на потеху толпе. — Брось, малыш, ты всегда в форме. — Ён, — Гук делает пару шагов, выходя на солнце, и встает перед ними, скрестив руки на груди, — не сегодня. Последнее он произносит чуть тише, но слышат все. Сталь зазвеневшую угрозы. Чонгуку не нужно повышать голос, чтобы заставить остальных его услышать — достаточно всего лишь вложить силу.***
— Ты не думаешь с ним поговорить? — в какой-то из дней начинает Тэхен. Чон на мгновение замирает, гадая, не послышалось ли ему. Тэхен смотрит на него вопросительно, что означает — нет, все это происходит наяву. Даже смешно будет — после произошедшего как ни в чем не бывало поболтать на личную тему. — Зачем? — нет смысла спрашивать, с кем. Тэ подмечает детали ничуть не хуже него, от его глаз не могло укрыться чужое желание застать Чонгука врасплох. — От вас за версту несет незакрытым гештальтом, — закуривает Ким, тут же выпуская никотиновое облачко в прохладу ночи. — Не хочешь с этим разобраться? — Такого желания не имеется, — Чон вытаскивает из пачки сигарету и прикуривает ее от зажатой в пальцах тэхеновой, облокачивается локтями на парапет балкона и вглядывается в темно-синюю бесконечность ночного неба. — Я все закрыл восемь лет назад. Не о чем говорить. — А он? — следует логичный вопрос. — А он это сделал еще на день раньше меня, — затягивается Чон, не оборачиваясь. — Поди потренируй свои попытки в психологию на ком-то другом, Тэ. Тэхен недоволен, но больше с вопросами не лезет. Они молча курят, посылая дым на встречу с холодеющим атмосферным воздухом. Это кажется даже почти нормальным. Чонгук и забыл, какой целебной иногда бывает тишина рядом с Тэхеном. К его сожалению, он вспоминает. И боится вновь привыкнуть.***
Тишина не отдает напряжением, хотя в их ситуации никто бы его появлению не удивился. Все предпочитают молчать, да и Чимин как-то не испытывает желания открывать рот. Шелест сумок и сосредоточенные на сборах парни — единственные источники звуков в комнате. Ким Тэхен, кажется, не замечая никого вокруг, вот уже какую минуту гипнотизирует выложенные инженерами аксессуары, пытается выбрать наиболее выгодные. Чимин его озадаченность понимает — сам только что терзался таким же выбором, но предпочел остановиться на самых базовых вариантах. Ни к чему ему эти изыски, тем более он не успел их испробовать, мало ли что могло случиться. Эксперименты лучше проводить во время тренировок, а не в поле. Хан по своему обычаю не отрывает глаз от экранов трех ноутбуков, упакованных в черные кейсы. Айтишники компании накачали их под завязку новейшими программами, и парень перед отъездом проверяет ответственно проверяет, каждая ли из них исправна. От форс-мажоров это, конечно, вряд ли спасет, но хотя бы на период полета успокоит дотошный мозг. Ир Сен вьется у стендов с оружием, слегка бездумно вглядываясь в развешенные экземпляры. Его основная винтовка, пристреленная за недели подготовки, покоится в черном бронированном чехле у двери. Чимин заметил за ним привычку всегда держать при себе что-нибудь огнестрельное. Мог поклясться, что и под подушку на ночь парень клал один из таких весомых «аргументов». Проверять, правда, не брался, как и выяснять, кого или чего тот боялся. У всех здесь бзики присутствуют, дело обычное. Координатор — светленький парнишка, нацепивший тяжелую оправу, прикрывая выделяющиеся на худом лице большие глаза, — долго с ними оставаться не смог. Угрюмые, никак не реагирующие на его болтовню, парни вряд ли походили на приятную компанию. Согласно документам этот мальчишка — Рид — раньше работал только с Чонгуком, голосом разума звуча у того в ухе на заданиях. После громогласных слухов, бродивших по кулуарам военной разведки, и последовавшего за ними исчезновения Чона со всех радаров, видимо, их взаимодействие закончилось. Чимин прекрасно видел попытки разрядить обстановку, выдаваемые за пустой треп, как и не мог не заметить мимолетные взгляды в сторону Чона — не смотрит ли? Кажется, Рид — осознанно или нет — скучал по их совместной работе и привлекал внимание бывшего напарника. Может быть, не только по работе. Чимин морщится, отмахиваясь от мысли, что у них могло быть что-то на двоих, помимо работы, неожиданно поселившей тяжесть где-то в районе желудка. Что же касается самого Чона, тот монотонно лавировал меж столами, ни за что конкретное взглядом не цепляясь. Казалось, он вообще отсутствовал даже мысленно, находясь где-то в своих мыслях. Только это совсем не отменяло его мельтешения перед глазами, что, Чимин видел, выводило Тэхена из себя. Хотя он мог поспорить, что в большей степени способствовало бешенству руководителя — мельтешащий Чонгук или крайняя степень беззаботности на его лице, будто они всем скопом собрались здесь всего-навсего опрокинуть стаканчик-другой в ближайшем баре. Задумавшись, Пак не замечает, как Чонгук останавливается напротив, вдумчиво разглядывая выложенный арсенал, широко расставленными ладонями упираясь о пластмассовые борта стола. Чимин слыл неплохим стрелком, но свою винтовку он оставил дома — не в этом стояла задача на этот раз. Идти совсем пустым сошло бы за самоубийство, но вот определиться, на что сделать ставку, — на мощь или незаметность, за полчаса до вылета оказалось трудно. Чонгук внезапно протягивает руку и отцепляет от крепления один из пистолетов, вертит его в руках, нахмурившись, будто размышляет упорно над чем-то и бросает его Чимину. Пак, честно старавшийся не пялиться на татуировки, увивающие запястье, которых он раньше абсолютно точно не видел на чужих руках, от неожиданности чуть не роняет оружие на пол, в последний момент прижимая его к груди. Когда он отнимает руку, видит небольшой PM9 от Kahr. Миниатюрный, но мощный американец как нельзя кстати удовлетворяет его запросам. Чимин хмурится и поднимает взгляд на Чонгука. Ему не нравится, что тот так нахально врывается в его мысли. — Не объяснишь? — Как раз для твоих коротышек, — ухмыляется Чон, пожимая плечами, как будто и не оскорбляет Чимина вовсе. Как будто и не знает, как остро реагирует он на любые поползновения по поводу длины его пальцев. Чимин взвивается, но, видя мельком показавшуюся ухмылку краешком губ, понимает — помнит, конечно, и прощупывает почву. Вышел на разведку, черт его дери, и теперь знает, что Пак по-прежнему бесится. Чонгук тем временем продолжает, уже куда серьезнее: — Легкий, маленький, — как несмышленому ребенку принимается перечислять Чон, разве что пальцы показательно не загибает, — не помешает, если снова захочешь явить народу свою акробатику. Самовзводный механизм — следовательно, не потеряешь время на затворах. Белые риски на мушке и целике — точно и эффективно, быстро, к тому же, для того, куда мы едем, самое то. Не на километры стрелять собрался, — Чонгук вертит оружие в ладони, точно примеряясь к его весу. — Ход спуска с усилием около трёх килограмм, отдача от такого минимальна. Твое травмированное плечо тебя за это только поблагодарит, — он протягивает пистолет Чимину, возможно, впервые за несколько недель глядя тому прямо в глаза. Чимин от неожиданности забывает его поблагодарить, а когда до него доходит смысл сказанного, Чона рядом уже нет. Откуда он узнал про плечо? Чимин и вправду повредил его на тренировке с учителем Баном, но старый дед устроил ему индивидуальную нервотрепку и полдня изводил всевозможными хитровыдуманными заданиями. На одном из них Пак как раз неудачно вывернулся из хватки и чудом умудрился сдержать вскрик. Тогда даже показалось, что плечо из сустава благополучно выскользнуло. Благо, отделался лишь легким растяжением. Но проблему осознал чуть позже. Накануне вечером в тире, стреляя из привычного Glock’а. Плечо отдачей уносило так же, как и всегда, но измученные мышцы волком взвыли в ответ на волну прострелившей вдоль руки вибрации. Тренироваться Чимин тоже предпочитал в одиночестве и выбрал время, когда народа там однозначно быть не должно, — далеко за полночь. Когда уходил и приходил, точно никого не видел, но теперь уже не был столь уверен, что Чонгук незаметной тенью не проскользнул мимо где-нибудь в процессе. По всему, все именно так и выходило. Либо он научился читать мысли. Теперь-то уже не спросишь — Чон отошел на другой край комнаты и зарылся в сумки, сосредоточенно что-то в них перекладывая. Тишину между ними разрезает громкий вжик молнии. Тэхен со вздохом откладывает собранную сумку и устремляет на него взгляд. Не почувствовать его недовольство просто невозможно, но Чонгук, похоже, за годы их знакомства выработал иммунитет и совсем не реагирует, монотонно укладывая аппаратуру по кейсам. Если честно, Чимин ненавидел таскать за собой целый арсенал даже на тренировочные ситуации, и сейчас бы отправился налегке и не брал бы лишнего балласта, тем более передвигаться решили по воздуху. Ради какого-то часа полета все это загружать и выгружать по двадцать-тридцать минут. Тэхен настоял — меньше времени на виду, а значит, и возможностей быть замеченными. Конечно, даже при идеально выдуманной легенде, осторожность не помешает, но не настолько же. — Чонгук, — наконец-то подает он голос, и на него тут же оборачиваются все парни, разбросанные по разным углам оружейной, отвлекаясь от своих дел. Чимин инстинктивно тоже поднимает голову. Тэхен бесится, хоть внешне, конечно, виду не подает. Собран и сдержан. Чонгук его эмоции только подпитывает, не собираясь даже оборачиваться, не то что отвечать. Чимин плохо понимает природу их конфликта и делает себе мысленные зарубки разузнать, что за кошка пробежала между когда-то лучшими друзьями. Он еще не растерял остатки благоразумия и не сунется с такими вопросами к Чонгуку, учитывая то, как иной раз он безжалостно расстреливает Тэ словами, прекрасно видя, какой дискомфорт это ему доставляет. Самому же Ким Тэхену остается только позавидовать. Выдержать нахального и не стесняющегося Чона дорогого стоит, а тот с задачей справляется, даже в лице почти не меняясь. К тому же, старается вдобавок отношения наладить. Хотя, тут он должен, как никто, понимать — как раньше у них ничего не будет. А у вас? Мысль пугает своей внезапностью. Чимин хотел бы от нее отмахнуться, как сделал это много лет назад, но, раз появившись, она с упрямством в голове то и дело всплывает и заставляет то подобие соглашения с самим собой опасно крениться в сторону территорий, на которые Пак абсолютно не горел желанием заглядывать. Как только у Чона меж лопатками не начинает жечь от упрямых попыток Тэ проделать в нем дырку? Чимин не осуждает своего нового командира — естественно, тот хочет, чтобы первая масштабная операция под его руководством прошла как можно идеальнее. Слишком сильно желание держать все под контролем, включая и его самого, но Чон упрям еще больше, продолжает делать вид, что по уши увлечен сборами. Молча он все же разворачивается и вопросительно вскидывает брови. Хан и Ир Сен за это время медленно подтягиваются, вставая по бокам от Кима. Стеной немого осуждения. Чимин желает остаться в стороне и наблюдает за происходящим со своего места, аккурат меж двух огней. Побудет сегодня Швейцарией. Чонгук хмыкает, глядя на стоявшую перед ним троицу, и расслабленно опирается задницей о столешницу, даже и не думая занимать оборонительные позиции. С кем они воевать собрались тут? — Хотим убедиться, что ты будешь следовать плану, — Хана его поведение выводит, и это слишком явно для того, чтобы считать его идеально подходящим кандидатом для этого задания, да и работы, в целом. — Ты не в том положении, чтобы ставить меня под сомнение, — спокойно отвечает ему Чон. — Он прав, — вступается за новичка Тэхен, что ни капли Чонгука не удивляет. — Мне не нужны эксцессы. Чонгук отлипает от стола и подается вперед, делая пару шагов навстречу к единым фронтом стоявшим против него напарникам. В его арсенале миллион и один едкий выпад, но взгляд так и твердит, что он устал подрабатывать шутом. — Но тебе зачем-то понадобился я, — Тэхен стойко выдерживает его взгляд и вкрадчивый голос. А что ему еще остается делать? Не далее, как вчера вечером он имел короткий разговор с начальством, где прочел целую лекцию о том, почему взять Чонгука с собой — отличная идея. Уж какие аргументы он там приводил, Чимин наслышан только отдаленно, но все они возымели должный эффект, раз Чон сейчас здесь. — Ты полезен, — хмурится Тэхен, — если засунешь подальше свое непомерное эго, присыпешь детскими обидками и вспомнишь, наконец, каково это — работать в команде. От улыбки Чонгука веет холодом. Это сложно не заметить, но почему-то никто тревогу не бьет. Никто, кроме Чимина. Впору бы вмешаться, но интерес берет верх. Как далеко заведет этих двоих их конфронтация? Представления не случается. Ледяной огонь, которым секунду назад горели черные глаза, затухает так же быстро, а Чонгук прикрывает их устало, смаргивая нахлынувшее наваждение. Лицо держит безукоризненно. — Я свою работу для этой, — кивает подбородком в сторону хмурившихся Ир Сена и Хана, — выполнил. — Не обломишься и еще немного подсобить, — припечатывает Ким, тем самым завершая разговор, и хватается за ручки близлежащей сумки, перенося ту к выходу. Это отрезвляет всех. Они понимают, что задерживаются, и начинают торопливо выдвигаться на взлетную полосу. Уже у трапа, спустя двадцать долгих минут ожидания погрузки, Тэ оборачивается и выжидающе смотрит на не сдвинувшегося с места Чона. Пак сам останавливается на полпути и оборачивается на них, не торопясь догонять скрывшихся в салоне напарников. Его замечают, но не прогоняют, и Чимин принимает это за официальное приглашение остаться и послушать. — Мы же уже все обсудили, — устало выдыхает Ким, — тебе придется поработать в команде, хочешь ты этого или нет. Это приказ. Чонгук спокойно выгибает левую бровь, совершенно не впечатленный приказным тоном Тэхена. — Я согласился помочь, — утвердительно кивает головой Чон. — Но кто сказал, что на твоих условиях? — Ты летишь с нами, — Тэ разворачивается к нему уже всем корпусом, начиная раздражаться больше. — Нет, не лечу, — слышат они невозмутимый ответ. — Чонгук, это не по пла… — Твой план, ты ему и следуй. У меня есть кое-какие дела, так что увидимся сразу в Пусане. Адрес я помню, — и он разворачивается, намереваясь уйти. Тэхен силится сказать ему что-то вдогонку, но, только открыв рот, тут же его закрывает, нахмурившись. Чонгук скрывается за углом здания, больше никем не останавливаемый. — Почему ты позволил ему уйти? — спрашивает Чимин, когда Тэ поднимается к нему. — Легче разрешить Джей Кею что-то, пусть это тебе и не нравится, чем потом разгребать последствия своего запрета, — протискиваясь мимо, говорит командир. — Почему? — хотя он, наверное, и так знает ответ. — Потому что он сделает по-своему в любом случае, — как-то вымученно улыбается Тэхен. — Уверен, он уже разложил все по полочкам еще до того, как мы узнали состав группы, только мнение свое на этот счет изложить не потрудился. Чимин поджимает губы, не зная, как ответить. Да и что тут скажешь? Чонгук, какие бы слухи про него не ходили и как бы к нему многие после них не относились, действительно хорош. Во всем, за что бы не брался. Паку выдалась возможность лично в этом убедиться. Неудивительно, если Чонгук разберется со всем в одиночку, пока они будут, как слепые котята, тыкаться во все углы. Взгляд сам по себе задерживается там, где только что скрылась спина в черной майке. — Ты идешь? — становясь вполоборота, окликает его Тэхен. Чимин кивает. Он заходит в салон и старается меньше думать о том, что их ждет.***
Чонгук ошибся. Тогда он сказал, что их обнаружат за четыре минуты. Ребята его слов не оправдали — попались за две с половиной. Темный подвал, куда их приволокли, вонял сырой рыбой и целым набором запахов, олицетворявших запущенность и старость. Чимин, как мог, старался не думать о том, откуда здесь взялся резкий, горьковатый и оседающий на языке душок с привкусом железа. Руки, стянутые за спиной кабельной стяжкой, ноют. Колени саднит от бесцеремонного соприкосновения с бетонным полом, а бедра начинают покалывать накопившиеся от долгого сидения кристаллики лактата. Черный мешок на голове хотя бы спасает от окружающего антуража — Чимин почти на сто процентов уверен, ему не понравится увиденное. Он чувствует, как с виска стекает что-то теплое, обдавая очередной порцией железа, и морщится. Кожу на голове щиплет от удара, благо сознание не тает и остается ясным. Черепно-мозговая — последнее, в чем он сейчас нуждается. Сбоку слышится тяжелое дыхание Хана, а за спиной — уравновешенное спокойствие Тэхена. Пак всерьез задумался о наличии у последнего здравого смысла, когда он позволил Чонгуку уйти и оставить их работать в одиночку. Хватило бы одного приказа, и Чону пришлось бы подчиниться. Приказа, которого Ким не отдал. Тогда бы у них был еще один человек на подхвате — почему-то даже сама мысль о том, что Чон позволил бы себя схватить, вызывала смешок. Попробовав пошевелить руками, Чимин получает очередной заряд боли и тянет носом спертый воздух. Тэхен бодает его сжатым кулаком, призывая не шевелиться. Он определенно лучше разбирается в ситуациях такого рода, но сил Чимину это не придает. Что уж говорить о Хане, который сопит, словно паровоз и ерзает так, будто сидит задницей на муравейнике. Все попытки Тэхена угомонить его накрываются, но и люди Лима пока не принимают мер. Ждут хозяина. Его появление сложно не заметить. Вместе с ним в комнату вливаются звуки вечеринки, что в самом разгаре наверху, и терпкий запах алкоголя. Громкое, навязчивое хихиканье дает Чимину понять, что он далеко не трезв и причина этого явно не в бутылке виски. — Кто это тут у нас? — почти игриво спрашивает Лим, и с головы тут же пропадает пыльная тряпка. Чимин щурится от бившего прямо в глаза света единственной здесь лампочки, подвешенной на тонком шнуре под потолком. Лим Гу стоит перед ними в вычурном домашнем халате, вязки которого болтаются по сторонам, а раскрытые полы не скрывают полуобнаженного тела, покрытого разводами блёсток. Это даже не смешно. Стоять на коленях перед разукрашенным под проститутку местным царьком — явно не передел его мечтаний. Чимин мельком глядит на Тэхена, что даже и не пытается скрыть презрения во взгляде, но, кажется, его замечает только Пак. Или остальных это мало волнует. Лим совершенно спокоен, ведь у них связаны руки, а может, все дело в веществах, прямо сейчас циркулирующих в его крови. Он вальяжно прохаживается вдоль них, разыгрывая дешевую драму. В подвал вваливается еще пара бойцов, вталкивая перед собой Ир Сена. Его ставят на колени рядом с ними, причем вымокший до нитки парень выглядит то того виноватым, что Чимину на секунду становиться его жалко. Не он один здесь виноват — все они облажались довольно крупно. Прежде всего тем, что не стали слушать Чона. Дождь, все усиливающийся, теперь уже отчетливо барабанит, так что слышно даже здесь, под землей. Пак хмыкает про себя, вновь вспоминая Чонгука. — Кто вас послал, ребятки? — Лим присаживается перед Тэхеном на корточки, но тот одаривает его таким ледяным взглядом, что сам Чимин бы поторопился убраться как можно дальше. Затуманенный веществами мозг инстинкт самосохранения глушит, поэтому хозяин дома остается на месте и позволяет себе ухватиться пальцами за темные кудри на затылке и оттянуть чужую голову, вглядываясь в лицо. — Копы совсем обмельчали, подсылая мне таких смазливых неумех. Полковники засиделись в своих просторных кабинетах и разучились работать, какая жалость. Он отталкивает голову Тэ. — Что-то удалось добиться? — обращается уже к своим людям. — Молчат, хозяин, — один из ребят в черных масках делает шаг вперед и едва заметно склоняет голову в знак уважения. — Ну ничего, ничего, — добродушно улыбается Лим, подходя к Чимину, хотя в глазах, кроме неконтролируемой жестокости и неприкрытого безумия, тот ничего не замечает. — Сейчас он приедет, и вы запоете. Как миленькие, запоете. Лим пальцами одной руки сжимает щеки Пака, приподнимая лицо и заглядывая в глаза. Ищет страх, понимает Чимин, но тот совсем не боится. Не размалеванного бандита, не способного даже ровно устоять на месте. Это не остается незамеченным, и по подвалу раздается хлесткий щелчок пощечины. Чимин стискивает зубы, удерживая себя в узде и абстрагируясь от возникшего на щеке жжения. Хану достается за лишнюю неусидчивость гораздо сильнее — тяжелый приклад опускается с глухим стуком в висок. Парень дезориентирован, но в сознании остается. Тэхен окидывает его взглядом и встречается с Паком глазами, незаметно кивает, прося сохранять рассудок. Чимин не то чтобы сильно нервничает, но запястья разодраны, а запекшаяся на лице кровь стягивает кожу. То, что появляется кто-то еще становится очевидно сразу. И не потому, что входная дверь скрипит и несколько пар ног с гулким эхом шагают по полу. Помещение тут пропитывается чем-то неуловимым — эфемерной волной сконцентрированной власти. Чимин ощущает ее загривком и тянет губы в тонкой ухмылке, когда видит, как все подбираются, стряхивают с одежды соринки и едва ли по стойке смирно не выстраиваются. Черный Лис. Черный Лис. Черный Лис. Раздается гулкий шепот за спиной. Благоговейный шепот. Так будто бы божество какое с небес спустилось на землю. Чимин напрягается. Он это имя знает. Тэхен, заслышав его, хмурится. Неуловимый и чертовски опасный — глава крупной, самой крупной в городе, сети. О его жестоких методах правосудия, которым может дать фору только агрессивная мера вести дела, вещают с каждого утюга. Отец долго за ним гоняется. Пак даже уверен, что у полковника большинство седых волос связано с выходками этого Лиса. Чимин поднимает взгляд на командира. Ким равнодушно косится на вошедшего. Пак не понимает его спокойствия, ведь попасть в руки к самому Черному Лису означает одно — смерть. И, дай Бог, чтобы быстрая. — Что за срочность, Лим? — Чимин каменеет. Знакомый голос не может принадлежать этому человеку. Когда, наконец, Лис становится перед ними, он находит в себе силы посмотреть. Наряд прибывшего полностью соответствует его имени. Облегающие джинсы, рубашка с парой расстегнутых верхних пуговиц и кожаная куртка — все черные. Несколько перстней блестят на тонких пальцах. Смоляные волосы зачесаны назад, но несколько прядей спадают на лоб. Лицо… лица он не знает. Теперь уже кажется, что ослышался. — Кто это? — скучающе произносит Лис, и у Чимина мурашки по коже бегут, потому что его он не узнать не может. Каждая интонация в памяти выбита голоса этого. — Спецслужбы подослали, — Лим ухмыляется и заглядывает в чужое безэмоциональное лицо. — Смотрите, каких, господин. Он подрывается и в тот же миг оказывается рядом с Чимином. Пальцы опять сжимают щеки, дергают наверх, поднимая лицо. Чимину хватает секунды, чтобы глаза узнать. Быть такого не может. Пак дергается, уходя из захвата, за что получает быстрым выпадом локтя по лицу. Даже не морщится, хотя уверен, что бровь рассечена. — А меня ты зачем позвал? — что-то меняется в интонации — неуловимо, но заметно. Он раздражен, возможно, начинает злиться глупостью подопечного. — Подумал, вам будет полезна информация. — И что? — взлетает надменно левая бровь. — Ты ее получил? Лим как будто меньше делается и опускает глаза в пол. В нем просыпается страх, потому что сталь чужого голоса не оставляет ни единой возможности ему противостоять. — Я. не… я думал, — блеет себе под нос напуганный Лим. Выглядит жалко, — ваши методы… — Давай подытожим, — перебивает его Черный Лис. — Ты оторвал меня от дел и заставил, как пса, тащиться через весь город сюда, а по приезде стоишь и мямлишь что-то про мои методы. Хочешь прочувствовать их на себе? — по тому, как Лим шарахнулся от него, степень его желания нетрудно понять. — Во-вторых, ты привез сюда ребят из разведки, даже если это действительно так, и не подумал о том, чтобы не засветить мое лицо? Ты за пять минут наработал себе на смерть. — Я… — подается в попытки объясниться хозяин дома. — Молчать, — властный приказ оседает в ушах звоном. — Забирайте их. Разберемся с ними сами. Он кивает стоящим позади Чимина бойцам, и те подхватывают каждого из них. — Но… — Лим все никак не может замолчать, тем самым повышая уровень раздражения и возможность умереть. — Я думал, вы оставите их для меня. — Насколько я вижу, — чеканит Лис, — думать ты разучился. Их ведут сквозь темные коридоры, и Чимин даже не оборачивается, пока не хлопает железная ржавая дверь. На улице темно, дождь лупит крупными каплями о голову, ни на секунду не становясь меньше, так что одежда разом намокает. Волосы липнут ко лбу. Дальше они только стоят и ждут. Лис пока не выходит. Все ждут только его. Чимин старается не думать, что происходит за стенами, но опыт подсказывает — ничего хорошего, хоть криков и выстрелов пока не слышно. Они мокнут все больше. Наконец через десять минут показывается Черный Лис. Он запрокидывает голову, подставляя лицо под стену дождя, пару раз глубоко вздыхает и принимает прежний равнодушный вид. — Этих двоих, — указывает он пальцем на Хана и Сон Ир Сена, — в машину сопровождения. Едете с ними. Эти, — уже на Чимина и Тэхена, — со мной. — Босс, — телохранитель выступает вперед, — пусть кто-то один хотя бы… — Выполнять, — безапелляционно заявляет Лис. — В вас нет никакой необходимости. Их с Тэхеном подталкивают к черному гелендвагену, заставляя забраться на заднее сидение. Двери с громким хлопком закрываются с обеих сторон, отрезая их от внешнего мира и пробирающего холода ночного дождя. Чимин не знает, что и думать. Лис садится за руль. Он достает из кармана раскладной нож и протягивает его Киму. Тот принимает его со словами: — Что-то быстро сегодня, — перерезает путы на руках, после чего жестом приказывает Паку повернуться. Спустя несколько секунд, он больше не чувствует обхватывающие запястья стяжки. — Предпочел бы, чтобы я дал Лиму поболтать с вами подольше? — Чимин непонимающе косится то на Тэхена, то на Лиса сидящего за рулем. Хоть в его голове давно на периферии появляется осознание происходящего, все же мозг требует объяснений. — Не смотри так загнанно, — ухмыляется Лис, проводя рукой по лицу и снимая маску из тонкого силикона, облегающую его, словно вторая кожа. За рулем сидит Чон Чонгук и улыбается теперь своей собственной улыбкой. Выудив откуда-то чистый платок, он двумя пальцами, не глядя, между сидений протягивает его Чимину. — Утрись. — Он хотя бы тебе рассказал? — спрашивает, пока пытается оттереть засохшие потеки крови. — Обсудим потом, — Чон намекает, что даже в его машине небезопасно. Всю дорогу они молчат.***
Чонгук, смыв с себя все следы присутствия Черного Лиса, выходит из душа. Он не ожидает встретить гостя в своей бывшей комнате, но тот как ни в чем не бывало сидит в кресле напротив. Чем немало его удивляет. Благо, хоть одеться додумался, а то мог бы без зазрения совести вывалиться в чем мать родила. Чимин, кажется, облегченно вздыхает, увидев на нем футболку и штаны. И это не может не вызвать улыбку, пусть он ее и не увидит в полутьме. Чонгук проходит к кровати и откидывает покрывало. Спать собирался, но, понимает, с этим придется повременить. Ждет каких-либо действий от Пака, не собираясь облегчать, ведь это не он заявился в чужую комнату в седьмом часу утра. Глаза закрываются, если честно. Вчерашнюю он благополучно провафлил, выслушивая доклады по зачистке складов Лима и передаче его людей, как и его самого, местной полиции. Этакая вендетта от Лиса за то, что тот засветил его лицо. Естественно, все сторонние сделки тут же автоматически обнулились, прошлые договоренности отменились, а участников теперь ищи-свищи. Весь товар, как и информационная его составляющая, отправился на склады вещественных доказательств, но то, что волновало их больше всего, забрали спецы «Грома» для дальнейшего исследования. Чонгуку даже мельком заглянуть не позволили, но он не больно-то и рвался. После чего каждое свое действие пришлось излагать начальству. Пятнадцать минут в знакомом кабинете показались ему вечностью, а при мысли, что все это нужно будет изложить в письменном виде, хотелось застонать в голос. С него и так стрясли целых ворох объяснений собственной самодеятельности. К слову, Тэхен все это время молчал, но Чон не особо радовался, прекрасно зная натуру бывшего друга. Тот еще улучит момент высказать ему и за это. Когда Чонгук, теряя терпение, уже приготовился было выдать что-нибудь едкое, Чимин опомнился, зачем пришел. — Я жду объяснений. Чон вскидывает брови, неосознанно пихая язык за щеку привычным движением. Скрещивает руки на груди и прижимается плечом к дверному косяку ванной. Смотрит снисходительно. — Каких именно? Если так подумать, Чимин мог потребовать с него ответов на вопросы восьмилетней давности. Он решает для себя, что не позволит Паку этого сделать. Но тот и не думает, профессионально оставляя прошлое там, где ему самое место. — Как так получилось, что самый разыскиваемый преступник, из-за которого у моего отца добавилось в последнее время седых волос, оказался тобой? — закидывает ногу на ногу, вальяжно устраиваясь, и глядит снизу в верх с вызовом. При упоминании полковника Пака Чон чуть ли не инстинктивно морщится, но вовремя себя одергивает. С другой стороны, ему приятно слышать, что он доставил старому маразматику столько проблем. Пусть и с чужим лицом и именем. — Однажды он стал моим заданием, — честно отвечает Чонгук. А смысл ему врать? — Ситуация вышла из-под контроля, пришлось выряжаться в его шмотки и принимать дорогих гостей. Для дела все они были находкой, так что я смог разобраться во всех клубках его сети. Спектакль оказался удачным, и мы решили — грех им не воспользоваться. — А что случилось с настоящим Лисом? — Живет себе припеваючи на государственных харчах на острове. Попроси папу выписать тебе пропуск, навестишь. Чонгук надеется, Чимину не нужно объяснять, что он подразумевает, говоря «остров». — И что, никто из его людей не заподозрил подмену? — Ты не представляешь, — смеется Чонгук, но смех его далек от веселья, — насколько я хороший актер. Насколько велика вероятность, что на этом они закончат? — Ты с самого начала пошел бы к этому Лиму в образе Лиса, да? — поднимается со своего места Пак. Вероятность стремительно летит к отметке «закатай губу». — Ты просто поддакивал нам все это время и делал вид, что исправляешь ошибки, хотя знал — вся затея скатится к черту. — В чем ты меня обвиняешь? Я сразу сказал, что вы провалитесь. Чимин делает пару шагов к нему. — Мог бы поделиться своей. — Мог бы, — жмет плечами Чон, — но не стал. Про командную работу я вроде бы тоже предупреждал. — Тем не менее, ты все еще ее часть. Чонгук не может избежать растерянности, проступившей в его выражении, но тут же возвращает насмешливую невозмутимость на место. Какая, к черту, еще команда? Дело закончено. К вечеру он улетит с базы, только перехватит час-другой сна. — А, — лыбится Чимин, — ты еще не знаешь? Час назад главы ведомств утвердили инициативу официально, сделав из нас что-то типа отряда специального назначения. Такая вот награда за успешное выполнение. Твою мать. Своими же руками топор себе на шею уронил. — Копайтесь в своей песочнице сколько влезет, я отстранен от штатной работы, — возвращает ему улыбку Чонгук, — а личным советником Ким Тэхена я, к счастью, уже наработался. Помог выбрать ему горстку профессионалов. Чимин открывает рот, чтобы что-то сказать, и в эту же секунду на тумбочке раздается вибрация телефона. Чону очень хочется материться, и даже не сквозь зубы, но он, стиснув челюсти, идет брать трубку. — Я восстанавливаю тебя в звании, — без предисловий слышится из динамика. — Приказ уже подписан, президент и остальные не против, кроме одного человека, но его голос, как ты понимаешь, уже давно не имеет веса. — Я тебя об этом не просил, — тот факт, что все решено и без его участия, выводит злость на новый уровень. — Нет, не просил, — следует лаконичное подтверждение, — но не слишком ли ты засиделся на гражданке? Вопрос риторический, конечно. Ответа от него не ждут. Чутье предсказывало что-то такое, стоило только Чимину заговорить о спецгруппе, и Чонгук соврет, если скажет, что не подозревал об оперативности своего босса. И его излюбленной манере все решать за других. — А если я собственноручно напишу в отставку, что, не примешь? — задает уже по инерции, лишь бы что-то сказать и не начать грубить в открытую. — Не приму. — Зачем тебе это надо? В трубке долго слышится лишь тишина. Затем наконец-то раздается тяжелый вздох. — Лучше тебя у меня никого нет. Вызов завершается, а Чонгук еще несколько мгновений держит мобильный у уха, решая разбить его об стену или о мордашку маячившего за спиной Пак Чимина. Вспоминает, что лицо последнего и так уже довольно подпорчено, а стены здесь хлипкие, и спокойно кладет телефон на прежнее место. Чимин следит за его действиями, как будто действительно чего-то опасается. Чонгук не представляет, как выглядит, на самом деле. Напряженные плечи, неестественно ровная спина, сжатая в кулак левая рука. Но все это и в сравнение не идет с выражением необузданной, всепоглощающей злости. Он делает выдох, второй, постепенно успокаиваясь, но только внешне. Нутро разрывает, царапая когтями и зубами, ярость. Наружу просится, выход пытаясь найти упорно. — Ты закончил, — должно звучать вопросительно, но у Чона совершенно нет сил, чтобы совладать с приказными нотами. — Мы не договорили, — упрямо стоит на своем, Чимин, даже не попытавшись сделать и шага к отступлению. — Договорили, — отрезает Чон. — Выметайся. Он отворачивается к окну. Видит перед собой покрытые утренним туманом верхушки сосен, на много миль растянувшиеся к горизонту. Кажется, смелость Чимина начинает переходить границы наглости, или глупости, потому что по-другому объяснить опустившуюся на его плечо ладонь Чонгук не в состоянии. — Что пр… Чон прерывает его, резко развернувшись и перехватывая узкое запястье, сдавливает так, что несомненно причиняет боль. — Сделаешь так еще раз, — вкрадчивым шепотом говорит он, — останешься без руки. Я, кажется, сказал тебе выметаться. — Чонгук… — Чимин, — с нажимом повторяет он имя, которое восемь лет запрещал себе произносить, и сам удивляется, с какое легкостью оно легло на язык. — Уйди. Разжимает пальцы медленно один за другим, удостоверившись в глазах напротив о том, что посыл остался понятен. Чимин уходит, аккуратно прикрыв за собой дверь. Оставляет его вариться в котле собственных мыслей — тягучих, липнувших к рукам и ногам, пачкающих душу изнутри. Чон знает: его злость — продукт собственной невысказанной надежды. Наивной, детской местами, которую он усердно прятал два с лишним года от самого себя, в первую очередь. Надежды, что все обернется именно так, как случилось сейчас, — восстановленное звание и работа, кроме которой он и делать-то больше ничего не умел. Самому от себя и жалости этой противно. Хмыкает, закусывая губу и упираясь лбом о холод стекла. Осознавать факт, что оказался настолько предсказуемым, немного ударяет по его гордости, но успокаивает лишь одно: кроме них двоих, знать никто не будет. Остается только… Ему с одной бы слабостью в лице надежды справиться, так откуда берется вторая? Упорнее и настойчивей, бьющаяся в двери, во все колокола трезвонившая. И упорно, отчаянно рвущаяся за закрытую дверь. Туда, где пахнет апельсинами и порохом.***
— Ты спланировал все заранее, не так ли? — Тэхен из-за спины появляется внезапно. Превращает их уютные разговоры под покровом сигаретного дыма в рутину. — Ты не видишь дальше своего командирского кресла, Тэ, — Чонгук затягивается, совсем не удивляясь, когда ему второй раз за день задают один и тот же вопрос. — Пытаешься угодить всем, чтобы тебя любили. И забываешь про картину целиком. Позволяешь им себя уговорить. — Ты сделал все, чтобы они даже не задумались прислушаться к твоим словам. — Несложно было натравить этих пацанов на тебя, а уж на себя тем более. — Они могли умереть. Как и я. — Да ладно тебе, не драматизируй. У Лима не хватило бы мозгов даже в сортир без помощи сходить, не то что справиться с тобой. — Это комплимент? — Тэхен на секунду прекращается в того, из прошлого, — призрака, что Чонгук пытается изгнать. Чон курит молча. — Ты так и не оставил это дело, да? — Тэ хмыкает с горечью, которая внезапно отдается у Чонгука на языке. — Ты бы оставил? — поворачивает к нему голову Гук, выдыхая тонкую струйку дыма. — Можешь не отвечать, я и так знаю ответ. — Он был и моим другом тоже, — звучит, как упрек, но Чон пропускает его мимо ушей. — Как и я. Ты умудрился подвести нас обоих. Тэхен тянет носом воздух, прячась за болезненным вздохом. Чонгук знает, что слова пулями сейчас вспарывают нутро бывшего друга, но ему не жаль. Не за правду. — Я думал, ты покончил с личиной Лиса, — проглатывает боль Ким, — еще тогда. — Черный Лис полезен, когда дело касается преступных низов. Ему никто из мафиозных царьков в информации не откажет. — Только не заиграйся. — Я не плачу тебе за советы, Тэхен, так что оставь их при себе. Поздновато становиться моей совестью. Ким закуривает.***
Звук ударов разносится по пустующему спортивному залу громким эхом. Цепь, на которой подвешена боксерская груша, звонко елозит по металлическому креплению, дополняя какофонию звуков. Удар, еще удар. И еще один. С каждым из них одна и та же картинка вспышкой перед глазами. Связанный Чимин на коленях. Чужая кровь, стекающая по виску на измазанные щеки. Череда новых — куда сильнее предыдущих. Его слепая ярость, поднявшаяся из груди за какие-то доли секунды. Его внезапное желание убивать, красной пеленой застелившее взгляд. Чону нравится бокс тем, что помогает выплеснуть накопленную энергию, но той на данный момент слишком много. Льется через края его самообладания, рушит барьеры в голове на раз, просачивается в трещины, о существовании которых и не представлял. Он выдыхается, но продолжает выколачивать из груши наполнитель со слепым упрямством. Выдыхается, но, не чувствуя боли содранных костяшек, обрушивает удар за ударом, размазывая кровь и ошметки кожи по грубой обивке снаряда. Майка липнет к телу, влажные пряди черной челки застилают глаза, но Чон не обращает на них никакого внимания. Капли пота собираются в дорожки на груди и спине и, щекоча кожу, скатываются вниз, обрисовывая контуры мышц. С каждым новым хочет выкинуть из памяти въевшиеся, кажется, на самой сетчатке кадры. Чимин на коленях, и его пропустившее удар сердце. Он снова бьет. Двигается, летает по залу и тяжело дышит. Все равно во втором часу ночи желания никто не изъявит здесь появиться. Придерживает грушу, чтобы не уносило от силы в сторону, и колотит, колотит, колотит правой рукой, зажмурившись. Скорость развивает почти запредельную, воздуха в легких катастрофически не хватает — не дышит, а хватает уже ртом воздух, как рыба на берегу. Но и тот кончается, заставляя остановиться. Чонгук хватается руками за округлые бока снаряда и прислоняется лбом к прохладной поверхности искусственной кожи. Его плечи мерно вздымаются, пока он восстанавливает баланс кислорода в легких и крови. Едва заметный, изумленный вздох, который поначалу принимает за собственный, гласит то, что больше он здесь — в два гребаных часа ночи — не один. Не оборачивается. И так знает, кого судьба ему подкинула. Оценивает ее чувство юмора по достоинству. — Чон, откуда эт… — голос Чимина звучит как-то по-особенному сейчас. Не дрожит, но выдает… волнение (?). Не дрожит, но далек от той твердости, которую последнее время слышит Чонгук. Если они вообще допускали себе разговоры. После того — последнего — в шесть часов утра они теперь видятся нечасто. Не избегают специально друг друга, просто расписание Чонгука сейчас немного отличается от расписания всех остальных. Запустив небыстрый процесс возвращения в систему, ему теперь приходится по новой сдавать нормативы и высиживать скучные базовые лекции теоретической подготовки. Готов поклясться, ему их всучили в наказание, но спорить не собирается — попусту потратит время. Чонгук вскидывает голову. Запоздало понимает, что выбрал не лучший наряд для этой встречи. Глубокие вырезы его тренировочной майки вряд ли сейчас скрывают разлившееся великолепие на его спине. Иногда раны оставляют следы. В случае Чонгука — почти всегда. Пули, осколки, отметины лезвий — многим пестрит его кожа. Чонгук поджимает губы, но не оборачивается и не собирается отвечать. Ему нечего сказать на этот счет. Незачем объяснять, что и откуда, — большинство историй вообще бы забыть. Не для ушей они Чимина. Не для только что закончившего академию мальчика. — Чон… — почти шепот. На выдохе. Совсем близко, непозволительно, он бы сказал. — Ох, господи… Пальцы касаются. И это даже не сон. Не мерещится, хотя Чон бы предпочел словить галюны. Он отдал бы многое, чтобы получить справку о невменяемости. Потому что так проще будет объяснить творящееся в его голове мракобесие. Потому что так проще будет объяснить реакцию на прикосновение. Потому что так — прошлое не нужно в узде держать, на сотни цепей каждое воспоминание усаживая. Оно играет с ним злую шутку сейчас, оно изнутри на кирпичики разносит его выдержку. — Чон, почему? — он стоит так близко, что каждый выдох вплетается в нервные окончания. Почему что? Молчал? Получал их все и все равно шел вперед? Ответ у него, кажется, всего один. Но озвучит — и сам себя предаст. — Уходи, — не с надрывом, не хрипло. Голос в такие момент не подводит, но глаза, глаза могут. Не всех чертей он еще рассадил по местам, не всех укротил и заставил себя слушаться. Поэтому не оборачивается. — Когда мы… — конечно, и с места не сдвинется. Послушаться с первого раза — это выше его понимания. Слова подбирает с трудом. — Ты…? — Да, — резко, обрывая дальнейшие слова, отвечает Чонгук. Правда слетает с его губ так легко, так легко обнажается давно зарытое внутри. Чимин давится воздухом, осознавая. Всегда соображал быстро. Его пальцы безошибочно, как будто зная, находят рваный рубец. Тогда это чуть его не убило. Тогда и Чимин его почти убил. Восемь лет — слишком долгий срок, чтобы помнить. Восемь лет — слишком мало, чтобы забыть с вечным напоминанием на теле. Чон находит в себе силы, чтобы развернуться. Чтобы пальцами вцепиться в чужое запястье и отвести руку от себя. И в глаза Паку посмотреть — тоже. Земля не вылетает из-под ног, стены не взрываются, планета вертится себе привычным макаром, их мир не рушится. Там просто нечему больше ломаться. Похоронено давно, погребено под слоями, один за другим нарастающими восемь лет. Пак смотрит внимательно, Чонгук — из-под бровей, с маской отрешения на лице. Только глаза, как и всегда, врать не могут. Цепи трещат под напором. Чимин не плачет, слез нет, но волны боли разбиваются о каменную твердь черных зрачков Чонгука. — Как я мог не заметить? — шепчет он Чонгуку в лицо. — Не увидеть все… это? Его шрамы. Отметины, что получал с тринадцати лет. Следы от пуль, осколков, ножей и ржавых гвоздей. Ими ведь пестрит его кожа. — Ты не смотрел, — так же шепотом, делая больно. Кому, только вот? — Гук-и, я… — закусывает губу, а Чону рычать впору. Рычать, чтобы прекратил. Чтобы не испытывал больше его терпение. Прошлое — единственный стержень, оставшийся внутри. Прошлое — единственный путеводитель, способный привести его к цели. Добиться… хотя бы чего-то. Прошлое подводит его, смотрит глазами, взгляд которых даже пуля не смогла из сердца выбить. Чон приходит в себя, только когда чувствует холодное касание пальцев на мокрой шее. Он и думать забыл, что пот градом стекает по его телу. Чон приходит в себя, только когда в губы ему выдох вперемешку со стоном прилетает. Когда жарко становится не от интенсивности проведенной тренировки, а от жмущегося и льнущего навстречу крепкого тела. Чон приходит в себя, когда под ладонями перекатываются мышцы, что выдерживают стены напор, в которую он Чимина впечатывает. Чон теряет себя и частичку рассудка, когда губы открываются ему навстречу. Это ничего, ровным счетом, ничего для него не значит. Это все похоронено и тысячи раз забыто. За восемь-то лет. Прошлое жизненно ему необходимо, чтобы цели добиться и удержать бешеных псов на привязи. Прошлое подводит его, громкими всхлипами разрывая тишину в два часа ночи, зарываясь пальцами в волосы на затылке. Чонгук ловит их и давит глубоко внутри собственные. Ладонями отцепляет от себя запястья, заводя их над головой Чимина и там же удерживая, придавливает их к стене — как собственным весом ставшее в один момент хрупким тело. Смотрит. В глаза больше не боится. Всю правду и так выдал, скрывать больше нечего. — Это не значит ничего, — размеренно чеканит слова. — Ничего, — эхом за ним повторяет Чимин. Вот она правда — в громе их шепота, в молниях их взглядов. Вот она правда — в грозе, развернувшейся между их губами. Вот она — шаровой молнией мечущаяся от одних пухлых искусанных губ к другим. Разрывающаяся миллионами искр, стоит им соприкоснуться. — Ничего… — сбивчиво шепчет Чонгук, сопровождая слова новым поцелуем, — ничего, ничего не значит. — Нет, — Чимин беспрекословно с ним соглашается. Их шепот, их вздохи, шелест рук по коже — буря, гроза, целый ураган, похоронившие тишину в два часа ночи.